Глава 14 (1/1)

Если бы у Эндрю спросили, что именно он тут строит, он не сумел бы ответить.Он что-то выращивает, не по своей воле уронив семена в полумертвую почву и удивившись, когда они дали всходы. Экспериментирует, подобно ученым, выводящим неведомые организмы в стеклянных колбах и с интересом наблюдающим, чем закончится эксперимент.

Если бы у Эндрю кто угодно спросил, какие цели он перед собой ставит, чего он желает всей своей душой, он сказал бы: мира, спокойствия и процветания. Для себя и для сотен, тысяч людей, которые каким-то невероятным образом оказались частью новой, пока еще далекой от четкой формы и порядка системы.Но, когда этот вопрос задал Устин, Эндрю задумался. И думал достаточно долго, прежде чем ответить: ?Для начала – весь этот регион?.Конечно, Устин смеялся ему в лицо. Называл его безумцем, тупицей, самонадеянным идиотом, невесть что возомнившим о себе ничтожеством, но все это не имело ровным счетом никакого значения. Эндрю слушал, даже кивал, на его лице, скрытом под плотным, фильтрующим пыль и песок платком, плавала размазанная улыбка.Да, он обезумел. Он идиот. Он охренел – абсолютно, полностью, целиком, в его теле не осталось ни одной неохреневшей клетки. Он ничтожество? Всегда был грязью под ногами великих, инструментом, оружием, в сути – никем? Пусть так, но сильно ли он отличался от амбициозного придурка, метящего во фрументарии? От лакея на службе у садиста и психа, от мальчика на побегушках, которого выгодно пристроил отец?Даже Цезарь… Сам могучий Цезарь, вождь и главнокомандующий, сын Марса и создатель сильнейшей армии на всем континенте, был когда-то всего лишь Эдвардом Сэллоу – смышленым двадцатилетним парнишкой из НКР, отправленным изучать диалекты аризонских племен. Практически с нуля он создал нечто уникальное, грандиозное, но так и не смог довести до конца свой великий эксперимент. Ему не хватило здоровья и времени – того, что у сильных и молодых есть в запасе. И начинать им придется далеко не с нуля.– Нет, – Устин качал головой, закрывая лицо от хлестких песчаных плетей. – Ты точно рехнулся. Ты бредишь. У тебя жар. Но допустим. В порядке бреда. Чего ты от меня хочешь?– Ты уводишь своих… этих с моих территорий. У нас люди там пропадают. Их находят потом по кускам. Развлекайся где-нибудь подальше от нас.– Пара-тройка бродяг раз в несколько месяцев. Невелика потеря.– Недавно к нам обращался мужчина. Возле твоей базы в Вегасе пропала его тринадцатилетняя дочь. Я не могу это игнорировать.– Почему же? Ах да. Ты же теперь у нас миссионер, гуманист…– Мне ничто не мешает снести твою базу возле ?Маккаррана? к чертовой матери. Вместе со всеми, кто есть внутри. И прислать тебе их головы в увешанной кишками повозке.– Дури в твоей башке на это не хватит.Эндрю едва не расхохотался:– О, не волнуйся. Дури мне хватит на все. Но я предлагаю мир. Уведи их оттуда. Есть свободные территории, есть брошенные военные лагеря.– Сейчас куда ни ткнешься – везде уже ты наследил.– Назови свои точки интереса. Обсудим.– Зачем мне вообще что-то с тобой обсуждать? Ты, кажется, не понимаешь, какими возможностями я располагаю.Сквозь плотно прилегающие очки, от которых остаются глубокие, зудящие следы на коже, Эндрю рассматривал окутанные пыльными коконами строения и величественные округлые силуэты самолетных ангаров. Людей не видел, не считая десятка рабов, призраками снующих в песчаной мгле – колючей, жесткой, почти непроглядной.– У тебя есть гаубицы. Несколько сотен придурков, которые верят, что Марс защищает тех, кто ему поклоняется. Полное самообеспечение. И куча оружия с военных складов Хоупвиля, кажется. Или Эштона. Откуда-то, в общем, из тех краев. Я могу лишь представить, сколько ты вложил сил и сколько угробил людей, чтобы добраться до них.– И кто тебе об этом сказал?– Догадайся.После короткой паузы Устин выдохнул с досадой:– Да. Я слышал о нем. Слышал, что он объявился. И по какой-то необъяснимой причине опять связался с тобой. Я не понимаю, почему он снова совершает ту же ошибку.– Хочешь с ним встретиться и лично спросить? Могу устроить.Встречаться с Сандерсом Устин отчего-то не пожелал. Пробормотал что-то неразборчивое на латыни.– А что я получу со всего этого? – спросил.– Свой кусок пирога. Мы можем разделить сферы влияния. Сформировать две равноценные ветви власти…Спасибо Сандерсу – подсказал, как называется вся эта политическая херня.– …А можем повоевать друг с другом. Потом. Если захочешь. Но сейчас мне нужно, чтобы твои кретины свалили с моих территорий. И еще твои гаубицы, разумеется.Устин вскинул голову к небу, словно призывая всесильных богов в свидетели бескомпромиссной дерзости и безумия:– Невероятно! А в задницу тебя не поцеловать?– Это тоже потом, – серьезно ответил Эндрю. – Если захочешь, я возражать не стану. Подожди, – вскинул руку. – Не кипятись. Еще я хочу сохранить жизнь оставшимся здесь легионерам. И тем, которые все еще принадлежат Легиону, и тем, которые служат мне. Иначе в ближайшее время их всех перебьют.– И кто же это сделает, позволь спросить?– А вот об этом, – Эндрю оглянулся на своих телохранителей, – я не собираюсь говорить у ворот. Пригласи меня и моих людей внутрь. Угости кофе. И завтраком, – прислушался к голодно ноющему желудку. – Поболтаем цивилизованно.