16 (1/1)

Не выдержав очередного признания, Глеб хлопнул дверью, громко выругавшись. Ивана очнулась не сразу, медленно выплывая из тумана мыслей. Выйдя в коридор, она заметила, как он уже заворачивал за угол, явно намереваясь выйти на улицу. Окликнув его, в ответ Ивана получила ровным счётом ничего, но расстраиваться она не спешила. Вернувшись в палату и схватив со стула кофту, она бросилась вслед за Глебом под накрапывающий дождь.Пальцы дрожали, и он всё никак не мог подкурить сигарету. Нервы совсем сдали, и сигарета полетела прямо на мокрый асфальт. Пришлось наклоняться за этой дрянью, но без неё Глеб, казалось, не справится, а когда это самое ?спасение? у него выбила тонкая рука, он отчаянно рыкнул. Рука дёрнулась рефлекторно, но стоило ему разглядеть лицо Иваны, как пальцы замерли в паре сантиметров от её шеи. Всё та же дрожь, которая теперь уже охватила всё тело, раздражение, что она выперлась за ним в дождь, и огромный чан ненависти к самому себе за проявленную слабость перед её словами.Вглядываясь в его напряжённое лицо, Ивана разглядела там ничем неприкрытое саморазрушение, которым он хотел себя наказать. Поддавшись вперёд, подставляя свою шею под его тонкие и холодные пальцы, она уверено смотрела ему прямо в глаза, одним лишь взглядом умоляя его не уходить.—?Я на шаг впереди ровно до того момента, пока ты сам не признаешь перед самим собой своих чувств,?— проговорила она сбивчиво. Поддавшись ещё ближе, прижимаясь уже телом к его телу, Ивана встала на носки и шепнула ему на самое ухо:?— У нас один путь, но только ты идёшь окольной дорогой. Ничего страшного, я подожду тебя. Ты ведь вернёшься ко мне? Не хочу засыпать одна,?— призналась она, целуя на прощание его в щёку.Глядя ей вслед, Глеб думал лишь о том, как бы не разорвать её прямо на месте. Будто подхваченный её лихорадкой, он чувствовал себя больным, а лекарства, к его счастью, от подобной болезни ещё не изобрели. Одежда уже неприятно липла к телу, и он даже сделал пару шагов в сторону больницы, надеясь, что она его обогреет, но заставил себя остановиться. Глеб знал, что она всегда скажет ему ?да?, но только сейчас ему нужно было справиться со всем этим одному. Ивана, воплощение его любви, дала ему время, потратить которое нужно было с умом.Он бы ещё днём пришёл к ней, но нужно было разобраться с тем парнем, который сбил её в парке. От разбитых костяшек лучше не стало, но зато он хотя бы выпустил пар. Теперь им вновь предстояло разлучиться, но ненадолго, Ивана ведь так хитро намекнула ему, что ждать будет его именно этой ночью. Глеб тоже больше не хотел засыпать один, но, чтобы попасть в её кровать, теперь ему нужно было уйти. Уйти, когда так сильно хотелось остаться.***Рассмотрев книгу со всевозможных сторон и углов, Ивана чуть ли не прожгла её взглядом, полным любопытства, насквозь. Совершенно точно запомнив слова Марины, что книгу она взяла с заднего сиденья машины Глеба, Ивана уже прокрутила в голове сотню теории о том, зачем ему вообще могло понадобиться возить с собой книгу. Все нити, которыми были оплетены её теории, сводились к одной точке?— книга была ему дорога, и именно эта ценность и вызывала столь огромный интерес в девушке. Всё же в обложке она так и не смогла найти ничего примечательного, хоть изображённый собор Парижской Богоматери и отдавал цветущей мрачностью. Обладай Ивана суперспособностью преобразовать архитектурное строение в музыкальное произведение, то получилась бы готически-романтичная мелодия, полная скорби и мучений, которые в итоге принесли всё же бы избавление и ту свободу, в царстве которой никто другой не смел бы найти ни героев романа, ни её саму с Глебом.Открывая оглавление, Иване пришлось пройтись пальцем по странице, чтобы та не торопилась ?убежать? от неё. Конечно, рассматривая корешок, она сама уже поняла, что книгу вряд ли открывали больше пяти раз, но всё же надеялась, что всё не так уж и плохо. Чтобы хоть как-то решить проблему с корешком, Ивана принялась пролистывать книгу, правой рукой держа её за тот самый корешок, а большим пальцем левой пробуя листы на вкус. Перед глазами мелькнуло что-то тёмное, но, определённо, не чёрного цвета, значит, это были не выведенный при печати текст. Поджимая губы и сдувая с лица непослушные пряди, Ивана вновь принялась бороться с корешком, но только на этот раз она напрягла глаза, максимально сосредоточившись на цвете самих страниц. Ей во что бы то ни стало нужно было найти тот не вписывающийся в палитру напечатанного текста цвет.Желание охватило её с ног до головы, а сердце ускорило ритм, предчувствуя близкую разгадку тайны. Мысль, что Глеб мог скрывать там что-то личное, конечно, приходила ей в голову, но она была столь ничтожна, что тут же и уходила, не оставив после себя даже тени на угрызения совести. Нарушая личное пространство уже в третий раз, лихорадочно блестящие глаза Иваны наконец ухватили нужный ей цвет, а пальцы остановились почти что в нужном месте?— всё же пришлось пролистнуть пару страниц вперёд. Увидев исписанные угловатым почерком страницы, глаза её расширились ещё больше, а с губ сорвался капризный выдох с долей облегчения. Внимательно разглядывая его почерк, будто он таил в себе ключ к разгадке самого Глеба, она внимательно изучала буквы, огибая взглядом каждый хвостик и острый угол.Не думала, что у тебя такой красивый почерк. Я где-то читала, что почерк может очень многое рассказать о своём хозяине. У меня, к примеру, он мелкий и ?плотный?, я бы сказала. В школе мне говорили, что это явный признак неуверенного в себе человека, скрытного и замкнутого, что подходило мне очень даже отлично в то время. Потом Марина где-то вычитала, что мелкий почерк?— это признак неконфликтного человека, что немного всё же скрашивало моё отношение ко всему этому. Не думаю, что я до сих осталась таким же скрытным человеком, ведь чего только стоят все мои признания тебе. А вот у тебя же почерк резкий и своевольный, что ли. Сказать по правде, тебе это подходит, но в то же время и нет, ведь я же знаю, каким заботливым и внимательным ты можешь быть, а ещё я знаю, что это далеко не предел.Поверх напечатанных букв Ивана прочла выведенные синей пастой предложения следующего содержания:?Я не твоё убежище, тварь! Прекрати преследовать меня и просто верни ключи от моего дома. Поглумилась надо мной, да? Вот только это не я, а ты, именно ты скулила подо мной, прося об объятии и безопасности! Какая же ты всё-таки нарциссичная сука. Гореть тебе в огне! Ненавижу то, с какими мыслями ты меня покинула.?