Часть 2 (1/1)

...И я вчитался в слова, что были написаны выгоревшими до пыльного цвета чернилами на пропахшей табаком и гарью чуть ли не оберточной бумаге, в объявлении, наполовину отлипшем от беленой шершавой стены, с трудом продираясь через колючий, корявый, как чертополох, почерк, разбирая дикое правописание: "Разыскиваицца... приметы: хромаит, заикаица, нету двух пальцыв...", и когда уразумел, о чем, о ком, вернее, там идет речь - утро сразу померкло, пропало, погасло, и буквы заплясали у меня перед глазами, как назойливая, неотвязная мошка, зажужжали в голове, и в ушах грянул пьяный рык: "Рррастопчту! Ребра перрреломаю!", и страх, что покинул меня, было, снова опутал меня тугой витой плетью, стреножил узловатым ремнем, и я привалился, задыхаясь от бессилья, чтобы устоять хоть как-нибудь, к этой белой стене, наверное, сам сравнявшись, слившись с нею враз побледневшим лицом... ...Как прижимался не раз и не два к стене фургона, обитой нечистым уже, прокопченным холстом, зная, что сейчас мне отвесят оплеуху, едва не свернув мне шеи, дернут за руку, чуть не вынеся ее из плеча, и ткнут в прибитую железным кулаком к столешнице мою ладонь тлеющим сигарным окурком, и сожмут ее в кулак, а чуть погодя по моим плечам, бокам, голове загуляет плетка - спина моя, а воля-то хозяйская - и потом мне придется, оступаясь на каждом шаге, двигаясь по одной половице, сжимаясь от каждого ее скрипа, выходить на площадку между цирковых палаток, где стоит стул на гнутых ножках, и я уже не пытаюсь даже вырваться из злых паучьих рук (пробовал я поначалу убегать, но кнут меня неизбежно догонял, и я летел наземь, как узел с тряпками, ссаживая локти о камни, под общий хохот и многоголосый свист), и Хайме примотает меня, крепко захлопнув рот с тонкими злыми губами, обрывком просмоленного каната к этому трижды ненавистному стулу, выкрутив мне руки, да так, что под ключицами и глубоко в груди начинает щемить, свяжет для верности кисти своим шейным платком, больше похожим на серую скрученную веревку - и оставит на посмешище всем и каждому… ...И не сразу я смог различить на фоне стены, среди серых камней, еще хранящих остатки мела, белый, чистый, исписанный убористо, но крупно, лист почтовой бумаги, а когда рассмотрел его -не поверил сам себе, стоило мне прочесть те выведенные там спасительные слова...