Глава 10 (1/1)

Аллен сидел на бетонных ступеньках какого-то подъезда.Из призрачных теней ночи встала суровая действительность, облитая липким страхом и жалостью к самому себе, прошитая злыми усмешками к своей беспомощности. Мир и реальность обрели другую форму, образуя пустое место для новых сложений мыслей. Аллен смотрел на треснувшее стекло большого окна, за которым затаилось непроницаемое дно черного неба, и думал, что человек не способен разгадать того, что в сущности своей мистично и далеко от простого понимания. И сейчас, сидя в холоде, на сквозняке, он заново складывал мозаику своих представлений.Столько времени потратили зря, чтобы в один такой же вечер содрогнуться от точного удара по шаткой уравновешенности. И был он почти уверен, что всё пройдет тихо, без шторма эмоций и потоков горя, что экзорцисты, как в любой из детских сказок, победят зло своей утонченной логикой и готовностью сражаться за свою правду. Он слишком многое возлагал на их головы, ощущая себя защищенным, словно прикрытым крепкой скорлупой. А всё оказалось лишь изнанкой, отражающей узор лицевой стороны слишком размазано, зеркально. И поэтому он оказался здесь, загнанным в угол своим врагом, который стоял напротив и безмятежно пускал кольца сигаретного дыма.Аллен ему не ровня, мериться силами не было смысла, и это понимали оба. Просто убежать, как мальчик и сделал, вырвав свою руку из стальной хватки ледяных пальцев, было слишком примитивно, и Ноя это ничуть не обеспокоило – ему ничего не стоило догнать его снова, тем более, что телефон, являвшийся последней надеждой на помощь, сиротливо остался лежать в снегу. А теперь, когда все двери на спасение мальчика закрыты, мужчине осталось только безмолвно радоваться своей победе, наслаждаясь медленным потягиванием никотина и затухающим взглядом в темноте таких блестящих, живых глаз.Тикки, тихо прокашлявшись, обернулся на тихий шелест со стороны мальчика и замер, разглядывая его. Если он мог бы достойно оценить температуру воздуха, то, может быть, смог бы понять причину мелкой дрожи Уолкера. Свет, одиноким лучом падающий на часть лестницы, освещал только седую макушку и ступеньки выше, но и в ночной мрачности помещения можно было различить красные щеки и руки юноши, перемерзшие на морозе. Аллен дышал тихо, и только пар, появляющийся при каждом выдохе, выдавал рваный ритм его дыхания. Тикки сделал последнюю затяжку и выбросил сигарету на пол, оставив её дымиться.— Странно, — сказал он, — слишком просто всё получилось. Я неделю изводил себя ожиданием, что смогу развлечься позже, а ваша Светлая сторона оказалась дряхлой и едва живой. – Глубоко вздохнув, он почесал свой затылок и вновь обратился к Аллену: — Но я всё равно рад, что имею возможность смотреть на тебя и любоваться вкусом предвкушения…Мальчик не ответил.— Да уж, если твой звонок, который ты успел совершить за время своего побега, дошел до нужного экзорциста, то мне прям интересно посмотреть, что за балаган там у вас сейчас творится… Полагаю, первым делом поехали к тебе домой, посмотреть и проверить, что произошло, — Ной усмехнулся и, скорее от безделья, нежели от настоящего желания, достал еще одну сигарету. С тихим щелчком зажигалки появился маленький язычок рыжего пламени, также быстро исчезнув, оставив после себя красный огонек сигареты. – Там они найдут того экзорциста, что был с тобой … А, насчет него. Извини, что долбанул его у тебя на глазах. Но другого подходящего момента я не дождался. Понятия не имею, жив или нет, но суть не в этом. Так вот… там они найдут этого беднягу, будут расспрашивать о тебе, а потом кинуться искать. Представляешь, сколько времени они теряют?Аллен молчал, сжимая и разжимая пальцы, в надежде хоть как-нибудь прогнать окаменение. Привидению не понравилось, что его игнорируют, но, нахмурившись, оно продолжило:— Хотя, наверное, они разделились… Как думаешь, здесь искать будут?Уолкер снова заметно вздрогнул и потер ладони друг о друга. Ной, раздраженно цокнув, облокотился о стену и стал осматривать мальчика.Аллен старательно делал вид, что вовсе не замечает его, подносил покрасневшие руки к губам, горячо дышал на них, сжимал в кулаки и вновь вздрагивал, не имея представлений, куда можно спрятаться от назойливого сквозняка.Тикки выпустил дым, и тот, почти белый в неверном освещении, матовым облаком вознесся к потолку и там рассосался в густой ядовитый туман.