Ты написал это после нашей первой встречи? Ну точно же ведь! Убежище… я просила у тебя дать мне безопасность в ту ночь, обнимая тебя крепко-крепко. Оказывается, для тебя это тоже кое-что да значило, в ту ночь я не была одинока, а ты всё равно не смог оказаться таким холодным, каким хотел себя видеть. Ты ошибся, Глеб. Как далеко бы ты не бежал, ты всё равно стал для меня тем, что я так долго желала. Я понимаю, почему ты так злился, ведь я так бесцеремонно влезла в твою жизнь и навела там свои порядки, что твой гнев, возможно, даже оправдан. Как только ты не придушил меня тогда? Ты правда считал меня сукой, или это в тебе говорила лишь злоба? И в огне мне ещё сгореть надо было, да? Забавно, учитывая, что горим мы оба. А я же вот ненавижу, когда меня покидаешь ты, и мысли после этого я тоже ненавижу. Потому что они дурные, полные отравы и такие одинокие!Приводя мысли в порядок, Ивана всё же отложила книгу рядом на кровать и глубоко выдохнула. Она прекрасно понимала, что это было ещё осенью, многие месяцы назад, когда им руководил гнев, но читать о себе подобное всё же было неприятно. В его словах было столько гадости и лютости, что у неё невольно сжималось сердце. Ивана уже давно подозревала, что жизнь у него была не сахар, и ей очень хотелось выгнать весь этот мрак и всю пережитую им боль за пределы его жизни, но написанное лишь в очередной раз доказало ей, каким же гнилым Глеб был на самом деле.Порабощённый ненавистью, он во всём видел лишь проявление отрицательного и гнусного, а ведь под всем слоем этой жирной гадости было и прекрасное. Иване от всего сердца хотелось, чтобы он, наконец, смог увидеть то, что видела и она сама, ей хотелось показать ему нечто красивое и тёплое, чтобы его руки перестали морозить её при каждом прикосновении, хоть они и были желанными. Тяжело сглатывая неведомо откуда появившийся комок в горле, она опустила руку себе на грудь и надавила со всей силы, пытаясь унять разогнавшееся сердце. Казалось бы, она всего-то лишь прочла пару слов, написанных от его руки, но отголоски той боли, которыми были пропитаны буквы, заставляли её душу скукожиться под тяжестью этой ноши.Ей в очередной раз захотелось оказаться в его объятиях и обещать, пока не устанет язык, что она всегда будет рядом с ним и всегда поможет, поддержит его. Так хотелось сказать, что она любит его, что он не одинок и ему незачем нести весь этот крест самому, потому что она может помочь ему, что уголки глаз увлажнились и пальцы нервно сжались в кулаки. Теперь Ивана чувствовала ещё более сильное желание быть рядом с ним, зная, что ему это необходимо, ведь все эти мучения были далеко не прекрасными. Она невольно вспомнила, как он звал её сказкой, будто пытался намекнуть ей, что ему не хватает волшебства и той доброты, которой эти самые сказки наполнены. В ту секунду, когда эта мысль пронзила её, Ивана пообещала самой себе, что сделает всё возможное, чтобы подарить ему это самое волшебство, которое подлатает его раны.Собравшись с силами, она потянулась обратно к книге и, перелистнув страницу, прочла короткую запись:?Пошла ты нахуй, Ваня! Седей же ты на глазах у мужа, а меня оставь в покое!?Ты как всегда груб, Глеб, посылая меня подобным образом уже во второй раз. Мне неприятно, но я знаю, что тебе в разы хуже, поэтому пока что я не стану зацикливаться на этом. Мы вернёмся к этой теме позже, будь уверен. Оставить тебя в покое? Я уверена на все сто процентов, нет, на все тысячи тысяч процентов, что ты этого не хочешь. И да, не волнуйся, я поседею именно на глазах у мужа, так что зря ты только заикнулся об этом. Ты ведь и сам понимаешь, что моим мужем будешь именно ты, настоящим мужем, с которым я создам настоящую семью.Тема семьи не отзывалась в ней уже столь болезненно, хоть неприятный осадок после сна до сих пор колол изнутри. Спасала лишь вера, что Глеб будет рядом и никуда её не отпустит, что он поможет справиться со всем навалившимся на их жизнь снегом боли и отчаяния. Даже желание уезжать куда-то на другой конец России, как она делала это раньше, спряталось в свою нору. Ивана чувствовала, что больше ей не нужно искать убежище у мира, отправляясь в ?путешествия?, которые на самом деле были лишь трусливым бегством. Возможно, её поездка в Краснодар была последним бегством, которое она совершала, а далее, если ей и нужно будет бежать, то направление она выберет прямиком к Глебу.Прочесть осталось ещё один кусок, но глядя на большой объём, Ивана уже мысленно готовила себя к жгучей неприятности в виде очередных терзаний и обзывательств в её адрес. Внутри поднималась высокой стеной волна страстного желания уединиться с ним где-нибудь под солнцем, вдали от толпы и шума города, а затем, целуя и обнимая, без всяких стеснений и опасений говорить о любви, говорить о всей этой боли и расколе, который повлекла та осенняя ночь, а потом наслаждаться друг другом открыто и чувственно, вновь заводя разговор о любви.?Ты была в моей машине, а я всё трогал тебя и трогал, раздевал тебя. Ну скажи же мне: зачем ты плакала? Тебя ведь утащил не чёртов горбун, но ты, наверное, так сильно хотела потерять сознание, тоже хотела летать над землёй, как она, но мы, сука, были всего лишь в моей машине. Ночь. Питер. Время от времени я слышал твоё низкое мычание, твои слишком уж шумные выдохи и резкие вдохи. Больше не появляйся в моей жизни! Я устал курить из-за тебя, устал просто от этой ночи, устал от мыслей. Только представь, Ваня, я тоже хочу в убежище! Но ты, тварь эгоистичная, не делишься своим местом под солнцем, ты тот самый ?безобразный дух?, что решил взять под контроль мою жизнь. Ха! Выкуси же, сука, а лучше отсоси. Я больше никогда и ни за что тебе ничего не дам. Плати! Плати, если хочешь что-то получить.?Эти строки Ивана читала с жадностью, больше не сдерживая слёз и той лихорадки, от которой едва заметно сотрясалось тело. Воспоминания заставили её вновь пережить ту ночь, а детали, которые времени так и не удалось притупить, делали картину ещё более живой и явной, чем можно было представить. Со стороны Иваны будет честно, если она признается, что забывать ей на самом деле ничего и не хотелось, ведь это была её жизнь, и да, он всё трогал её тогда и трогал, но после же трогала и она сама, бесстыдно обнимала и прижималась свои телом к его телу как можно плотнее. И плакала она потому, что была причина, как и сейчас, когда слёзы вольно катились вниз по щекам.