Устин, развернувшись по ветру, сплюнул песок. Поправил повязку на голове, сунул руки в карманы плотного, закрытого комбинезона.– Да ты не шутишь, – пришел к неизбежному выводу.– Тебе стоило отпустить меня обратно в Вайоминг. А теперь я действительно не шучу.***Эндрю поставил Октавия перед фактом: нравится кому-то или нет, но союзу, скорее всего, быть. Он прочел это во взгляде Устина, где светилось… Пока еще не согласие. Согласию нужно вырасти, вызреть под теплеющими солнечными лучами.Понимание.Эндрю увидел во взгляде Устина понимание сложившейся ситуации – и это настраивало на оптимистичный лад. Ведь даже такой упертый мудак, как Устин, обязан осознавать: поодиночке против озлобленной толпы не выстоять и не поднять регион. Будет война – очередная. И будет много крови. Но разве самые надежные фундаменты возводятся не на крови? Разве не костями, не могильными камнями они укрепляются – последовательно, рационально, наперекор всем эмоциям, воззваниям совести и мукам стыда?– Это была твоя идея? – спросил Октавий во время кухонного совещания тет-а-тет.Эндрю лениво ковырял целую запеченную рыбину, которую ему подали на ужин, и удивлялся, как ее свежей до Ниптона довезли. Снимал кожу вместе с золотистой зажаристой чешуей, вилкой и кончиками ногтей извлекал из белоснежной плоти крошечные, самые противные косточки.– Да, – отправил в рот ароматный кусок и кивнул с набитым ртом.– А Сандерс?– Он ее, можно сказать, поддержал.– Со мной ты даже не посоветовался.В голосе – отчетливое недовольство. Не обида. Не злость. Недовольство – серое, ровное, как вчерашнее небо над городом: едва песчаные бури стихли, с запада ветрами пригнало пелену облаков. А сегодня проклюнулось солнце – по-весеннему теплое, пока еще не горячее. Но все знали, каким жарким бывает март.– Я сам до последнего не был уверен.Октавий свою рыбину до голого скелета успел обглодать и теперь неторопливо цедил какой-то холодный фруктовый напиток, сваренный поварами на местной кухне. На желудок не жаловался, но все равно был обязан явиться в клинику на осмотр.Выпить бы чего-нибудь крепкого, забористого вдвоем, поболтать душевно, не выбирая слов. Жаль, не то время, да и не тот человек. Хотя от слабенького вина в хорошей компании он не отказывался, но это было раньше – до того, как Эндрю испортил все.– Ты прошел через Вегас. Тебя многие видели. Но ты не заглянул ко мне. Не потрудился поделиться своими планами. Тебя больше не интересует мое мнение?– Интересует, – Эндрю вытолкнул языком мелкую косточку, пальцами снял ее с губ. – Но это было просто наитие. Меня будто чья-то рука вела. Я не был уверен, но я пришел к нему. И предложил союз, а он, конечно, обозвал меня идиотом… и еще… По-всякому, короче, обозвал. Но знаешь, – уставился в черные провалы зрачков. – Я почти уверен, что он согласится. Ему просто нужно время, чтобы осмыслить все.– А если не согласится?– Придется его убить. И уничтожить его последователей. И забрать базу. Кстати, – Эндрю прожевал еще кусочек. – Я впервые услышал, как он с ними говорит. Он складывает слова… как мозаику, одно к другому. Как наш двинутый проповедник, который вечно орет на улице. И я ни хрена не понял, что он там нес. Про Марса, его волю, невидимые пути, служение, предназначения и прочую хероту. Но я понимаю, почему они все ему верят. В какой-то момент мне даже почудилось, что это ни хрена не Устин. И тогда я понял, – он подцепил пласт белого мяса, обнажил игольчатый позвоночник. – Не хватает идеи. Люди работают за лекарства и за еду. Верят, что я тут смогу все наладить. Их основные потребности будут удовлетворены. Ну а что дальше? Нужна идея, что-то… большое, глобальное, как у нас было. А я не могу это выдумать из ничего.– Мысли у тебя масштабные, – Октавий пригубил свой напиток. – Замыслы долгосрочные. Ты все же планируешь здесь остаться?– Я… не знаю, – Эндрю тряхнул головой. – Не знаю пока. Тут все очень… непонятно. И Анита… она.… Черт, – уронил вилку на стол. – Не могу пока ничего сказать. Все очень непросто. Она вроде бы здесь. Но кажется, что далеко. Дальше, чем когда была в Лимане. Хотя до ?Коттонвуд-Коув? один день пути… Ты куда? – встрепенулся, когда Октавий с грохотом отодвинул стул.– В лагерь. Заночую в своей палатке.– А мы разве закончили разговор? И зачем тебе уходить? Это ведь наш с тобой дом. – Эндрю закрыл ладонями лицо, потер его, разгоняя кровь в щеках. – Слушай, тупой вопрос. У нас с тобой все в порядке? Ну, хотя бы… Хотя бы на шестерку. Пожалуйста.Октавий ненадолго застыл в дверях. Глядя в пол, пожал плечами и словно бы передразнил:– Пока не могу сказать.

– Но я же извинился за все, – Эндрю смотрел снизу вверх, снова тиская в пальцах вилку. – Я извинился. Я был неправ. Я просто рехнулся на пару секунд, а потом все прошло. Какой спрос может быть со спятившего человека? Мы же с тобой вместе через такое дерьмо прошли! И чтобы из-за одного моего проеба вот так все похерить…– А дело, – сказал Октавий, – не только в тебе. Есть еще я. И вещи, которые мне нужно обдумать. Приходи в лагерь. В восемь утра. На показательный бой. И Чейза с собой возьми, ему будет интересно.Через пару секунд тихо захлопнулась входная дверь. Эндрю остался с рыбьим скелетом в тарелке Октавия и собственным недоеденным ужином. И с банкой таблеток, которые дала Тереза, – снижают тревожность, сказала, и улучшают сон.

