Часть 4 (1/1)

Есть любовь не кого-то за что-то,а любить, как дышать, как жить...*** Тем вечером пошел дождь, обрушивая на головы жителей Белого города мощь потока воды, подобного которому не было многие годы. Он барабанил каплями то тише, то все громче, вознося славу громыхающим тучам. Леголас потянулся и, заморгав, огляделся. Устроившись на скамье открытого балкона трапезного зала, сейчас заставленного пирующими столами, он надолго задумался, отдаваясь звукам капель о камень, и не заметил, как небо почернело уже не от туч, а от наступившей ночи. Совсем рядом шумели деревья. Оставив шум пира далеко за пределами слуха, он был с ветром наедине, его игрой с листьями и мелодией, казавшейся такой печальной, что у каждого, чье сердце не было вырезано из камня, наворачивались слезы на глаза. Темнота поглощала печальные лики вновь уходящих на войну и лики их провожающих.

Какая из участей была хуже, он не знал. Стрелы лунного света падали на прикрытые глаза, будто были выпущены метким стрелком. Она из них вырвала из тьмы лицо Арагорна. Музыканты, где-то далеко в зале, символично затянули меланхоличную ?Песнь ветров?. Леголас повернулся к товарищу, находя отяжелевший от выпитого вина взгляд. Войнаизменила Арагорна больше, чем иных оставшихся членов Братства Кольца, но не бросила и тени на его душу. Они в тишине дослушали ?Песнь ветров? и нескладное подвывание зала, и человек нарушил тишину. — Я лишь хочу все сделать правильно, — проговорил он. — Как бы на моем месте поступил ты? Язык его заплетался от вина, а взгляд был устремлен в теплоту освещенного зала. Леголас проследил за тем взглядом и наткнулся на улыбку Арвен, о чем-то беседующей с придворной дамой. — Казни свой страх, пусть он бежит от тебя в ужасе. Арагорн отвел взгляд от эльфийки и вовсе отвернулся к раскинувшемуся за парапетом саду. Леголас продолжил: — Ты предназначен для этой высокой цели, мой друг, — сказал он всеобщим, чувствуя, что хмельному разуму витиеватый эльфийский сложен к пониманию. — Зло поселилось среди нас на много веков, и мы должны выжечь его огнем и мечом. Это наше призвание — твое, мое, полуросликов и волшебников, гномов, эльфов и людей. Ему частенько доводилось видеть, как страх перед ошибками превращал мужчин в бормочущих идиотов, мудрецов — в беспросветных глупцов, а королей обрекал на тысячи лет презрения и одиночества.

Ветер полыхнул прохладой непрекращающегося дождя, и в глазах Арагорна он прочел отчаянное желание верить в сказанные слова. — Я желал вернуться из каждого боя, но из этого — особенно сильно. Ради нее. — Он перевел взгляд на Леголаса. — Ты любил когда-нибудь настолько отчаянно? — Лишь однажды. Несколько веков она была мне добрым другом и соратником, но... В памяти болезненно всплывали воспоминания зелени глаз и волн рыжих прядей, будто ночь могла статься еще дождливее. Порывистые, четко выверенные движения охотника, крепкие пальцы, сжимающие кинжал, лук, стрелу, его ладонь. Бесстрашный голос, перечащий Владыке, и тот же голос, обещающий не давать надежды принцу... И она не давала. — Расскажи мне о ней, — просит Арагорн. Рассказывать было нечего — сердце таило в себе лишь далекую печаль и тихую, светлую грусть, будто о давно потерянном друге. — Дочь леса. Так ее звали. Она была смертоносной и безжалостной. Убийцей. Но в то же время... Так сильно отличалась ото всех, с кем я был тогда знаком. Ее бескомпромиссность, спонтанность и пылкость так сильно запали мне в сердце. — Почему вы не были вместе? — Любил я, она же полюбила другого. Да и... — Он запнулся, и Арагорн со смешинками в пьяных глазах на него посмотрел. — Говори уж, раз начал. Леголас вспоминает суровый взгляд отца и его недовольство, стоило лишь слугам доложить о том, что принц и глава стражи вновь находятся в непосредственной близости друг от друга. — Ты пьян, Арагорн, — добродушно говорит он. — И выбрал не ту тему, на которую нам обоим было бы приятно говорить.

