Глава 4 (1/1)

— Комуи звонил, кстати, — сказал Канда, шелестя утренней газетой. – Сводки новостей говорят о странных случаях.— Сводки новостей или Комуи говорит? — язвительно переспросил Аллен, сидя на другом конце дивана от мечника.— Не имеет значения, — отозвался тот, сворачивая большие листы и откладывая ненужные в сторону. – Вот.Он протянул газету Уолкеру, открытую на нужной странице. Мальчишка осмотрел черные заголовки и без помощи экзорциста нашел нужный.— «Взрыв газовой заправки», — зачитал вслух юноша заголовок, несущий более криминальный и масштабный смысл, и удобнее облокотился о спинку сиденья.Букв было много. Они были меленькими и все одинаково черными. В первой половине статьи рассказывалось о самом происшествии, времени и месте, количестве жертв и подобном.— И на какой хрен было столько расписывать, — прокомментировал Аллен, не отрываясь от текста. Канда только покачал головой.Далее предложения раскрывали более интригующие вести. По словам очевидцев, откуда-то сверху, словно из воздуха, постоянно падали не затушенные бычки сигарет. Эту незначительную деталь смогли заметить только двое, из уцелевших. Другие рассказывали о рычажках, которые сами отцеплялись от колонок и падали на асфальт. Оставленная водителем машина самопроизвольно завелась и двинулась вперед на заправочную колонку. «Словно кто-то невидимый творил этот беспорядок», — сказал кто-то из свидетелей. А потом всё произошло в считанные секунды: огромный яркий огненный столб вознесся над заправкой, и прогремело несколько взрывов рядом стоящих автомобилей.Аллен глубоко вдохнул и передернул плечами.— Мистика, — сказал он. – Это ноевых рук дело, верно?— Наверное, — неопределенно ответил Канда.— Ужас какой, — отозвался Аллен, смотря на число погибших. – И это произошло вчера ночью…Апостол только пожал плечами.Уолкер застыл, глядя куда-то сквозь лист. Перед глазами завертелись мысли, словно они появлялись из воздуха цветными набросками, которые можно было рассматривать, как старые фотографии. На них были представляемые взрывы, оранжево-красный свет от огня, кровавые тела и смерть, белая рубашка виновного, его злостный оскал… И с каждой новой всплывающей картинкой становилось не по себе.Мальчишка внезапно дернулся и начал судорожно выискивать время происшествия. Среди полосок текста он наткнулся на искомое: «3:44».Вздрогнув, юноша посмотрел на Канду. Тот с апатичным выражением лица подпер рукой голову, уставившись в статьи. Он выглядел так, словно происходящее волновало его не более чем похолодание на улице. А вот Аллен перед глазами увидел красные цифры электронных часов, которые он разглядел вчера, проснувшись. Неужели Ной…— Вчера… — начал он после затянувшегося молчания, — когда ты проснулся, ты видел Ноя? – вопрос дался не то, чтобы с трудом, просто тормошить вчерашнюю ночь не хотелось – пусть себе остается в прошлом.— Нет, — коротко ответил апостол.— Ага… Может ли это «нападение» означать, что он мстит? – серые глаза смотрели серьезно.Канда поднял на мальчишку заинтересованный взгляд (Аллен мог был поклясться, что в синих глазах вплеснулся интерес).— Месть за испорченную ночь? – усмехнувшись, спросил экзорцист, забирая газету из мальчишеских рук.Он, видимо, тоже решил посмотреть на время. Убедившись, что цифры вполне сходятся, он сказал:— Я не стал рассказывать Комуи о том, за чем именно приходил Ной, — особой интонацией он подчеркнул слово «чем», смотря на мальчишку. – Так что и ты пока держи язык за зубами, если не хочешь лишних приключений на свою задницу.— Канда…— И да, — он свернул газеты, — ноевская логика иногда предсказуема.— Ты о чем? – Аллен слегка нахмурил брови и внимательно всмотрелся в лицо напротив.Канда посмотрел на него долгим и безразличным взглядом, а потом сказал:— Неважно.И замолчали.Мальчишка с грустью подумал о том, что будет, если весь ком плетеных неясностей не распутается до самого приезда отца. Представив его лицо, когда он скажет ему «Папа, я гоняюсь за привидением, а точнее, оно за мной», мальчик лишь страдальчески вздохнул.Делать было совершенно нечего. Выходной обрушился на седую голову неожиданно. По обыкновению, Аллен привык проводить время седьмого дня недели в компании отца. Мана лелеял своего сына почти до раздражительного сюсюканья, но юноша этого не замечал. В свои семнадцать он привык быть сыном, маленьким или большим – границы нет, она размыта отсутствием у него девушки, друзей и простых будней старшеклассника. Всю свою жизнь он мог надеяться только на себя и на отца, делить свои мысли с отцом, ждать и беспокоиться за отца. Каждый день был перевязан лентой, напоминавшей о том, что папа рядом, и он не оставит.А теперь он вновь свернул в сторону, оставив мальчишку одного. Аллен уже не кусал кулаки и не чувствовал себя брошенным, оставаясь один на один с пустой квартирой, сохранявшей в себе часть отцовского тепла. И теперь воскресенье придется делить вовсе не с квартирой и не с папой.