14 (1/1)

Пелена не только перед глазами, но и в сознании, мешающая мыслить здраво. Особенно теперь, когда Глеб неумолимо смотрел на неё наполненными злобой глазами и, казалось, проклинал её беспечность. Ивана и так уже полностью растерялась, находясь где-то между своими спасительными выдумками и шершавой реальностью, где был непонятный её мысли жестокий взгляд того, в ком ей больше всего хотелось найти утешение после пережитого потрясения. Руки стали непроизвольно дрожать. Она всё кусала губы, чтобы не завопить во всё горло, что не одному ему плохо.Хотелось оправдаться. Объясниться. Рассказать ему, то она даже и подумать не могла, что носила под сердцем ребёнка, узнать пол которого теперь никогда не предоставиться возможности. Ивана всей душой жаждала найти понимание в его глазах, разглядеть капли заботы в жестах и услышать обнадёживающие слова в обёртке его тёплого голоса, который порой отдавал намеренной хрипотцой и низким тоном. Наверное, всё дело было в пристрастии к сигаретам.Робко поглядывая на него, боясь даже утереть слёзы с щёк, Ивана из последних сил старалась не дрожать столь сильно. Устоять твёрдо на ногах оказалось для неё задачей непосильной, отчего она всё бросала многозначительные взгляды на его руку, а потом медленно переводила глаза на его ожесточённое лицо и понимала, что зря только таила внутри надежду на поддержку.Глеб сжимал руки в кулаки столь сильно, что по коридору раздавался звук хруста, и даже дыхание стоявшей позади компании не перекрывало это отвратительное звучание. Катя старалась прижаться ближе к Артёму, боясь встретиться взглядом с Глебом. Будто он мог в любую секунду обернуться и превратить её в каменное изваяние одним лишь своим холодным взглядом, поэтому она предпочла скрыться, найти защиту в том, кто мог утаить её от зверя. Марина же лишь поджимала губы до тонкой полоски, скрестив руки на груди, и терпеливо ждала, когда же придёт её очередь поговорить с Вишнёвской. Слава же вот стоял чуть в стороне, нервно кусал губы в кровь и заламывал руки, будто это могло отвлечь его от приближающейся беды.—?Пойдём обратно в палату,?— не выдержав звонкого молчания, Глеб грубо схватил Ивану за запястье и поволок за собой, скрываясь за поворотом.Стараясь не всхлипывать от того, как сильно он пережимал её руку, Ивана всё же быстро перебирала ногами, боясь стать причиной задержки. Глаза её были устремлены в серо-белую плитку, по сторонам смотреть времени не было, а вот на мысли, казалось, же ей было предоставлено целое пространство и время. Ей очень хотелось сыграть в прятки с самой собой в этот момент, чтобы только это отрава покинула её тело и перестала доставлять столь великие мучения. Будь возможность выжать её душу, то была бы там одна лишь кислота из слёз. Не сдержавшись, Ивана всё же пару раз шмыгнула носом, чем привлекла внимание Глеба, который только раздражённо шикнул на неё.Веди себя потише, ясно тебе? Будь мышкой, хорошо? Маленькой, серой такой мышкой, с которой так любит забавляться кот.Указав пальцем на приоткрытую дверь, Ивана лишь подтвердила догадку парня, что палата действительно была её. Грубо втолкнул её внутрь, Глеб захлопнул за собой дверь, так что по её спине предательски пробежало стадо мурашек. Прежде она ещё никогда не видела его таким злым, бешеным, потому и не знала, чем же его успокоить, как усмирить столь откровенную дикость. Инстинкт самосохранения подсказывал Иване отступить на несколько шагов назад, что она и поспешила сделать, надеясь, что расстояние поможет ей спастись.