Глава 2 (2/2)

– Тут, внизу, никакой связи нет. Не ловит, не передает. Мы проверяли. Ты можешь связаться с Микки из самого казино. Или из ресторана. Или из пентхауса…– Да понял, понял.

Кресло. Дурацкое кресло с колесами. Нет же ничего ужасного в том, чтобы усесться в него на полчаса? Или на час – с учетом того, что он способен удержать в руке кружку с чаем. А значит, его с верхних этажей просто так не отпустят.

– Мне тут снилось недавно, – мысли снова поплыли, и о чем только что думал, Эндрю забыл. – Короче, будто я, ты и Дантон искали ускоритель рефлексов в какой-то пещере. Там вода прямо по стенам текла. Я еще боялся, что ускоритель из-за нее испортится. Грибы росли. Такие светящиеся. И бродил дикий гуль. Я шел с факелом в руке. С настоящим факелом, не фонариком. Уронил его случайно, и он погас. И я стал вас звать, а вы не отвечали, и тогда мне стало так страшно… Страшно, что я навсегда останусь там. Я побежал… Я побежал, понимаешь? Ногами. Проснулся сразу. Наверное, от испуга. Но твою мать… – вздохнул с безмятежной улыбкой. – В этом сне я бежал. И мне так захотелось туда вернуться. В эту пещеру с грибами, гулем, водой… Пусть даже и навсегда. Навечно. Главное, что я мог там бегать. Мне часто снится такая херня. Постоянно. В каждом сне я могу ходить. Иногда я знаю, что это сон, и не хочу просыпаться.– Я понимаю. И ты тоже пойми. Твое тело повреждено. Но не сломано. Оно…– Да не понимаешь ты ни хрена. У тебя есть две ноги, и они работают. Есть руки. Ты можешь щелбаном череп кому-нибудь проломить. А я тоже хочу… Хочу щелбаном… снова, как раньше…Глаза самопроизвольно намокли. Не спросив разрешения Эндрю, потекло по щекам, а идиотская блаженная улыбка никак не хотела превращаться в гримасу отчаянья.– Блядь… – Эндрю поспешно обтерся краешком простыни. – Вот опять началось. Уходи.– Я еще хотел…– Уходи. И Микки передай: пусть явится сюда. Сам. Лично. Никакого инвалидного кресла.Эндрю не помнил, как учился ходить. Мало кто помнит себя в настолько раннем детстве. Тогда еще как надо не работает мозг, не сформированы, не активны нужные механизмы памяти. С тех пор слишком много воды утекло. Воды и крови – ранние воспоминания просто смыло их бурным потоком.Но как шаг за шагом осваивала это умение его сестренка, он отчего-то запомнил. И материнские руки, удерживающие крошечное тельце под локотки, толстые кривые ножки, неуверенно нащупывающие пол, застеленный чистым ковром, сосредоточенное щекастое личико, сползающую по двойному подбородку слюну…

И собственное раздражение. Слишком много усердия, слишком много возни и стараний, а ведь ходить – это же так, черт подери, просто!Лишь спустя двадцать лет он вдруг для себя открыл, что на самом деле ни хрена это не просто. Никаких переносных смыслов – только голая, буквальная суть. Ходить – тяжело. Немыслимо трудно. Когда тело не знает – забыло, – что делать. Когда мозг смущен и растерян, постоянно теряет сигнал. Когда непроизвольные, простейшие действия вдруг требуют максимального сосредоточения.