Ной смотрел на движения мальчишки, больше напоминающие инстинкты сохранения тепла, и удивлялся своим мыслям, так ясно выточенным недолгим существованием затаившегося желания. Ему нравилась юная живость, плескающаяся в светлом и красивом лице, простые и уверенные жесты, а морозный румянец напоминал о том, что юношеская кожа теплая, горячая, не такая, какая у самого привидения. Снежные волосы придавали особый шарм, некую нарядность, так плавно обтекающую идеальную форму лица с двумя бесцветными зеркалами. И пересыхало в глотке, когда взгляд опускался ниже, скользя по светлой шее, плечам, груди и животу, ложился на ляжки, сокрытые тканью темных брюк, и мозг усердно подключал фантазию к действию, заставляя представлять трение теплого и мягкого тела под собой.Снова не затушив, Ной выбросил сигарету в сторону, мимолетно сожалея, что удовольствие, пусть и в ядовитом действии, длилось так мало. Вслед за ней проскользнула мысль, что всякое удовольствие кратковременно, но тут же была развеяна тихим и хрипловатым голосом:— Если решил меня убить, то придумай какой-нибудь другой способ. Не думаю, что смерть врага от холода доставит тебе хоть какой-то радости.Аллен поднял на Тикки взгляд, продолжая греть пальцы своим дыханием.— Если только смех… Но ты прав, — согласился Ной, — другой способ придумать надо. Например, заставить тебя выкурить пачку моих сигарет или глотнуть смертельного яда… — он скучающим взглядом посмотрел на только что выброшенный окурок. – Но это слишком просто и неинтересно. Я раньше любил театр. Смотрел на игру актеров по прочитанным пьесам, сравнивал и восторгался. Самые любимые были постановки с плохим концом, где кто-нибудь, если не все, кончают жизнь самоубийством или убийством… Актеры талантливые делали свою смерть венцом всей игры, а актеры бездарные олицетворяли смертью что-то ужасное, но оттого не менее притягательным казалась игра. – Ной усмехнулся и наклонил голову набок, окидывая взглядом фигуру юноши. – Но нет. Никакая из тех смертей тебе не идет. Для тебя она должна быть особенной, те смерти – воплощение текста на сцене, не более.— Не думал, что ты любитель почесать языком, — спокойно отозвался Уолкер. – Стоишь, как перед публикой, и изливаешь на меня свои не радужные речи… Театр, говоришь? Сам, небось, вешался и протыкал себя ножом?— О, нет. Театр – игрушка для слабых людей. Играют всё по чужим нотам.Аллен не нашел, что ответить, и вообще посчитал лучшим ходом не отвечать ничего. Ной оттолкнулся от стены и сделал шаг по направлению к мальчику.— Каковы ощущения, когда знаешь, что твоя жизнь в руках врага? – усмехнувшись, Тикки встал перед Алленом, серьезно глядя ему в глаза. Мальчик же открыто игнорировал приближение привидения, продолжая греть свои руки. Вновь проследив за этими движениями, мужчина сказал: – Стараешься выглядеть независимым… Хорошо, похвально. Только этого никто, кроме меня, не увидит и не оценит по должному. И я уверен, что ты прекрасно знаешь, что мне от тебя нужна не отрезанная голова или рука, или, не дай случай, вырванное сердце – это всё не то, — заметив на лице своей жертвы что-то, похожее на замешательство, он усмехнулся. – Сделаешь это добровольно или мне тебя калечить?Ничего не изменилось с минувшей минуты, а сердце снова учуяло запах опасности. Остро ощутилось неравноправие в силах, и Ной, смотревший на него сверху вниз, казалось, давил на него своим присутствием и заглушал все мысли о возможности выбраться из его плена живым и… целым… везде.— А может, ты на меня злишься за такой очаровательный глаз твоего приятеля?— Не от большого ума, скажу, такие претензии на твою якобы собственность, — процедил мальчик, чувствуя неимоверную усталость от сиденья в одном положении на холодном бетоне.— Я тебе давал время подумать над моим вопросом, — вновь вернул тему Тикки, не обращая никакого внимания на старательные попытки своей жертвы укольнуть его самолюбие.— Да ни за что…— Значит, калечить… — подытожил Ной, меланхолично глядя на уже белые руки мальчика, так ясно выделяющиеся в застывшем мраке.Он хотел положить свою ладонь на седой затылок, но Аллен увернулся, не давая себя коснуться:— Иди на хер.Тикки покачал головой:— Это мило. Если жертва не вырывается – это не жертва… — Ной ловко поймал взметнувшуюся к нему лодыжку в попытке удара, и с силой потянул мальчишку на себя, заставив распластаться того на ступенях и стукнуться копчиком о несколько из них.Аллен дернулся, не ожидав такой точной реакции со стороны своего противника. Несмотря на низкую температуру подъезда и свое собственное замерзшее тело, он всё равно почувствовал стальной холод нависшего над ним Ноя. Он попробовал оттолкнуть его, но тщетно.— Малыш, тебе сначала пальчики сломать, а потом руки? Или сразу руки? – с насмешкой поинтересовался Тикки, перехватывая все удары, направленные в его адрес. – Ты ничего уже не сделаешь. Только меня разозлишь, а это плохо скажется на твоем… состоянии.