Леголас перекидывает ноги через парапет балкона и, легко оттолкнувшись, соскальзывает во тьму ночи и шелест дождя, растворяясь в мутном взгляде. Король людей еще много долгих минут остается неподвижным, пока глаза не стали устало закрываться сами собой. Он облизал пересохшие губы. Для других кажущийся всегда спокойным и здравомыслящим, он всегда был растерзан сомнениями. Неужто хоть кто-то в целом мире мог быть абсолютно уверен в своей правоте? Быть может, только безумец. Той ночью Леголас не ложился. Терзаемый предвкушением неизбежного и опасениями возвращения прошлого сна, он встретил первые солнечные лучи сидя у окна своих покоев. С давно собранной дорожной сумкой всех его немногочисленных вещей, полным колчаном стрел за спиной, заточенными клинками в ножнах и абсолютной, святой уверенностью в том, что в Гондор он не вернется. Когда слуга подводит его верного коня, он по привычке оглядывается в поисках Гимли, с которым они много дней делили седло, но тот уже был верхом на крепком буром пони. Леголас улыбнулся, зная его неукротимую тягу к независимости. Он шепчет коню эльфийские приветствия и ласково гладит по носу. Седловая сумка полна гондорских яблок, и теперь они сослужат лучшую службу, чем бессмысленными мишенями его стрелам. Верхом на белогривой пятнистой кобыле ему приветственно кивает Арвен. Ее волосы убраны в тугую косу, украшенную сотнями крошечных самоцветов; свободное серое платье подпоясано кожаной веревкой, с болтающимися на концах серебристыми листьями. Принцесса воистину была вечерней звездой своего народа, хоть и воплощалась в ней красота Лючиэнь — звезды утренней. Арагорн седлал коня последним. Он долго обнимал Фарамира, что-то тихо тому втолковывая, и вглядывался в глаза. Леголас не знал, что за клятвы были даны наместником своему Королю, да и узнать не пытался, безмолвно чтя тайны не своего королевства. Армия Гондора и эльфы, что согласились идти вслед за Владыкой Элрондом и своей принцессой, были давно отправлены вперед, в Лориэн, ведомые доверенными полководцами. От того с Белым замком сейчас прощались лишь пятеро всадников. Выезжая за стены, Леголас не оборачивается, не прощается с возвышающимися белыми башнями, как не оборачивался и не прощался даже с родным Лесом, десятилетия назад его покидая. Эльфийский век долог. И лишь Эру ведает, куда приведет его дорога через день, а быть может, и через тысячелетия. Жители Белого замка еще долго стояли в рассветных потемках и смотрели, как уходит их Король. Никто не смеялся, не пел. В след летели лишь негромкие пожелания доброго пути, провожавшие их. Наконец, пятеро всадников свернули за высокие стены, пропадая из виду. Перейдя через крепостной мост, отряд медленно двинулся по извилистой тропе в глубокую долину, через вересковое поле и сквозь колыхающий колосья прохладный ветерок уходящей ночи. Не сговариваясь, они не пускали лошадей вскачь. Через час они сошли с дороги и, повернув на север, двинулись протоптанными тропинками по всхолмленной местности. Им предстояло еще несколько лиг держаться этого направления, чтобы достичь прилежащих к Белому замку деревень. Земля тут была бесплодной и неровной. В отличие от зеленых долин Великой реки, что ждали их дальше, она не располагала даже к путешествиям, не говоря уже о жизни и земледелии.

Впереди их небольшой процессии шагал Серогрив — конь Гэндальфа, хорошо знавшего эти места и каждую тропку. За ним бок о бок ехали Арагорн и Арвен, о чем-то тихо переговариваясь, и Гимли, пыхтящий трубкой. Леголас по обыкновению замыкал строй. Кони шли будто и не быстрее улитки — их не пускали даже быстрым шагом, опасаясь напугать и переполошить селян, — но уже к обеду путники достигли последней деревеньки. Каждый из них глубоко прятал лицо в капюшоне, стремясь быть неузнанным.

Гэндальф остановился и поглядел на оставшиеся позади невысокие мазанки и хижины. — Мы неплохо идем, — он огладил рукой шею Серогрива и тот счастливо фыркнул. — Здесь граница земель Белого замка.