— Канда, где ты учишься? – внезапно спросил Аллен.Экзорцист посмотрел на него испытывающим взглядом, словно желая, чтобы Шпендель пожалел о своем вопросе. Но, не увидев в серых глазах замешательства, он покачал головой:— Не твоё дело.— Хорошо, — согласился мальчик. – Всё, что касается тебя – не моё дело, это я понял уже. Только оттолкнемся от другого края, — он отложил газетные листы и вдохнул поглубже. – Ты знаешь обо мне всё: где живу, где учусь, сколько мне лет, мою фамилию, даже моего отца, — почесав затылок, он не совсем решительно посмотрел на Канду и, заметив, что тот не усмехается и не корчит гримасы, продолжил: — А я не могу утверждать правдивость и правильность ваших действий также, как и ты не можешь доверять мне.— У меня на это есть все основания, — вмешался брюнет.— У меня тоже!— возмутился Аллен. – Вы следите за моим каждым шагом.— Ты же видишь привидение. Это уже говорит о том, что ты ненормальный.Уолкер скрипнул зубами:— Я нормальный. А вот ты – нет.— Обоснуй, — парировал Канда, откинувшись на спинку дивана.— Да нет проблем, — язвительно отозвался мальчишка. – Ты не умеешь говорить…— Я умею говорить, — перебил его Канда.— Ах да, умеешь говорить, но не умеешь общаться, — заметив ледяную злость в синих глазах, юноша понял, что если продолжит раздувать этот огонь, то это закончится пожаром. Однако вопреки своим мыслям он продолжил: — Ты не хочешь идти на компромисс, обзываешься, лезешь во все щели, где пахнет ссорой.— Да, я паразит, — согласился Канда.— Вот, — поддакнул тот. – Носишь катану – это ненормально в нашем-то веке…— Это моё оружие, — пояснил брюнет, перебив мальчишку.— А длинный стрёмный, ненормальный плащ?— Он скрывает моё оружие.— Хорошо, — зло процедил Аллен. – А волосы?— А что с ними не так? – недружелюбно спросил апостол.— Длинные волосы на парне – редкое зрелище. На тебя смотрят все, как на ненормального! – вспылил седоволосый.— Но это не объясняет то, что я «ненормальный». А вот ты действительно идиот, и я могу обосновать это, — спокойно сказал Канда, резанув слух сталью голоса. – У тебя на морде шрам звёздочкой, ты не общаешься с людьми, ходишь за «папиной юбкой», даешь кровь привидениям и мечтательно смотришь на рыжего пса.— На рыжего пса? – переспросил Аллен.— На кобеля, пса, тряпку – как понравится, — великодушно разрешил экзорцист.Аллен на мгновение застыл, поняв, что Канда имеет в виду.— Пиздец загнул, — прокомментировал он.Парень снисходительно посмотрел в серые глаза и добавил:— А еще ты строишь из себя воспитанного мальчика, а ругаешься где попало, и как попало.— Я стараюсь говорить на твоём языке, — невозмутимо сказал Аллен.— Мой язык тебе выучить не удастся – мозгов и смелости не хватит.— Как знать, — усмехнулся Уолкер. – Я выучу твой алфавит, а читать научусь со временем. Это будет очень трудно и неприятно, но…— Но повторю – мозгов не хватит.— Канда, ты нетолстая книга. Ты просто написан корявым и непонятным языком. Даже древние каракули распознавали, а тебя – и подавно.— Ну-ну, — усмехнулся брюнет. – Надень тогда огромные очки с толстыми линзами. К старости лет, может, выучишь алфавит.— Негодуй боится быть прочтенным? Какая прелесть — я выучил твою первую букву, — Аллен поднялся с дивана и посмотрел на апостола. – Канда умеет бояться.— Ага, — отозвался тот, — ты только языки не перепутай. Жаль тебя будет, если выучишь другой.— Я выучил вторую букву: Канда знает, что такое жалость.— Иди-ка ты на хуй, а?— Третья буква: Канда любит сажать на хуй! – крикнул Аллен из прихожей.Мечник покачал головой и растянул губы в усмешке, тихо уронив себе под нос:— Сам-то понял, что ляпнул?Дальнейшие двадцать минут из кухни доносились «хлопы» и «звяки», после которых по квартире повалил вкусный запах.Канда глядел в зеркало, находившееся напротив дивана, за стеклянными дверцами шкафа. Отражение на него смотрело со свойственной ему апатией. Глаза были усталыми, губы расслаблены. Было такое чувство, словно стоит закрыть глаза, как перенесешься в другой мир, где будет полная тишина и одиночество. Такая перспектива устраивала экзорциста, только он не спешил перемещаться в ту несуществующую реальность, хоть и спать хотелось особенно сильно. Возможно, стоило больше уделить времени сну, а может, эта домашняя и уютная атмосфера тепла делает настолько слабым, что даже собственное отражение кажется чуждым.Мелкий ведь придумает, чем заняться в выходной день? Ему ведь не всё равно? Такой домашний мальчик не может пропустить дневные часы отдыха. Он должен, нет, он обязан сообразить какой-нибудь поход. Нельзя оставаться в квартире – она убивает. Она расщепляет в нем энергию, дает пищу слабым мыслям, отравляет сознание. Этот запах календулы и легкого парфюма, это неяркое освещение и цветной ковёр под ногами – всё заставляло вывернуться наизнанку и хвататься зубами за своё «я», чтобы не пропасть и не сделаться ломким механизмом.