— Да я лучше себе шею выверну и сдохну от этого, чем это!— Могу поспорить, — запротестовал Ной, — вы с твоим экзорцистом уже делали это, я знаю. И ты был не против, насколько мне известно.Аллен не ответил, сконцентрированный на чужом запахе, сквозившем сигаретами, и чужом холоде, пропитанном опасностью.Плохо же, если он и в самом деле сейчас даст трещину в своей стеклянной обороне. Сочувствие к самому себе просочилось сквозь всякие мысли. Было стыдно перед отцом, и он почувствовал себя настоящим слабаком, не способным справиться с такой мелочью, как защитить себя.Цепочку жалостливых мыслей прервало прикосновение чужой руки к его молнии на штанах. В одно мгновение ледяная рука проникла под ткань брюк, почти осторожно обхватывая член. Аллен с отместку с силой впился в нее ногтями, желая как можно скорее отстранить её от себя. Но привидение не отреагировало, сжимая член более уверенно, и мальчик зажмурился, сам толком не понимая от чего: от интимности прикосновения или холода в чувствительном месте.Предугаданная заминка своей жертвы позволила Ною спустить брюки мальчика ниже. Он посмотрел на оголившийся низ его живота, в предвкушении облизал губы. Своя рука, медленно поглаживающая чувствительную плоть, на фоне светлой кожи была с каким-то серым отливом.Аллен с размаха ударил мужчину по лицу, но тот лишь тихо засмеялся:— Мне всё равно, хоть лопатой ударь… а вот если я тебе верну этот удар, то мало не покажется.Тон его голоса обжег уверенность, и Аллен сжал зубы. До дрожи во всем теле раздражали собственное сбивчивое дыхание, инстинктивные отклики тела на тихую ласку. И граница контраста холода с теплом плавно размылась, предоставляя возможность чувствовать не острый лед, а притупленное ощущение сладкого.И до последнего не хочется верить, что движение рук из резкого перетекает в плавное, что реакция окутывается туманом новых воображений, что обнаженная гордость позволяет ощущению взять верх над разумом. Не хочется думать о том, с каким треском лопаются все надежды, каким градом осыпаются они на дно души, на дно его маленькой вселенной.Он замерз, замерз настолько, что, казалось, никакое пламя не в силах будет его растопить. Он не чувствовал ни ног, ни рук, – были только чужие пальцы на головке его члена и запачканная совесть.Ной наклонился, тихо усмехаясь своим мыслям, и обхватил натянутую бархатистую кожицу губами.Аллен резко втянул воздух через нос, не справляясь с потоком обрушившихся на его голову ощущений и мыслей. Неправильно то, что он сейчас находился здесь, что позволял себя трогать, выводить из равновесия… Но нет сил для оказания сопротивления, ни физических, ни духовных.Снизу, возрастая, вертится утомленное и постепенно оживающее чувство приближающегося наслаждения.Он зажмурился от отвращения к самому себе.Неужели он настолько слаб? Неудивительно, что Канда называл его ребенком, прячущимся за «папину юбку». Он действительно ребенок, который надеялся на силы других, когда нужно было верить только в себя.Но он ведь еще жив, его собственная вселенная еще дышит, еще есть её тепло, а значит, что мир не расползся в разные стороны, значит, он должен найти средства и решения, с которыми он соберет все растрепавшиеся нити в охапку и будет держать крепко и надежно. Он еще жив, его свет не угас и не зажегся на другом конце земли, он здесь и он сможет довериться своему телу, мыслям и решениям.Лави бы усмехнулся, ничего не ответив, и потрепал бы по голове, но в его лице была бы надежда.Линк бы покачал головой, но всё равно бы улыбнулся.Комуи бы кивнул, подтолкнул к риску во имя победы.Канда бы сказал, что это бесполезно.А отец, смотря живыми глазами ровно ему в душу, обдал бы его решение теплом и сказал: «У тебя получится, ты сможешь».И неважно, что толпа остальных имеет право сомневаться в твоей сути, главное: есть человек, вкладывающий в тебя свою веру, а его достаточно, чтобы суметь поверить в себя и вознестись над самим собой.Аллен, собрав решительность в кулак, вцепился в темные волосы Ноя, с силой отстраняя от себя его голову.Тикки, вполне готовый к такому резкому изменению, отстранился и, глядя на грудь мальчика, вздымающуюся в рваном дыхании, сказал:— Я предупреждал.— Я помню, — серьезно ответил юноша и, зная, что рискует своей гордостью и, скорее всего, жизнью, приник губами к холодным губам мужчины.Боясь, что в его глазах привидение прочтет страх и толику уверенности, он закрыл их, нехотя обвивая его шею руками.