Глава 17 (1/1)

На аванпост ?Мохаве? отправили восемнадцать хорошо обученных, верных солдат. Октавий лично их отбирал – даже, утверждали, с некоторыми с глазу на глаз беседовал.Среди них не было одиночек – у всех в Вегасе или других городах остались родные, друзья. Люди, которые ждали своих близких обратно.Каждый из отправленных твердо считал, что миссия Эндрю Нолана – истинное спасение для этих земель, благословение неба и единственный шанс на возрождение.Эндрю Нолан чувствовал себя по уши перемазанным в дерьме. Снаружи и изнутри. Когда он ел или пил, во рту отчетливо ощущался мерзкий привкус дерьма. Дерьмом воняло каждое произнесенное слово. Надо спросить у Сандерса, каково это – жить без совести. Не испытывать ни сострадания, ни этих тяжелых душевных мук.Часто такие, как Сандерс, глупы, – так сказала Тереза. Глупы и несдержанны. Наплевав на непостижимую для них общественную мораль, они совершают поступки, подчиняясь своим желаниям и порывам, ничуть не заботясь о закономерных последствиях. Их быстро отлавливают – и уничтожают. Потому что им не место среди людей.Сандерсу повезло – он умен. Сдержан настолько, насколько ему позволяет его природа. ?Умеренно организован?, – сказала Тереза. Но это не исключает того, что в один прекрасный день кто-то что-то произнесет или сделает – и в голове психопата щелкнет мощный спусковой механизм, с оглушительным грохотом слетят все налепленные поверх настоящей личины маски.Эндрю помнил, как звучали эти щелчки. Все крепче утверждался в мысли: от Сандерса придется избавиться. Его необходимо убить. Расчленить тело, сжечь, прах развеять – и чтобы больше никаких воскрешений. Но сначала нужно научиться быть хотя бы немного таким же, как он. Глушить стоны совести доводами холодного разума. Научить себя забывать о сострадании и стыде, когда на кону ни много ни мало – воображаемая империя. И невоображаемые люди, которые будут в ней жить.– Я даже слышать об этом ничего не хочу, – сказал Устин, сидя на стуле в кабинете у Эндрю.Лидер сектантов явился в Ниптон как раз в тот самый день, когда два отряда обреченных на смерть преданных воинов заняли разгромленный аванпост.– Твои фантазии, – сказал Устин, – мы в другой раз обсудим. Я пришел сюда не для этого.– А для чего?– Чтобы сказать тебе… Чтобы сказать, – Устин сверкнул золотистым воротником торжественного балахона, – что ты, Реджи, по-прежнему полный кретин. И я по-прежнему не считаю, что ты достоин чего-то большего, чем рабская клетка или крепко сколоченный крест. Но обстоятельства вынуждают меня согласиться на твое предложение. Я принимаю твои условия. А теперь ты…?…ушлепок…?, – отчетливо считалось в паузе.

– …выслушаешь мои. Но для начала задам вопрос, – Устин дотянулся до чашки кофе. Помедлил, принюхиваясь к аромату. Сделал глоток. – Надо же, – удивился. – Настоящий. Сейчас такой достать очень непросто.– Так что за вопрос? – поторопил Эндрю.Устин еще раз глотнул:– Может, ты просто съебешься отсюда к чертовой матери?Эндрю не сдержался – прыснул в ладонь. Рассмеялся бы в голос, если бы не помнил: Устин, конечно, уступает Октавию, но ввалить может здорово, лучше не рисковать. Особенно когда только зажил сломанный нос, а в ушах еще стоит отборная ругань дока и усталое ?я вас двоих ненавижу? – в его же исполнении, когда на ругань больше не оставалось сил.

– А что? – с кривой улыбкой на пол-лица поинтересовался Эндрю. – Проход на север уже открыт?– Для тебя? Безусловно, – без тени иронии ответил Устин. – Мои люди могут тебя даже проводить. Хоть до самого гребаного Вайоминга.– Ну надо же. Я прямо удивлен. Знаешь, – отпил свой кофе, – еще месяц-другой назад я с радостью принял бы это твое предложение. Но помнишь, что ты мне тогда говорил? Вот и я помню. Но остаюсь я здесь не для того, чтобы тебе насолить. У меня свои причины.– О них я уже слышал, – Устин наморщил лицо, уже тронутое весенним загаром. – У тебя есть причины. Но я хочу услышать не причины, а план, раз уж сваливать отсюда ты не намерен. А перед этим… Держи, – из складок балахона вынул сложенный лист, швырнул его на письменный стол. – Ознакомься. Это мои условия. Они не обсуждаются. Принимаешь – работаем вместе. Нет – значит, на хер иди.Эндрю долго смотрел на Устина. Затем взглянул на листок. Накрыл его ладонью. Кивнул:– Принимаю.– Но ты даже не развернул…– Принимаю, – повторил Эндрю. – Сам же говоришь: обстоятельства. Почитаю потом. Перед сном.К чести Устина, в Ниптон он явился не с пустыми руками. Не только принес бумажку с условиями, но и кое-кого привел.

