Глава 7 (1/2)

– Это иллюзия, – сидя на плоском камне, говорил Устин. – Лишь сильный может позволить себе быть милосердным. Нет ни добра, ни зла. Не каждая жизнь имеет настоящую ценность. Иногда только лишившись глаз можно увидеть суть. Благость наших поступков определена не целями, а результатами. Si vis pacem, para bellum?. Ты согласен со мной?– Я не хотел бы лишиться глаз.– А зачем тебе глаза, если ты ими не видишь? Мой отец однажды это сказал. Он умер на днях. Снайпер Бун выстрелил ему в голову.– Нет. Он не мог. Он ушел отсюда совсем недавно.– Отсюда?

Эндрю огляделся. Вокруг простирались пустоши. От края до края земли. Безмолвное свинцовое небо тянулось к острогранным барханам изогнутыми щупальцами новорожденных торнадо. Воздух щипал кожу разрядами электричества. Ветер не дул.

– Посмотри прямо вверх.Эндрю задрал голову и увидел: черная пропасть в обрамлении вздувшихся облаков. Там, в необъятных глубинах бездны, закручивались галактическими спиралями миллионы, миллиарды огней, загорались и гасли звезды, штрихами проносились кометы.

– Око Марса, – сказал Устин. – Он злится на нас.Одна из звезд ярко вспыхнула. Устин предупредил:– Осторожно.Белый луч, похожий на молнию, вытянувшуюся струной, беззвучно пронзил пространство, бесследно исчез в песках.

– Солнце светит ему в глаза. Он слеп и бьет наугад. – Устин поднял серьезное лицо к дырявому небу…***?Мы завалили центуриона. По-моему, нам всем пиздец?.Это были не те слова, которые Эндрю хотел бы услышать по пробуждении. Его разбудил грохот – что-то свалилось на пол. Покатилось, и кто-то поблизости чертыхнулся.

– Кто здесь?Темно. Веки не размыкались. Рука потянулась к лицу.– Я… Блядь, да не трогай. – Его руку перехватили. – У тебя компресс на глазах.– Что… Что у меня с глазами?– Похожи на дерьмо. Тебе их промывали полночи. Ожоги док стимуляторами подлечил. Но зрение, он сказал, не сразу вернется.Вернется.В висках закололо. Прохлада разлилась от пересохшего горла до пустого ноющего живота.Зрение все же вернется, он не ослеп на всю жизнь, и ему не придется выдумывать быстрые, эффективные способы самоубийства на ощупь.– Дантон, – Эндрю провел языком по сухим солоноватым губам. – Я пить хочу.– Ага. Я как раз кружку с водой уронил. Схожу за новой. И заодно за тряпкой.– Нет, – Эндрю поерзал, кровать под ним скрипнула. Тело казалось непривычно тяжелым и слабым. Подташнивало. В голове плавала какая-то муть. – Погоди. Сколько времени? Какой день?– Утро. Часов семь вроде бы. Последний день нашей жизни. Мы завалили центуриона. По-моему, нам всем пиздец. Но компресс ты все равно лучше не трогай. Док психанет. Он и так немного на взводе.– А где он?– Да хрен его знает. Вроде внизу. Завещание пишет.– ?Гелиос?, – шепнул Эндрю, откинувшись на подушку и носом чуя густой травяной аромат. – ?Гелиос? – это же солнце, да? На каком это было… на греческом?– При чем тут…– Где Уэсли?– Пока что на этом свете. Его наши бойцы скрутили, как только заварушка пошла. Он под охраной сейчас. Заперт, считай. Сдается мне, старина Уэс ни о чем не жалеет. Чейз уже на него наорал. И я тоже. Если честно, думал, убью его… Но мне кажется, что…– Где Сандерс?Копошение возле кровати затихло. Что-то с деликатным стуком опустилось на маленький столик у изголовья.