***Весна прокралась в Мохаве тихо и незаметно. Первым делом зеленые свежие нити вплелись в пучки мертвой прошлогодней травы. Затем солнце, мягкое по утрам, начало чувствительно припекать в зените, и после его захода уже не тянуло спрятать руки в длинные рукава.Рассветать стало раньше: в восемь утра на тренировочной площадке военного лагеря не горели строительные прожекторы. В тающих рассветных сумерках Октавий умело, но бережно раскидывал своих бойцов – и из обычных войск, и из особых отрядов. Сначала двоих, потом троих, вооруженных резиновыми дубинами: и пары секунд не прошло, как одна из дубин оказалась в руках Октавия и его противники скорчились на земле.– Рукопашный бой – навык полезный, – между делом рассказывал Октавий. – Он укрепляет тело, дисциплинирует дух. Но в настоящем бою часто бессмысленный. Шансы остаться совсем без оружия у вас невелики. Если такое случилось, вам надо завладеть оружием противника. Так, как только что это сделал я.– А если стреляют? – голос из стройной шеренги.– Следите за линиями огня. Не оставайтесь на одном месте, двигайтесь. Не размышляйте, не думайте. Позволяйте телу все сделать за вас. Закрывайтесь врагами. Если в вас попали – терпите. Не обращайте внимания на боль. Боль, – заметив Эндрю, кивнул, – всего лишь порождение вашего разума. Я и раньше вам это говорил. Она у вас не в теле. Она – в голове. Ваш разум кричит, что тело повреждено. Требует выйти из боя. Но ?повреждено? не означает ?сломано?. Даже тяжело раненный солдат способен продолжить бой. Мартин, – обратился к молчаливому пареньку, который пусть и обрел дар речи, но пользовался им неактивно и друзей пока что себе не завел. – Выбери четверых. Возьмите мачете. Будете сражаться впятером против меня одного.– А он точно потянет? – рядом тихо занервничал Чейз. – Мартин же тоже из этих.– Неважно, – отмахнулся Эндрю. – Потянет.Перед началом боя Октавий заверил: не будет ни трупов, ни серьезных травм. Но Рубена все же позвал: тот стоял возле складской палатки с докторским чемоданчиком наготове.– Если, – продолжал Октавий, – кто-то из противников сильнее других, нужно нейтрализовать его в первую очередь. Иначе у вас на него не останется сил. Но я, – посмотрел на Мартина, – сейчас поступлю иначе. Чтобы кое-что вам показать. Вперед, – приказал, и четверо бойцов сорвались с места одновременно.Октавий отшатнулся от первого выпада, перехватил руку с клинком, увернулся от чьей-то ноги, проскользнул под чужим кулаком, заодно опрокинув своего противника и завладев оружием. Отбил удар, врезал под дых ближайшему бойцу, уклонился от быстрой атаки Мартина, вступившего в бой последним, и резко, наотмашь, взрезал его броню аккуратно по шву.– Какая-то свалка, – буркнул Чейз. – Ни хрена не понять, что он делает.Эндрю качнул головой: не свалка. Чистая техника. В настоящем бою никто не нападает по очереди, на сильного врага наваливаются толпой. И если не реагировать на каждое движение, каждый взгляд, дыхание и рывок, то, как бы ты ни был силен, трупом станешь за считаные секунды.Октавий реагировал – уходил от ударов, закрывался чужими телами. Повалив одного из бойцов, спас его от клинка, прилетевшего со стороны.В таком сражении задеть своих – проще простого, но Октавий солдат щадил и берег, выводя их из боя последовательно, осторожно. Всех, кроме Мартина, из прорех в броне которого струилась кровь, заливая вытоптанную площадку и экран Пип-боя. В конце концов они остались один на один.Эндрю видел, как губы Октавия шевельнулись, но слова невозможно было разобрать. Видел, как Мартин, соблюдая дистанцию, собирается с новыми силами. Как он без предупреждения рванул вперед, проскользнул под клинком, проехался по земле, перекатился, вскочил, перетек влево, избегая атаки. Метнулся вправо… Нет, сделал вид – и тут же отдернулся от рубящего удара, который мог бы расколоть его череп, стремительно ушел от подсечки, но от кулака уйти не сумел.Эндрю слышал, как хрустнула кость: ключица. Хрупкие, тонкие, ключицы нередко страдают в ближнем бою. Их несложно переломить – и тогда острая, горячая боль лупит в мозг, туманя зрение, застилая разум. Если только это не разум легионера – отстраненный от реальности, игнорирующий все, что неважно, незначительно, излишне в пылу сражения.Мартин замешкался лишь на миг – и в следующий сам атаковал. Молча, собранно, с абсолютной механической четкостью. Промахнулся: метил туда, где Октавия уже не было. Октавий исчез, чтобы через долю секунды возникнуть сбоку и, поднырнув под локтем, выкрутить руку Мартина под углом, который ни одна кость, ни одно сухожилие не выдержит.Снова хрустнуло, из ослабших пальцев выскользнуло мачете. Вздрогнул и дернулся вперед Рубен.Не отрывая взгляда от площадки, от Октавия, скользящего, будто тень, от его движений, блеска клинка, растрепавшихся волос, подсвеченных выбравшимся из-за ратуши солнцем, Эндрю вскинул руку, выставив вперед ладонь: стой. Не ходи. Все под контролем.Рубен неловко замялся, огляделся и сдал назад.Безоружного Мартина Октавий все же уложил на лопатки. Резко, с силой, вышибая дух из груди. Вдавил в землю коленом, перекинул мачете в левую руку и, сдернув с пояса нож, вонзил его в распластавшееся тело.Рубена подбросило, зрители ахнули.– Да что он творит? – выдохнул Чейз.Мартин поднялся, как только Октавий ему позволил. Без стонов, без криков, оттолкнувшись локтями от залитой кровью земли. Ему не дали передышки, не объявили окончание боя. Октавий, эффектно провернув мачете в руке, сделал выпад – и Мартин его отбил. Не рукой – ножом, который успел выдернуть из-под сломанной ключицы, не обращая внимания на хлынувшую кровь, на вопль из жиденькой толпы зрителей ?да перестаньте! Хватит!?.– Sufficit, – негромко велел Октавий, и Мартин, опустив руку с оружием, отступил. – Теперь скажи. Ты чувствуешь боль?– Никак нет, доминус. Я просто знаю, что она есть, – не запыхавшись, сквозь блестящие от крови губы.– Она мешает тебе?– Не мешает. Она не имеет значения.– Ты готов дальше сражаться?– Так точно. Готов.Рядом Чейз кашлянул в кулак.