Эндрю ни видел Лиама Несбитта несколько долгих месяцев. Хорошо помнил щуплого съежившегося пацана, шрамы на теле, которые никаким автодоком уже не скроешь, и отчаянный, на грани безумия, вызов в глазах.Лиам Несбитт, встреченный на крыльце клиники, выглядел по-другому. Все еще хранил нелепую подростковую угловатость, но окреп, стал пошире в плечах. Копна на голове превратилась в короткий ежик с аккуратно выбритыми висками. А самое главное – взгляд. Он изменился. В нем будто зажглись огоньки, каких Эндрю раньше не видел.– Привет, – поздоровался с ним Лиам. – Надеюсь, теперь ты доволен?– Доволен, – ответил Эндрю. – А чем?– Я был у дока. Со мной все в порядке.– Правда? – Эндрю окинул его взглядом с головы до ног. – А в кармане у тебя что? Похоже на пузырек таблеток.– А это… – Лиам поспешно сунул руку в предательски выпирающий карман. – Тебя не касается. Это мое личное дело.– Хорошо, – согласился Эндрю. – Пусть будет твое. Но, если память мне не изменяет, Марсу не нравится, когда его слуги принимают лекарства. Он ведь за естественный… или как его там… отбор.Лиам не стушевался, вскинул заострившийся подбородок:– Даже если и так, я тут при чем? Я не с ними. Я просто… – взгляд все-таки ускользнул, забегал. – Я просто там еще какое-то время побуду.– А куда, кстати, делись люди твоего отца? Я их видел лишь пару раз, а потом они будто без следа растворились.– Они давно вернулись в Вайоминг. Устин разрешил им уйти.После долгого разговора с Устином у Эндрю уже не хватало запала, иссяк источник острого, щекочущего нутро, раздражения. Он вздохнул, покивал и ничего лучшего не придумал, как только спокойно распрощаться с Лиамом.– Кстати, – негромко окликнул тот. – Устин мне рассказал. Никакой ты не гладиатор. Не бойся, не выдам. Но получается, ты все время всем врал?– Ну да, – с секунду подумав, признался Эндрю. – Но разве кому-нибудь от этого было плохо?В клинику к доку он заглянул позже. Когда дурацкий балахон Устина растаял на горизонте, а вонь душного, изнуряющего высокомерия вымело из города теплым ветром.– Он в порядке, – подтвердил док. – Ну, то есть… не совсем. Но ничего такого, с чем не мог бы справиться курс антибиотиков. Меня больше волнует, что мальчик сам на себя не похож. То, как он говорит… Резко и вызывающе. Это может быть реакцией на все пережитое, и я бы мисс Бланко его показал…– К ней и так полгорода плакаться ходит, – отмахнулся Эндрю, наблюдая, как док аккуратным почерком заполняет какой-то листок. – Мне кажется, Лиаму оно ни к чему. Зачем ковырять то, что уже почти зажило?– А ты уверен? Уверен, что зажило?В темно-карих глазах светилась типичная для дока обеспокоенность.– Не уверен, – врать Эндрю не стал. – Но заставлять его смысла нет. Это как-нибудь все само… со временем утрясется.Док хмыкнул:– Tempus vulnera sanat?. Кажется, будто и врачи не нужны.Врачи нужны. Сандерс вывел их на верхние строчки списка. Наравне с армией и теми, кто будет обучать молодых. Солдат, инженеров, рабочих, тех же врачей – неважно. Армия. Медицина. Образование. Вот три столпа, на которых обязано зиждиться новое государство. А уж как Эндрю Нолан собирается их возводить – это не скромного учителя истории проблемы. Это проблемы самого Эндрю Нолана, раз уж он замахнулся аж на империю…