Он никогда не целовался по-настоящему. Канда дразнил его языком, проводя по губам, прикусывая их, Лави осторожничал, нежно касаясь его своими губами. А Тикки, пользуясь своим верховенством, протолкнул свой язык Аллену в рот, тут же начиная с нажимом трогать язык мальчика.Мокро, странно, немного волнующе, и солоноватый вкус на чужих губах напоминал о принужденном откровении… Стало немного не по себе, и юноша посмотрел на лицо напротив и не без удовольствия отметил, что привидение прикрыло глаза и теперь сосредоточенно проявляло грубую ласку.Балаган какой-то, пронеслось у Уолкера в мыслях и он, дождавшись короткого вздоха от Ноя, послужившего сигналом к началу действий, резко поднялся и, на ходу застегивая свои брюки, выскочил на нижний лестничный пролет, беспокоясь лишь о том, чтобы не споткнуться.Уверенность приукрасилась, когда и третий этаж удалось миновать, и холод, проявляющийся еще отчетливей, давал понять, что заветная дверь всё ближе.На каком этаже он остановился, гонимый привидением еще с улицы, он не мог сказать, поэтому сейчас, не успевая мыслями за своим телом, он рвался наружу, рвался кричать, метаться, что он здесь, что он живой…— И не пытайся даже, — усмехнулся мужчина, не спеша спускаясь за ним.Аллен его не видел – тот шел медленно. Были слышны его шаги, гулким эхом отдающиеся в голове, а в прозвучавшем голосе различалось недовольство. Ему удалось разозлить его?Но вот оно – спасительное окно в другую, казалось бы, реальность, где нет сырости, крашеных стен, бетонных ступенек, застывшего в воздухе сигаретного дыма, где есть ветер, холод, снег и перспективы убежать. Наверное.Оставалось же только спуститься, толкнуть дверь, выбежать, почувствовать себя почти свободным…— Малыш.А потом вмиг всё окрасилось белым. Голова заболела нещадно, словно кирпичом пытались расквасить её, приплюснуть, раздавить. Темными кругами перед глазами возникала реальность, шатким стеблем покачивающаяся из стороны в сторону.Он был на грани победы, но тело не желало подчиняться – падало.Лави шел рядом с Мари, экзорцистом, к которому его приставили. Немногочисленные апостолы по всему городу рассосались парами. В холодном воздухе витал запах беды, снег предостерегающе трещал под ногами.Людей на дорогах было немного, и никто, кого бы рыжий не спрашивал, никто не видел «беловолосого мальчика с шрамом на лице». Время не останавливалось и, казалось, специально отматывало стрелки вперед, показывая, как много они его теряют.Мари, человек высокий и широкий в плечах, со смуглой кожей и особо маленькими глазами, вел себя немного странно. Он постоянно молчал, и не проронил за всё время их поисков ни одного слова. Иногда он останавливался, словно прислушивался к чему-то, но потом вновь возобновлял движение, сохраняя задумчивое и сосредоточенное выражение лица. Лави казалось, что он вообще его не замечает, идет сам по себе, а парню оставалось лишь поспевать за ним. И что-то таинственное возникало в этом молчании, а надежда была еще не задушена и продолжала вопить, что, возможно, они просто еще не дошли или кто-то другой найдет мальчишку раньше их. Но они найдут его в любом случае. Найдут, ведь?Зазвонил телефон, и Мари ответил на звонок.Лави остановился, внимательно глядя в лицо своему спутнику. Некоторое время было напряженное молчание. Мари снова слушал, только не что-то неопределенное, а голос, который говорил ему что-то жизненно важное.— Хорошо, — только и сказал он в ответ на невнятное для рыжего бормотание в динамике.А потом положил мобильник в карман и продолжил идти.— Эй! – возмутился Лави, догоняя парня. – Комуи звонил?— Да.— Они что-то нашли?— Канда нашел Линка у Уолкера дома.— Живой? – уже тише спросил Лави.— Линк – да. А Уолкера еще не нашли. – Экзорцист тяжелым взглядом посмотрел на парня. — Говард сказал, что вещи мальчика остались дома: и обувь и куртка.— Что еще он сказал? – уже тише спросил Лави, высматривая каждый угол лежащего перед ними дома.— Линк не звонил.Вот и собралась почти что полная картина, которая мозолила мысли. Стало противно при воспоминании самодовольного лица Канды, когда тот смотрел на вибрирующий телефон. Аллен звонил, чтобы попросить помощи, Аллен, судя по всему, выбежал из опасной квартиры, пожертвовал своим теплом и жизнью, но звонил, давал о себе знать, нуждался во вмешательстве в ситуацию кого-то сильного, способного помочь. А Канда не ответил… Ведомый какими-то своими мотивами, мыслями и целями, просто отложил и заглушил отчаянный звонок.Проходя мимо закрытой библиотеки, Лави кинул взгляд на виднеющийся среди построек дом Уолкера. Возможно, его окна уже окрашены смертью.Он сжал кулаки и посмотрел на Мари.