— Кстати, Канда, — сказал Аллен, войдя в зал и принеся с собой еще один уютный раздражитель, — на счет «рыжего пса».— Забей, — отозвался мечник, чувствуя расслабленность и желание удалиться от ненужного шума в лице мальчишки.— Ага, — согласился седой юноша. – Там я суп сварил. Пошли?Синие глаза на расстоянии казались непроницаемо-черными, обжигающе ледяными. Аллен непроизвольно вздрогнул и переспросил уже тише:— Пойдешь?— Пошли, — выдохнул Канда, поднимаясь с дивана и чувствуя, как затекли мышцы от сидения в одном положении.За окном стыла осень и темнело небо.Вопреки всем ожиданиям брюнета Аллен просидел дома (за исключением утреннего похода в магазин). Он копошился на кухне, переставляя посуду из одного угла в угол; черти что делал за компьютером и подолгу сидел в спальне, копошась в книгах и тетрадках. Мысль о том, что Шпендель делал уроки, отпадала сразу же – такое явление сравнимо с солнечным затмением: помимо его редкости оно еще и кратковременное.И сидя на стуле в его спальне, Канда часто засматривался в сторону окна, застывая неподвижной скульптурой. В такие моменты мальчишка одергивал себя от мысли, что экзорцист выглядел очень печальным, но оттого не менее странно-красивым. Последние часы умирающего дня прошли тихо, незаметно, непродуктивно. Не произошло ничего хорошего, не произошло ничего плохого, и юноша про себя отметил, что разочарован в таком выходном. Канда молчал, изредка что-то спрашивая или уточняя, а Аллен занимался ничем.Когда скука одолела совсем, Уолкер был вынужден заговорить, дабы не проиграть себя одиночеству.— Я не пойду завтра в школу, — сказал он.Канда повертел в руках карандаш, забытый его хозяином на столе, а потом спросил:— И что ты собираешься делать? – он почувствовал подступающую ненависть к мальчишке – если тот додумается просидеть дома еще сутки, то…— Не знаю, — неопределенно ответил Аллен. – Можно сходить куда-нибудь развеяться.— И часто ты предпочитаешь занятиям отдых? – видимо, апостолу уже самому наскучило молчать, отчего он решил поддержать разговор.— Нет. Просто хочется отдохнуть.— Выходной проотдыхал, мелочь.Седоволосый вздохнул и посмотрел на парня с каким-то укором:— Живем по законам? – заметив усмешку Канды, Аллен продолжил: — Иногда нужно учитывать свои интересы.— И это ты меня учить собрался? – флегматично спросил парень. – Это не закон, неуч.— Да ладно, — он усмехнулся, — может еще расскажешь, что есть закон, а что нет? – насмешливо поинтересовался юноша, отложив какую-то книжку в сторону.— Нарасти мозги, потом расскажу.— Комплексы, Канда?— Что? – переспросил экзорцист. – На себя посмотри. И не перепихивай на меня свои недостатки.Седоволосый вздохнул и посмотрел в потолок:— И как в тебе столько дерьма умещается-то?— Ты его еще не видел, всего дерьма, — сказал брюнет, посмотрев на часы.— И не жажду, — отозвался Аллен.— Вот и правильно – захлебнулся бы.— А, да ну тебя, — резко сев на кровати, мальчик сложил книги стопкой и с тихим грохотом положил их на стол. – Я спать.— Валяй, — спокойно отозвался Канда.Серые глаза сузились, смотря ровно на экзорциста, точнее на продолжение его посиделок на бедном, как втихаря называл его Аллен, стуле. Выдержав минуту, Уолкер спросил:— Ты не пойдешь спать?— Чтобы бедного слабака трахнули в зад?Усмешка.Аллену на миг показалось, что всё затихло до идеальной тишины, что время остановилось, что всё вокруг застыло, и среди каменного окружения он почувствовал себя невозможно одиноким и обманутым. Потом реальность прозрачной шалью медленно опустилась на плечи, неотрывно глядя на него холодом синих глаз.Сейчас Канда показался чем-то неприятным, отвратительным, отталкивающим.Обида кольнула тупой иглой, заставляя с силой впиться ногтями в свои ладони.— Да пошел ты… — наконец ответил Аллен, проходя мимо стола, за которым сидел экзорцист, и плотнее закрывая форточку. – Вали к себе, мне неприятно будет знать, что ты здесь, пока я сплю.— Никуда я не пойду, — категорично заявил Канда. – Я выполняю своё задание.Седоволосый скрипнул зубами и резко открыл шкаф, доставая оттуда свои брюки и свитер. Закинув их себе на плечо, он быстрым шагом вышел из комнаты, а через пару минут Канда услышал хлопок входной двери.Вспышка гнева была встречена холодом дружелюбно. На улице было темно до тех пор, пока Аллен не свернул на широкую аллею с желтыми круглыми фонарями. Людей было не мало, они муравьиными кучками спешили по всем сторонам. Видимо, в выходной вечер народ вышел подышать морозным воздухом.Аллен поправил капюшон. Едкая обида резала глаза и была горькой, как сок алоэ. Искать объяснений на такой порыв не было сил и желания, да и в голове шатким колесом вертелись мысли о том, чтобы просто уйти, не оглядываясь.Канда сказал, что выполняет задание. Канда говорил, что будет ходить за ним «нянькой». Канда много ругался и выводил из себя. Канда заставлял чувствовать себя ребенком. Канда, он…Нет, так не пойдет.