— Как скоро мы будем у Лориэна? — спросил Гимли. — Птицей лететь два дня, — загадочно ответил Волшебник. Арагорн подвел своего коня ближе к Гэндальфу и сказал задумчивым голосом: — Лориэн не цель наших странствий. Не будем загадывать далеко, но двигаться вдоль Андуина, начиная от самого истока, будет быстрее. — Мы подойдем слишком близко к Рохану, — возразила Арвен. — Это опасно. — Нет, принцесса, — сказал ей Гэндальф. — Мы поскачем во всю прыть, останавливаясь лишь днем на короткий сон или в крупных деревнях. Время ценно как никогда. Леголас слушал их разговор, но ни слова не промолвил. Далеко на западе он видел ясные силуэты высоких гор, вдоль которых будет тянуться их путь. Ближе всего — в дюжине дней пути — возносились два пика. Словно облитые топленым сахаром, их голые склоны утопали в лучах солнца, будто горя жаром гномьих кузниц. Леголас знал, что это были те самые горы, где много лун назад Братство Кольца повстречало каменных гигантов. Быть может, они и по сей час, не тронутые тьмой и войною, вели свои бои, швыряя друг в друга глыбы. Далее Мглистые Горы расступались, и меж их отрогами крылся незабвенный Нандирион — Маревая Долина. Там многие века назад жили эльфы. Совсем иные, чем лесные жители. Они, покидая разрозненное войной Средиземье, еще во Ворую Эпоху отправились в Серебристую Гавань, но как и сказал Арагорн — не стоило загадывать далеко. Ни вперед, не назад. До самой поздней ночи, как и было задумано, они гнали лошадей во всю мощь далеко на восток. И лишь под утро остановились, давая животным напиться воды и перевести дух. Гэндальф разжег огонь, полыхнув огнивом и едва не подпалив свою бороду, чем рассмешил принцессу Арвен, вырывая ее звонкий переливчатый смех. Они стояли в глубокой лощине, окруженной невысокими, но коренастыми дубами. Тут было сыро даже на за день прогретой солнцем земле. Их поздний ужин или, как водится, ранний завтрак прошел в умиротворенной тишине, и путники поспешили лечь спать. Первому дежурить выпало Леголасу, и то было к лучшему — ложиться он не собирался; несмотря на бессонную предыдущую ночь и долгие часы в дороге, усталость не брала над ним верх. Гэндальф спал, прислонившись к коряге и глубоко натянув капюшон, по бокам от него лежали Гимли и Арвен, и Леголас с тихим смешком заметил, что стройное похрапывание шло с обеих сторон, и лишь Арагорн был молчалив и подавлен. Он недолго посидел у костра, а после ушел на край лощины и остался там в тени дерева, поглядывая то на север, то на юг и к чему-то прислушивался. Леголас прислушался тоже, но кроме шума листьев, эльфийский слух не уловил ни шороха. Арагорн вернулся и хмуро посмотрел на беспечно спящих путников и вопросительно глядящего на него эльфа. — В чем дело, Арагорн? — тихо окликнул его Леголас. — Что ты там высматриваешь? Тебе не хватает восточного ветра? — Отнюдь нет. Я бывал тут несколько раз — проездом и на охоте.Никаких поселений тут давно нет, но круглый год равнины и поля полны зверей и птиц. А сейчас я не слышу ни звука. Леголас сразу насторожился: — Верно. На мили вокруг ни ни единого звука.Быть может, живность просто перепугалась путников? Люди здесь не частые гости. — Хорошо бы, если так, — сказал Арагорн. Особенно громко всхрапнул Гимли, и вновь воцарилась полней шая тишина. Леголас убрал огромную корягу из костра, позволяя огню пожрать лишь мелкие ветки и, наконец, потухнуть — Ложись спать, Арагорн, — сказал он. — И ни о чем не тревожься... ?Пока еще рано?, — хотел сказать он, но вовремя смолчал. Человек кивнул ему и, подхватив меч да дорожный плащ, устроился у другого камня. Наступившая вскоре тишина проняла эльфа, привыкшего к постоянному шуму хоть чего-нибудь, напоминавшего о реальном мире.

Стоило напрячь слух. И вот, он слышал дыхание спящих, пасущегося пони, что похлопывал хвостомда изредко переступал копытами — теперь все это казалось Леголасу грохотом на всю округу. Будто бы он слышал даже бегущую по собственным венам кровь и лучи вновь восходящего солнца, окрашивающего небо в ясный голубой. Он знал, что не одну луну сменит небосвод, прежде чем они доберутся до Лихолесья, но тягостные мысли обуревали его уже сейчас.***