?Империя? – улыбался Сандерс. – Как амбициозно. Мне нравится. Пусть когда-нибудь будет империя. Но для начала обдумай альянс?.На станции связи, разложив перед собой весьма скромный для будущего императора обед, Эндрю настроился на ?Гелиос?. Ерзал на стуле от нервного нетерпения.Медицина, образование – подождут. Ничего не получится, все сорвется без сильной армии. А у действительно сильной армии должно быть что-то невероятно могущественное за спиной.– Энди, приятель! Я думал, ты совсем обо мне забыл! – разразилась рация голосом Микки. – Как твоя жизнь? Как успехи? Хотя чего я спрашиваю, тут все только о них и болтают…И тут же куда-то в сторону:– Солнце мое, тебе точно нужно здесь быть? Я хотел бы поболтать со старым другом наедине. Только прошу тебя, не обижайся.– Это что там у тебя за солнце? – Эндрю замер с куском свежеиспеченного хлеба в руке.– Да тут… есть один любопытный декан… Шучу, – динамик что-то проскрежетал. Наверное, это смех Микки, искаженный помехами, похож на треск рвущихся тряпок. – Это Эстер. Она действительно солнце. Настоящий лучик света среди этого беспросветного…Он замолчал. Эндрю, обгрызая хрустящую корочку с хлеба, застыл, ожидая завершения фразы.

– Энди, дружище, – голос Микки вдруг стал серьезным. – Отпусти меня уже отсюда, а? Я тут не могу больше. Тут же… Тут просто пиздец. Эти тесные серые стены… Эти чуваки в своих юбках… Тут невозможно думать, что-то делать, дышать…– Там есть огромный внутренний двор, – напомнил Эндрю. – Чтобы дышать.– Двор… Да там людей убивают по три раза на дню!– Не преувеличивай.– Ну, не по три. Но я пару раз посмотрел – и хватило мне этого. Ей-богу, хватило. И я ведь даже сделать ничего не могу. Этот местный главарь смотрит на меня как на грязи кусок. Сам… – Микки почти зашептал, – идиот идиотом. Даже как аккумуляторы работают, не врубается. Пока я на ядерной батарейке ему не объяснил… А Эстер порой сдержаться не может, хамит ему, и я боюсь, что однажды…– Что с АРХИМЕДом? – перебил Эндрю, и Микки затих.Пока он молчал, Эндрю осторожно отрезал кусочек от остывшего стейка.– Ладно, – выдохнул Микки в динамик. – Подвижки есть. Мы в солнечную башню выбили доступ. Эстер там неделю пыталась оборудование в порядок привести. Куча данных повреждена, но она наковыряла информации по этому дальномеру… Ну, штуке, которая запускает второй АРХИМЕД. Где сама штука – этого там написано не было, но принцип работы вроде бы прост. Все координаты, точки на орбите, время, частоты… Все есть. Мощного передатчика не хватает. А ПО Эстер может под управление со станции переписать, только…– Какое еще ПО? – Эндрю пытался разжевать стейк – стейк не жевался.– Это… программное обеспечение. Но ты дальше слушай. В общем, если передатчик достать… Но не только передатчик нужен. Еще те, кто знает, как все эти штуки работают. Сам же понимаешь, одно дело компы, а другое – сложные хреновины, которые аж до космоса добивают…– Примерно двести пятьдесят миль.– Что?– Двести пятьдесят миль. Этот космос от нас не настолько далек, как кажется. Я вроде бы… Я когда-то в детстве слышал о чем-то таком. О том, что до войны люди отправляли спутники на орбиту, и эта орбита… Она не так далеко. Двести пятьдесят миль. Или чуть больше. Это ближе, чем отсюда… до Вайоминга. Намного ближе.– То есть… – протянул Микки. – Просто мощный передатчик добьет?– Должен. – С куском мяса на вилке Эндрю сидел и проникался мыслью о близости космоса. О том, что путь вверх, до темных небес, реально пройти пешком, если научиться игнорировать обидные земные законы. И вовсе не те законы, за нарушение которых попадаешь на крест.– Ладно, – вздохнул Микки. – Значит, нужно найти и прикрутить нам сюда такой передатчик.– Именно. И как можно скорей. Закончишь с этим – считай, свое дело сделал. Но помни: от этого дела сейчас зависит практически все.После короткого молчания Микки вздохнул:– Понял. Я постараюсь. А ты хоть бы раз заглянул на огонек. Поболтали бы с тобой с глазу на глаз, лицом к лицу, так сказать. Чтобы я тебя видел и ты меня видел.– Я попробую найти время, – пообещал Эндрю, попрощался и прервал связь.Без аппетита заталкивая в себя обед, он переключился на ?Коттонвуд-Коув?. Успел допить остывший чай, прежде чем Анита оторвалась от своих дел и соизволила ему ответить.– Энди? – ее голос в динамике заставил до боли закусить губу. – Я тут занята, если ты хотел…– Я хотел сказать, что ты можешь идти домой. Тебя никто не станет задерживать. Я обо всем договорился с Устином.– Энди, я…– Тебе стоит уйти, – эти слова пришлось проталкивать сквозь ком, вставший в глотке. – И Терезе. Я хочу, чтобы вы были в безопасности. Это совсем не ваша война.– Но она и не твоя. Ты не должен…– Моя. Я хорошо это умею. Сражаться.– Но ты же хотел…– Я хотел мира. Я до сих пор хочу, но Эдвард Сэллоу был прав. Pax per bellum. Иначе не получается. Я попробую сделать то, что он сделать не успел.Тишина. В горле колом стоял обед, в зубах застряли волокна мяса. Желудок еле ворочался, ныл, болел.– Анита? – позвал спустя почти минуту. – Ты еще здесь?В молчание даже помехи не вклинивались. Она закончила разговор не прощаясь, просто отключилась – и все.