Если он считает, что его самостоятельность слаба и никчемна, то он ошибается. Аллен в силах справиться с каким-то привидением сам, и он обязательно докажет это тупоголовому идиоту, способному только грубить и усмехаться. Пусть теперь Канда помучается, поищет его и, если такое возможно, то пусть и понервничает.Да, пусть.Переходя дорогу, Уолкер с приятным удивлением отметил, что светофор горит зеленым – хороший знак, значит, нужно продолжать идти.Со временем, он сбавил шаг и просто дышал поздним вечером. Нервозность таяла, оставляя после себя пыльный осадок в душе. Город медленно унимался и осторожно, маленькими частичками, усыпал.Аллен осмотрелся, с каким-то животным удовлетворением отмечая, что местность ему знакома мало – может, он и бывал здесь, но крайне редко. А ведь оно и к лучшему – он сам так хотел и специально несся в неизвестное.Воздух становился тяжелым, дышать было всё труднее и труднее. «Набережная», — пояснил он сам себе, смотря на решетчатые перила и прислушиваясь к шуму снизу. Аллен подошел к металлической ограде и посмотрел на воду.Её черная гладь ровными складками медленно ползла по поверхности, кое-где разворачиваясь белыми гребешками. Завораживающая прохлада от речки и мороз с высоты действовали если не убаюкивающе, то успокаивающе точно. Мальчик прикрыл глаза, ловя каждый всплеск и шепот воды, вообразил крылья за своей спиной и ветер, который подгонял его полет над зеркалом неба.Редкие прохожие разрушали идиллию своими разговорами, когда проходили сзади. Но Аллен лишь сонно открывал глаза и улыбался, отчетливо видя картину полёта.Наверное, так выглядит свобода. Холодная, темная, одинокая, затягивающая, но такая приятная, нежная и живая…— Эй, — чья-то рука грубо легла на плечо, и Уолкер вздрогнул, словно от звука бьющегося стекла.Фантазии, наверное, треснули.— Ты что делаешь?Аллен повернулся и посмотрел на нарушителя его «полета». В неверном отсвете фонарей угадывались знакомые глаза и рыжая челка из-под черной шапки.— Аллен, ты что ли? – недоверчиво и удивленно спросил Лави. – Тебя-то сюда каким ветром занесло?Мальчишка слабо улыбнулся. И нельзя было по его лицу прочесть, что это он полчаса назад искрился недовольством.— Гуляю я, — ответил он.— В такой-то мороз, — критично подметил рыжий. – Ты через перила перегнулся, что я подумал – стану свидетелем чьей-то глупости.— Нет, — Аллен покачал головой, — просто задумался. Красиво тут…Лави саркастично улыбнулся и вдруг осмотрелся:— А где твой друг?Уолкер не сразу понял, кого тот имеет в виду, поэтому ответил с запозданием.— Дома, — буркнул он..— Поругались, — скорее утвердительно сказал Лави. – Да и не удивительно, у него на морде написано: «Вы все дерьмо, а я тюльпан», — посмотрев в серые глаза, он добавил: — Я прав?Мальчик несмело улыбнулся и кивнул.Помолчали немного, а потом Лави снова спросил:— Спешишь куда? – Аллен качнул головой. – Тогда я составлю тебе компанию.Долго и медленно шли по обочине узкой дороги. Разговаривали о мелочах, и Аллен осознал ошибочность выводов о Лави. Лави оказался хорошим собеседником, умеющим поддерживать разговор и избегать неловкого молчания. Он не спрашивал больше ничего о шраме Аллена, как это сделал в первый день их знакомства, но, как заметил Уолкер, он был из тех людей, которые не стеснялись ставить вопросы в лоб, не особо заморачиваясь об их приличности. За время прогулки Аллен узнал, что тот учится в университете, на первом курсе исторического факультета; дом его стоит почти рядом с мостом, где они встретились; живёт один и зарабатывает деньги на карманные расходы, каждые выходные посещая какого-то старика и ухаживая за ним. Лави был похож на теплого кота: простой, мягкий и странно притягивающий.Когда ветер хлынул с новой силой, с неба посыпались хрустальные бусины первого снега. Больно били по щекам, быстро таяли на ладонях. Бисером рассыпались по земле и воздушными хлопьями хрустели под ботинками.Ярким желтым ободком горела вывеска «Кафе». Лави дернул Аллена за рукав куртки и спросил:— Зайдем? Насколько я помню, оно до двенадцати работает.Аллен, не чувствуя рук и ног, согласно кивнул.Помещение было маленьким. Окошки были прикрыты плотными шторами, наверху сиял обманчивый хрусталь большой люстры. Прозрачными лентами сквозил вкусный запах печеного, негромкий гул голосов был прекрасным фоном. Тепло.Лави прошел к столику у окна, уселся за него, сняв шапку. Аллен прошел следом, занимая место напротив.Замученные морозом щеки покалывали, руки, словно каменные, подчинялись с трудом. Когда молодая официантка в строгой юбке принесла им по чашке чая, отход холода становился каким-то приятным, словно куски льда отпадали, и мнимый звук бьющейся в дребезги воды отрезвлял.— Так что там? – спросил Лави, когда они немного согрелись. – Ты остановился на заправке.— А, да, — кивнул юноша. – Слышал о взрыве?— Да. На Северном, кажется, — припомнил рыжий. – Дед что-то сегодня говорил. Мол, там демоны всё подстроили, — он засмеялся. – Чепуха какая-то.