Глава 7 (2/2)

— Канда, — горько позвал он, чтобы спросить об изменении его ощущений, но замолк, услышав приятный для слуха бархатный стон.Движения стали резче, и мальчик вновь непроизвольно сжался – боль еще никуда не отступала.Чувство наполненности обретало иной смысл. Оно возбуждало. Канда касался чего-то странного и необходимого, что с такой болезненной сладостью откликалось на собственном члене.

Всемысли, которыми мальчик переполнялся в это время, разлетелись испуганными птицами. Внутри него стал разрастаться огромный шар возбуждения, который был готов вот-вотвылиться во что-то необыкновенное. Канда дышал часто, прерывисто, до боли сжимал его бедра – это сильно возбуждало. Так же, как и его периодичные стоны.

«Дам за дам», — прозвучали в голове слова экзорциста.

«Попробовать-то можно».«Потому, что хочу».«Тебе понравится».Аллен кончил первым, откинувшись назад, выгнув спину и негромко простонав. Канда последовал следом за ним, вжав мальчишку всем телом в кровать. Его короткий и томный стон во время оргазма явственно отпечатался в памяти седоволосого.Сердце, казалось, билось с трудом, словно не справляясь с быстрым движением крови. Поясница затекла, и было странно ощущать еётупую боль, лежа немного иначе. Потное разгоряченное тело вдруг потеряло весь накал эмоций и медленно остывало. Голова, казалось, была накачена воздухом, и поднимать ее с постели было свыше всех сил. Настигло чувство необъяснимой радости,а дышавший в шею Канда вызывал какой-то детский восторг.Апостол приподнялся с расслабленного тела и сел рядом. Откинув с лица налипшие пряди волос, он посмотрел на Аллена.

Тот молчал и слабо улыбался.

Канда усмехнулся, посмотрел на часы, а потом тронул мальчика за плечо:— Иди сюда.Он подтянул парнишку к подушке, игнорируя его липкий живот. Освободив свою половину постели, он лег и посмотрел на расслабленное лицо напротив.Аллен, изнеможенный, прикрыл глаза, устроившись на своей подушке.Нужно было что-то сказать, но говорить было абсолютно нечего. И жутко хотелось спать.Лави смотрел в окно на темнеющее небо, с которого крошился мелкий снег. Уже около трех часов он пролистывал дедову рукопись.

Старые страницы своим шелестомприятно щекотали слух.

На душе было спокойно, тепло, тихо. Дружелюбный желтый свет не резал глаза, в заклеенные окна не продувал холодный ветер, настенные часы привычными щелчками отмеряли время секундами.

Чужой дневник в руках читаться не хотел – по первым строкам стало ясно, что по большей части он несет в себе любовные переживания двух молодых людей. Сначала дед хвастался чистым страницам, что нашел «прекрасного лебедя, понимающего и ласкового», потом писал о вечерних прогулках вдоль побережья Мексиканского залива, ночных посиделках в дешевых забегаловках, утренних встречах, первых свиданиях.

Лави читал записи, как текст одной из книг. Но вскоре они его утомили своим однообразием, и подбираться к тягостным будням после смерти этого «лебедя» юноша не спешил. Просто листал старые листы, кое-где зажелтевшие от своего возраста, и с нежностью смотрел на каллиграфический почерк своего старика.

Он думал об Аллене.Наверное, было правильным позвонить ему, спросить о самочувствии, ведь посиделка в логове экзорцистов наверняка отпечаталась на его состоянии не лучшим образом. И, если вспомнить его надзирателя, то становится от всей души не по себе. Этот Канда, он… Сложно с ним, наверное.

Лави покрутил мобильник в пальцах, посмотрел на дисплее время, перекинул взгляд на прикрытую дверь, а потом, тяжко вздохнув, положил телефон на стол.Аллен казался ему чем-то светлым и непорочным. Красивый мальчик с хорошим моральным устоем. Интересная улыбка, на щечках от которой выступают прелестные ямочки. Звонкий голос, иногда переходящий во взрослый шепот. Снежные волосы, выделяющие его большие глаза с густыми ресницами.