Глеб на это лишь хмыкнул, но ближе подходить не стал, ведь подавить можно и издали, что, по сути, было даже почти что гениальной идеей чуть ли не за всю историю человечества. Он безмолвно прожигал её горячим взглядом, от которого давно бы уже высохли все её слёзы, если бы только не лились они беспрерывно. На смену старым тут же приходили новые, а ведь он предупреждал Ивану, что ничего хорошего дать ей не сможет, вот только она была так упряма, что всё равно выбирала его. Теперь же пусть пожинает плоды своих же рук дел.—?Прости меня,?— едва разлепляя губы, взмолилась Ивана. Выдержать больше этой пытки она не могла, казалось, одиночество могло завладеть ею полностью, если она не заговорит с ним. Закрываться в себе она не желала, поэтому единственно верным выходом из ситуации видела только в разговоре с ним. —?Мне, правда, очень жаль, Глеб. Я не думала, что беременна. У меня были проблемы с циклом, поэтому я даже представить не могла, что…—?Закрой нахрен свою пасть, Ваня,?— рыкнув на неё, Глеб в два шага сократил расстояние между ними и залепил ей звонкую пощёчину. —?Не хочу слышать жалкие оправдания от жалкой твари.Щека горела ужасным пламенем, учитывая, что ударил её Глеб без всяких поблажек хотя бы на то, что Ивана была женщиной. Сдерживая порыв ухватиться рукой за саднящее место, она завела руки за спину и сцепила пальцы в замок, чтобы устоять перед соблазном. Глотая с хрипом в груди слёзы и сопли, текущие из носа, она всё продолжала смотреть на него умоляющими глазами. Неужели он не понимал, что ей тоже больно? Спихнуть всё на человеческую глупость? Ох, нет, это же ведь так глупо. Сейчас кто-то должен сказать, что она беспросветно тупа, что она женщина и этим всё сказано, что она должна была понять раньше всех, что беременна была вот уже несколько недель. Срок был небольшим, но решающим, а теперь же вот все камни полетели в Ивану.—?Мне жаль, так жаль. Пожалуйста, прости меня, Глеб. Слышишь меня? Я сожалею,?— горячо зашептала она, решившись всё же ухватить парня за руку. Посмотрев на неё с омерзением, Глеб вырвал свою руку из хватки её горячих пальцев, будто те обожгли ему кожу, оставив после неизлечимые шрамы. —?У нас всё будет хорошо, вот увидишь. У нас с тобой ещё обязательно будут дети,?— вытирая слёзы, Ивана подошла к нему вплотную и постаралась заглянуть в его глаза. —?Глеб…—?Ничего у нас с тобой не будет, дрянь,?— грубо отталкивая её за плечи, чтобы выбить себе спасительный глоток воздуха и отойти назад, но только бы не разделять с ней пространство. Голос был наполнен высшей степенью мерзости и боли, разочарования, что всё сложилось именно так. —?Ты всё испортила, ёбанная ты бестолочь, всё из-за тебя! У тебя больше никогда не будет детей. Врач сказал, что ты больше не сможет родить. Никогда не сможешь.В ужасе Ивана лишь громко охнула, прикрыв рот ладонью. Подойти ближе она не решалась, хоть очень и хотелось, хотелось так сильно, что кости уже покрывались инеем. Потрясение превратило её в живой труп, который никому больше был не нужен, если только Марине, но даже та, наверное, скажет, что Ивана сама во всём виновата. Она ведь говорила ей, говорила, что не стоит исключать беременность, что не зря она так много ела сладкое в последнее время. Выходит, во всём виновата лишь она одна. Даже тот парень на роликах был неповинен в том, что сейчас в её жизни разверзлись небеса, и её жалкое тело сбросили через эту самую дыру не просто на землю, но гораздо глубже, в самый эпицентр ада.Схватившись руками за голову, зарываясь пальцами в волосы, Ивана издала душераздирающий вопль. Будучи обессиленной изменить что-то, отмотать время назад, она теперь могла лишь упиваться тем, чем обернулся для неё утерянный рай. Будто в бреду, её губы шевелились без её на то воли, продолжая неустанно шептать одно лишь слово: ?