– У младенцев присутствует врожденный шаговый рефлекс, – делилась Анита своими познаниями, пока взмокший Эндрю, опираясь на стену, изо всех сил цеплялся за костыли. – Его еще называют автоматической ходьбой новорожденных. Обычно к третьему месяцу жизни он угасает, но его наличие означает, что кора головного мозга развита правильно. Когда придет время, малыш будет готов к переключению на намеренную ходьбу. Со временем это умение закрепляется как условный рефлекс.– И каким образом это сейчас мне поможет?Эндрю в расстегнутой на все пуговицы рубашке трясся от напряжения, как промокшая псина на ледяном ветру. Влажные ладони скользили по отполированному дереву костылей, спина, плечи и шея отчаянно ныли.– Да в общем-то… – расстроилась Анита, – никаким. Просто ты опять вспомнил свою сестру. Как ходить – ты тоже вспомнишь. Твой мозг вспомнит. У тебя ведь есть этот условный рефлекс, и не прошло достаточно времени для его угнетения.– Это, наверное, как дышать.– Да, – подхватила Анита. – Верно. Мышцы, отвечающие за дыхание, на ИВЛ атрофируются очень быстро. Но ты же в итоге смог дышать сам. Ходить тоже сможешь, нужно только много тренироваться, – она подошла и взялась за костыли. – Они тебе не подходят. Нужно что-то другое. Что-то наподобие ?алихона?. Это такое приспособление, оно облегчает передвижение тем, у кого проблемы с опорно-двигательным аппаратом…Замолчала, зацепившись взглядом за свежие шрамы на его груди, до которых еще не добрался модуль косметической хирургии ?приятеля "Марка"?. Дыры от пуль залатали, расколотые ребра срослись. Даже пробитый желудок заработал почти нормально, автодок привел в порядок задетый куском свинца пищевод – о стейках говорить было рановато, но и постному вареному мясу Эндрю был очень рад.Вот только чертовы ноги по-прежнему не желали слушаться. Иногда – что может быть позорнее? – подводил мочевой пузырь. О своей мужской полноценности Эндрю просто стеснялся спрашивать, но иногда, когда рядом не было никого, он ощупывал неотзывчивый член и с пугливым замиранием прислушивался к отсутствию каких-либо ощущений.Время. На все нужно время, – уговаривал сам себя.Шел третий месяц заключения в недрах загадочного казино, и мир за его стенами бурлил, воевал. Люди вставали под знамена будущей империи Эндрю Нолана, теснили повстанцев обратно на запад, жгли листовки и гибли с именем своего лидера на устах…А он еле-еле передвигался на костылях по металлическим мосткам мрачного подземного бункера. Понимал, что такими темпами быстрее состарится, чем сам поведет в бой войска.Анита больше не сидела возле него, как в первые недели после ранения. Она приходила на несколько дней, затем исчезала – говорила, что тревожится за детвору из ?Коттонвуд-Коув? и уже не уверена в безопасности детского городка на побережье. Да, в нескольких милях вниз по реке, распугав всех озерников, разбили крупный военный лагерь. Да, с западной стороны возведен серьезный блок-пост. Караульная вышка на скалистом склоне, снайперы, дежурящие по сменам…Но сердце все равно не на месте, ведь Калифорния – вот она. Взберись на пригорок – и мысленно прочерти воображаемую границу. И где-то совсем рядом, в нескольких десятках миль к югу, идут бои: это первые центурии из Аризоны добрались до южного Калифорнийского фронта. Скрипя зубами вступили в Альянс, полные решимости прорваться на северо-запад и отыскать своего настоящего Цезаря.– Они, – сказал как-то Сандерс, заглянувший в обед, – вряд ли его найдут. Если я хоть что-нибудь понимаю в людях.– А ты не мог бы, – аккуратно орудуя ложкой и хлюпая густой кукурузной похлебкой, попросил Эндрю, – как-нибудь эту свою мысль пояснить?– Пока не могу. Я жду вестей от своих агентов на Западе. Как только будет точная информация, тогда…– Что? Погоди, – Эндрю опустил ложку в ароматное варево, промокнул губы тряпичной салфеткой. – Еще раз, – попросил. – Повтори. От кого ты ждешь вестей? От своих кого, блядь, на Западе?– Мальчик мой…Эндрю сжал кулаки. Пока еще неприемлемо слабые, с заострившимся, усыпанными шрамами костяшками.