– Да он же как чертов робот, – шепнул. – Разве это нормально?Октавий обвел красноречивым взглядом своих бойцов.

– Отдай мне мой нож. И иди к доктору, – велел Мартину. – Он окажет тебе необходимую помощь. Ты хорошо сражался. Я доволен тобой.Среди зрителей Эндрю не видел ни одного довольного лица. Да и собственное вряд ли излучало довольство. В какой-то момент он усомнился в своих словах. Усомнился, что все под контролем, – наверное, тревогой Чейза каким-то образом заразился.– Это было неплохо, – резкий знакомый голос вдруг вспорол напряженную тишину. – Для новичков. Но для опытных воинов… Скука. Ничего увлекательного.Гребаный Сандерс, видимо привлеченный запахом свежей крови, прошел сквозь толпу, и люди хлынули в стороны в едином порыве.– Дерьмо, – пробормотал Чейз.– Как насчет более эффектного боя? – впервые за все эти месяцы, за все то время, что миссия была здесь, Джек Сандерс обратился к Октавию напрямую. – Честного боя. Один на один. С противником, равным тебе, а не с сопливым мальчишкой.– Так-так-так, блядь, – похолодел Эндрю. – Вот это уже нехорошо.– Ты хочешь бросить мне вызов? – впервые за все это чертово время Октавий заговорил с Джеком Сандерсом.Тот улыбнулся:– Вызов? Зачем сразу так? Мне просто скучно. Хочу развлечься. Если ты, конечно, не против. Быть может, этот мальчик слишком сильно тебя измотал? Или ты опасаешься…– Нет, – пресек Эндрю. – Ты опоздал. Бой окончен. Больше никто сражаться не будет.В стороне, усевшись на толстое бревно у разобранного костра, Рубен осматривал Мартина. Что-то колол ему в плечо, качал головой, промакивал раны марлей, смоченной в каком-то растворе.– До завтрака, – бросил Сандерс, – еще полчаса. Думаю, за полчаса мы управимся. И этим бойцам, – обвел жестом строй, – будет полезно взглянуть, как сходятся в схватке настоящие воины.Подошел к одному из застывших солдат. Спокойно, будто с недвижного манекена, снял мачете с его пояса, взвесил, осмотрел со всех сторон. Крутанул рукоять в пальцах – раз, другой, третий. Плавно, ритмично, на ходу рисуя лезвием сверкающие круги.Завораживающе. И странно – Сандерс с мачете, в этих своих бежевых брюках с невнятными стрелками, в рубашке с расстегнутым воротником. Совершенно заурядный, простой – как копье, летящее в голову.– Так что? – он повернулся к Октавию. – Сразимся?– Я готов принять твой вызов, – прозвучало, едва Эндрю рот распахнул. – Но я подчиняюсь приказам лишь одного человека. И только в том случае, если он не возражает…– Я возражаю! – взвился Эндрю. – Возражаю, понятно? Октавий, сворачивай этот спектакль. Сандерс…?…гори ты в аду, твою мать?. Сандерс сказал: ?Что ж, в другой раз?. Изобразил лицом… что-то. Должно быть, небрежное разочарование. Или ту самую скуку, на которую сетовал и которую хотел разогнать блеском стали и фонтанами крови.?Ему скучно, – шептал внутренний голос. – И это нехорошо?.***– Анита говорит, что это не дружба. Она считает, что дружить можно только на равных. Не верит, что Дантон мой друг. Не верит, что Октавий мой друг. Потому что они мне подчиняются. По крайней мере, на людях.– Наедине – нет?Эндрю постучал пальцами по подлокотнику стула:– Дантон подчиняется мне всегда. Октавий… не знаю. Иногда мне кажется, что он просто сделал свой выбор. Принял решение. И выполняет мои приказы, потому что сам так решил. Как Сандерс, – взглянул в глаза Терезе. – Сандерс служил Легиону не потому, что ему, как всем нам, промыли мозги. Он служил, потому что хотел это делать. Чтить Цезаря, исполнять все приказы… А потом перехотел.– Почему перехотел? Что-то произошло?– Это… сложно, – наморщил лоб Эндрю. – Тебе лучше у него самого спросить. И мы сейчас говорим не о Сандерсе, вроде.– Конечно, – кивнула Тереза. – Извини. Просто к слову пришлось. Так что насчет Октавия? У вас проблемы, связанные с субординацией?– Нет, – качнул головой. – Никаких проблем. Я приказал ему явиться в Ниптон с охраной и в бронежилете. И он явился, хотя явно не желал этого. Сам мне сказал.– А почему ты приказал ему сюда явиться?– Там… – Эндрю нахмурился. – Там небезопасно. Не так, как здесь.