Ты вслушивался в моё дыхание? Забавно. Нет, правда, Глеб, это даже интересно, ведь я и не думала, что ты был таким внимательным. Я не могу выполнить твою просьбу, хотя, это, скорее всего, был приказ. Я уже в твоей жизни, и нам от этого никуда не деться. Я тоже очень сильно устала! Устала от твоих уходов и твоего молчания, а убежище… ты ведь и сам прекрасно знаешь, что я всегда защищу тебя, укрою от боли настолько, насколько мне хватит сил, и даже своё место под солнцем уступлю тебе, лишь одному тебе. И вовсе я не ?безобразный дух?, ты сам говорил, что я потрясающая, и да, твои последние слова?— бред. Я уже столько всего дала тебе, но в ответ же не получила тех слов, поэтому теперь ?платить? мне должен именно ты, Глеб. Ты отдашь мне всё, даже то, что у тебя нет, всё равно будет моим, потому что я научу тебя любить.Настало время прочесть последнюю строчку, которую Глеб вывел на страницах книги и со всем этим откровением будет, наконец, покончено. Вот только Ивана всё оттягивала, намеренно отвлекаясь на всякие мелочи: проверила время на телефоне, поправила плед, затем и вовсе занялась причёской, заплетая себе косы и укладывая вокруг головы. С последней шпилькой было покончено, зеркало и расчёска вернулись обратно в тумбочку, а вот её глаза уже в который раз скользнули по лежащей корешком кверху книге.Вроде ничего сложно в том, чтобы прочесть последнюю тайну парня, Ивана не видела, но внутри же вот всё обрывалось. Не желая подчиняться воле своей хозяйки, её душа дрожала то ли от страха, что далее он вновь пошлёт её, то ли от сожаления, что после им пришлось расстаться и переваривать всю боль порознь. Если бы только можно было отмотать время назад, Ивана бы обязательно постаралась что-нибудь да исправить. Пришло осознание, что и сам Глеб был в кровь из-за неё, что, определённо, делало их стоящими друг друга.Устроившись удобнее на кровати, она, наконец, прочла последнюю запись:?Ваня, твоё убежище?— это я. Вот же сука!?Откинувшись спиной на кровать, Ивана раскинула руки в стороны и с превеликим облегчением прикрыла глаза, позволяя себе улыбнуться. Книга упала при этом ей на живот, неустанно напоминая о том, что теперь ей известны его секреты, и если сам вес книги никак не давил на неё, то прочитанное, наоборот, больно давило на виски, заставляя мысли мчаться со световой скоростью по всему миру в поисках Глеба. Иване как можно быстрее хотелось найти его и сказать, что она рядом, что она тоже может защитить его, что он не одинок.Боже ты мой, как же мне с тобой хорошо, Глеб! Несмотря на твою грубость и едкие комментарии, я всё равно хочу быть рядом с тобой. Я всегда знала, что у тебя есть душа, знала, что внутри ты не холодный мертвец и тебе, как и мне, хочется любви. Я готова быть твоим убежищем, готова быть для тебя всем.Переполнявшие чувства не отпускали Ивану весь день. Привести себя в порядок окончательно она смогла лишь с приходом Марины. Даже заходившая до этого медсестра, которая нанесла мазь на синяк на спине, не убедила Ивану переодеться. Позавтракав овсяной кашей и выпив чай, она вновь удобно устроилась на кровати, держа под боком книгу, которая теперь стала её самой любимой, и наслаждалась тишиной, хоть внутри и творилось непонятно что. Мысли прыгали от одной к другой, эмоции забрели в самые дальние уголки души, и когда улыбка затопила лицо в очередной раз, в палату к ней ворвалась Марина с пакетом фруктов.Глядя на её белоснежную футболку и оранжевые брюки-капри, Ивана ощутила укол за свою лень, ведь время уже перевалило за десять утра, а она до сих пор валялась в пижаме, хоть проснулась ещё на рассвете. Переодеваясь в свободное платье, которое ей бросила Марина, рыжая перед этим всё же натянула на себя тонкую сорочку.—?Уж больно ты весёлая этим утром,?— застелив постель покрывалом, отметила Марина. Всё поглядывая на лицо подруги, которое светилось счастьем, она не смогла удержаться и не выяснить причины подобной радости. —?Неужели уже нашла пакет с ирисками? Я ведь специально спрятала его под одежду. Тебе сейчас нужны витамины, ешь вон персики,?— кивнув на лежащие на тумбочке фрукты, Марина опустилась на ближайший к кровати стул.Ивана же улыбнулась ещё шире, хватая фрукт и тут же откусывая большой кусок, пропуская мимо ушей, что сперва нужно помыть их. Покачав головой, Марине пришлось помыть фрукты самой, ведь точно же знала, что Вишнёвская этого делать не станет.—?Я сегодня просто в очередной раз убедилась, что у Глеба есть ко мне чувства,?— призналась Ивана, пройдя к окну и прислонившись ягодицами к подоконнику. В голову полезли картинки, как ещё совсем недавно она вместе встречали рассвет, стоя перед этим самым окном, отчего на душе стало ещё теплее. —?Оказывается, они были у него с самого начала, хоть это и были лишь злоба и ненависть, но знаешь что? —?вдруг спросила Ивана громче, подлетая к подруге, которая как раз думала сесть обратно на стул. Схватив её за руку и заглядывая ей в самые глаза, Ивана выплеснула на подругу то, что вот уже несколько минут съедало её изнутри:?— Я думаю, он полюбил меня с самого начала, а всё остальное была лишь маска, вот так вот!Марина на это лишь приподняла в удивлении брови, искренне поражаясь подобному заключению. По словам Иваны, выходило, что Глеб только притворялся таким бесчувственным ублюдком, а на самом деле он самый настоящий пушистик, которого так и хотелось потискать. Верилось в это с большой натяжкой, да и потом не хотелось бы, чтобы Ивана напрасно давала себе надежду на счастливое с ним будущее. Решив, что подругу нужно срочно спасать, Марина усадила её на кровать и попыталась зайти издалека:—?Он сам тебе сказал об этом? —?на свой вопрос она получила отрицательный ответ. —?Вот видишь! —?воскликнула она. —?Ты ведь ничего не знаешь о его чувствах. Откуда тогда вообще взялись подобные выводы?Ивана немного, но всё же напряглась. Рассказывать о книге ей не хотелось, это всё же касалось лишь её и самого автора тех слов, но сказать что-то в защиту парня нужно было обязательно. Размышляя, как выкрутиться, она заняла свой рот очередным кусочком фрукта, попутно благодаря Марину за угощение.—?Подобные выводы взялись на основе его поведения, а про то, что чувства были с самого начала, то я об этом узнала только этим утром. Только не спрашивай, как именно, я тебе этого не скажу,?— сразу же обозначила Ивана, чтобы подруга даже не думала начинать осаду, выпытывая у неё информацию. —?