На улице уже сгущался теплый, пронизанный бронзовыми лучами вечер, когда Эндрю, направляясь в сторону кладбища, обустроенного у предгорья на южной стороне, заметил женщину. До недавнего времени он понятия не имел, кто она такая, как ее зовут, какая нужда привела ее в Ниптон и что побудило остаться…Теперь он кое-что о ней знал. Отзывалась то ли на имя, то ли на кличку Фрэнсис, работала в мастерских на фрезерном станке, дружбу почти ни с кем не водила, с караванами торговала редко.– Стой, – велел Эндрю, так и не добравшись до кладбища.Притормозил возле руин фермерского домишки, рядом с которыми раньше любили играть дети. В высокой, прибитой к земле траве до сих пор валялся ржавый трехколесный велосипед, сломанный и никем не отремонтированный.– Мистер Нолан, вечер добрый. Чем могу?..– Тебе нравится здесь? В этом городе, среди этих людей?Солнце сбоку подсвечивало ее уставшее, но не замученное лицо, украшенное крупными, выделяющимися веснушками.– Нравится, – она улыбнулась, показав щербинку меж верхних зубов. – Здесь… спокойно.Разглядывая веснушки, Эндрю кивнул:– Спокойно. И я хочу, чтобы так было везде. Спокойно. Чтобы работали всякие предприятия, чтобы дети учились, чтобы на дорогах не было рейдеров и чтобы мутантами не кишел каждый каньон. Это ведь вроде хорошие цели?– Хорошие, – тихо ответила Фрэнсис. Ветер пошевелил ее волосы, выбившиеся из растрепанного хвоста.– Тогда почему вы хотите мне помешать?– Мы? – серые с крапинками глаза округлились. – Я не понимаю, о чем вы.– Понимаешь. Я знаю, кто ты. Знаю, что вас в городе минимум полдюжины человек. В Вегасе – больше. У вас база в старом Убежище возле разрушенных ранчо. Как думаешь, чего мне стоит отправить туда своих людей? Ничего, – качнул головой. – Мне это ничего не стоит.– Не понимаю, – улыбка застыла на худоватом, вытянутом лице.– Понимаешь. И я хочу, чтобы ты сделала кое-что. Завтра же, – он уставился в прищуренные глаза. – Отправляйся к своим. К тем, кто у вас сейчас главный. И скажи им: я создаю… для начала альянс. С придурками, которые поклоняются Марсу. И с Легионом. Моих солдат здесь уже не несколько сотен, а почти полторы тысячи человек. Даю вам две недели, чтобы убраться отсюда. Через две недели моя армия начнет действовать против вас. Я никому из вас не позволю перейти границу Невады и Аризоны. Я знаю, что вы пытаетесь вербовать местное население. Хотите, чтобы они вместе с вами шли мстить. И умирать. Мне это не нравится.– Мистер Нолан, я не…Она замолчала, уставившись куда-то в сторону, мимо. В желто-зеленую оживающую траву. Эндрю проследил за ее взглядом и ничего интересного не увидел.– Я слышала, – голос Фрэнсис изменился, стал ниже и тверже, – вы тоже из бывших рабов? Тогда… Я не понимаю. Разве вам не хочется справедливости?– Нет справедливости в бессмысленной бойне.– Она не бессмысленна. Ведь не только у вас есть цель. Мы хотим, чтобы все было как раньше. Но чтобы жить так, как раньше, нужно избавиться от угрозы. Легион – это угроза.– Легион состоит из солдат. Солдаты – живые люди, – Эндрю отвлекся на молчаливый полет скромной стайки ворон. – У многих из них были или есть семьи. А молодые рекруты – это сыновья таких женщин, как ты. Вы вербуете здесь людей, но собираетесь воевать против тех, кто им дорог. Вы убиваете даже призванных в Легион детей. Где справедливость?– Око за око. Разве есть что-то более справедливое?– Вы так зациклены на своих жертвах, что не видите жертв с другой стороны. Легион – это не какой-то там монстр, пожирающий вас. Это всего лишь армия. Любая армия состоит из людей. С людьми можно говорить. И договариваться.– Когда напали на мой поселок, – ее голос стал ниже, – никто не договаривался со мной. Когда меня забирали в рабство, избивали, насиловали по десять раз в день, никто не договаривался со мной. Когда я носила в себе их ребенка и мечтала избавиться от него, никто со мной не договаривался. А когда он родился… меня никто не спросил. Его признали слабым и швырнули в клетки для псов. А я говорила. Я умоляла. Я пыталась о чем-то с ними договориться. Я уже не хотела от него избавляться, ведь он был таким маленьким и… моим. А потом я родила второго, он оказался силен. Я растила его, рассказывала ему сказки, которые помнила. О добре, о старом мире и том, как жили люди до Великой войны… Когда его уводили, никто со мной ни о чем не пытался договориться. Так почему же…– Твой сын сейчас служит? Хочешь, чтобы с него твои приятели содрали лицо? Чтобы его прибили гвоздями к столбу у дороги? Перерезали ему горло? Сожгли живьем?– Он уже мертв, – серые глаза потускнели. – Погиб при обучении. А я его растила целых шесть лет. У меня ничего не осталось. И мне некого там жалеть.Эндрю наткнулся на стену и не придумал, как ее обойти. Вздохнул:– Хорошо. Я понял тебя. Надеюсь, и ты меня поняла. Чтобы завтра тебя и прочих из вашей шайки в этом городе не было. До обеда не уберетесь – отдам приказ.– Вышвырнуть нас? – губы Фрэнсис сложились в вымученную усмешку.– Нет. Для начала – взять под стражу. А потом уже как пойдет.Развернулся и направился прочь от кладбища. Для прогулки по месту вечного упокоения решил выбрать более удачный момент.