Это было истинной правдой. Город, с трех сторон обнесенный защитной стеной, собранной из строительного хлама и старых машин, окруженный караульными башнями, где сутками напролет дежурят бдительные снайперы, с блокпостами на прилегающих трассах и патрулями, прочесывающими окрестности на несколько миль вокруг…Здесь и впрямь безопаснее, чем в огромном Нью-Вегасе со всеми его тупиками и подворотнями, утробами зловонных коллекторов и разрушенными кварталами, по которым рыщут бродяги и отощавшие псы.Октавий исполнил приказ Эндрю в точности и не мешкая, напоследок отправив разведчиков в Аризону, Юту и Калифорнию, установив наблюдение за Убежищем, где, со слов тех, кого получилось разговорить, обосновались пока почти невидимые, почти незаметные силы западного сопротивления… Но не преминул назвать свой вынужденный маневр трусливым бегством, недостойным настоящего воина. Эндрю возразил: это не трусость, а здравый смысл.За три сеанса с Терезой было четко установлено: когда речь заходит о близких людях, Эндрю отказывает здравый смысл. Его слабый голос тонет в эмоциях, личное навязчиво лезет на передний план. Это вшито в сознание, выбито, словно в камне, в характере, в темпераменте. Этого за короткие сроки не изменить, поэтому все, что остается, – на полную катушку задействовать силу воли. Использовать разум – ту его рациональную часть, которая способна взвешивать риски и их последствия, тонко и аккуратно, будто на особых ювелирных весах.Эндрю взвесил все риски, прикинул последствия – и понял: даже в кошмарном сне он не готов увидеть, что произойдет, если не станет Октавия. Ему просто нечем и некем заткнуть ту зияющую дыру, в которую рухнут все планы, все чаяния и надежды. Это как раз тот случай, когда незаменимые есть.И эмоции тут ни при чем. Честное слово. Он может в этом поклясться могилой Уэсли – триумфом здравого смысла на пределе человеческих сил.От размышлений об эмоциях и здравом смысле Эндрю отвлекся во второй половине дня. После обеда наемник торгового каравана доставил письмо. Сложенную вчетверо бумажку, обернутую листом, выдранным из журнала по электронике и заклеенным по краям.?Уважаемый мистер Нолан! – было выведено разборчивым почерком. – Мы приносим Вам глубочайшие извинения за неприятный инцидент. Уверяем, что причина случившегося – досадное недоразумение. Приказов соответствующего толка никто из нашего руководства не отдавал. Это была личная инициатива немногочисленной группы людей. Виновники наказаны по всей строгости, в том числе и Вашими собственными усилиями. Надеемся, что одно незначительное происшествие не послужит поводом для конфликта и не создаст между нами неразрешимых противоречий. Желаем Вашему другу скорейшего выздоровления?.– Кто передал тебе это?– Какой-то мужик. Дня три назад. Подошел к нам возле камнедробилки, дал два динария за то, чтобы я доставил письмо лично вам.– Как выглядел?Охранник пожал плечами: мужик как мужик. Ни на бродягу, ни на фермера-скваттера не похож. Одет был прилично, вооружен – солидно, говорил спокойно и вежливо. Ответа велел не ждать.?Неприятный инцидент?. ?Досадное недоразумение?. ?Незначительное происшествие?, черт бы их всех подрал.За напускной вежливостью отчетливо мерещилась двусмысленная издевка. Это не просто небрежное признание в покушении. Это прямое указание на то, что они в курсе состояния Дантона. Знают, как маленький отряд Эндрю расправился с нападавшими. Наверное, и тело со следами пыток нашли – никто не озаботился его погребением, прямо там, возле костра, самоубийцу и бросили.И они, эти наглецы, не могут не знать: между ними и миссией Эндрю Нолана изначально образовалось такое количество неразрешимых противоречий, что одним больше, одним меньше – всем уже наплевать.– Теперь понятно, – сказал Октавий, пробежав глазами почти ровные строчки, – почему те, которых мы взяли, молчат. Вероятно, они действительно ничего об этом не знают. Но я свяжусь с Васко. Пусть спросит у них еще раз.Дантон выразился лаконичней: ?Пошли они на хуй?. Благодаря сложной восстановительной терапии от костылей избавился, но все еще хромал. Садился неуклюже, сгибался боком, костерил свою спину и ногу на чем свет стоит.Иногда Эндрю подмывало спросить: понимает ли он, осознает ли, что у него были все шансы оказаться не здесь, а среди тех, которые сейчас – ?пошли на хуй?. Одержимый болью и местью, восставший из пепла и праха, куда был вдавлен годами рабства и тяжестью невосполнимых потерь, желающий отыграться за все, Стивен Дантон мог бы стать славным приобретением для повстанческих сил. Был бы поваром там. Или правой рукой кого-нибудь очень важного. Или идейным, мать его, вдохновителем. Или шпионом, затесавшимся во вражеские ряды, следящим за каждым движением, каждым словом молодого выскочки Эндрю Нолана – бывшего легионера, по крупицам собирающего нечто новое из руин.Эндрю подмывало спросить, но он никогда не спрашивал. Боялся посеять зерно сомнения в неспокойной душе, боялся случайно подкинуть Дантону крутую идею, требующую немедленного исполнения.