Аллен почувствовал удар по своей правде. Все, наверное, так думают, и это не удивительно.— А мне кажется, что этот «демон» действительно есть, — задумчиво проронил мальчик. – Не придумали же люди, массовые галлюцинации что ли?— Может быть и есть, — согласился парень. – Интересно было бы посмотреть, на демона-то.— И не боишься? – усмехнулся Аллен. – Ты от моей руки падаешь, а от демонической что с тобой станется?Лави покачал головой:— Я же сказал «посмотреть», а не сравниться силами.Аллен хохотнул, и ему подумалось, что такое простое общение давалось только с отцом.И дальше разговор перетек в другую соломинку.Когда из кафе народ стал медленно расходиться, Аллен уловил щекотку нервов – поздно же. Он никогда не гулял в такой поздний час, ведь заставлять отца волноваться сравнимо с грубой пощечиной.Канда как-то позабылся под напором интересных рассказов и приятного голоса. До отчаянного крика не хотелось возвращаться домой, и юноша оттягивал этот момент до последнего.Они вышли из помещения. На улице всё продолжал валить снег, только более мягкий, пуховый. Земля была прикрыта тонким белым слоем, прохожих почти не осталось. В поле зрения попала только какая-то женщина в коричневом пальто, шедшая сгорбившись и воровато оглядываясь.Место было знакомо: недалеко отсюда располагалась спортивная школа, а там, за торговым центром, лежал небольшой дворик, напротив которого стоял дом Аллена.Посмотрев на синий мониторчик телефона, Лави сказал:— Тебя, наверное, ищут.— Наверное, — кивнул Аллен и почувствовал сожаление – не хотелось уходить.А потом его нос обдало горячим дыханием. Чужие губы накрыли его, и скользкий язык прошелся по сухим трещинкам.Аллен не двинулся, забыв как дышать. Он широко распахнул глаза и вздрогнул, когда Лави протолкнул свой язык ему в рот. Забрыкался.— Извини, — слова слетели с губ вместе с облачком пара.Лави отстранился и вопросительно посмотрел мальчишке в лицо.— Я… пойду, — тихо проронил юноша, круто развернувшись и поспешив скрыться из виду, чтобы не чувствовать взгляд зеленых глаз, направленный ему вслед.Дорога до дома показалась такой длинной… Руки подрагивали, ноги несли по инерции, дурной туман застилал мысли. Фонари мелькали так же быстро, как редкие прохожие. За весь путь человека четыре.Никому не было до него дела, поэтому только земля могла смотреть на его лицо. Сожалела ли она, или напротив, смотрела с насмешкой и упреком – это понять было сложно. Когда пальцы казались не частью тела, когда ноги не чувствовали опоры под собой, когда губы несли чужое тепло – дела не было ни до чего, хотелось просто спать.Страха перед темнотой подъезда не оказалось. Наоборот, хотелось сгладить своё одиночество представлением, что кто-то существует рядом. Например, привидение…Аллен вздрогнул, одернув себя от подкравшейся мысли. Привидение тоже хотело его… Нет, не поцеловать. Оно хотело…Аллен ударил по дверям лифта ногой, и те, словно подчиняясь, открылись на нужном этаже.А, черт с ним, с этим привидением...О Лави юноша думать не стал – слишком непростое, не мистическое, человеческое, естественное, ненормальное. О Лави потом. Да, потом.Мальчик неспешно открыл дверь и прошел в квартиру. Свет дома включенным не был.Он скинул сапоги и повесил куртку на крючок вешалки в прихожей, заглянул в зал и убедился, что Канды там нет. Потом он на цыпочках подошел к двери спальни и остановился. Заглядывать было не страшно, нет, просто он не мог понять, что его обрадует больше: пустота или наличие вредного экзорциста в спальне. В памяти снова вспыхнули мягкие губы Лави, и юноша зажмурился, отгоняя всплывшее воспоминание.А Канда всё сидел на том же стуле, крестив руки и наклонив голову. Спал, наверное. Не то облегчение, не то сожаление опустилось на седую голову.Темнота скрыла его движение, когда Аллен подошел ближе. Немного наклонился к парню, и тут же, словно ошпаренный, выпрямился, проследив в своих действиях нарушение личного пространства.Канда не ушел. Канда сидел и ждал. Бред, конечно но… Канда переступил через свой… что? Закон? Принцип? Он оставил Аллену свободу, перешагнув через задание? Что за глупость…Но бессмысленно отрицать очевидное. Стало почему-то стыдно за свой поступок, хоть в душе мальчик и признавал свою правоту. Разве он не имеет права уйти по своим делам? Без чьего-либо сопровождения? Этот апостол ему никем не приходится, поэтому обязан не мешаться на его дороге.— Что встал? – грубо спросил мечник и Аллен вздрогнул от неожиданности. – Сколько можно было шляться, придурок?— Н-не твоё дело, — слова как-то сами сорвались с губ, хоть и несмело, и мальчик вспомнил, что такое высказывание обычно было адресовано ему.Он не увидел, но был уверен, что тонкие губы скривились в усмешке, но ответа не последовало. Видно, экзорцист подумал о том же.Уолкер устало сбросил с себя свитер и брюки и сложил их в шкаф. В темноте было ориентироваться несложно, но немного неудобно. Зато темнота закрывала от посторонних глаз. Своеобразный панцирь, не дающий чужому взгляду рассмотреть его. Это придало мальчишке глупое усмирение и отчасти смелость, поэтому он легко прошел мимо апостола к кровати, не стесняясь и не закрываясь. Ровно, просто.