В ту ночь он испытывал не только похоть, или страсть, называй как хочешь, но что-то ещё, что-то большее всех этих животных инстинктов. Не задень я его чувства, он не стал бы меня так сильно ненавидеть и пытаться выкинуть из своей жизни,?— объяснила Ивана неторопливо, давая тем самым Марине время на обработку информации.Тут она не прогадала, блондинке действительно нужно было время всё это переварить. Опустившись на кровать и нахмурив брови, будто думая над математической задачей, Марина пока молчала и пыталась найти хоть какой-нибудь смысл в услышанном. Ивана тем временем закончила есть персик и выкинув косточку в урну, вновь прошла к окну. Губы вновь растаяли в улыбке, всё же она никому не позволит испортить ей настроение своими опасениями, хоть те и были обоснованными.—?Послушай, Ивана,?— начала серьёзно Марина,?— я понимаю, что ты любишь его и любишь очень сильно, но это ведь не повод отключать свой мозг. Ты сама сказала, что он ненавидел тебя, но что, если это никуда не делось? Может он снова натянул на себя маску и просто играет с тобой,?— последние слова она старалась произнести тише, боясь ранить близкого ей человека.—?Поверь мне, та ненависть, которую он испытывал никуда и не делась,?— от этих слов Марина лишь открыла рот в немом вопросе, ожидая дальнейших разъяснений от Вишнёвской. —?Мне кажется, он никогда не перестанет ненавидеть себя, но это не мешает ему любить меня. Вначале всё это было противным ему, непривычным, и его первой реакцией была злость, но теперь же всё потихоньку меняется.Марине оставалось лишь надеяться, что всё и вправду меняется между ними, иначе ей вновь придётся набить ему морду. Всё же неприятно было, когда близкому её сердцу человеку делали больно и вытирали ноги о чувствах. В это же утро, глядя на столь лучистую Ивану, Марина, скрепя сердце, всё же вынуждена была признать, что Глеб непостижимым ей образом делал её подругу счастливой. Такой Ивану она ещё никогда не видела, даже когда в школе они сбегали с урока физкультуры и отправлялись в ближайшее кафе, где заказывали себе кусочек шоколадного торта. Потом, правда, Иване приходилось промывать себе желудок под надзором матери, но тогда, сидя в кафе и обсуждая наряды девчонок из класса и мальчиков, она по-настоящему ловили птицу счастья за самый хвост и не отпускали до тех пор, пока не возвращались домой.—?Если он обидит тебя, то я испорчу его прекрасное личико без всяких угрызений совести,?— серьёзно заключила Марина.Ивана на это лишь кивнула и бросила обнимать подругу, сильно сжимая её в своих объятиях. Она всегда знала, что Марина поддержит любое её решение, хоть то и будет казаться ей бредовым. Наверное, именно за это она так и любила её, ни разу не пожалев о том, как долго добивалась её дружбы. Почему-то именно эта мысль и навела её на школьные воспоминания, а затем и на параллель между дружбой с ней и любовью к Глебу. Ей приходилось добиваться их расположения, но вознаграждение стоило того. Озвучив это вслух, Ивана заставила Марину впервые за это утро улыбнуться, хоть она и стала отнекиваться, что ситуации совсем разные.—?Ты стала для меня самым близким человеком, а вот с Глебом мне пока непонятно,?— призналась она. —?Такое ощущение, что он только берёт и берёт от тебя всё, что только можно. Как клещ, в самом деле!—?Скажешь тоже,?— усмехнулась Ивана. —?На само деле Глеб очень ранимый, но скрывает это за стеной из льда и железа.—?Ох, представляю, что будет, когда ты эту самую стену снесёшь,?— прошептала Марина как можно тише, чтобы Ивана ничего не услышала.Ушла она в самый обед, проконтролировав, чтобы подруга съела весь суп. ?Тебе нужно набираться сил, поэтому не вороти нос, ешь??— строго говорила она Иване, поедая при этом яблоко. После её ухода зазвонил телефону, к которому Ивана бросилась со всех ног, надеясь, что это Глеб. Нет, Славе она тоже была очень рада, но сердце всё равно царапнуло, что это оказался не тот, кого она ждала. Поболтав со Славой и выслушав его извинения, что всё так обернулось, Ивана не пожалела в конце нескольких минут, чтобы объяснить ему, что это был всего лишь несчастный случай и она никакого зла не держит ни на него, ни на того парня на роликах.Я вовсе не слабая девочка, чтобы меня все опекали подобным образом. Постоять за себя я могу, Глеб тому живое доказательство. Будь я действительно слабой и никчёмной, мне бы никогда не удалось вытащить его из той помойной ямы, где он был ещё осенью. А ещё я знаю его маленький секрет: он может ненавидеть кого-угодно, но не меня. Меня он любит и этим всё сказано.После обеда пришли Артём и Катя и вытащили Ивану погулять на улицу. Делать было нечего, да и в палате её уже начинала съедать тоска. Подозрительно поглядывая на одежду шатенки, которая со вчерашнего дня так и не поменялась, Ивана немного замедлила шаг. Между эти двумя, определённо, что-то случилось, и глядя на то, как Артём порой касался руки девушки, Ивана всё больше и больше убеждалась в этом.Прошлым вечером Катя так и не попала к своим родителям, но и к своему парню она тоже не поехала. Артём привёз её к себе домой, не став ничего у неё спрашивать: она ведь уже взрослая девочка, сама может принять решение и ответить за свои поступки. Когда парень принёс ей чистое полотенце и футболку, то застал Катю в ванной лишь в одном белье, сосредоточенно разглядывающей свой живот в отражении зеркала. Схватив парня за руки, она потянула его на себя, заставляя встать аккурат за спиной, а ладони же сметила к низу живота. Артём наблюдал за ней в отражении, но вот сама девушка, казалось, пребывала в своих мыслях, не особо заботясь о своём внешнем виде, да и о том, кому разрешала трогать свой живот. Повернувшись боком, Катя прикусила губу и провела рукой от самой груди вниз до пупка, потом обернулась другой стороной и тяжело выдохнула, пробормотав что-то.Ночевали они в одной кровати, что в конечном итоге закончилось невинным поцелуем в щёку, и никакого стыда утром. Поездку к Иване они откладывали всё утро, поскольку Катя не могла решить, что же сделать сперва: порвать с парнем, ревность которого в последнее время переходила уже всякие границы, или же поехать в больницу. Тяжёлый разговор хотелось отложить в дальний ящик, а точнее до вечера, поэтому сейчас она выбирала себе место на скамейке под теми самыми липами, где вчера Глеб забирал Ивану.