Нет!? Такого просто не могло быть. Откуда же столько бед берётся в этом мире? Почему они все вдруг решили обрушиться на неё прямо сейчас?Ивана ведь далеко не железная, да чёрт возьми, она ведь даже не из дерева, чтобы не то, чтобы душа, а хотя бы тело могло вынести все эти мучения.Вся жизнь взяла и вмиг лишилась цвета.—?У меня больше не будет детей,?— тихо прошептала она, чувствуя, как по щекам пробежали раскалённые до красна слёзы.Теперь они были иного характера, были полны презрения к самой себе и тотальной ненависти. Больше Глеб не подавлял её своим присутствием, с этим теперь справлялась она сама, медленно убивая себя изнутри. Вырыть могулу за считанные секунды? Да запросто. Ивана в этом теперь, оказывается, мастер, но только, прошу, не просите её поделиться опытом?— всё равно ведь не станет этого делать. Слишком горько всё это и болезненно ей далось. Изрыгая из себя мучительные стоны, она с долей обречённости опустила руки вдоль тела, а между пальцев же болтались клочки рыжих прядей, что она вырвала в припадке.Всё верно, она теперь припадочная.Ей, наверное, вновь стоит бежать из города, уехать куда-то далеко-далеко, где даже сладости не смогут найти её презренный рот. Понимая, что Глеб теперь оказался для неё утерян, Ивана оказалась всеми брошенной и забытой куклой в канализации. За такими, как она, не возвращаются, по таким не скучают и не горюют, ?пропажа? таких вот кукол лишь позволит всему миру вдохнуть наконец полной грудью. Подхваченная пламенным желанием как можно скорее скрыться с глаз своего любимого, Ивана бросилась к двери, не в силах больше находиться в палате, которую так и не рассмотрела.Шаг по другую сторону двери привёл Ивану в новый мир, полный острых камней и тумана. На сотню километров не сыщешь ни одной души, даже её душа покинула бренное тело, не желая оставаться. Поглощённая собственным одиночеством и болью, Ивана упрямо шагала по валунам, сбивая босые ноги в кровь. Над головой кружилось вороньё, а внутри же подгнивать всё начинало столь искусно, что ей почти что был приятен запах. Бушующие волны разбивались о прибрежные скалы, накрывая белой шапкой пены то, что принадлежало воде по закону.Ветер нещадно трепал больничную одежду, пробирая до самых костей, которые теперь только скрипели. Под ногами морская влага, брызги доходили до самого лица, вот только сбежать от них Ивана не торопилась. Наоборот, она пробиралась в самую гущу событий, стремясь омыться хоть на жалкие доли секунд, чтобы только приглушить тот пожирающие всё хорошее в ней огонь. Оступившись, она растянулась на камнях, больно приложившись поясницей об острую грань валуна. Скребя ногтями по породе, ломая их, Ивана задыхалась от собственной никчёмности.Снова вопли на всю округу, а её маленькие кулаки лупили в приступе отвращения по влажным камням до первой крови на костяшках. Внутри всё рокотало сильнее самого моря, из саднящего горла вырывались теперь лишь хрип и кашель, а сердце же стучало столь быстро, что уши заложило уже давным-давно. Когда-то она призналась Глебу в любви, свято веря, что та спасёт её от всего на свете, вот только теперь она была одна-одинёшенька. Сердце превратилось в чёрствый хлеб, а куда-то делась вся та благодать, которую она с таким трудом в себе лелеяла. Обожать больше Ивана была не в силах, любовь стала недосягаемой звездой, а вокруг же один лишь туман, туман, туман…Поднимаясь с большим трудом на ноги, Ивана продолжила свой путь. Поскальзывалась больше десятка раз, грозясь упасть вновь. Ветер чуть ли не уносил её тело, увлекая за собой, но она уверенно направлялась туда, куда её звали, куда её влекло и где ей было самое место. Похоже, с самого начала стоило Иване утопиться тогда в водах залива, взяв себе в свидетели Токаревский маяк, но она же, глупая эгоистка, пожелала вернуться в мир живых. Зря. Здесь её ничего не ждало, что ясно было ещё с того проклятого ноябрьского вечера.