Часть 12 (1/1)

...И старуха все ушивала да ушивала мою разорванную, истертую до прозрачности, одежку, проворно орудуя кривой рыбачьей иглой, и ставила на колени и локти заплаты из мешковины, на которых виднелись размытые чернильные оттиски печатей, а я все смотрел, как обломки плавника*, прогорая и рассыпаясь на золотисто-красно-синие уголья, брызжут искрами, как из устья печки течет, не иссякая, белесо-сизый дым, от которого першило в груди и отчаянно хотелось кашлять (хоть я и знал, чем это закончится для моих перешибленных ребер), и, мало-помалу пригревшись, я начинал дремать под лязг овечьих ножниц и шорох суровой нитки, или под скрип зерна под пестом в каменном корытце, когда хозяйка моя затевала стряпню, готовясь проводить меня в дорогу... ...И, чтобы я расхаживал непослушную, нерабочую ногу, она нередко подгоняла меня окриками - а слышать ее клекочущий голос, скрипучий и заржавевший, у меня уже почти не оставалось сил, и, цепляясь за выступы каменной кладки, за переплеты прутьев, я до упаду, до испарины кружил в четырех стенах, и, когда старуха Инес все-таки проявляла милость, давала мне передышку - проползал под свесом крыши, выбираясь из прокуренной темноты наружу, и сидел на горячем камне, на припеке, растирая понемногу ноющие плечи и сведенные, омертвевшие пальцы, пока меня не загоняли "в домой"... ...И старуха Инес раздобыла где-то палку с раздвоенным навершием, и я весь вечер перед последней ночевкой в этой убогой, маленькой, в землю вросшей хижине обматывал эту развилку сперва размочаленной рогожкой, от которой почему-то пахло сдобной выпечкой, а потом, поверх мочала - той же мешковиной, которой латали одежду мою; и уже перед сном распарывал швы еще на одном мешке, чтобы превратить его в накидку с капюшоном, и ладил из соломы и лоскутьев себе что-то вроде обуви... ...И хоть тут было и тесно, и скудно мне обитать -как-то даже стало жальрасставаться с этой лачугой, в которой я четыре месяца таял, словно свечка, и на диво старухе сумел вцепиться в себя самого и удержаться на каменистом, обрывистом краюпредсмертия,- и пускай все это время и не находил я себе места ночами, пытаясь не ворочаться на своей тесной лежанке, заталкивая крики языком обратно в горло, ожидая в ознобе от страха и радости пришествия того, кто загнал меня сюда, из-за кого я дошел до жизни такой - я все-таки выжил... ...И теперь день и ночь ломал голову над единственной мыслью - а чего ради?...