Желтые фонари светили неярко, и свет их ореолом окружал каждый матовый купол. Снег переливался радужными цветами, как дорогой камень отсвечивается при ярком освещении. Кое-где проходили люди, шурша и кашляя, слышался мотор машин…— Черт, — выругался парень и от неожиданности отступил на шаг.Мари опустил голову, всматриваясь в снег под ногами. Наклонившись, он взял серый телефон, экранчик которого светился белым и показывал только что пропущенный вызов. Лави посмотрел на находку, отстраненно ругая себя, что испугался вибрации простого мобильника, но потом, присмотрелся к нему. Вдруг его словно окатило водой, и он, обретая новую надежду, спросил:— Его?..— Пропущенный от Канды. Видимо, тот специально звонит, чтобы мобильник отыскали, — ответил Мари, смотря на количество пропущенных.Не успел Лави ничего ответить, как телефон снова загорелся подсветкой и задрожал.— Канда, — ответил Мари, — телефон мы нашли. Напротив девятнадцатого дома, у библиотеки.— Значит, его подловили где-то близко, — Лави услышал голос Канды. – Одну пару экзорцистов перенаправлю на этот район. И сами не расслабляйтесь.— Хорошо, — сказал темнокожий парень и посмотрел на Лави. – Вы с Линком не сидите на месте.— Мы и не сидим, — огрызнулся мечник и прервал связь.Экзорцист положил телефон в карман, к своему мобильнику. Глаза его были всё такими же странными и полупустыми, словно он находился не в этой реальности, а где-то за гранью другого мира. Лави отвел от него взгляд и вновь посмотрел на дом Аллена.— Мне кажется, что он близко, — высказал свои ощущения Лави.Мари не ответил, смотря в упор на рядом стоящий дом. Как обычно, резко и непредсказуемо, он двинулся в направлении этого дома, смотря стеклянными глазами, словно загипнотизированный. Рыжий пошел за ним следом, наполняясь неуверенностью и глухим страхом.Они зашли в какой-то подъезд, специально оставив дверь открытой.Стояла мертвая тишина, и было слышно только тихое эхо их шагов. Лампочки на первом этаже не было, поэтому в дополнение прилагалась еще и темнота. Мари стал медленно подниматься по лестнице вверх, словно боясь нашуметь, и Лави ничего не оставалось, как последовать за ним.Раздался девичий смех, потом скрип двери и хлопок, заставившие Лави заметно вздрогнуть. Видимо, соседи вернулись домой.— Звони Канде, — приказал Мари, протягивая телефон, — и не разрывай связь до тех пор, пока не узнаем, что здесь всё в порядке.Лави кивнул, набирая последний вызов.— И обязательно сообщи, где мы находимся, — вдогонку кинул он.Такая осторожность ввела парня в тупик своих страхов, но он собрался с мыслями и стал дожидаться ответа с того конца линии, который последовал примерно спустя два гудка. По всей видимости, Канда не отходил от телефона.— Канда, — сказал Лави, поднимаясь вслед за Мари. – Мари сказал позвонить тебе и попросил, чтобы ты остался со мной на связи.— Он что-то услышал? – серьезно спросил Канда.Лави не понял, что он мог услышать – здесь было странно тихо, поэтому решил не отвечать на странный вопрос.— Мы в девятнадцатом доме, Канда. Это тоже Мари сказал тебе сообщить.— Хорошо. Линк сейчас к вам подойдет.— Как он? – уже тише спросил Лави, внимательно следя за поведением экзорциста, который остановился у мусоропровода.— Жить будет, — коротко ответил Канда и замолчал.Лави знал, что парень продолжает держать телефон у уха, но его молчание напрягало. Не сказать, что он был рад поболтать с тем, кого за этот день успел дважды проклясть, но что-то было такое, что поддерживало и не позволяло нажать на сброс. Тем более, Мари приказал держать связь до конца.Вдруг Мари резко обернулся и стал вглядываться далеко за спину Лави, что очень напрягло последнего.— Вот почему его никто не замечает, — сказал апостол, не отводя взгляда.Лави услышал в трубке тихий шорох и понял, что Канда слышит Мари также внятно.— У него способности почти восстановились. И он может нас избегать, — сказал экзорцист. – Он только что вышел из подъезда.— Мелкого нашли? – уже мягче спросил мечник и Лави качнул головой, с запозданием вспомнив, что Канда его не видит.— Нет пока.Но, поднявшись еще выше, Лави застыл, увидев безвольное тело своего знакомого, прислоненного к стене. Он без лишних слов передал трубку Мари и подошел к Аллену. Присел рядом, робко коснулся его белой руки и с ужасом осознал, насколько она холодная. Мертвенно-белый цвет его кожи, холод тела, и дыхание… нет дыхания!— Нашли, — оповестил Мари. – Не знаю.Лави с тонким ужасом в глазах засуетился и принялся стягивать с себя куртку, накинув её на плечи мальчика. Он был весь ужасно бледным и холодным и…— Да, жив, — сказал экзорцист, — слышу – дышит.