Погода портилась, и солнце всё сильнее и охотнее пряталось за серыми тучами. Всё же Ивана не прогадала, захватив в палате кофту, иначе пришлось бы сейчас ёжиться от холодного ветра. Артём тем временем всё думал над поведением Кати, поэтому на вопросы отвечал рассеянно, а порой и вовсе не впопад. Давить на взвинченность этой парочки не хотелось, поэтому Иване вскоре пришлось сорвать, что она устала. Беседы как таковой у них всё равно бы не получилось, к тому же, и сама Вишнёвская мыслями была далеко не с ними, а тратить их время впустую не хотелось.За вечер кроме врача, обещавшего выписать её завтра утром, больше её никто не навещал. Пришлось коротать время поеданием груш и перечитыванием в очередной раз исписанных ручкой страниц романа Гюго. Всё же, было в тех строках некое таинство, от которого внутри у неё всё кипело. Жизнь била ключом, и Ивана вновь широко улыбалась, считая чуть ли ни минуты до прихода Глеба. Она знала, что он вскоре придёт, ведь солнце уже клонилось к закату, едва смея пробиться сквозь плотную завесу облаков. Ветер усиливался, качая могучие ветви деревьев за окном, но на душе у Ивана было всё так же светло, как и утром.Подхваченная одним лишь ей понятным вихрем, она вскочила с кровати и, порывшись в сумке, достала оттуда плеер. Засунув наушники в уши, а сам плеер бросив в широкий карман платья, она несколько раз прошлась по комнате, будто пробуя ритм музыки на вкус. Вскоре шаги стали увереннее и резче, юбка платья закружилась, а прижатые до сих пор к бёдрам руки начали свою собственную игру, бросая на стены причудливые тени при каждом плавном движении.Застав свою сказку в танце, Глеб замер, так и не открыв дверь в палату до конца. Ему хватило лишь тонкой щели и пары движений девушки, чтобы понять, что Ивана создала там себе мир, полный откровения. Неотрывно наблюдая за каждый её движением, Глеб ощутил, как ускорилось сердце, а во рту же всё пересохло. Подхватив книгу с кровати и крепко прижимая её к груди, Ивана встала на носки и закружилась возле окна. Разглядев обложку книги, Глеб сразу же узнал её, а от того ему стала ясна и причина столь радостного поведения девушки.Покачивая бёдрами, Ивана и вовсе прикрыла глаза, наслаждаясь ощущениями. Хоть танцы и были идеей матери, в них она довольно часто находила спасение. Позволяя телу вести себя, в каждом движении она выплёскивала свою душу, закладывая эмоции даже в движении кисти руки. Это не укрылось и от самого Глеба, который бесстыдно любовался чувственными движениями её тела, что так и манили к себе. Хотелось сгрести её в охапку и убежать, куда глаза глядят, хоть это и мог быть край света.Возле кровати Ивана оставила книгу и вновь задействовала руки в танце. Избавляясь от всего негатива, она ускорила движения, теперь уже выгибаясь корпусом и перебирая при этом ногами всё быстрее и быстрее. Чуть ли не порхая по палате и приковав к себе страстный взгляд парня, она вновь закружилась, приподняв при этом юбку платья до колен. От вида обнажившейся кожи Глеб чуть с ума не сошёл, удивляясь, как ей удавалось столь искусно играть им и вызывать столь ошеломительные эмоции.Как всегда, свежа и хороша, Ивана легко воплощала в жизнь свои эмоции, вот только теперь делала это с помощью языка тела. Не совсем понимая, что же именно заставило его подглядывать вот так вот за ней, но только Глеб не мог заставить себя пошевелиться. В душу проникал свет и тепло, принадлежащие волшебству, которое Ивана создать умудрялась даже из мусора. Внутри у него всё тянулось к ней, хоть разум и кричал, что его грязи не место в жизни такой женщины. Вслед за подобными мыслями его вскоре захлестнул стыд и отвращение к самому себе. Искренне не понимая, что такого она могла в нём найти, Глеб прикусил губы до крови, не упуская при этом ни одного движения её стройного и гибкого тела.Истратив себя окончательно, Ивана локтями опёрлась о поручень кровати и прогнулась в спине, закидывая голову назад.—?Я влюблена в него, влюблена. Влю-бле-на,?— зашептала она горячо, а по щекам же сбежали слёзы.***Холодный ветер вытравливал из него всю гадость, заставляя ёжиться от колющих ощущений внутри. То страдала его душа, а потому руки вновь потянулись в карман за сигаретами, которых в пачке не оказалось. Вернувшись в машину, Глеб от греха подальше решил уехать, давая себе хоть какую-нибудь возможность бороться с соблазном. Долго продержаться ему не удалось: перед глазами стояла Ивана, шепчущая ему очередные признания. Заехав в первый попавшийся переулок и достав из бардачка новую пачку сигарет, он выбрался из машины, чтобы не задохнуться.Глеб уже давно решил для себя, что Ивана представляла собой самый настоящий и извращённый тип насилия над его музыкой. Для него музыка была самой жизнью, не просто частью того, чем он жил, не синонимом и не заменой, подобному тому, как психотропные вещества подменяют реальность на ожидаемую картинку мира. Музыка была смыслом, тем, на что он готов был потратить свой последний вдох, и возможно даже тем, ради чего он готов был вернуться с того света, а точнее подняться из самой преисподней. За пределами музыки Ивана тоже доставляла ему немало проблем, но само их средоточие было именно в этих самых нотах, в том, как он жил и чем он жил. С её появлением дни стали походить на пытку, с каждой секундой, прожитой без неё, без того, чтобы она взглянула на него ласково, но так требовательно, что он в миг мог лишиться чувств, Глеб с охерением для самого себя стал понимать, что музыка утекала сквозь пальцы, а ей на замену тихими шагами приходила Ивана. Самой невероятной и, наверное, потрясающей вещью во всём этом было то, что сама девушка ни на что не посягала, не требовала отдать ей бразды правления, не устраивала истерик, чтобы он бросился прямо в неё, забыв об остальном, подобно в омут. Нет, Ивана в этом плане была чиста, что делало жизнь Глеба ещё хуже, ведь он всё никак не мог предоставить ей хоть какие-нибудь претензии, а суку ведь так сильно хотелось потаскать по судам, предоставив ей иск в том, что она, мать его, прямо из-под его носа украла всё, что было живо и мертво, не побрезговав испачкать свои нежные руки.?Плачь, сука, плачь, это судный день?, бежать от Иваны больше не было смысла. Возможно, если бы он не позвонил ей тогда весной, то шанс пережить всё эту агонию ещё бы трепетал в его руках, но вышло так, что ему не убежать, ведь ?