Взобравшись кое-как по крутому валуну, Ивана пустыми глазами оглядела ту пучину, в которую желало броситься тело, а разум же… разум блуждал где-то, спивался в морских водах, не желая принимать участие во всём этом жалком спектакле. Разбившиеся волны окатили брызгами ей ноги, вызывая дрожь во всём теле. Шум стоял невыносимый, видимо, поэтому ей так отчаянно хотелось покоя, уединения, но только не с самой собой. Как же здорово бы было, если бы только человек обладал возможностью вынуть из себя чувствительность, приказав разуму усмирить все нервные окончания! Иване бы это сейчас очень пригодилось.Развернувшись спиной к туманной белизне вдали, перед глазами ей предстала всё та же туманная белизна, что стремилась излизать её до тонкой тростинки. Расправив руки, Ивана сделала шаг назад, пятками заваливаясь за скользкий край. Довела себя до губительной грани, признания больше не помогали, хоть остатки прошлого всё ещё жаждали очутиться в тепле его объятий.Боже мой, Глеб! Где ты сейчас, когда ты мне так нужен? Ты мне нужен, очень нужен. Слышишь меня? Я хочу к тебе. Умоляю, позволь мне прийти к тебе хотя бы во сне. Я не смогу без тебя. Почему ты оставил меня здесь совсем одну? Неужели я стала так противна тебе, что ты меня бросил? Я думала, что этого никогда не будет, надеялась, что ты всегда будешь со мной. Ты хоть слышишь меня, слышишь мои мысли? Помнишь, я говорила, что из-за тебя я вся в кровь? Конечно, ты помнишь, ты всё всегда помнишь, кроме моей любви, потому она тебе была не нужна. Тебе нравилось лишь моё тело, верно? Ты так умело пользовался им, возносил меня в самую высь чистого наслаждения, что я не могла тебе сопротивляться. Всё было так маняще, как ночные огни Питера. Пожалуйста, Глеб, сжалься надо мной ещё раз и устрой мне прогулку по городу. Я хочу снова дышать, заклинаю тебя, позволь мне услышать пульс нашей любви, дай прочувствовать его всеми нервными окончаниями. Ты даже не представляешь, как сильно я хочу вернуться обратно к жизни, даже не представляешь, как пусто здесь без тебя и моей любви. Я больше не буду совершать ошибок, больше не буду такой беспечной, обещаю тебе, я буду лучше следить за собой. Только верни меня назад! Вдохни в меня жизнь, создай меня заново по своему образу и подобию, ведь ты для меня выше всего, что существует и что только может существовать. Глеб? Ты слышишь меня? У тебя красиво имя, я никогда тебе этого не говорила, но теперь же, думаю, настало самое время. Как думаешь, нам с самого начало было положено вот так вот всё закончить? Если бы только ты был рядом… мне не хватает твоих рук, не хватает твоих слов, твоих зелёных глаз и даже твоего отрицания, что у нас всё это несерьёзно. Я стою на краю валуна у моря, представляешь? Да, представляешь, ведь у тебя хорошее воображение. Я у моря, понимаешь, что это значит? Поцелуй. Я жду поцелуй, чтобы понять, что всё было реально, чтобы почувствовать твою любовь ещё раз, в последний раз. Просто приди и поцелуй меня, прошу. Поцелуй меня ласково и нежно, будто от этого будет зависеть вся моя жизнь. Поцелуй меня, пока я не прыгнула…Не дождалась, уже в полёте понимая, что он никогда её не поцелует.