– Ну ты же сам просил. Еще немного. Для тебя. Побыть фрументарием.– Я ведь совсем не это имел в виду.– Позволь мне самому решать, как именно мне быть фрументарием. Кроме того, – он небрежно взмахнул рукой, – я уже давно создал… Не то чтобы создал. Так, символически набросал. Небольшую агентурную сеть. На всякий случай.Вот тебе и охотник. Учитель истории. Зритель, блядь, гребаный в первых рядах.– Тебе слава Вульпеса Инкульты спать не дает?– Кстати! – Сандерс вдруг просиял. – Есть мнение, что он может быть жив, ты представляешь? Но это, я склонен полагать, ненадолго.– Я… – распахнул рот Эндрю.– …интересуешься, узнал ли я что-то об организаторах покушения, – закончил Сандерс. Совсем не так, как Эндрю планировал сам. – У меня, конечно же, есть кое-что. Но, прежде чем радовать тебя новостями, мне нужно побеседовать с одним человеком. А он, как назло, ни в какую не желает со мной беседовать по-хорошему…К концу фразы его лицо стало задумчивым, губы сложились в линию.

– С кем это?– Узнаешь, – жестко ответил Сандерс. – Когда я с ним все-таки поговорю. Ну а теперь… Что? – проследил за многозначительным взглядом Эндрю, который обреченно вернулся к своей похлебке. – Куда ты показываешь? На стол? На книгу?– На папку, – Эндрю сглотнул. – Под книгами. Возьми. Полистай.Эндрю успел добраться до дна глубокой стеклянной миски к моменту, когда Сандерс, издавая то красноречивое ?хм?, то легкомысленное ?ха!?, пробежал глазами весь неофициальный отчет капитана Диксон по делу, никак не относящемуся к Эндрю Нолану. По нескольким, если уж на то пошло, делам.– Какое увлекательное чтиво, – оценил Сандерс. – Ты им развлекаешь себя перед сном? Черт, – усмехнулся, вернувшись к страницам. – А эта капитан Диксон мне нравится. Послушай только: ?Бедную женщину семь раз ударили по голове кирпичом. Ее череп треснул, как орех, но мерзавцу и этого было мало. Неизвестным орудием – предположительно, найденным на месте преступления долотом – он выбил ей передние зубы, чтобы надругаться над ней в извращенной форме, а завершил свое злодеяние.…?– Я читал это, – заметил Эндрю.– И? – Сандерс уставился на него. – Боже. Что? Неужели и это я? Я подговорил беднягу Грэма выпустить в тебя очередь из антикварного пулемета, я изнасиловал и убил эту несчастную женщину, о которой капитан Диксон пишет так ярко и… эмоционально… Совсем не похоже на сухой официальный отчет. Ты только посмотри, – вернулся к листам. – Я еще и засунул тело бедняжки в уличный нужник возле твоего санатория для бродяг… Да я просто настоящее зло.Эндрю поставил на пол возле кровати пустую тарелку. После изнуряющих попыток заставить чертовы ноги двигаться не было сил тянуться до столика.– Это не ты? – спросил, готовый поверить, в общем-то, любому ответу.– Это, – Сандерс, удерживая папку одной рукой, ткнул пальцем в страницы, – не я.– Ну а все остальное?Снова зашуршали заляпанные и залапанные листы.

