Часть 14 (1/1)
...И я почти совсем обезножел и обессилел - от голода ли, от непреодолимой ли усталости - настолько, что после передышек под какой-нибудь оградой (если меня оттуда никто не сгонял) или на обочине, поднимался с трудом, упираясь локтями в камни, отталкиваясь от прогретой, твердой глины, истоптанной сотнями ног и копыт, прорезанной кривыми колеями,глубоко вдавливая палку в густую и мелкую пыль - и я становился седым от этой пыли, и дышать из-за нее было все трудней (или давала знать о себе та трижды клятая железка?)....А когда начинались ливни, и глина, круто замешанная на пыли, рыжела и делалась скользкой - я топтался, влипнув где по щиколотки, а где и по колено, в эту холодную, чавкающую, брызгучую грязь, как в бытность свою подручным гончара, и мне мерещилось, будто я за день так и не сдвигался с места, навеки увязнув на этой забытой и разбитой дороге, и я боялся, что останусь тут, свалившись в мутную лужу, и не дойду туда, где низко над горизонтом искрилась, сверкала и сияла моя звезда - та самая......И все реже и реже удавалось мне наняться в работу, хотя бы в самую черную - а воровать было противно, попрошайничать - совестно, и мало кто уже, сжалившись, звал меня,чтобы поручить мне какое-нибудь мелкое дело, с которым за недосугом было самому не справиться - но и тут бывало всякое: кто помогал мне потом какой-нибудь едой, а кто и обманывал, выталкивая со двора и крича, что сей же час натравит на меня собак, если я не вытряхну все, что успел стащить, из рукавов и из-за пазухи - и трепал меня за шиворот так, что у меня зубы стучали и свет перед глазами мерк......И вот в один из таких трудных и горьких дней я выбрел на душную, прокаленную солнцем, как противень на кухонной плите, пустошь, и едва не ослеп и не оглох от рева, писка и воя, от пестроты шатров, палаток, флагов и повозок, и дыхание у меня перехватило от запаха дыма, к которому примешивался тошный смрад скотного двора - а еще сильней в нос бросался жирный, масляный дух съестного...... И мне тоскливо подумалось - хоть бы корочку какую попросить, заветренную, залежалую, я бы отработал этим людям их доброту, и, кое-как, дрожа ознобной дрожью и всем телом навалясь на свою палку, я попробовал подойти к самой ближней палатке, хотел окликнуть кого-нибудь - и тьма сомкнулась надо мной. На два долгих года...