– Ты ничем не лучше! – донеслось в спину. – Не лучше этих ублюдков!– А я не пытаюсь быть лучше. Пытаюсь быть просто другим.Быть другим оказалось намного сложней, чем следовать проторенными путями. Эндрю отлично их видел, эти проторенные пути, они стелились до самого горизонта ровными, ухоженными дорогами, по которым до него шагали не раз. И, если верить уже не столь раздражающим историческим лекциям, все они заканчивались в лучшем случае тупиком.И это странно. Ведь, по словам Сандерса и полубезумного уличного проповедника, у каждого живущего в этом мире есть свой собственный уникальный путь. Этот путь предопределен, с него не свернуть, он неподвластен человеческой воле, потому что есть воплощение чьего-то высшего, несоизмеримо мудрейшего замысла. Разве может мудрейший замысел завести человека в тупик?Эндрю не верил во всю эту ерунду. Сам – не верил, но достаточно и того, что верят другие, и их немало. Даже легионеры верят, что по великому высшему замыслу их главное предназначение – отдать за чужие идеи свою жалкую неповторимую жизнь, как в каком-то чертовом казино, где ставки космически высоки и ты крутишь рулетку, пока ствол упирается тебе в затылок…А там, где на кону жизнь, – там играют с полной отдачей. Вспоминая добрым словом Фортуну, забыв обо всех прочих богах.

Мысль о том, что все происходящее напоминает игру, снова поселилась в голове Эндрю. Раньше он представлял себе ярмарочный спектакль, теперь – игровой зал казино. Наверное, духом Нью-Вегаса успел пропитаться.

– Я знаешь о чем тут недавно думал? – по пути к ратуше, на очередную беседу с Терезой, Дантон его нагнал. Неторопливо брел рядом, нес какую-то чепуху. – Ты только не смейся, но когда док ногу мою проверял… Я подумал, как мне, мать твою, повезло! Пять осколков – и все в спину ушли. А ведь могли и в задницу впиться. Ты, Нолан, стал бы из моей задницы их выковыривать?– Разумеется, – без заминки ответил Эндрю. – Если бы они угрожали твоей жизни, стал бы.– Жизни? Но это ведь просто задница! Хотя… Вроде бы кто-то когда-то мне говорил, что там какие-то нервы проходят. Повредишь – и все, считай инвалид…– Стал бы, – повторил Эндрю, с неудовольствием отмечая, что знакомая грядка с перцами халапеньо наливается бодрой зеленью по весне.– Вот я поэтому и говорю. Как же мне, блядь, повезло! А если бы…– Тебе разве заняться нечем? – возле ступеней ратуши Эндрю застыл.Обернулся через плечо на кресты, которые тут возвышались памятниками целой уходящей эпохе. Впрочем, пока еще не возникало желания их снести. Стоят и стоят, вроде никому не мешают. Крепко сколоченные, вбитые в землю конструкции. Еще пригодиться могут – пусть и дальше себе стоят.