это пункт назначения?. В судьбу Глеб не верил, но глядя на то, с какой ловкостью Ивана встревала в его жизнь, как круто свила там своё гнёздышко, в голову невольно заползали различного рода тараканы, что всё именно так и должно быть, что ему даже незачем сопротивляться, ведь больнее от того будет лишь ему самому. Наклеить пластырь на раны идеей было глупой, такой же глупой как и та, когда он врал самому себе, что её сказки ему нахрен не сдались, что его воротит от того, как краснеют её щёки от смущения, и что ему откровенно насрать на её признания в любви. ?О чём ты, блять, думал, когда тут врал???— этот вопрос не покидал его уже который месяц, доводя порой до состояния, когда хотелось выть от боли внутри и лезть на стенку от одиночества, потому что её не было рядом. Была вероятность, что признайся он хотя бы самому себе, что Ивана?— это он сам, всё то, что он любит и ненавидит, то жизнь могла бы даже зацвести, и тогда не нужен был бы ему ?мескалин?. Вот только вышло всё совсем наоборот. ?Я не могу уснуть, сука, я не могу уснуть? уже которую ночь, потому что в голову вонзались шипы, что ей кто-то мог сделать больно, и пора бы уже выкопать себе могилу, но жизнь по ту сторону без рыжей будет не жизнью, а смрадным куском мяса, ведь без неё он ?гниющий ублюдок?.В ту ноябрьскую ночь, когда серое небо хныкало, репетируя предстоящую поминальную песнь по самому Глебу, ему следовало остановиться хотя бы на секунду и сказать самому себе: ?Беги, блять, отсюда!?, а не думать о том, что Ивана не его типаж и, мягко говоря, странновата в той её длиной юбке и сером свитере. Теперь же он своё мнение изменил, ведь, как оказалось, Ивана не просто странновата, но совершенно точно его типаж, который оказался не таким простым орешком, как он полагал сперва. ?Суки поголовно врут?, да? Кажется, именно так он и рассуждал, вот только не учёл, что искренность всё ещё не извелась на свете, а от того слова его суки, которая оказалась далеко не ?мерзостью?, пропитаны были правдивостью.Рядом с Иваной он чувствовал себя по-настоящему ?молодым худым ублюдком?, который портил её жизнь. Пылая огнём, Ивана была тем самым человеком, который умел согревать и заботиться. Не раз она говорила ему, что у него холодные руки, не раз пыталась отогреть его, не переходя при этом грани. Растопи Глеба полностью подобно тому, как солнечные лучи топят лёд, как от него ничего не останется, и будет там лишь жалкая лужа, а ему ведь так нравилось ?снисходить на эту землю льдами, будто град?. Взять бы да и заморозить чувства Иваны хотя бы на минуту, сказать ?паршивке с еблом Седоковой?: ?Ещё мне налей и пойдём ебаться в танк?, но даже с этим были проблемы. Совесть не позволяла даже помыслить о подобном, ведь это было бы сродни предательству, а своей кроткой сказке Глебу ой как сильно хотелось сохранить верность. Долг платежом красен, а Ивана предана ему была до крышки гроба, в этом не было и капли сомнения, ведь чего только стоили её слова о том, как сильно он ей нравится.?Я всегда знал, что мой козырь?— это, сука, прямота??— так думалось Глебу до той ночи, пока она не призналась ему в любви. Тогда он позволил себе уйти от ответа, пожелав, чтобы ?весь клуб пошёл вниз?, и он, наконец, забыл о своих проблемах в развязном веселье. Что ж, девочка оказалась жёсткой, очень жёсткой, так что зубы можно было сломать, пережёвывая её. В такие секунды, когда безысходность накрывала с головой, Глеб курил целыми днями и принимал всякую дрянь, а на вопросы друзей, что с ним такое, отвечал зазубренные фразы: ?Не помню, когда спал, не помню, когда ел?. Да и как можно спать после того, как тело познало блаженство её тепла, отзывчивость её души и ту мягкость, которую Ивана оставляла после себя тонким ароматом в воздухе? Верно, никак. Если её нет рядом, то всё не так, всё бессмысленно и так плоско, что ?взрывать пальмы?, когда ?купола на солнце?, перестало приносить то долгожданное облегчение, за которым он гнался чуть ли не до потери пульса. ?Десять стильных сучек, но мне с ними скучно??— скажи он это Иване, то, что бы она подумала? Наверное, хорошенько бы стукнула его по голове за подобное враньё, ведь она прекрасно знала, что сучки остались в прошлом, в той жизни, когда ей ещё не было там места, до той самой осенней ночи.Хоть он и не просил её об этом, но она всё равно дала ему именно то, в чём он нуждался. Глеб и раньше пытался завязать с наркотиками, но то ли не хватало силы воли, и ломка была сильнее, то ли ему это просто нахуй не сдалось, ведь будь желание хоть чуть реальным, он бы нашёл выход из этой ямы. И вот эта леди, чёрт бы её побрал, сказала пару слов, и он принял решение, что на самом деле пора оставить это где-то позади. ?Я знаю точно, что не возьму геру?— это в моём прошлом??— Ивана была бы так рада, скажи он ей это вслух, но ей хватило и его поступков, ведь после Краснодара расширенных зрачков, которые чуть ли не перекрывали всю зелёную радужку, она больше не наблюдала, как и сам Глеб, когда глядел на своё отражение в зеркале. Невольно или же по велению волшебной палочки, но Ивана понемногу вытаскивала его из того дерьма, в которое он сам себя скинул, давала ему надежду на свет и любовь, ведь всякий раз, когда она открывала свой рот, чтобы сказать, как ей нравится в нём что-то, как Глеб чувствовал себя воистину человеком, а не ?сволочью века, что не заслужила Бога?. Как-то ночью, когда он вернулся домой со студии, взгляд зацепился за отражение в зеркале, которое оказалось не самым приятным зрелищем: бледная, как мел, кожа, синяки под глазами и нервно поджатые губы. Это случилось совсем недавно, после его приезда в Питер из Краснодара, возможно, именно поэтому так и запомнилось. Время на часах близилось к трём, шум с улицы едва доносился через плотно закрытые окна, а лунный свет вовсю царствовал в гостиной, отчего отражение в зеркале обретало демонические черты, ведь свет так умело играл с тенью, что станцуй этот танец Ивана, то у Глеба, как у тени, не было бы и шанса. Прислонившись лбом к зеркалу, он тихо спросил у самого себя: ?Эй, блять, чё такое??, а ответ же пришёл так быстро, будто всегда жил в нём и просто ждал своего часа. ?Ваня??— и этим всё сказано, словно она была налётом на всём, к чему он прикасался.Глебу никак не удавалось понять, чем же так крышесносно пахло от его малышки. Порой это доводило его чуть ли не до головокружения, ведь ?ему некуда деться: той суки духи тут повсюду?, особенно реальным это стало в тот первый раз, когда она переночевала в гостиной в его квартире, укрывшись пледом. Оказавшись, ?той, что с изюмом?, другие цацы стали просто добычей, требующие от него ?