Но, как бы то ни было, шпионы поблизости точно есть. Октавий получил секретное задание: тихо и ненавязчиво выявить повстанцев среди жителей Ниптона. И прихвостней Устина заодно определить. Ничего не предпринимать, доложить Эндрю и сделать каменную, бесстрастную физиономию… Такую, как обычно, короче. Это должно быть легко.А сам Эндрю Нолан, дожидаясь новостей от Устина, займется другими делами. Не менее важными. Разведка доносит: в ущелье неподалеку от Слоуна, где, по словам Микки, бункер ?Братства? когда-то был, обосновалась и старается слишком уж нагло не отсвечивать многочисленная рейдерская шайка. Человек сорок навскидку: трясут караваны, лезут к случайным путникам, на днях впервые приблизились к Вегасу и вступили в перестрелку с патрулем, убив одного патрульного и ранив второго. Такое прощать, понятное дело, нельзя, поэтому за ублюдками проследили, местоположение их базы обнаружили – и доложили вышестоящим.Вышестоящие заинтересовались.– Сам ты туда не пойдешь, – сказал Октавий, заявившись домой и застав Эндрю за сборами. – Васко отряды из Вегаса может отправить. Людей хватает, тебе незачем рисковать.– Я пойду, – бросил Эндрю, сидя в гостиной за журнальным столом и снаряжая запасной магазин для ПП. – Тереза говорит, нужно давать выход агрессии. С минимальными потерями для мирного населения. Вот как раз и дам.– В последней такой вылазке ты получил пулю в живот.– Ну да, – согласился Эндрю, вставляя патрон. – Бывает. В ИУ мы поперлись вдвоем. В ущелье возле Слоуна пойдут двадцать вооруженных до зубов человек. У многих Пип-бои. Я Мартина с собой возьму. Он сильный, стойкий, настоящий боец. У него опыт серьезнее, чем у многих.– На мой взгляд, эта штука бессмысленная.– Ты про Мартина? – Эндрю глупо хихикнул. – Ладно, я понял тебя. Эта штука, – закончил с одним магазином и взялся за следующий, – недавно спасла мне жизнь. И не только мне. В песчаной мгле мы ни черта без этих штук не увидели бы.Октавий неуверенно опустился на свой диван, на котором не ночевал уже много недель.– Я пойду, – повторил Эндрю, ловя последний патрон в картонной коробке. – Мне надо размяться, развеяться. Снять чертов стресс. Спаррингов у нас давно не было, а никто, кроме тебя, мне здесь не соперник. Чейз, – потянулся за новой коробкой, – неплохо дерется. Но я его вырублю секунды за три. Впрочем, есть еще Мартин, конечно. И Сандерс, который меня вырубит за три секунды… Но будь я проклят, если вообще позволю ему прикоснуться к себе.Второй магазин аккуратно лег рядом с первым.

– Ты напрасно тогда вмешался.– Это было мое решение, – Эндрю наблюдал за переливами собственного отражения на сверкающей гильзе. Новенькие, только-только сошли со станка. Или с конвейера, что было бы намного приятней. – Сейчас я обсуждать его не хочу. Я пойду, – повторил в третий раз. – Мне нужна встряска. Необходимо снять стресс. Я забыл, когда по-настоящему с кем-то дрался. Не считая той перестрелки. Я забыл… Черт, я даже не помню, когда нормально трахался в последний раз. Кстати, – бросил быстрый взгляд. –Ты же сам много времени торчишь в Вегасе. А там Васко и его бордель… то есть ?Ковбой?, я хотел сказать. Было у тебя после Сильвии хоть раз что-то… такое… типа ?потрахаться?? Черт, – выругался, когда соскользнул палец, щелкнула пружина третьего магазина. – Жаль, для этих стволов нормальной обоймы нет.– Почему ты спрашиваешь меня об этом?Эндрю пожал плечами:– Да просто. Не только же о делах болтать. Так было? – три полных магазина красиво поблескивали на обшарпанном дереве.– Было, – бесцветно сознался Октавий. – Всего пару раз. Ничего постоянного и серьезного.– Неужели шлюхи?– Нет. Я бы побрезговал.– Да ладно, – усмехнулся Эндрю. – Как одну рабыню всем контубернием трахать…– Воины Легиона здоровы. Рабыни – чисты.

Аргумент. Эндрю с полминуты решал, что с ним делать, как возразить, в итоге махнул рукой. Задумчиво глянул на магазины – трех, наверное, хватит. Три запасных – и один в стволе. И девятнадцать человек на подхвате.– Ты бронежилет наденешь?– Нет. Он тяжелый, в нем неудобно двигаться.– Тогда я пойду с тобой. Кто-то должен тебя прикрыть.– Мы договаривались: кто-то один из нас. И уговор все еще в силе. Там буду я, – Эндрю откинулся на спинку стула, размял пальцами затекшие плечи. – Восемнадцать наших бойцов. И Джек Сандерс.– Что? – вытянулся Октавий. – Ты опять берешь с собой Сандерса? Не меня?И снова не злость. Не обида. Похоже на искреннее недоумение.– А ты слышал, что он на площадке тебе сказал? Ему скучно. Всем будет лучше, если мне удастся его развлечь. Кроме того, – на стол полетел козырь, – он не допустит, чтобы меня там прикончили. Не сейчас. Не так. Я все еще ему интересен.После молчания Октавий бросил:– Свяжусь с Васко. Пусть своих пришлет. Еще человек двадцать. Не помешает. – Посидел, задумчиво пялясь в тонкий ковер. – Я бы тоже не допустил, чтобы тебя там прикончили, – буркнул невнятно.От внезапно свалившейся тишины загудело в ушах, заломило в виске.