Постель встретила его холодными простыней и одеялом. Утопив свою голову в подушке, Аллен удовлетворенно выдохнул. Конец этого несчастного выходного.Закрыв глаза, он постарался отодвинуть думы о произошедшем в сторону. Он разберется с этим завтра, с утра, на свежую голову. А пока нужно направить весь поток мыслей в какую-нибудь глубокую дыру, чтобы ничего оттуда не вытекало и не тревожило. И уже плевать, что холодное высокомерие, которое олицетворял Канда, будет в его комнате, пока он спит – есть вещи куда поважнее и серьезнее. Главное – забыться сном. Уйти от реальности. Просто, как говорится, отдохнуть.И, провалившись в дрему, видел он огромные белые снежные сугробы, по которым он бежал домой от Лави; снился взрыв и парящий над заправкой демон, имеющий комический образ красного человека с пиковым хвостом и драконьими крыльями. Снилось много людей, снился и Канда, и Комуи, и тренер. Снилась школа и одноклассники, что все они были на том взрыве и обвиняли во всем Аллена. Даже незнакомый старик, про которого рассказывал Лави, приснился сгорбленным, с сухим кашлем, вызывая отвращение.— Подвинься.Аллен не отреагировал, внимая цветным кадрам воображения.— Шпендель, задницей двинь.Нехотя приоткрыв глаза, Аллен лениво приподнял голову, в попытке рассмотреть нарушителя его отдыха. Вымышленный шум в ушах утих, и создалось такое впечатление, как будто он вынырнул из-под воды. Он наткнулся на усталое красивое лицо. Юркой ящерицей в сонную голову пробралась мысль, что Канда похож на девочку, красивую девочку с длинными ресницами. Ненормальная ящерица, обозвался он. Но подвинулся, не возражая и не причитая, отвернувшись лицом к стенке и тихо обронив:— Одеяло в зале бери.А потом он уснул.Утро обозначилось солнцем. Оно белым диском восстало на молочном небе, и от света его холодный сахар на земле засиял, как граненый хрусталь. Запах зимы с ветром повалил в открытую форточку, и Аллен сильнее вжался в тепло. «Тепло» горячо дышало ему в макушку, и его дыхание отгоняло холодок. Потом Тепло что-то тихо обронило и зашевелилось.— Блядь, — пожелало оно «доброго утра».Кровать ощутимо прогнулась, и Тепло исчезло. Аллен медленно открыл глаза и прищурился, недовольный слепительным светом из окна. Сразу же напомнили о себе замерзшие пятки, и мальчик, привыкая к свету, перевернул одеяло, лежавшее по горизонтали, оттого и не прикрывавшее его ног. Он поднял голову.Канда застегивал ремень своих брюк. Тонкие пальцы смело оттягивали кожаную ткань, продевали её в узелок на штанах, после чего хватались за металлическую пряжку и точно вставляли язычок в отверстие на ремне. Руки были белыми, с каким-то сиреневатым отливом.Холодные, наверное.Аллен с ужасом осознал, что засмотрелся. Канда, видимо, заметил это с самого начала, так как поинтересовался:— Нигде не давит?Мальчик не ответил, не посчитав замечание оскорбительным, и потянулся. Сонной пыльцой сыпались на него расслабленность и умиротворенность, пока два конца нити его мыслей не связались в узел.— Господи… — взвыл он, переворачиваясь на живот.Вчерашние эмоции притупились, но их отголоски неприятным эхом отдавались где-то в районе живота.Канда вышел из комнаты, и Уолкер почувствовал себя свободнее. Он прикрыл глаза, в надежде, что так думаться будет легче, но предательница-голова услужливо показывала ему последние минуты ушедших суток.Мальчик метался вовсе не из-за того, что к нему приставал его новоиспеченный приятель. Нет, его беспокоило иное. Например, его реакция. Стыдно признаваться самому себе, а самообман – тактика хреновая. Нужно было разложить все мысли по полочкам, взвесив каждую и пересмотрев, перечитав. Но их рой жужжал также раздражающе, как и проезжавшие машины за окном……за окном.Аллен поднял голову и позвал:— Канда! – он сел в постели и посмотрел на дверной проем, в котором стоял парень и, видимо, ждал от юноши объяснений вызову. – Ты вчера форточку открывал?— Нет, — бросил тот.Он хотел было уйти, но передумал, остановленный высказыванием мальчишки:— Я точно вчера закрывал окно. Причем наглухо.Канда шумно выдохнул и прошел внутрь спальни, подходя к источнику холода и сильно хлопая форточкой. Та жалостливо скрипнула, но не сопротивлялась.— И как он тебя вчера не отловил? – в пустоту спросил мечник. – Неужели, у него были более важные дела, чем…— Хватит, Канда, — перебил Аллен, серьезно смотря на парня. – Можешь смеяться, злорадствовать, усмехаться – что хочешь, только не при мне, — удерживая спокойствие, сказал он.— А мне всё равно, — пожал плечами экзорцист. – Твоя задница – не моя, не жалко.— Очень остроумно, — заметил седоволосый и сильно сжал кулаки, унимая в себе поднимающуюся ярость.«С добрым утром, Аллен», — мысленно прокомментировал он, когда остался наедине с собой.