– Вот это, – на какой-то из страниц Сандерс притормозил. – Тоже не я. И вот это… – перелистнул. – Хм. Вот тут я уже не уверен. Но вряд ли.– Там шесть таких случаев. Диксон считает, что это дело рук одного… ну или одной группы убийц. Утверждает, что всюду похожий почерк. Мне показалось, я что-то такое уже раньше видел.– Я не насиловал женщину и не выбивал ей зубы долотом. Такое я запомнил бы.– А как же другие? Черт! – выругался с досадой. – Ты же обычно не действуешь так.– Как?– Будто… какой-то тупой маньяк.– Тупые, – подчеркнул Сандерс, – маньяки обычно быстро попадаются в силки следственных органов. Помню, когда-то давным-давно в Хабе орудовал один такой. Я с интересом наблюдал за его похождениями. Увы, они были недолгими. Тамошняя полиция сработала хорошо. Не так быстро, как могла бы, но хорошо. Его изловили и пристрелили после пятой жертвы. А мне было даже немного жаль, но в итоге я подумал и решил, что… Тебе неинтересно?Эндрю неудержимо зевал в ладонь. Послеобеденный сон вошел у него в привычку не так давно, и заботливые врачи это всячески одобряли.– Мне интересно, что тебе нужно, – сказал.– Смотря для чего.– Чтобы перестать психовать. И отвлекать капитана Диксон от действительно важных дел.– Меня меньше всего на свете заботит эта… определенно интересная дама. Я знаю о ее существовании, но до настоящего момента особо ее не замечал.– Меня заботит, – отрезал Эндрю. – Так что тебе нужно?– Пробегись со мной до северных ворот Фрисайда. Наперегонки. Выиграешь – я стану спокоен, как закатное небо в безветренную погоду. Впрочем, если и проиграешь, тоже… Кстати, ты когда в последний раз видел небо?Бесцветное, жидкое небо, затянутое пляшущей рябью…

– …Не желаешь хотя бы из окон пентхауса полюбоваться им? Тебе нужен ультрафиолет и немного солнечной радиации. С твоей кожи сошел загар, она почти сливается с простынями. Если бы не капля латиноамериканской крови в тебе, по цвету было бы не отличить…– Хорошо. Пробегусь.

Закрыв папку, Сандерс воззрился поверх нее.– Пробегусь, – повторил Эндрю. – Скоро. А ты пока… Пожалуйста, – не забыл и об элементарной вежливости и воспитанности, – выясни, кто меня сюда уложил. Я разрежу этого урода на тысячу кусков. Сделаю с ним то, что капитан Диксон даже вообразить не в силах. Даже если это центурион Сильван.

Сандерс кивнул:– Чудно. Мне нравится твой настрой. Тебе все же следует поговорить с союзниками, – вернул папку на стол, кинул поверх пачки актуальных докладов, которыми Эндрю регулярно снабжали. – Хотя бы по рации. Пока ты здесь развлекаешь себя детективными байками, угадай, кому приходится отдуваться за все?– Октавию?– Ха. Если бы. Мне. Мне приходится держать достопочтенных центурионов в узде. Хорошо, что моя скромная фигура все еще имеет вес в их глазах. И да, – повернул голову. – Я не маньяк. В общепринятом смысле слова.– Я в курсе, – сонно пробормотал Эндрю и еще раз зевнул.Помимо силы воли и суицидального юмора, у Эндрю оставались еще мозги. Пусть и пропитавшиеся ?нежной? химией и антидепрессантами, ворочающиеся едва-едва, но они все-таки были. И он ими думал.Версию с центурионом Сильваном почти сразу швырнул в воображаемый мусорный бак. Интуиция…?…если позволите?.

…заявила: центурион Сильван в этом никак не замешан. Слишком много в нем выдержки и достоинства для такого низменного поступка. Эндрю сколько бы ни пытался, даже представить себе не мог, как центурион Сильван, гордо поблескивая черной лысой макушкой, разрабатывает коварный план, подыскивает подходящего исполнителя среди простых работяг, приставляет ему ствол к башке, заставляя писать текст дурацкой листовки. А потом безжалостно убивает женщину и маленького ребенка…Нет, пожалуй, вот это центурион Сильван сделать бы мог. Если бы видел смысл. Или если бы действительно сильно расстроился из-за ?нового Цезаря?.