Лави вспомнил волнующее прикосновение к чужим губам и улыбнулся – может, его глаз стоил этого касания?

Парень тяжко вздохнул, посмотрел на желтые страницы и, зачем-то положив закладку в рукопись, закрыл её.Послышался негромкий шум, а потом в дверь заглянула темная макушка Кроули:— Лави, велели идти обратно в Орден.Аллен приоткрыл глаза.В комнате было темно, и первое, что бросилось в поле его зрения, — это красные цифры электронных часов.

Канда еще спал. Он лежал лицом к нему, равномерно дышал и выглядел более чем просто удивительно.Юноша с запозданием осознал, что никогда не видел, как спит Канда. Экзорцист всегда просыпался раньше него, а тут…Хмурится даже во сне:тонкие стрелки черных бровей сведены к переносице, на лбу выступили маленькие складочки беспокойства. Длинные волосы, уложенные в беспорядке, напомнили опроизошедшем, и мальчик перевел взгляд на его плечи. Паутина красных полос покрывала светлую кожу, кое-где осталась засохшая кровь.

Это было.Была взаимная, пусть и недолгая, откровенность, было перебитое дыхание, были граммы ласки, была неприкрытая самоотдача, кипяток тел, горячий воздух, стоны и первый оргазм, достигнутый с кем-то.Было переплетение рук, было и доверие.

Аллен тихо и глубоко вдохнул.

Да, доверие было, немаленькое, не огромное, но его хватило, чтобы подарить себя вот таким образом.Онвиновато улыбнулся в пустоту, придвинулся ближе к апостолу, нежно тронул его щеку пальчиками, а потом коснулся её губами.

Канда пах чем-то особенным… горьким, свежим, пряным. Он был теплым и горячо дышал в лицо. Порой он казался кем-то прекрасным, словно из другой вселенной. А сегодня он показал то, что теперь несметно тянуло, завораживало при одной только мысли. Пусть, что это разрывало тело на части, пусть, что возникало чувство конца мира, пусть. Сам процесс удивил мальчика только в конце, когда боль перестала мозолить сознание, но более важным теперь казалось то, что Канда… он захотел этого, он держал его в руках, он прижимался к нему, иногда касался губами, вжимался в него так…

В груди трепетно запорхало сердце, разлилось обволакивающее тепло. До самых кончиков пальцев, как по проводам, прокатился заряд энергии. Дыхание на мгновение сбилось, но юноша с ним совладел.Аллен прильнул к желанным губам своими, лизнул их, захватил нижнюю губу в плен своего рта и потянул на себя.

Да, Канда делал так.Кончиком языка очертил линию подбородка и вновь лизнул губы.— Блядь, — Канда недовольно сморщился,тут же отстранился и вытер рукой влажность со своих губ.

Аллен растерялся от резкого «скачка» экзорциста.— Как девица, которая будит кавалера подобным образом, — прокомментировал Канда.

Юноша посмотрел на сонное лицо напротив ине смог сдержать улыбки:— Это ты себя кавалером назвал?— Это я тебя бабой назвал.— Ну-ну, — мальчишка устало и шумно выдохнул и хотел было придвинуться ближе, но его остановил серьезный голос:— Не лезь.Мальчик поднял на апостола вопросительный взгляд, и что-то сорвалось внутри, когда он наткнулся на привычный холод синих глаз. Канда ответил:— Дам за дам. Помнишь? – он высокомерно посмотрел на вновь появившуюся растерянность в блестящих глазах.

Аллен отставил попытки обнять парня, сел ровно, подтянув к себе одеяло:— Конечно, — как можно спокойнее ответил он, а внутри вскипела обжигающая лава.