слить бабки на стиль и на трафик?. Порой он задумывался, позволила бы ему Ивана ?крошить ей на бампер?, но ?про себя думал: ?Нахуй??. Ивана могла доставить ему кайф и без всех этих вспомогательных веществ, что и делало её ценнее всех, кого он когда-либо встречал, словно она была девочкой из золота, хоть и идеальной во многом не была. На её просьбы хотелось шептать: ?Да, да?, ведь отказ грозил шпилькой уколоть самого Глеба в сердце, но только это всё равно не мешало ему отказывать ей всякий раз, как она говорила о любви. И он ?курил и наблюдал, как его мосты горят?, но на это, сука, было так насрать, ведь сказка-то осталась на нужной для него стороне, рядом с ним, а остальное было не важно. ?Я не боюсь упасть, я боюсь лишь не подняться??— подобный девиз работал на ура, но ровно до той поры, пока он не упал в любовь Иваны, по венам которой хотелось растечься вместо крови, поселиться так глубоко, чтобы даже она никогда и ни за что не смогла его оттуда выкинуть. Пусть разрешит ему лежать в этой яме и курить дальше, позволяя выбираться оттуда лишь для того, чтобы дать пизды тем, кто в него не верил. ?Да блять, Ваня, ты же веришь в меня даже больше, чем я сам, и мне это очень нравится!?Ему так не хотелось знакомить её со своими друзьями, ведь ?вёл он себя как конченная мразь, когда с ними?, но она даже и не подумала взглянуть на это под таким углом, решив, что ему стыдно за неё. Ох, если бы только она знала, какой лютый голод вызывала в нём, когда пестрила перед глазами в своих платьицах, вновь и вновь возвращая ему дыхание, не давая ?окровавленному эго душить его изнутри?. Хотелось трахаться, нет, Ивана, наверное, заставила бы его сказать это мягче, не так грубо и пошло, и, быть может, он бы заменил это на ?заняться сексом?, лишь бы после она не сказала, ?что всё зря?. Глеб бы этого не пережил, и даже потом, пытаясь забыться с ?сукой в слюни?, что после ?прыгнет на хуй? к нему, перед глазами был бы лишь образ его рыжей детки с тем самым неведомым запахом и охренительными стонами. ?Я не был в раю, но я был в твоей глотке??— от подобного заявления Ивана бы точно покраснела, тихо-тихо прошептав что-то о том, как ей неловко, а после всё равно бы осторожно предложила ему ?построить космос в коробке?, ведь ей так хотелось создать семью именно с ним, с этим отбросом общества.?Одиночество?— есть мудрость? Нихуя! С Ваней мне куда лучше.??— к подобному заключению Глеб пришёл давно, но до сей поры отказывался принимать его без всяких ?но?. С ней было спокойно, тихо, и даже ?никчёмные уёбки, что заебали его? виделись теперь пылью, которую только и нужно, что протереть. Ивана оказалась единственной, кому удалось ?на серьёзке поебаться с ним?, хоть поле брани и пришлось перенести со сцены на сердце. И она ведь даже, сука, забеременела, а ведь до этого он успешно ?пачкал дев без последствий? и ?собирал дерьмо, словно это жадность?. Иване сейчас бы только радоваться, ведь с такой же жадность сейчас он готов был собирать её любовь, ведь без неё он бы точно ?ненавидел того, кем он стал?, а каждое её слово?— ?Господи, Боже, это просто до дрожи? по всему телу. В Ивану всегда с невъебической страстью хотелось ?проникнуть движением?, говоря при этом: ?Все эти суки не в счёт и не в счёт, не в счёт. Знаешь, я хочу ещё, ещё и ещё, ещё, ещё и ещё, хочу ещё, ведь ты напомнишь мне море?.Сказка, я тебя очень прошу, ?не молчи мне в глаза, я устал рисовать?. Лучше назови меня сотню раз ублюдком, но только не копи в себе злость. Я ведь знаю, ты у меня умничка, ты ?сиганёшь? за мной в любую пропасть, но я так хочу, чтобы ты была в безопасности, что ты себе, тварь, даже представить не можешь. ?Хочу тебя рядом, хватит себе врать?, правда, я пока ещё не готов сказать тебе слов о той, сука, возвышенной любви, которую ты мне даёшь каждую минуту. Подожди немного, мне просто нужно время. ?В моих мыслях только ты?, и я не хочу этой ночью оставаться без тебя, но и сейчас мне нужно время, чтобы вернуться к тебе. Прошу тебя, потерпи и не засыпай, я постараюсь быстро привести свои мысли в порядок и вернуться к тебе. И я мог бы дальше пиздеть, но только вот твоя любовь везде, и мне от этого так потрясающе хорошо, что ?мою боль утолит только пуля сквозь череп?? Не, нихуя, меня спасёшь теперь только ты одна. ?Нагни весь этот мир и трахай, трахай?, а ведь я так и делал, но только вот теперь мой мир?— это ты, и с ?трахай? у нас проблемка, потому что тебе нужны чувства, а я совсем не умею быть романтичным мудаком. ?Мои вены заполняет дрянь?, хоть я и не принимал ничего уже несколько недель, просто взять всё это дерьмо и выкинуть его из себя в один миг сложно, поэтому я опять же прошу у тебя время, моя маленькая. Побудь терпеливой ещё чуть-чуть, я обязательно что-нибудь придумаю и только после, обещаю тебе, только после я возьмусь ?считать рыжих сучек?. Ты теперь у меня выше моей прошлой жизни, ты моё будущее, поэтому настоящее я хочу строить не на слюнях, но на мраморе. Если тебе когда-нибудь захочется узнать, почему в ту ночь я выбрал именно тебя, но всё дело было в кольце. ?Я не разбойник, но беру чужое?, и твоё кольцо было знаком, что ты не целка, и не важно ты ?модель или подделка?, ведь с твоей киской играть оказалось так пиздато, что мне даже спрашивать не хотелось о твоём ?кавалере?. Ты оказалась чудом для ?мёртвого молодого ублюдка?, встав на колене не в сортире, а прямо на танцполе, и мне тогда, правда, было похуй, хотелось лишь ?греть гланды? моей суке. Я знаю, ты против будешь, если я тебя так стану называть, но сейчас я настолько глубоко погрузился в свои мысли, что вновь добрался до одних лишь грязных слов и пошлых фантазий. ?Мне нужно взять всё, взять всё, взять всё? и ведь ты даже не сопротивляешься, будто заранее знала, что именно этим всё между нами и закончится: я получу тебя, а ты?— меня. Хороший такой обмен, да? Ты ?вынула из меня всю боль, что я копил, сидя в бездне?, я очень благодарен тебе за это, а ещё я благодарен тебе за уверенность, что в спину никогда не полетит нож, что держать будет твоя рука. Я знаю, ты меня не предашь, и это так греет душу, так греет!.. Не смей думать, что ты у меня грязная, детка, потому что, когда ты ?творила грязь, я НЕ зевал на кресле?, а получал самую лучшую дозу в своей жизни. Ты прекрасна, не забывай об этом, и это я желаю ?облизать тебя, как леденец?, забраться в твои самые укромные места, затронуть самые чуткие струны в твоей душе, желаю познать твои страхи и мечты, и чтобы ты вновь танцевала для меня, но только без слёз, родная, хорошо? ?