– Сколько? – спросил Эндрю, вертя в руках тяжелый магазин, забитый до отказа новенькими сверкающими патронами. – По шкале. От одного до десяти.– Я не знаю, – Октавий едва заметно скривил лицо. – Перестань задавать мне эти вопросы. Просто… Иди ты к черту. И возвращайся. Живым.***Не считая мелких инцидентов в далеком прошлом, это был первый совместный бой. Настоящий бой. На одной стороне с Сандерсом. С новой версией Элмера Пирса – той, которая верит… или прикидывается, что верит в судьбу.О судьбе они говорили и по пути. Эндрю отчего-то не предусмотрел, что Сандерс не станет услужливо молчать всю дорогу. Он и раньше никогда не молчал – радовал занимательными историями из своей насыщенной жизни, цитировал великих, делился собственными соображениями и опытом, о котором рекрут Реджи предпочел бы не знать ничего.– Ты ведь понимаешь, – нагнав Эндрю, вышагивающего в авангарде, произнес Сандерс, – что рано или поздно его все равно убьют? Не я – так кто-то другой. Какой-нибудь старый раб, всю жизнь вынашивающий обиду. Или кто-нибудь из бывших солдат НКР. Или достойный, преданный воин Легиона решит поквитаться с предателем. Он умрет молодым. Такова его судьба.– Нет никакой судьбы, – скрипнул Эндрю зубами. – И только не говори, что ты собирался его убить.– Сейчас? Нет, – голос Сандерса потеплел. – Сейчас в этом нет никакого смысла. Я ведь понимаю, как много на нем держится. Ты, например.– Если бы ты победил в том бою, – процедил Эндрю, убедившись, что рядом никого нет, – на глазах у его солдат…– ?Если?? Ты совершенно в меня не веришь.– …кому бы стало от этого хорошо?Десяток шагов они сделали в гнетущем молчании.– Не думал об этом, – сказал Сандерс и вроде бы не соврал. – Но ты прав. Скоропалительный шаг. Чертовски велико было искушение.?Топ-топ, топ-топ?, – ритмично отдавалось в ушах. Октавий обучал своих горе-солдат не только искусству сражений, но и строевому шагу, боевым построениям, прививал субординацию и понимание, что без жертв не обходится ни одна война.Война. Удивительно: Эндрю Нолан готовился к войне с безумной, нелепой сектой. Готовился защищаться от Легиона – и, если потребуется, нападать. Но оказалось, что у них у всех общий враг – тот, кого миссия из Вайоминга врагом не смогла бы назвать, если бы не целая куча чертовых обстоятельств.Эндрю не верил в судьбу, но верил в чертовы обстоятельства. В их стечение, переплетение, нерушимую связь, которая порой только кажется беспорядочной и непредсказуемой. А присмотришься – и понимаешь: иначе и случиться ничего не могло.А еще он верил в мысль. В простую, даже банальную, кем-то выказанную когда-то давно. Что на честной, настоящей войне не бывает правых и виноватых. В ней каждый по-своему виноват и по-своему прав. Каждый сражается, страдает, истекает кровью и умирает за то, что считает абсолютной истиной для себя. И кто-то мстит за прошлое, гло?тки за него грызть готов. А кто-то готов на все ради будущего.И ради этого самого будущего, которое не в одной лишь Аните теперь заключено, Эндрю мечется по пустошам между городами и поселениями, спит через раз, теряет друзей, наживает врагов. Ради этого будущего он твердо решил: дальше Невады повстанцы с Запада не пройдут. Им не удастся перебраться по хребту Дамбы Гувера в Аризону, переплыть на лодках широкую Колорадо: для них перекроют границу от ?Блю-Парадайз? – и на многие мили вниз по реке. Конечно, они могут проложить себе маршрут через Юту. Оставить попытки взять Вегас, отказаться от идеи пополнить его жителями свои ряды, сделать огромный крюк… Чтобы это предотвратить, Октавий отправил разведчиков выяснить, найдутся ли в Юте силы, способные сдержать кипящую местью волну.Есть надежда, что волна, натолкнувшись на несокрушимое препятствие в Вегасе, обратится бессильными брызгами.Но разумнее будет не надеяться ни на что.К ущелью, ведущему от Слоуна до ?Хидден-Вэли?, добрались на закате, подернутом дымкой, будто предвещающем дожди. Возле покосившихся хижин и разоренных пристроек встретили трех разведчиков, те доложили о ситуации: до заваленных бункеров путь свободен и чист. Дальше могут возникнуть проблемы: банда окопалась недурно, заняв просторную низину в окружении могучих скал. Чтобы этой низины достичь, необходимо протиснуться в извилистый узкий проход, некогда битком набитый всяким скорпионьим отродьем, а теперь таящий непредсказуемые сюрпризы. Не исключены растяжки, капканы и что-то наподобие рейдерских блокпостов.Раньше, знал Эндрю, здесь можно было пройти сквозь огромный скальный массив и оказаться в четверти мили от станции ?Гелиос?. Но отгремевшее года два назад землетрясение обрушило часть скалы, намертво закупорившую и без того неширокий участок ущелья.С одной стороны, это играло на руку: для успеха операции достаточно единственный выход грамотно перекрыть. С другой – создавало помеху, превращая низину в усыпанную гигантскими валунами ловушку для любого, кто окажется в ней. Ничего особо не напланируешь, придется идти в лобовую, аккуратно распределяя людские ресурсы, четко зная, кого первыми отправить в бой, а кого пустить по кровавым следам и протоптанным, обезвреженным тропам.– А ты не рассматривал, – вдруг ошарашил Сандерс, – более мирные, дипломатические пути?Эндрю едва не рассмеялся, представив себе дипломатию в окружении рейдерских рож. Типичных таких – в шипастых обносках, с татуировками, пирсингом, ирокезами. Их согнать бы в одну огромную яму, облить горючей жидкостью и поджечь, чтобы не тратить патроны и время на каждый кусок дерьма, каждого паразита, жрущего, пьющего, срущего, отбирающего и не желающего ничего давать взамен…– Отряды из Вегаса через полчаса прибудут, – доложил один из разведчиков, как только его рация стихла. – Есть какие-то приказы для нас?– Сколько там человек? – спросил Эндрю.