Иване бы очень хотелось, чтобы снег и мороз привлекли к себе всё её внимание без остатка. Для этого она специально погружала пальцы всё глубже в белоснежные настилы, ломая своими окровавленными ладонями верхний слой замёрзшей корки. Снег идти ей на уступки не желал, набрасываясь с новой силой на её посиневшие пластины и забиваясь под неровные изломы. Приподняв кое-как голову, Ивана отметила отблески мягкого света, что будто в сказке поиграть решили с ней. Упорно отказываясь повиноваться зову, она сперва повернула лицо налево, затем направо, а перед глазами же смазалась картинка?— похоже всё было.Кругом всё было покрыто снегом, что мягким казался только на первый взгляд. Никаких следов вокруг, даже зайка не пробегал тут, а ведь волк-то всегда голоден, так что обязательно отправился бы на охоту. Неужели перевелись все зайцы? Да быть такого не может! Ивана же вон, лежала себе спокойно в снегу, хоть шёрстка её и рыжей была, но ведь так даже лучше?— искать долго не придётся. Противные волки пошли в наше время, даже вон отказываются брать то, что само готово идти к ним в руки, кхм, поправка, в лапы.В свете далёких звёзд искрился снег, готовый взорваться блеском суперновой. Глаза болели, но это, наверное, от слёз, ведь свет, по сути, безобиден должен быть. Так думала Ивана, а вот Глеб же знал, что лучше же бродить в тенях, на грани между светом и тьмой, чтоб не достаться ни одному, ни другой. Ей бы стоило поучиться у него подобной изворотливости, а то вон руки уже потянулись сминать снег в ладонях, чтобы протереть глаза. Кожу лица жгло и покалывало, но Ивана всё равно упорно натирала ту снегом, не забывая и про глаза.Приподнявшись кое-как на локтях, она подтянула колени ближе к животу и наконец села. А перед ней же оказалось то, что она так сильно боялась увидеть, и тот мягкий свет, что манил её всего лишь, казалось, в паре метров, стал для неё ловушкой. Выпрямляя спину и глотая очередной приступ слёз, Ивана зажала уши ладонями, чтобы только не слышать ничего, глаза тоже зажмурила, но соблазн был так велик, что она мухлевала, подсматривая картинку и подслушивая звуки семьи, которой у неё теперь уже не будет.Сами границы картинки размыты были до невозможности, да и окружающий снег, скорее всего, был лишь декорацией. Огромная ель с пушистыми и раскидистыми ветвями занимала чуть ли не всё пространство. Внизу коробки, обёрнутые бумагой, которые Ивана сочла за подарки. Да, точно, это подарки, ведь сама ёлка была украшена игрушками, а гирлянды же поблёскивали разноцветными огоньками, прорываясь через густую россыпь иголок. Среди игрушек она различила милых ангелочков. В детстве у неё были точно такие же, а дедушка всегда поднимал её на руки, чтобы она смогла повесить их как можно выше.Вокруг так светло, что аж глаза болели, а вот внутри самой картинки царил свет спокойный и ласковый. Такой, как нравится ему, Глебу. Его Ивана узнала даже со спины, ведь каждая зайка знает и помнит своего волка. Стоило ему развернуться, как на руках у него показалась маленькая девочка со светлыми кудряшками и такими же пронзительными глазами, как и у её отца. На ней было красивое платье в кремовых тонах, что контрастировало с чёрной кофтой самого Глеба.—?Где мама? —?чуть поёрзав, оглядываясь по сторонам, наконец поинтересовалась девочка у отца. —?Мы скоро закончим украшать, а она снова всё пропустит,?— надув розовые губки, пожаловалась она тоненьким голосом.—?Не волнуйся, Ксюша, скоро она придёт,?— принялся успокаивать её Глеб. —?Вот ты повесишь ещё вот эту вот игрушку, и она придёт.