– Да есть чем. Надо как раз схемку одну продумать и с Вегасом связаться, чтобы тамошним приказать…– Вот и займись, – перебил Эндрю. – А еще, раз ты у нас охренеть какой фантазер… Нам нужно знамя. И символ. Что-то такое… свое, – потер напряженный висок. – Чтобы все узнавали.– Типа как бык? Или тот медведь с двумя бошками? Или крест у ?Последователей??– Да, что-то вроде того. Оно должно говорить о нас. Как-то давать понять, кто мы такие.– А кто мы такие? – Дантон хитро прищурил свои трезвые, окончательно проспавшиеся глаза. – Миссия из Вайоминга? Или будущая империя Эндрю Нолана?– Нет, не империя. Для начала – альянс. И мы – за мир, – Эндрю кивнул проходящим мимо молоденьким девушкам. – За спокойную жизнь для всех. Но ради этого повоевать придется.– Понял. А…– Работай, – с этими словами Эндрю взбежал по ступеням к внушительным деревянным дверям.Времена, когда ратуша по большей части пустовала, остались в прошлом. Теперь на первом этаже царило непривычное оживление: огромный вестибюль отвели под охрану. Здесь же, у входа, свалили невостребованную мебель и прочий хлам, потихоньку растаскивая его по объектам, домам, мастерским. В дальнем конце коридора, в просторном зале, разместили столы, стеллажи, подключили несколько терминалов, даже кофеварку и холодильник втиснули в нишу возле отмытых окон. Здесь велся складской учет, отсюда контролировался бюджет города, общая казна миссии и черт знает что еще.Поздоровавшись со служащими, Эндрю взбежал по ступенькам на второй этаж, окинул взглядом безлюдный зал для собраний, куда притащили еще пару огромных столов, расставили мягкие винтажные стулья, протерли от пыли вычурные люстры под потолком, чтобы они сияли чисто и ясно. А знамя Легиона со стены так до сих пор никто и не снял, оно тускло краснело, скрываясь в тенях, и Эндрю подумал: пора от него избавляться. Здесь будет новое знамя, как только Дантон что-нибудь приличное сообразит.На третьем, самом тихом и уютном этаже, в крошечном кабинете его ждала Тереза.– Подожди, – строго велела, едва Эндрю устроился на диванчике и открыл рот. – Сегодня я хочу поговорить с тобой не как врач, а как… Просто как человек. Близкий тебе человек, который очень обеспокоен. Что у вас происходит с Анитой?Эндрю поразмыслил, вслушиваясь в тиканье настенных часов.– Я уже в курсе, – Тереза не дождалась ответа, – что ты хочешь отправить нас обратно в Вайоминг. Из соображений безопасности?– Разумеется.– А как же ты сам? Энди, – ее тон смягчился. – Ты собираешься здесь остаться? Но зачем? Какой в этом смысл? Я понимаю, что власть… Она пьянит, дает ощущение собственной значимости и контроля над другими людьми, но…Эндрю остановил ее взмахом руки:– Ты правда думаешь, что все затевается ради этого? Скажи, – наклонился вперед. – Я похож на человека, стремящегося к… какой-то там значимости и контролю над остальными?– Но тогда я… наверное, не понимаю, – Тереза обреченно моргнула.