А он расстроился. Он был весьма огорчен, если всеми этими эвфемизмами можно охарактеризовать ту тихую ярость, которая вспыхнула в его глазах, а затем горела там ровным огнем до самого конца совещания.Зато центурион Луций будто бы наоборот – хоть и вспылил, но успокоился быстро. И взгляд его так же быстро потух.Может, центурион Луций уже тогда решил самостоятельно разобраться с наглым самозванцем, посягнувшим на священный титул?Или Устин. Это вполне мог быть Устин – его взгляд молнии не метал, но выглядел этот кретин глубоко и искренне потрясенным. Не выдержал, взбеленился, не смог стерпеть, что жалкий рекрут Реджи, чье место на кресте или в клетке, вознесся к таким немыслимым вершинам. Даже просто подумал о том, чтобы к ним вознестись…

Хотя на самом деле это не он подумал. Это подумал и сказал за него Октавий. Сказал – и подставил под серьезный удар…?Может, это Октавий пытался тебя убить???Ты сбрендил, что ли?? – Эндрю в ужасе отмахивался от тупого внутреннего голоса, но все равно отравляла сознание эта ядовитая мысль.Октавий, как и Эндрю, мог просто устать. От вечной второй роли, от ссор и примирений, от идиотских пошлых заигрываний и омерзительных двусмысленных фраз. Он мог решить, что совокупность преступлений Эндрю Нолана превысила все допустимые пределы – и решил одним махом положить этому конец. Заодно решить вопрос с casus belli и своей ролью второго плана.?И нашел какого-то работягу, дал ему старинный ПП, заставил выкрикивать возмутительную клевету…??Ну а что? – ненавидя себя, думал Эндрю. – Если он сам вдруг захотел править…??А потом он сидел у твоей кровати?.?Вдруг он пришел, чтобы меня добить???И не добил. Посмотрел в твои зареванные глаза и решил, что ты уже и так наказан?.?Ты гребаный параноик?, – ругался Эндрю.?Все опять перепуталось в твоей голове. Не я параноик, а ты. Успокойся?.Эндрю не успокаивался.Дантон тоже имел право устать – от рабского клейма, выжженного в мозгу. От невидимого ошейника на небритой шее, от липкого, затаенного страха, сопутствующего каждому слову, сказанному поперек чужих слов.Вдруг его давно завербовали повстанцы? Вдруг все, что он делал до настоящего дня, – это хитрая, умелая игра с целью дождаться, пока Эндрю Нолан выступит с впечатляющей речью, расслабится за чашкой кофе и душевной беседой с Сандерсом, а потом всучить несчастному Эдмунду Грэму ПП…?А может, это Анита вообще?? – философски обронил внутренний голос.Может, и Анита, согласился Эндрю. С Терезой заодно – почему нет? Они посовещались и решили, что теперь-то он точно представляет угрозу для окружающих. Неспроста же они обе пытались его образумить, отговорить, вернуть к мыслям о доме в Вайоминге, детях и чертовых прирученных шавках.Эндрю попытался приручить Легион. Попытался приручить толпу фанатиков, считающих, что богов поют кровью и кормят плотью. Попытался приручить огромный, мать его, регион – и действовал не то чтобы лаской и уговорами.?Ты параноик и идиот, – внутренний голос со вздохом вынес вердикт. – Ты же понимаешь, что это не Анита и не Тереза??Эндрю вздохнул в ответ:?Понимаю?.Но снова и снова прокручивал варианты в своей неуклонно распухающей голове.