По расчетам разведки, не больше тридцати пяти. Шестеро еще до заката покинули ущелье и разделились на две группы. Одна взяла курс на юго-запад по ведущему к Примму шоссе. Вторая скрылась в расположенном неподалеку карьере. В том самом, где видели культистов месяца два назад. Сейчас там дежурят разведчики. Пасут. Если заметят, что бандюки возвращаются, сразу сюда доложат.Эндрю покрутил в руках рацию, переключился на нужный канал.– Васко? – проговорил в динамик. – Прием. Это Эндрю. Как слышно?– Энди, приятель! – заскрипело на другой стороне. – Слышу отлично. Ты на месте уже?– На месте. Слышал, твои молодчики к нам спешат. Свяжись, передай, чтобы по пути в карьер заглянули. Увидят бандитов – пусть оставят их там.– Так точно, дружище, – тепло прохрипела рация. – Понял тебя. Конец связи.Снайперы. Надо снайперов как-то распределить.Эндрю отыскал взглядом мужчину и женщину лет тридцати – ее в Ниптоне прямо с вышки стащил, предварительно убедившись, что она действительно знает, с какой стороны держаться за снайперскую винтовку. Сказала: касадоров в свое время сшибала на подлете к лагерю ?Биттер-Спрингс?, с расстояния в полмили могла крылья отстрелить и добить в паскудную глазастую башку. Сама в войсках НКР не служила, но как наемник пользовалась спросом: и частные заказчики к услугам ее прибегали, и Республика не брезговала раз-другой. А теперь она за бесплатно готова вкалывать – лишь бы прок из этого вышел. Помочь самому Эндрю Нолану для нее долг и честь.Снайперов Эндрю загнал на высокий скальный выступ, возвышающийся над обвалившимся крышами Слоуна: вроде хорошая позиция, с нее на вход в ущелье открывается роскошный обзор. Краем глаза наблюдал за Сандерсом и пытался в полутьме с расстояния разглядеть на его лице одобрение или недовольство, хоть какие-нибудь реакции и подсказки, но Сандерс старательно делал вид, будто увлечен движением облаков по темно-серому небу. Шагах в десяти Мартин застыл истуканом – в сумерках белело его неподвижное лицо, тускло зеленел экранчик Пип-боя. Сложно, наверное, было бывшему рекруту привыкнуть к многофункциональному чуду техники, но Эндрю настаивал: каждый из его личного спецотряда обязан это устройство носить.– Как я понял, – Эндрю опять подобрался поближе к Сандерсу, встал рядом, борясь с откуда-то вылезшим полузабытым желанием сунуть в зубы сигарету и закурить, – вы с Терезой неплохо поладили.Надо же как-то убить проклятое время. Оно все тянется, тянется подобно густой сосновой смоле.– Неплохо, – согласился Сандерс, рассматривая пустое шоссе. – Приятная женщина. Странно, что одинокая. Говорит, это оттого, что в жизни ей не встречалось по-настоящему сильных, интересных мужчин. Кроме ее отца, что неудивительно.– А может, все дело в том, что она… ну… – Эндрю застопорился, выбирая слова. – Внешне не очень-то привлекательная?– Разве? – вроде бы удивился Сандерс. – Ну надо же. Я не замечал. Мне она видится женщиной особой, специфической красоты. Мы с ней удивительно хорошо понимаем друг друга.– Она психиатр, – не удержался Эндрю. – Ты псих. Еще бы вы друг друга не понимали.– Ты ошибаешься, – ровно возразил Сандерс. – То, что мои отношения с этим миром отличаются от твоих, не делает меня психом.Эндрю недоверчиво хмыкнул, поежился под порывом прохладного западного ветерка. Проследил за перемещением своих бойцов – они на развалинах Слоуна организовали привал, сетовали, что костер не развести, его издалека запалят.

– Но ведь… Ты ведь осознаешь, что ты не такой, как все? И это не про боевые навыки или мозги.– Безусловно. Я достаточно о себе знаю. Знаю, что я сильнее, чем… все. И ты это тоже знаешь. Иначе ты не поддержал бы мою игру. Не смирился бы с моим постоянным присутствием. Сегодня не взял бы меня с собой.– Ты сильнее, – согласился Эндрю, косясь на экран Пип-боя в надежде засечь или рейдеров, или приближающуюся подмогу. – Но ты все-таки живой человек. Тебя можно ранить. Можно убить. Ты стареешь.– Не спеши меня хоронить. Ты спрашивал, сколько мне лет, – Сандерс развернулся к нему, убрал с лица прядь, выбившуюся из зачесанной назад челки. – Мне со дня на день исполнится сорок шесть. Я близок к старости, но все еще далек от немощи. Недавно узнал удивительный факт: у нас со славным юношей Нейтаном день рождения в один день. Восхитительное совпадение. Подумывал устроить совместный праздник. Накрыть стол, развесить гирлянды, позвать гостей…Одно из отвратительных качеств этого мудака: часто невозможно понять, шутит он, насмехается или говорит абсолютно серьезно.– А откуда ты знаешь, когда Нейт родился? Он сам тебе рассказал?Сандерс опять улыбнулся этой своей странной улыбкой, от которой сердце стягивает колючей проволокой и нутро леденеет.– В последние разы, что я к нему заходил, он много рассказывал о себе. О своем детстве, о своей биологической матери… О том, как женщина может ненавидеть дитя, рожденное от насильника. И я подумал: это ведь странно. Я видел, как наши рабыни вцепляются в своих сыновей, которых у них забирают, чтобы отправить на обучение. Как они прячут своих бесполезных для Легиона новорожденных дочерей. А ведь эти дети рождены не в любви.– Его мать что, тоже была рабыней?– Нет, – Сандерс поморщился. – Она была обычной девчонкой, которая сама испортила себе жизнь. И своему ребенку. У нее мог вырасти хороший и сильный сын. А вырос Нейтан. Интересный и умный, но жалкий, беспомощный, необратимо искалеченный и физически, и душевно. Жаль, – он цокнул языком. – Действительно жаль. Но ладно, – махнул рукой. – Это пустое, тут ничего уже не исправить. Если тебе так хочется поболтать… Расскажи, как твои дела. Все ли хорошо у тебя и у этой твоей очаровательной Аниты Бланко?Желание убить время за болтовней как ветром сдуло. Эндрю, издав нечленораздельное ?м-м-м?, посерьезнел, собрался, поднес экран Пип-боя к глазам. И с облегчением выдохнул:– Ну наконец-то. Отряды из Вегаса вот-вот подойдут.