— Ну и хорошо,— просто согласился апостол и поднялся с кровати.Мальчик проводил светлую кожу взглядом, пока она не скрылась под тканью одежды. Канда ловко подхватил свой меч и, для чего-то включив свет, вышел из комнаты.

Аллен остался сидеть на месте.В глазах что-то защипало, в горле появился твердый, колющий ком непонятно откуда взявшейся обиды, ниточки надежды, которые сплело его подсознание, с тихим и тонким треском оборвались и потерялись на дне его мыслей.

Что-то не так.Реакция на вполне осмысленные слова оказалась совсем ненормальной, он это понимал. Канда с самого начала предупредил, что это лишь секс «дам за дам». Дал ясно понять: ты мне, а я тебе, и ни на что большее не надейся. Как он еще сказал? Мы попробуем, да.

Попробовали.Утолил или разогрел желание?Мальчик неловко поднялся с постели – боль тупым осадком осталась в районе поясницы, собрал раскиданные на полу вещи, вышел из комнаты и с радостью обнаружил, что ванная не занята.За окном уже стих равномерный бой молотков, утихло гудение больших машин, привозивших песок и кирпичи.Свет от настольной лампы расплылся большим светлым пятном по всей комнате, оттеняя мебель и лица присутствующих.Комуи сидел за своим столом, смотрел на вертевшуюсявозле шкафов напротив сестру и думал о сообщении, которое пришло на его телефонбуквально десять минут назад.Трезвые мысли от Мастера своего дела. Он не в первый раз спасал их из безвыходного положения, несмотря на порой абсурдные ходы. Чтобы жить, умей думать, говорил он.

Иногда он часами сидел над чистым листом, стеклянно смотрел на него, и никто не был в силах понять, что именно он там видел. Его мысли удивляли, поражали, завораживали. «Необходимы жертвы, — он смотрел тогда серьезно и, казалось бы, ни чуть не устало, — без жертв наших не будет жертв их».Он подолгу пересчитывал что-то, складывал ситуации в уме и всегда молчал. Всё держал в себе, а потом подавал готовые планы, как на блюде: нравится ли, не нравится ли, но это съедобно; употреблять поданное или оставить не тронутым – выбор был только за стоящими выше.Можно довериться и в этот раз, но страшно. Даже у гениальных людей не всегда срабатывают планы, нельзя быть полностью уверенным в правильности выбора, особенно когда на крючке висит не просто жертва, а жизнь лучшего друга.— Случилось чего? – спросил звонкий женский голосок, который и вывел Комуи из погружения в круговорот мыслей.Ленали, выудившая нужную книгу, стояла перед столом брата и внимательно смотрела в его глаза.

Мужчина слабо улыбнулся, посмотрел на родное личико сестры и сказал:— Устал, — не соврал он.Девушка улыбнулась в ответ и понимающе кивнула, а потом, зевнув и прикрыв маленькой ручкой ротик, сказала:— Линк просил оставить ему отчеты, связанные с Уолкерами.Ли кивнул и вновь посмотрел на дисплей телефона. «Используем его, как наживу. Ной должен будет выйти», — гласило предложение Канды.Фотографии в рамках смотрели на него с укором.Аллен натягивал джинсы и старался избегать взгляда отца с глянцевой поверхности. Он не одобрит подобного. «Не для этого я тебя воспитывал», — скажет он и покачает головой. Разочаруется в собственном сыне, махнет рукой и уронит еще что-нибудь неприятное.

Его отец всегда показывал ему, как нужно себя вести, что следует сказать в какой-либо ситуации, часто намекал на хоть какие-нибудь отношения и оставался ни с чем: Аллен не поддавался, оставался в своей скорлупе и молчал. Ему было просто нечего ответить.

Аллен сел на диван и коснулся своего шрама кончиками пальцев.С детства все его сторонились, а сейчас он сторонится всех.