***Беседа с представителем союзных сил состоялась намного раньше, чем Эндрю планировал. В его планы эта беседа, с учетом скорости восстановления, не входила еще месяца три. Или четыре. Или вообще никогда – все-таки никто, даже Терезины антидепрессанты, не закрыл для него маленький аварийный выход.Наверное, если двери лифта можно было бы распахнуть пинком – Устин это сделал бы. Уж больно взвинченным он выглядел, когда буквально ворвался в прохладный подвальный уют, едва не отшвырнул с пути ни в чем не повинную больничную ширму.Увидев Эндрю, молча замер с не самым участливым выражением скучной физиономии.– Какого… черта? – спросил Эндрю, успевший накинуть простыню на похудевшие бесполезные ноги, чтобы спасти их от злорадных взглядов. – Что ты здесь делаешь? Кто тебя пропустил?– Кто? Догадайся. Ух ты, – он осмотрелся. – Вот значит как.– Убирайся.– Не переживай. Я тоже не скажу, что рад тебя видеть.В отдалении опять загудел, загрохотал лифт. Со скрипом разъехались двери.– Господин Устин! – зазвучал голос Нисы под громкий стук каблуков. – Господин Устин, пожалуйста, вы не сдали оружие! Оружие обязательно нужно сдать!Только сейчас Эндрю заметил у него кобуру на кожаном поясе. Без балахона явился – в простой серой футболке, кожанке и армейских штанах.– Думаешь, я голыми руками не способен его прикончить? Дура! Пошла вон отсюда!В любой другой день Эндрю, вероятно, даже съездил бы по холеной роже за это, все-таки Ниса – отличный помощник и хороший, добрый почти как Анита человек.Но чтобы съездить по роже, для начала необходимо встать. Принять упор. Сжать нормальный, крепкий кулак, замахнуться…– Иди, – он махнул отважной, самоотверженной Нисе рукой. – Все в порядке. В данном случае оружие не имеет значения.Ниса нерешительно потопталась, сделала жалобные глаза и ушла. Наверное, рванула наверх – сообщать тревожные вести всем, с кем сможет связаться.– Какого хрена, – вернулся Эндрю к насущному, – ты приперся сюда?– Какого хрена… – Устин с любопытством рассматривал скудное окружение. – И правда, какого хрена я вдруг заинтересовался, жив ли вообще наш чертов дорогой лидер. Какого хрена я решил лично убедиться в этом и… Надо же, – что-то странное мелькнуло в глазах. – Все эти аппараты… Они тебе нужны?– Уже нет, – Эндрю порадовался, что неделю назад отрубили наконец НИВЛ, а пищащий ЭКГ-монитор, с головой выдающий его эмоциональное состояние, включали ненадолго два раза в день – проверить сердечную деятельность и заодно давление.Впрочем, без этого писка тут стало совсем тихо и даже грустно. Анита обещала что-нибудь с музыкой сообразить.