– Не понимаешь, – согласился Эндрю. – Вас же здесь не было. Когда мы только пришли сюда… Когда нас встретили пальбой, когда погиб доктор Аддерли. Когда стреляли в Намира, а меня пытали три дня. Когда Лиам потерялся и забрел к каким-то дикарям, которые его едва не сожрали. Когда я обменял Уэса и Реган на жизни пятнадцати человек. Когда мы грызлись с Аксером из-за Октавия, когда Октавий убил декана, потому что придурок Ракета сжег ту ебаную казарму, а Легион… тот Легион такой херни никому не прощал. Когда я с моим другом штурмовал ИУ, а потом загибался от боли в простреленной селезенке, когда Уэсли вернулся, а потом покончил с собой, потому что ни у него, ни у нас просто не было выбора… Когда Рустик пытался выпустить мне кишки… Господи, я говорю чисто как та дура Фрэнсис, – Эндрю выдохся, облизнулся. – Короче. Когда творилось все это и куча другого дерьма… Вас здесь не было, – сказал севшим голосом. – А я был. И я каждый раз спрашивал себя, на кой хрен все это, кому оно надо. Зачем, с какой целью, ради чего?.. Ведь должно быть что-то. Что-то действительно важное. Что-то огромное, стоящее всех этих жертв.– И ты считаешь, что наконец нашел это? Что-то важное и огромное?– Мне всего двадцать шесть. Но я дохера всего видел. Я дохера где побывал. От лагерей Легиона до вонючего мотеля в Нью-Рино, куда наркоманы приводили своих грязных шлюх. Я дохера всего потерял. И у других отнял. И я никогда не думал, что у меня будет шанс что-то действительно… изменить. Исправить. Что-то построить. Что-то большее, чем фермерский домик в Вайоминге и какой-нибудь драный сарай. Такой шанс выпадает не каждому. И я не могу его упустить. Если упущу, то буду, как говорит Сандерс, конченым идиотом.– Он не считает тебя идиотом, – ввернула Тереза.– Я знаю. – Эндрю вытер вспотевшие ладони о штаны. – Он считает меня избранником судьбы или кем-то вроде того…– Он считает тебя почти что своим сыном.– И это меня здорово напрягает. Но ничего. И с этим я справлюсь уже. Как-нибудь. А вам надо убираться отсюда. И поскорее. Потому что, если я с чем-нибудь вдруг не справлюсь, случится беда. Мне будет намного спокойнее, если я буду знать, что вы обе живы и здоровы в Вайоминге.– Вот только, – вздохнула Тереза, – здесь мы нужнее, чем там. Энди, ты ведь знаешь, что Анита тебя по-прежнему очень любит? Она злится, расстраивается, но продолжает любить. Такие чувства, как у вас, за считаные месяцы не погаснут. И я уверена, что ты любишь ее. Так почему бы вам с ней вдвоем не строить что-то другое? Столь же значимое и огромное, но… без такого размаха. Только для вас двоих. И для ваших детей. Для сильных, умных, красивых детей, которые могли бы дать этому миру многое…– Мы что, – усмехнулся Эндрю, – опять возвращается к фермерскому дому в Вайоминге? Прости, – качнул головой. – Не могу. Я куче людей обещал, что все изменится к лучшему. Я сказал им, что сам все изменю.– Ты уже сделал многое.– Этого недостаточно. Я только что создал альянс. Надо, правда, утрясти кое-какие вопросы с двумя центурионами. Но здесь проблем не возникнет. И я не могу. Я не могу все это бросить. Я только начал.– Энди…– Я продолжу. И доведу все это до конца. Все, – он поднялся с уютного мягкого дивана. – Спасибо за терапию. Я, правда, не знаю, насколько она помогла…– А чего ты от нее ждал? – Тереза, не сдвинувшись, смотрела на него печальными выпученными глазами.– Чего ждал – того не дождался. Но кое-что расставилось по местам. Отложи мне еще тех таблеток. Ну, белых таких. От тревожности. И заканчивай здесь свои дела. Вы отправляетесь обратно в Вайоминг. Это не обсуждается.– Еще посмотрим, – прилетело в спину, когда он закрывал за собой ненадежную деревянную дверь.