Первый, кто взял на себя ответственность подойти ближе – это Канда. Он подошел близко настолько, что начинала болеть душа. Канда взял в свои руки его сознание и, казалось, управлял им. А совсем недавно он управлял и не только его сознанием.Аллен вздохнул – нереально вот так взять и выбросить из головы всё, что было. А что было?Не было ничего, кроме секса. Кроме ни к чему не обязывающего секса.Ты сам так хотел, Уолкер. Да, ты считал эти связи ненужными, лишними, думал, что придется нести ответственность,деланно трепетать перед любовником и всячески скрывать от отца произошедшее.

Но ты ошибся.

Ты боялся пустить чужого в свой мир. Боялся, что не тебе придется тащить груз воспоминаний, а что тебя выбросят, как одноразовые перчатки или бракованную свечку. Ты боялся перемен, связанных с твоим внутренним миром, который был так плотно прикрыт от окружения. Ты боялся его застудить, боялся его лихорадки, болезней и прочего. Но Канду ты посчитал за «своего» человека, не чужого, способного выдержать груз твоего доверия, который ты возложил ему в ладони в тот миг.Кому оно нужно, твоё доверие? Ему был нужен секс, он хотел попробовать и сразу тебя оповестил об этом.Ты не отказался, ты согласился. Ты решил для себя, что, да, можно, да, нужно. Нужно ощутить, прочувствовать, нужно становиться взрослым, как и все. Становиться таким, какого примут в обществе.Но ты забыл про скорлупу, прикрывавшую твой мирок. Ты позволил ей упасть.Канда, Канда, Канда.Голос, руки, губы, снова голос. Гордый, темный, теплый.Канда.Страстный, тихий, горячий, не такой как все.Канда.«Что ты делаешь со мной?»Канда.«Верни мне меня».Канда.«Кто тебе дал право?»Канда.«Ничего ведь не было?»Канда.«Почему… так?»— Сука, — тихо выругался мальчик в пустоту и резким движением поднялся с кровати.Канда был уже одет и, как всегда, ждал его на лестнице.

Аллен кинул взгляд на себя в зеркало. Всё такой же: неизменный цвет волос, усталое лицо, серая куртка, синие джинсы. Только спина немного болит, и на душе хреново.

И пусть будет так.

«Ничего не изменилось».— Двадцать четвертая страница, — молодой парень облокотился о спинку дивана и глубоко вздохнул – конец дня давал о себе знать ощутимой усталостью. – Двадцать седьмая.В комнате было относительно темно – настольная лампа у стены напротив проводила свет вглубь комнаты, но не освещала. Большой дубовый стол, за которым сидел Комуи, был усыпан белыми листами, исписанными мелким и ровным почерком. Темные стены, дерево шкафов и ковра составляли ночную идиллию, не вмешиваясь во мрак своими красками. Обстановка приятно радовала глаза, особенно когда так сильно клонило в сон.Пареньвнимательно посмотрел на Ли, а потом, вновь опустил взгляд на документы:— Двадцать седьмую записали?— Да, — ответил мужчина.— Тридцать вторая.— Да, — повторил Комуи и поднял на Линка глаза. – Тридцать третья и тридцать четвертая?— Верно, — Линк улыбнулся и отложил отчеты в сторону. – Нигде не сказано о жене Маны Уолкера. Он растил сына без матери? – парень в задумчивости подпер рукой голову.

— Насколько нам известно – да.— Ясно…— Передайте мне отчеты, пожалуйста.Линк лениво поднялся с дивана, взял листы, подошел к столу Комуи и положил документы.

— Вы же всё-таки с Юу Кандой поговорите, — как бы между дела сказал парень. – Если он начал думать о привлечении привидения на приманку, значит, он знает то, что не знает Орден. Не дело.Комуи сдержанно кивнул и проводил Говарда взглядом. Потом снял очки и положил их поверх документов – глаза уже болели от постоянного напряжения.Он знал Канду. Знал от первых минут, когда его привели в Орден, до настоящих, когда безобразная пелена укутала их запахом грядущих сложностей. И пытаться из него выбить информацию, означало бы пойти против него.Это Ли уже знал.