– Ты уже можешь ходить?– Да. Могу.Соврал не моргнув и глазом. Повернул руку так, чтобы не было видно вросший в вену катетер и расплывшийся вокруг него зеленоватый синяк.– Проклятье. Реджи, – встав в изножье кровати, Устин согнулся, облокотился на горизонтальную металлическую раму. – Веришь ты или нет… Но я не хотел для тебя такого исхода.– Конечно. Ты предпочел бы видеть меня в гробу.– Безусловно. Лучше смерть, чем такое жалкое существование. На твоем месте я бы давно уже покончил с собой.Эндрю поймал истерический смешок на вылете, но улыбка все равно расплылась от уха до уха. Взгляд скользнул к пистолету Устина – что-то непростое, с рукоятью из полированного дерева. Какая-то редкая, дорогая модель. Возможно, крупнокалиберный SIG – такой вынесет все мозги и срубит полчерепа одним выстрелом.– Gratias ago. Умеешь ты ободрить.– Я сюда не затем пришел. Не чтобы тебя ободрять или выражать сочувствие. Я хочу, – Устин продемонстрировал ледяной презрительный взгляд, – тебя кое о чем спросить. Как так, мать твою, получилось, что мою базу едва не взял штурмом наш общий друг Элмер Пирс? Или как он себя сейчас называет… Джек Сандерс?Эндрю вдруг понял, что ему нравится эта игра. Такая давняя игра в непримиримых врагов, хамящих, подначивающих, страстно мечтающих о смерти друг друга.Быть может, кое-кто все же решился свою мечту воплотить?– Я ничего об этом не знаю.– Ain' vero? Не знаешь, что он три раза за последние дни приходил к моим воротам и требовал аудиенции?– А ты что, ни разу его не впустил? Почему? Вы же вроде когда-то неплохо ладили,– у Эндрю отлично получился невинно-наивный тон.– Первые два раза я отсутствовал, – прохладно ответил Устин. – В третий – у меня не было настроения с ним беседовать.– Но ты здесь, – заметил Эндрю. – И никто, кроме него, не мог тебе этого разрешить. Значит…– Он вчера велел моим людям мне передать, что, если его не впустят на базу и не проводят ко мне, он сам найдет дорогу. И никого на своем пути не оставит в живых. А у меня там дети. И все еще твой Лиам Несбитт.– Отцовство пробудило что-то человеческое в твоей душе?– Дети – это ценный ресурс. Из них получаются полезные взрослые. Скажи мне, – он понизил тон, сцепил пальцы замком, чтобы выглядеть задумчивее и солиднее. – Ты правда думаешь, что я все это организовал? На кой черт оно мне? Через день после объявления о создании Альянса…– Мне казалось, Альянсу ты не особо рад. Кроме того, – Эндрю машинально поднял руку, чтобы почесать нос, – и благополучно засветил проклятый катетер. – Кроме того, ты же меня ненавидишь.– Это не ненависть, я тебе уже говорил. Я просто не считаю тебя достойным быть там, где ты есть. Никогда не считал. Ни десять лет назад, ни сейчас. Хотя насчет ?сейчас? – это я, возможно, поторопился.– Ты осторожнее, – предостерег Эндрю. – Смотри злорадством не подавись.– Я не злорадствую. У меня нет никаких доказательств правдивости моих слов, поэтому тебе придется сделать над собой усилие и поверить мне на слово. Я не желал твоей смерти. И этого всего, – повел взглядом, – не желал. Если бы я хотел тебя убить – я бы тебя убил. Твоя недееспособность мне тоже невыгодна. Если ты мне не веришь…– А ты поклянись. Перед всеми богами, в которых веришь. Жизнью своего сына. И своей жены.Попал. Угодил прямо в цель – взгляд Устина остекленел, губы сжались. Еще секунда-другая – и дальше можно было бы не гадать.– Клянусь, – сказал Устин. – Перед ликами могучих богов. Жизнью своей жены. И жизнью своего сына Антония. Кстати, мои люди вернулись месяц назад. Подтвердили: моя семья в порядке. Ты и твоя женщина мне не солгали. Теперь ты доволен?– Дай угадаю. Сандерс ждет тебя наверху. И сейчас решается твоя судьба. Верно?– Ты ошибаешься. Он ждет, но вершить мою судьбу не ему, а всемогущему Марсу, на волю и милость которого я уповаю все последние годы.– Ну разумеется… – Эндрю сочувственно покивал. – Ладно, иди. И можешь передать нашим центурионам, что я вполне жив. Скоро буду здоров.– Ага. Скоро. Я так и понял. Пойду, пока не прибежал твой легат и не оторвал мне голову, не разобравшись в сути происходящего… И да. Пока ты не спросил. В отличие от некоторых, я трезво оцениваю свои силы.

Безо всякого ?до свиданья? и даже без коротенького ?vale? он развернулся и, нырнув между ширмами, зашагал к лифту. С ним ускользнул из зоны досягаемости и прекрасный, надежный крупнокалиберный ствол.– Придурок, – спохватившись, буркнул вслед Эндрю.– Зарвавшееся ничтожество, – швырнул Устин через плечо, и подкатило приятное понимание, что хоть что-то остается незыблемым и непоколебимым. Ритуал соблюден и все на своих местах.