После завтрака объявился Мана. До этого момента молчавший телефон был в действии около четырех минут. Кося взгляд на мечника, мальчишка кивал в пустоту, говорил, что всё нормально и уходил в другую комнату. Только вот Канда ходил за ним следом, надоедающим хвостом. Сколько бы Уолкер не убегал от посторонних ушей, ровно столько же эти «побеги» венчались провалом. Когда разговор был окончен, Аллен с силой захлопнул ни в чем не повинный телефон-раскладушку и спросил:— Какого черта?— Седого, — усмехнулся Канда, садясь в кресло, стоявшее в углу кухни. – Связь с Маной Уолкером не должна быть секретом.Аллен вновь заскрипел зубами и глубоко вдохнул:— Ты это специально, да?— Да, — спокойно ответил мечник.— Отъебись, а? По-хорошему же прошу, — устало сказал юноша. – Мало того, что ты свалился мне на голову неожиданно, как птичье дерьмо, так еще и заебываешь своей невъебенной крутостью.— Браво, — ядовито отозвался Канда. – Только поправочка: не крутость, а положение.Седоволосый замахнулся на удар, но сам же пропустил атаку «врага», приходившуюся по коленям. Ничего, и похуже бывало.Стиснув зубы, он перехватил руки брюнета, нависая сверху. Кресло только протестующее скрипнуло.— И дальше что? – холодно спросил Канда.Лучше бы ничего не говорил, тогда желание размазать это лицо немного приутихло бы. Но внезапно для самого себя, Аллен остановился, посмотрев на тонкие губы мерзавца. «Сосать тебе, Канда», — подумал он и с отстраненным чувством осознал, что чуть не сказал это вслух.— Силёнок маловато, — прокомментировал Канда, скидывая с себя тяжелое тело. – Не позорься. И руки убери.Он резко поднялся с кресла и вышел. А Аллен обожженным камнем остался сидеть на подлокотнике кресла.Кончики его пальцев подрагивали. Струны души были натянуты чересчур сильно, потрескивая, едва не лопаясь от натуги. Сознание сейчас говорило на повышенной тональности, едким писком напоминая трель будильника. Резь в глазах пробрала до слез, которые солеными лентами сиротливо старались добраться до линии подбородка, где и взлетали вниз, исчезая на синей ткани трико.Бежать от одного, зная об истинности его ненормальности: люди не могут пропадать из поля зрения со взмахом ресниц – Аллен знал это. Или бежать от второго и быть уверенным, что он растирает в пыль, но никакого несчастья не желает. Ной не был добром – это факт. Иначе он не пришел бы в ту ночь, не подстроил бы взрыв. А Канда… был ли Канда добром? Чего он добивается, внушая недоверие и отвращение по отношению к себе? О чем думает?Аллен поднялся и взял стакан с водой.Кому верить?Вопрос остается открытым.Дожевав припасенную пачку чипсов, Аллен кинул в зеркало безразличный взгляд и покачал головой: ну разве он похож на того, кто в силах противостоять действительно серьезному врагу? Когда он записывался на секцию, он не подозревал, что данные уроки будут бесполезны – против Канды он никто, против Ноя – подавно. Отец, возгордись своим сыном! Сейчас он похож на выжатую тряпку – скрученную, потерявшую цвет. Эта тряпка – отличное дополнение к какой-нибудь ненужной швабре, но никак не самостоятельная вещь.Не самостоятельная вещь…Он грустно вздохнул и посмотрел в зал, не заходя в него. Мечника было видно и отсюда – в отражении зеркала шкафа. Он читал какой-то учебник, без спроса взятый с его, Аллена, книжной полки.Заговорить первым означало принять очередное поражение. Детская обида, наверное думал Канда. Хотя ему нет до такой мелочи никакого дела – подумаешь, какая-то обида…— Я ухожу, — сообщил Уолкер, застегивая куртку.И через несколько минут он вместе с экзорцистом переходил дорогу на другую улицу. Его естество нуждалось в одиночестве. Хотелось всё обдумать и сделать выводы, чтобы не трепетать над данной теорией. Но следующая за ним вторая тень отвлекала, заставляя вновь и вновь концентрировать свои мысли на её источнике.— Орден учитывает желание экзорцистов «подчиняться ему»? – сухо спросил юноша, когда они вышли в тихий двор.— Нет, — спокойно сказал спутник.— А ты? – и прерывая заранее известный ответ, Аллен сказал: — Это не моё дело. Но я связался с тобой не по своей воле.Некоторое время тишина не нарушалась. Но Канда ответил:— Мне всё равно.Выпавший снег не таял, оставшись покрывать землю тонким палантином. Ртуть в градуснике явно провалилась за отметку «пятнадцать».— У тебя есть своя выгода от этого дела? – продолжил спрашивать юноша.— Напрасная трата времени.— У тебя его так много? – но мальчишка сам решил оставить этот вопрос, перекрыв его следующим: — Сколько тебе лет, Канда?Взгляд синих глаз не таил в себе ненависти или злости, он был просто уставшим. Лицо мечника выглядело каким-то непривычным – лицо простого уставшего человека… красивого уставшего человека.— Оно тебе надо? – спросил он, смотря далеко вперед. – Не лезь в моё болото – не изляпаешься.— У меня итак руки по локоть в грязи, — усмехнувшись, ответил Аллен.— Тем более, — холодно заметил тот. – Не лезь в моё болото грязными руками.