Ругая себя за поспешность с выводами, рыжий наклонился к лицу Аллена ближе.И правда, дышит…Глупая улыбка расползлась по лицу. И руки, и ноги словно наполнились свинцом, стали тяжелыми – напряжение отпустило, оставив после себя неимоверную слабость.Помощь, нужна помощь, нужно поскорее вынести его отсюда, из мерзкого подъезда, укутать во что-нибудь теплое, согреть.Услышав сдавленный вздох, Лави посмотрел мальчику в лицо и, заметив, как дрогнули светлые ресницы, стал ожидать, когда тот откроет глаза. Долго ждать не пришлось, и Аллен, наткнувшись на знакомое лицо напротив, в удивлении и необъяснимом страхе не нашел слов для ответа.— Пошли домой, — Лави тепло улыбнулся и подал ему руку.Аллен, медленно соображая, что от него требуется, принял помощь и с трудом поднялся, чувствуя неприятное головокружение.Пучина страха, отчаяния, молчаливых надежд и предрассудков отступила, освобождая место для новых, более светлых мыслей.И, выходя из подъезда, поддерживаемый надежными руками Аллен интуитивно обернулся туда, где только что стоял Тикки. И ничего нельзя было сказать о его минутном присутствии, только мальчик, поправив сползающую куртку, с паническим отвращением посмотрел на оставленную в снегу сигарету.Больше всего Аллен боялся неизбежности, той неизбежности, с которой бороться порою бывает бессмысленно. Поэтому утраченная вера в непобедимые «Силы Добра» своей потерей восстановила новые цели, сводящиеся к одному: суметь.Он сидел в горячей ванной и с тающей меланхолией слушал голоса, которые раздавались из коридора, кухни. Вода действовала успокоительно, мягко обнимала его, укачивала. Глаза слипались от желтого света, словно облитые медом, а руки всё еще дрожали.Затаилось такое странное чувство, что ничего и не было, что пережитый страх – такой же страх, который мы переживаем во сне. Правда, голова продолжала болеть, и непонятно из-за чего именно: от удара или от томительного и подлого вечера. Но чужие прикосновения едким огнем пылали на теле, и, казалось, не смыть их – они будто бы чесались, напоминая о себе.Аллен не помнил, как оказался вновь на том же этаже, а может и на другом, но прийти в себя не помогали даже прижигания тлеющего кончика сигареты к его животу. Он чувствовал щиплющую боль, начинающуюся чуть ниже пупка, но не мог пошевелиться. Так бывает, когда отходишь от общего наркоза: начинаешь соображать, что происходит, а тело ни под каким предлогом не слушается и не откликается на позывы мозга. Поэтому и Аллен тогда смог пошевелить только кончиками пальцев, вместо планируемого удара или, хотя бы, простого движения от зудящей боли. Но Тикки на одном месте не стоял, прикладывал огонечек ниже, заставляя юношу просыпаться, но все эти попытки оказались тщетными.Выключив воду, Аллен вылез из нагретой ванной и обтер тело мягким полотенцем – его отец привез из Туниса – потом, одев заранее взятые шорты и футболку, вышел из комнаты.В коридоре уже никого не было, голоса стихли.Мальчик прошел на кухню, устало сел на свободный стул, рядом с Лави, и, подперев голову рукой, совершенно трезвым взглядом посмотрел на Линка.Говард заполнял какие-то бумаги, и мальчик невольно скривился – снова эти официальные документы, которые не приносят никакой пользы.И всё-таки осталось саднящее чувство вины за то, что Уолкер позволил себе оставить Линка одного, не зная о его состоянии. А если бы он нуждался в скорой помощи? Получается, Аллен оставил его на произвол судьбы, спасая собственную шкуру? Но всё-таки подсознание твердило, тихим и шелестящим голоском, что всё сделано правильно, несмотря на такую эгоистичную оплошность.Еще не хотелось начинать разговор, но он был неизбежен.Лави молчал, устало смотря на быстрые движения кончика ручки по белым листам. Линк же сосредоточенно выводил прописные буквы, без сильного нажима.Дома было тепло.— Ну что? — Аллен обернулся на голос. Он не думал, что в квартире был кто-то еще. – Закончил?Мальчик узнал в зашедшем человеке того парня, что нашел его вместе с Лави.Линк медленно кивнул, ставя последнюю подпись. Потом поднял уставший взгляд на Мари и вяло спросил:— Телефон хоть вернешь?Аллен снова почувствовал угрызение совести, но внешне остался спокоен. Он без интереса проследил, как этот темнокожий экзорцист передал мобильник его обладателю.Говорить не хотелось совершенно, но оттягивать неминуемое, как резину, не хотелось еще больше.Устало вздохнув, он на пару секунд прикрыл глаза, словно подстраиваясь под ритм головной боли, а потом посмотрел в окно. Там медленно и плавно сыпал снег, в своеобразный знак успокоения, и это подбавило Аллену сил начать разговор.