Чувствуй меня так, чтобы отмирали клетки?, я готов заключить сделку со своими демонами ради тебя, ?мотая на кисть?. Мать твою, не думай, что от тебя мне нужен только секс. Да, заниматься с тобой любовью… пизже для меня теперь ничего нет, но, блять, твоя любовь, твои слова, твои поступки?— это такая сладость, что давай сперва будут они, а потом уже секс. ?На привязи голоден гнев?, но на это плевать. Сейчас я просто хочу тебя, ?ты всё, что я вижу перед собой, ты больше, чем всё, что я чувствовал прежде?. Разрешишь мне познать тебя на людях? Разрешишь мне притронуться к тебе на глазах у других, чтобы они закрыли свои ебальники, поняв, что их ?сука не Венера?, ведь она досталась только мне? ?Станцуй всего лишь раз?, я обязательно укрою тебя от остальных, только доверься мне, ладно? Я отдам тебе всё, только ?не покидай меня, прошу?. ?На следующий день ТЫ тут, будто я кинул ёбаный невод?, ты попалась в мои сети, а я в твои, и нас ?не остановить?. ?То, что я сделал с ними?— это зверство? на самом деле всё по-другому, потому что то, что я делал с тобой, вот, где кроется настоящее зверство. Я столько раз бросал тебя, причисляя тебя к листу блядей, что ?всюду ставят свою жопу, хотя тут даже не март?, но я оказался не прав. ?Я мёртв и невредим?? Пиздёжь! Я жив, и я рядом с тобой, и ты лучше всех тварей, из-за которых ?я стал обескровлен?. ?Слушай сюда, сука, это очень некрасиво??— тебе нужно было сказать мне это, сказка, когда я не ответил на твоё признание, но я думаю, ты поняла, что ?я?— айсберг?, и теперь ты хочешь разгадать меня, а мне так хочется показать тебе лишь хорошее, что в горле дрёт от желания. ?Встань ко мне задом, проделай изгиб, НО НЕ молчи сразу после?, скажи мне хоть-что-нибудь, уверен, мысли у тебя очень красивые, и я бы хотел узнать, о чём ты думаешь. Здесь только ты и я, больше не ?только я и мой мрак?, хотя, знаешь, родная, наверное, мой мрак это и есть теперь ты. Я думал, что ?я на шаг впереди?, но меня, ?мерзкого тощего выродка? обыграли, и пока я ?курю, когда идёт ливень?, мои демоны кричат мне: ?Лежи, ёбаный урод?. Всё верно, я нагнул всех, но вот под твоей же любовью прогнулся, о чём не жалею, ведь себе я никогда не изменял и не буду. Я люблю тебя, Ваня.Теперь, когда маски были сброшены, Глеб почувствовал себя лучше, свободнее, словно цепи, что сковывали его, не давая дышать свободно, наконец, разрушились. Первый шаг на пути к Иване был сделан, он признался самому себе и это было настолько важно, что на губах заиграла искренняя улыбка. Будь его девочка рядом, то обязательно сказала бы, что у него очень красивая улыбка, а после обняла бы крепко-крепко. Ивана стала его возрождением, тем самым ?смыслом среди гнили?, что короновал, чёрт бы его побрал, принца, что доселе мертвецом был. Такая позиция раньше спасала его, ведь никому не придёт в голову воспользоваться добротой там, где её нет, а он был тем ещё ублюдком, им и продолжит быть, но теперь постарается быть им с другими, а Иване показывать то, что скрыто было глубоко внутри. Ей нужно внимание, забота и тепло, значит, пора отформатировать флешку, чтобы загрузить туда новые файлы с любовью. Своей маленькой и такой уже родной девочкой Глеб гордился настолько, что уже даже подумывал купить ей что-нибудь сладкое, как знак благодарности, что она вытерпела все его заебоны и оставалась рядом до последнего. Ничего прекраснее он в жизни теперь уж точно не познает, и речь вовсе не о её теле, а о том, что никто другой любить так самоотверженно и так искромётно не сможет, и всё это счастье взяло и упало ему в руки. Чтобы сохранить всё это, снова нужно будет ?въебать все свои нервы?, но это было меньшей платой, что он мог предложить за близость Иваны. Глебу хотелось уже как можно быстрее вернуться к ней, забраться к ней в постель и обнять, плотно вжав её тело в своё, чувствуя, как она трепещет от близости и знать, просто, сука, знать, что она его любит, что её слова не пусты, и что это никогда не изменится.К Иване он вернулся чуть ли не под самое утро, когда небо всё ещё хмурилось после дождя. Тихо скользнув в палату и сбросив обувь, Глеб лёг рядом на кровать, не смея приобнять её. Вдыхая запах её волос, он понял, что больше всего на свете боится проститься с ней навеки, лишиться её, утратить навсегда без возможности вернуться.—?Ты мерзкий ублюдок, Глеб,?— не разворачиваясь к нему, вдруг проговорила Ивана. —?Я переживала за тебя, ждала так долго, а ты же… ты просто конченый негодяй, который думает только о себе.—?Не знал, что ты умеешь так ругаться,?— удивлённо произнёс он в ответ, даже не думая злиться или обижаться. —?Прости меня, родная.Ивана нахмурилась, шумно выдохнув. Последние слова заставили её прокрутить в голове семейную жизнь с Сашей, который ни раз не извинился перед ней за своё отвратительное поведение. Даже когда она попала из-за него в больницу, впервые предложив развестись, он не удостоил её извинениями, купив ей вместо открытки коробку шоколадных конфет, к которым Ивана даже не притронулась. Во-первых, она сделала это принципиально, во-вторых, они были с ликёром, а подобное угощение она не любила, так что конфеты пришлось отдать медсестре.Развернувшись к Глебу и придвинувшись к нему ближе, она скользнула рукой по его груди, собирая пальцами футболку у него на плече.—?А ты хотел бы узнать меня лучше? —?осторожно спросила Ивана. —?Хотел бы узнать, какие у меня любимые цветы, что я слушаю, какой мой любимый фруктовый лёд, почему я ношу сорочки и какая у меня любимая настольная игра? Скажи, тебе бы хотелось узнать меня? —?не унималась она, хватаясь рукой всё сильнее и царапая ногтями кожу над ключицей.—?Я обязательно узнаю тебя,?— пообещал ей Глеб, после чего наклонился ближе и поцеловал её в лоб.В ответ Ивана улыбнулась, подтягиваю согнутую в колене ногу выше и закидывая её ему на бёдра. Кое-как дотянувшись до пледа, Глеб поспешил укрыть их обоих.—?Меня выпишут уже завтра утром. Сможешь отвезти меня? —?избегая зрительного контакта, как бы невзначай поинтересовалась она, боясь, что у него уже другие планы.—?Только в том случае, если домой ты поедешь ко мне,?— просунув руку ей под талию и помогая себе второй, он перетянул её полностью на себя. —?Не хочу, чтобы ты оставалась одна.Пока Ивана засыпала у него на груди, Глеб размышлял о том, что орудие своей смерти он выбрал самое наимилейшее.