— Не напугал, — седоволосый резко свернул в сторону, оставив апостола позади. – Ты боишься?— Чего мне бояться? – равнодушно спросил Канда, не отставая.Аллен на какой-то миг задумался, а потом ответил:— Конечно же укола своего самолюбия, — наткнувшись на непонимающий взгляд, он пояснил: — Ты выставляешь меня в свете сопляка. А сам-то? Трудно признаться?— Девятнадцать.— Так мало? – удивленно спросил мальчишка. – Хотя на больше ты не выглядишь.— Зато уверен, если вскрыть твою черепную коробку, на свой возраст ты не потянешь.— Это еще почему? – юноша пнул жестяную банку под ногами и поморщился от шума, когда та неприятно звякнула, стукнувшись о кирпич.— Мозгов потому что маловато, — раздраженно бросил экзорцист.— Пошел к черту.Если бы его раньше спросили «Что ты считаешь важным?», то он непременно ответил бы, что важное – дорогой тебе человек, важно доверие между вами и граница в отношениях, за которую можно переступать. Это важно, а остальное – пустое место, возможно даже без воздуха. Спроси его сейчас о том же, то Аллен задумается, но ответит, что важен любимый человек – он истинная связь с этим миром. А потом он помолчит и добавит, что понимание должно стоять прежде всего. Кивнет, соглашаясь с собой, и страстно заведет речь о том, что не будь понимания, то не бывать и доверию, следовательно, не появиться важному человеку.И будет ли он прав или привычно ошибется – знают только небеса и его будущее.А пока он сидел на холодной лавке и ловил губами ветер, складывая мысли в колоду, как разбросанные карты в неверной последовательности.Лави вёл себя более чем просто странно. В первые моменты их встречи он заложил фундамент о представлении себя – серый и такой же, как все. В момент второй встречи, он поставил стены – неровные и некрепкие, вот-вот готовые разрушиться. А потом он направил солнце на свою постройку, и оно осветило её ярким светом. Фундамент наполнился смыслом, а стены обрели устойчивость. Построенное больше не вызывало недоверия. Оно вызывало интерес.Возможно, у Канды тоже есть дом своей души, только он тщательно его скрывал за густыми зарослями сухих веток. Но интерес он вызывал такой же, какой и домик Лави. По тому, насколько колючими и длинными являлись ветки, можно было гадать о хозяине таинственной постройки. Наверное, она мутного, темно-бирюзового цвета, со стальным фундаментом, без окон и дверей. Возможно, там не один этаж, но лестницы нет – владелец этого дома привык к трудностям и преодолению препятствий на своём пути. А может Аллен ошибся и увидел не то здание – с кем не бывает?Мальчик посматривал в темные глаза напротив и искал объяснения возникающим образам. Они появлялись, как недавнее воспоминание, внезапно.Канда красивый.Мальчик вновь уткнулся лицом в свои руки – что за идиотские фантазии? Что он сделал в этой жизни неправильного, за что расплачивается творившимся безумием? А понял бы отец? Помог бы ему разобраться с желанием поцеловать… кого? Экзорциста? Стражника? Приятеля? Нет. Канду. Просто Канду – неизвестного, грубого, жестокого и… временного.Попытка изнасилования или поцелуй парня, а может возраст и желание удовлетворения сыграли на нем свою мелодию. Но она так и звучит, не затихая, и это невероятно отнимало силы.Занятия по борьбе Аллен решил не пропускать в надежде, что там удастся спустить пары. Мальчишка сменил простую одежду на спортивную, не особо прислушиваясь к комментариям одногруппников на счет «дибила с хвостом». Голова напоминала паралон, тепло действовало на автомате.Но что-то шевельнулось внутри, когда в раздевалку зашел Лави. Уолкер не стал опускать голову или отводить взгляд – это как-то по-девичьи. Он спросил:— Что, новичок, никак не успокоишься? — улыбка всё равно вышла немного нервной, но, наверное, несильно заметно.Он внимательно посмотрел в лицо зашедшего и недоуменно моргнул. Половина знакомого лица была скрыта бинтами, двумя концами уходящими под волосы. Взгляд серых глаз пробежался по телу Лави, но тот, перекрывая грядущие вопросы, усмехнулся:— Надо же надрать кое-кому задницу, — он был также спокоен, словно это был любой другой день, словно не было вчерашнего вечера. – Что уставился?Рыжий снял футболку и небрежно повесил её на крючок.— Что у тебя с лицом? – спросил Аллен, не отворачиваясь.Канда оценивающе посмотрел на Новичка, заглядывая в его неприкрытый бинтами глаз, и не смог сдержать насмешливого взгляда. Было видно, что парень вздрогнул и переменился в лице, однако снова натянул улыбку и ответил:— Длинная история, — он вызывающе посмотрел в синие глаза, казавшиеся черными, и махнул рукой.Потом поспешно сменил черные джинсы на спортивные штаны и, кое-как сложив свои вещи, сказал:— Мелкий, там построение уже, — и вышел.В раздевалке копошились еще двое, но те говорили о чем-то своём, иногда взрываясь на грубый гогот.В животе скрутился узел щекотливых нервов, и Аллен испуганно посмотрел на мечника, тихо обронив:— Я виноват, Канда…