— Что написано в ваших отчетах о цели Ноя? – спросил он у Линка, смотря на него с легко читаемым безразличием.Ему было неважно это знать, просто хотелось сравнить.— Преследование своего Донора для собственных интересов, — спокойно ответил Линк.— Имеете предположение, что хотя бы примерно ему нужно?Линк на какое-то мгновение показался задумчивым, а потом, посмотрев в серые глаза, сказал:— Имеем.Аллен снова вздохнул. Всё-таки голова болела достаточно сильно для того, чтобы тело давало трещину в сопротивлении с наваливающейся усталостью.Линк продолжал смотреть на мальчишку, ожидая дальнейшего разговора. Лави же обеспокоенно наблюдал за тенью усталости на изувеченном лице.— Он же просто играет, — наконец сказал мальчик. – Водит вас за нос, пока вы рисуете свои документы. Поджидает подходящие моменты для своего выхода, потому что уверен в своих силах, испробованных на практике.— И… чем можешь аргументировать свои предположения? – заискивающе спросил Говард.— Вы – пешки на его игральной доске. Да, не спорю, что вы мешаете ему в некоторых планах возрождаться так, как ему хочется… — Аллен откинулся на спинку стула. – Но каким-то чудесным образом он может просчитать ваши действия, а вы его – нет.Линк молчал, ожидая дальнейших слов мальчишки. Уолкер, заметив, что его слушают, продолжил:— Вы обсуждаете планы по взятию врага, а он действует согласно случаю. Это прямой намек на то, что крутые разработки ваших ходов не стоят рядом с его моментальными и спонтанными выпадами.— Необдуманность порой приводит к неосуществленным планам. – Аллен вздрогнул. Он не ожидал, что этот человек тоже находится здесь, а оборачиваться к нему, чтобы вновь встретиться с обжигающим льдом чернильных глаз, не было… смелости. В одно мгновение вся уверенность притупилась. – Если бы его затея удалась, думаешь, ты бы сидел сейчас здесь?Лави посмотрел на Канду, который неслышно уселся на кресло, стоящее в углу. Он часто там сидел, когда еще являлся официальным стражником Уолкера.— И каким надо быть идиотом, чтобы действовать без предвидения дальнейших последствий? – усмехнулся Канда.— Но, несмотря на свои внезапные действия, он же все равно был близок к победе? – вмешался Лави. – То, что Аллен здесь, не может вернуть Кроули, Канда.— То, что нет Кроули, не значит, что нет дальнейшего пути, — грубо заметил мечник, а Аллен тупо уставился на Лави.— Вас же итак можно по пальцам пересчитать! – возмутился рыжий. – На твоем месте я бы призадумался об этом факте, а не сидел на заднице ровно, когда вокруг всё разлагается.Аллен молчал, желая, чтобы всё скорее умолкло и успокоилось. Лави сказал, что Кроули нет? Он погиб из-за него?— Не тебе меня учить, — спокойно ответил Канда. – То, что все мы здесь сидим целые и невредимые, дает тебе что-нибудь?— Абсолютно ничего, — выплюнул Лави, со злым прищуром глядя в спокойные, холодные глаза экзорциста. – Не удивлюсь, если завтра нас станет еще на одного меньше, только потому, что Великий Экзорцист Канда сидел и считал шаги, куда поставить своего короля, а куда ферзя!— Лави, — спокойно позвал Мари, смотря на переданные ему от Линка листы, — то, что бОльшая половина нас еще жива – заслуга именно Канды.— С чего бы это? – с сомнением спросил Аллен, не смотря на усмехающееся красивое лицо.— Странно, да? – спросил Линк. – Можешь смеяться, но именно он составлял большинство траекторий наших движений.Аллен покачал головой:— И почему же тогда привидение с самодовольным видом летает по городу и творит, что ему вздумается, о, великий стратег? – посмотреть ему в глаза было необходимо. Не хватило выдержки избегать испытующего взгляда, не хватило сил удержаться и не ответить.— Как ты заметил, я стратег, а не волшебник.Аллен не отвел.Он, вновь вздохнув, посмотрел на настенные часы и, встав со стула, сказал:— Я могу отлучиться и получить заслуженную долю моего сна? – с иронией спросил он у Линка, но ответил Канда:— Сначала ты расскажешь, что говорил тебе Ной.— Ничего особенного, что могло бы повлиять на ваши планы, сэр.— А на ваши? – язвительно спросил мечник, медленным взглядом обводя фигуру юноши от колен и выше до шеи.Аллен, заметив оценивающее выражение лица брюнета, неосознанно облизал губы и, встретившись со взглядом темных глаз Мари, вздрогнул. В одно мгновение в голову пробились две мысли, и одна другой краше по содержанию. Вспомнились скользящие прикосновения Ноя, но перед глазами сейчас сидел Канда.Снова Канда.Снова обжигающий взгляд, поднимающий томительную тяжесть в его теле. Снова холод его слов, пронизывающий насквозь.