***– Это похоже на толстого яо-гая. Или детского плюшевого медвежонка.

Эндрю сидел в зале для совещаний, придирчиво смотрел на лист перед собой. Сколько ни пытался различить что-то иное, все равно возвращался к тому, что два небольших кружка над одним здоровенным напоминают медвежьи уши. А в большом надо только глаза и морду дорисовать.– Ну а чего, – напротив сидел недовольный Дантон с кривой, сегодня гладко выбритой рожей. – Ну а как еще это изобразить? Большой круг – это типа мы. Два мелких – это…– …уши медведя.Эндрю взялся за карандаш, нарисовал внутри большого круга маленькие глазки-точки. Чуть ниже изобразил треугольный нос и, пожав плечами, дорисовал морду с торчащими клыками.

Хищный плюшевый медвежонок. Идеально.

– Да иди ты на хер, – обиделся Дантон. – Надо тебе – сам рисуй.– А это что сверху? – Эндрю ткнул карандашом в какие-то каракули над медведем. – Типа… медведь сидит в кустах?– Это облака, – негромко подсказала помощница Ниса, заглянув Эндрю через плечо. – Символизируют мирное небо надо головами.Но было поздно. От уродливых облаков Эндрю провел вниз несколько размашистых линий, дорисовал мелкие веточки.– Ну вот, – подвел итог. – Я же сразу сказал. Медведь в кустах. Смотри, – подвинул листок Октавию, сидящему рядом с Дантоном.Тот взял, оценивающе посмотрел. Сдержанно рассмеялся, сверкнув на мгновение зубами.

– Да блядь. Оба на хер идите. – Дантон быстро скосился и на всякий случай отодвинулся дюйма на два. – Речь свою будешь смотреть? Мы две ночи над ней сидели. Тут все, как ты расписал. Ну и от себя мы немного добавили, чтобы красиво звучало…Эндрю махнул рукой:– Подожди. Дай медведя сюда. Небо, ты говоришь. Мирное небо над головами…Вспомнил, как вечером накануне, затемно вернувшись домой, внутрь не стал заходить. Сидел на разваливающейся скамейке и смотрел в тихое звездное небо. В мирное небо – и даже не верилось, что где-то там, в вышине, вращается вокруг огромной планеты оружие сокрушительной мощи.– А если попробовать так?..Сбоку, выбрав свободное место, Эндрю нарисовал не очень ровную четырехконечную звезду. В пространстве между вершиной и боковыми лучами, слева и справа изобразил еще две, поменьше.

На мирном небе пока только три звезды. Но будет больше. Намного больше – и для каждой в этом символе найдется место.

– А что, – справа к листку потянулся Чейз. – Неплохо. Сразу и небо, и мы, и…– Все наши друзья. Ебнутые сектанты, – Эндрю ткнул в одну мелкую звездочку. – И Легион, – указал на вторую.– А еще, – тихонько подсказала Ниса, – можно их в круг заключить. Круг – это символ бесконечности и единства.Сказано – сделано. Вокруг звезд Эндрю нарисовал кривой жирный круг. Подумал в тишине и чуть ниже набросал такую же эмблему, только вместо круга – контур щита.– Для армии, – пояснил. – Чтобы сразу было понятно.– Эта штука, – Дантон ткнул пальцем, – похожа на телескоп. Знаешь, что такое телескоп? Это такая труба…– Знаю. Как будто смотришь на звезды через трубу.– Скорее, со дна какой-нибудь ямы, – добавила Ниса. – По-моему, весьма символично. Со дна глубокой ямы… или колодца смотришь на звезды.– Или, – тихо добавил Эндрю, – смотришь в колодец. И там видишь их… Ну что? – обвел взглядом небольшое собрание. – Для разнообразия проголосуем?– Да ты издеваешься, – фыркнул Дантон.– Кто за медведя?Вскинув руку, Дантон с насмешливым вызовом уставился Эндрю в глаза.– Кто за звезды? Абсолютное большинство! Итак, дамы и господа, – он поднялся с торжествующей улыбкой. – Представляю вам официальный символ нашего выстраданного альянса. Осталось только цвета придумать. На фабрику потом отправьте заказ. Знамена, нашивки, повязки на рукава… В общем, там разберетесь. Дантон, – кивнул, – ты молодец. В верном направлении мыслил. Теперь давай речь.Тот демонстративно небрежным жестом выложил на стол несколько сложенных пополам листов:– Надеюсь, хоть здесь ты не увидишь медведя. Вообще, у меня есть вопрос. Ты правда хочешь читать это там? На бывшем торговом посту? После всего того, что там было?– Да, это самое подходящее место. Люди помнят, как там стоял Ланий с Курьером. А теперь пусть запомнят меня. Посмотрим, – он развернул листы. – Тут по порядку?Пробежал первые строчки глазами. Начало ему понравилось – напоминало о горьком прошлом, чтобы через тяжелое, сложное настоящее вывести к грандиозному будущему.

Это путь. Путь, который предопределен не судьбой или богами – а самой вселенной. Ее незыблемыми законами, течением времени, которое движется только вперед. И никаких тупиков, лишь безраздельная, абсолютная бесконечность.– Вслух, – негромко попросил док. – Прочитай вслух. Если нам что-то не понравится, мы тебе скажем.– Давай, – поддержал Октавий, когда Эндрю неуверенно взглянул на него.Так приятно и волнующе было видеть на лицах улыбки, что от неуверенности и следа не осталось. Эндрю еще раз просмотрел начало, отпил воды из стакана.– Я рад, – начал чтение, – что мы все собрались именно здесь…