Ксюша же вот повесить игрушку не желала, позвав вместо этого маму, надеясь, что та услышит и оставит наконец приготовление праздничного ужина и присоединится к ним. Глеб вскоре и сам не выдержал, позвав ту, которую так сильно не терпелось увидеть им обоим:—?Ваня, иди скорее к нам!Иду! Иду, мои хорошие. Я уже рядом, подождите совсем чуть-чуть.Подорвавшись с места, Ивана бросилась бежать со всех ног. Стопы проваливались под корку снега, но расстояние же вот никак не хотело сокращаться. Лёгкие уже горели, а в боку кололо так сильно, что даже прижатая рука не унимала боли ни на йоту. Всё, что знала Ивана, было то, что её ждала её семья, малышка звала её, Глеб звал её, и она наконец нашла то, что так долго искала. Осталось только подойти.Какая же она у нас красивая! Боже мой, Глеб, да она вся твоя копия. Моего там ничего нет, только твои черты, твои глаза, она ведь улыбается, наверное, тоже так же мило, как и ты. Моя дочь! У нас с тобой дочь, представляешь? Я уже иду, ещё чуть-чуть.Поднявшийся ветер не дал ей ни единого шанса продвинуться хотя бы на сантиметр вперёд. Как бы не бежала, всё равно стояла на месте, будто Алиса. Падала и поднималась вновь, не жалея сил. После этого никто ведь не посмеет думать, что она слабая. Не слабая, не слабая, Ивана не слабая, поэтому хватит её жалеть, просто дайте ей добраться до её семьи.С очередным падением в снег она вздрогнула, проснувшись в больничной палате. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, а высоко вздымающаяся грудь была покрыта липким потом. Отодрав ткань рубашки, Ивана отметила, что с руками у неё всё было хорошо, никаких поломанных ногтей и разбитых костяшек. Оглядевшись по сторонам, она тяжело сглотнула, будто бы радуясь, что проснулась в палате. Несмотря на горечь сна, ей всё равно хотелось вернуться обратно, а точнее в его последнюю часть, где каждый атом был пропитан той любовью, от которой ей сейчас щемило в груди.Поднявшись с кровати, она прошла к умывальнику и умыла лицо прохладной водой. Из окон лился такой же мягкий свет, как она видела в своём сне, вот только лицо её было лишено этой мягкости, когда она взглянула на отражение в зеркале. Такая бледная! Почти что прозрачная, с синяками под глазами и сухими губами, но зато живая и по-прежнему умеющая и знающая как любить. Прогнав остатки сна окончательно, Ивана развернулась обратно к кровати.Нет, больше я туда не вернусь. Я хочу к Глебу. Где он? Почему его нет рядом?Стены давили на неё со всех сторон. Она снова бежала, даже не закрыв дверь палаты. Ей срочно нужен был свежий воздух, пока она не засохла там окончательно, пока те дурные сны вновь не вернулись, пока её разум вновь не решил поиграть с ней в жестокие игры. Проносясь по коридорам так быстро, как только ей позволяла тянущая боль внизу живота, Ивана лишь успевала ловить на себе вопросительные взгляды. Кто-то окликнул её, но она даже не обернулась, пробиваясь к спасению.Остановилась Ивана лишь у лип, что отцвели совсем недавно, но приятный запах всё же сохранили. Дыша полной грудью ночным воздухом, она опустилась на ближайшую скамью и подтянула ноги повыше, обхватывая колени руками, а пятками упираясь о край доски. На глаза навернулись непрошенные слёзы, теперь уже настоящие, реальные. В груди же вот, наоборот, клокотало всё так же, как и во сне, грозясь вырваться наружу истошным воплем. Подняв взгляд к небу, Ивана всё старалась разглядеть хоть одну падающую звезду, чтобы загадать желание.Ничего не вижу из-за этих слёз. Глеб, где же ты? Почему ты оставил меня? Вернись за мной, пожалуйста. Я очень сильно хочу к тебе, прошу тебя, пожалуйста. Умоляю, вернись. Мне очень плохо здесь без тебя.