— Аллен, ты как, в порядке? – Лави оказался рядом, подхватив его за предплечье.Было что-то еще, но комната перед глазами закружилась.Белые пальцы рассвета медленно пробирались сквозь шторы. Черные причудливые тени бесшумно уползали в углы комнаты и спрятались там. А за окном постепенно зажигался новый день.Аллен смотрел в белый потолок своей комнаты, натянув мягкое одеяло да самого носа. Ему не снилось ничего, и он мог назвать себя вполне отдохнувшим. Только раздражало присутствие другого человека, который, казалось бы, нарочно смотрел на него, не опуская глаз. Когда организм насытился сном, Аллен сквозь его пелену почувствовал на себе чужой взгляд, поэтому и проснулся, когда за окном еще не началась суетливая спешка жизни.Канда молчал, сидел, подперев голову рукой и облокотившись на стол. Некоторое время Аллен специально делал вид, что его не замечал, игнорировал, но вскоре терпение лопнуло.— Что тебе надо? – спросил он, не поворачивая головы.— Догадайся.Мальчик прикрыл глаза, выискивая подтекст в одном простом слове. Полежав в молчании еще несколько минут, он ответил:— Я же сказал, ничего Ной не говорил. Ни о своих силах, ни о ваших. Просто много курил и не давал мне сбежать.— И как, он получил то, что хотел? – серьезно спросил он.— Можешь закатать губу. Нет.— Значит, он еще вернется.Канда усмехнулся и продолжил всматриваться в сонное лицо Уолкера. Аллен всячески избегал его взгляда, и это заводило, заставляло проявлять интерес, дразнить и выводить из себя.Застывшее молчание разрезал звонок отца. Аллен даже вздрогнул от неожиданности, и первая мысль о том, почему папа звонит так рано, была заглушена разозленным голосом из динамика.С каждым словом от отца лицо юноши становилось всё мрачнее и раздражительнее. Наконец он воскликнул:— Да ты мне хоть слово вставить дашь?!Судя по прекратившему шуршанию в динамике, Канда понял, что Мана замолчал.— Всё нормально, пап, — спокойно сказал Аллен. – Просто телефон вчера в куртке оставил и не слышал, когда ты звонил.На некоторое время он вновь замолчал, внимательно слушая собеседника в телефоне, а потом, отключив и бросив трубку в постели, вздохнул и откинулся на подушку.Минувший вечер явно был худшим вечером его жизни.— Бедный мальчик, — ядовито усмехнулся экзорцист, — папа волновался?— Канда, заткнись.— Ну-ну. Места же теперь себе не находил… Как же так! Сыночек не отвечает. – Канда встал со стула, потягиваясь и разминая затекшую шею. – И что, запретил тебе теперь выходить на улицу?— Сука же, а? – серые глаза неопределенно посмотрели в темно-синие. – Он через неделю приезжает…Канда повернул голову к электронным часам на тумбочке, некоторое время стоял неподвижно, а потом обратился к Аллену:— Хреново. – Он посмотрел на мальчишку, который откинул одеяло и встал в постели.Странно было ощущать себя, словно на волнах. Да и сквозняк, подувший по оголенным ногам, показался приятным. Болела поясница, болела голова.И было приятно видеть Канду вновь в своей комнате, пусть тот и кидался колкостями, пилил его нервы, действовал с точностью наоборот не по правилам элементарной этики. Накрыло чувство, словно он никуда не девался, словно всё так же, как и было пару недель назад…Аллен вздрогнул от прикосновения прохладных пальцев к своему животу, но не отступил, встретившись с темным взглядом.Канда почти аккуратно тронул круглые точки ожогов внизу теплого живота.Прикусив губу, Уолкер прикрыл глаза и опустил голову, словно запоминая приятные ощущения.Канда стоял рядом, дышал тепло, ровно. Его запах, уже не оставшийся на одеяле, воскресил в памяти некоторые моменты, которые хотелось бы вернуть.Аллен в решительности поднял голову, потянулся к красивому лицу, едва коснулся манящих губ, но апостол отвернулся.И пальцы с живота пропали, оставив чувство прикосновения догорать на теплой коже.— Говоришь, Ной не получил своего?— Не получил, — Аллен не узнал свой голос и сглотнул, собирая силы, чтобы отойти от парня.— Были жесткие меры? – усмехнулся тот, сам отходя к столу.Он подцепил шорты и футболку Недомерка и кинул их ему. Была ли это просьба одеться, или же что-то отстраненно напоминающее помощь – Аллен не понял, только медленно натянул на себя одежду и сел на кровать.Было сладкое чувство опьянения. Картинка перед глазами плавно покачивалась, дурманил запах Канды, его близость, его прикосновения, эхом отдающиеся в памяти. Звонок отца не смог затмить мысли своей новостью, или, скорее всего, мальчик просто еще не до конца осознал важность такой перемены. Вчерашняя выходка Тикки тоже сыграла свою роль, поэтому, посмотрев на мечника открытым взглядом, Аллен сказал:— Канда… давай переспим?