– Он еще ночью ушел. Увел солдат. Велел глаза тебе молоком промывать. Повезло, что у меня как раз свежее было…– Сколько погибших?– Четверо. Один из наших. И трое их. Это если с центурионом.Непривычный, неправильный счет. Что-то в системе разладилось окончательно.Внизу громыхнуло – с таким звуком мог свалиться терминал со стола. Раздалась долгая, мелодичная тирада на незнакомом языке, отдаленно напоминающем латынь или испанский. В певучих фразах безошибочно угадывались затейливые ругательства.– Нолан, – Дантон склонился над ним. – Кто этот Сандерс, нахуй, такой? И не вздумай сказать, что не знаешь. Иначе я тебе врежу.– Не врежешь.– О… еще как. Мы же все по-любому умрем.– Я скажу. Я все расскажу. Как есть. Только надо, чтобы все собрались… Пить хочу. Принеси мне воды.Пока Дантон ходил за водой и вполголоса что-то выяснял с доком, Эндрю, сунув руку под простынь, провел пальцами по груди. Нащупал свежий вертикальный рубец – он тянулся от ключицы, пересекал солнечное сплетение. Ниже, сбоку, – еще один, покороче, но жестче, перекатывался кожистой веревкой под пальцами.Сколько их ни шлифуй – бесполезно. Все время появляются новые.– Очнулся? – вместе с Дантоном на второй этаж клиники поднялся док. – Видеть будешь, сразу скажу.– Правда, недолго, – дополнил Дантон. – Пока нас всех не прикончат.– Рана в животе была нехорошей, но я и ее подлатал.Эндрю кивнул. Шепнул: ?Спасибо?. Смазанно проскользнуло воспоминание – его укладывают на операционный стол, держат напуганной, растерявшейся толпой, а он, как полный кретин, пытается вырваться. Пытается ногтями разодрать полыхающие глаза, срывает маску наркозного аппарата…Хорошо хоть не зашиб никого.

– Кишки, – сказал Дантон. – Они у тебя прямо наружу торчали. Дырка была глубокая, а из нее…– Рот закрой, – велел док подозрительно негромко, спокойно. И вновь обратился к Эндрю: – В этот раз без морфина, но после наркоза может быть слабость. Тебе нужно еще полежать. Я через час поменяю компресс, заодно зрение проверю. Пока что лежи. И выпей то, что Дантон тебе сейчас даст.Какая-то солоновато-горькая, похожая на грязную озерную воду, микстура. Плотная и маслянистая. Вроде бы точно такую же док ему во время ломки давал. Эндрю ее проглотил – вместе с чувством легкого унижения. Дантон, скользнув по зубам металлом, сунул ложку ему прямо в рот – как беспомощному калеке или маленькому ребенку.

– Дети. – Эндрю закашлялся, хлебнув воды. Кружку тоже Дантон держал. – Точно. Надо увести отсюда детей.– Куда?– Не знаю… Не знаю. Куда угодно. И остальные пусть тоже… Пусть кто хочет и может – уходят. Как можно скорей. Если…– Да некуда им идти. Все, кто мог и хотел, давным-давно из этих краев свалили. Но про детей я там… Я всем скажу. Я в Вегас уже передал…– Октавий добрался? Он в курсе, что здесь случилось?Дантон помедлил, прежде чем протянуть:– Ну… в общем, да. Я сам с ними связывался еще до рассвета. Октавий как раз дотопал до ферм. Я в общих чертах ему ситуацию обрисовал.– А он что? – Эндрю, утолив жажду, снова откинулся на подушку.– Да ничего. Он вообще ничего не сказал. Там связь прервалась. Возможно, сама. Но я слышал какой-то грохот. Как если бы рацию швырнули в стену или вроде того. Это всего лишь мои предположения.Эндрю пробормотал:– Охуенно.Потрогал все еще чувствительным кончиком языка угрожающе-острые осколки сломанного зуба. Надо их как-нибудь удалить – если, конечно, в ближайшее время его самого не удалят вместе со всем городом, со всей миссией и всеми зубами.

С минуту стояла гнетущая тишина. И даже с улицы не доносилось ни звука – как будто город решил не дожидаться карательных отрядов Легиона и вымер сам.– Сандерс перед тем, как уйти, велел тебе передать…– Что? – Эндрю приподнялся. – Он что-то еще говорил?– Что он скоро вернется. И что мы должны быть готовы выдать Уэсли Легиону. Или на месте с ним разобраться. Не знаю, как ты, Нолан, но я ни хрена не готов.***До ратуши Эндрю добрался почти что сам. Почти сам преодолел мутную полосу ступеней, почти сам нащупал слабыми пальцами ручки входных дверей. Видел светлое, видел темное, мог различить мелькающие силуэты и очертания крупных объектов. При попытке сфокусировать зрение снова начинали слезиться глаза.В ратуше, за огромным овальным столом, во главе которого Эндрю почти сам уселся, состоялся один из самых сложных разговоров за всю его жизнь. И было легче вести его, закрывая ладонью лицо, – спрятался ото всех, заперся в своем тесном уютном мире, куда сквозь хлипкие, ненадежные стены просачивались незваные голоса.– Кто такой Сандерс? – озвучил Дантон животрепещущий вопрос.Эндрю помедлил, кусая припухшие губы, свободной рукой нащупал стакан на столе.– Он курьер, – сказал док. – Если я все понял правильно.– В каком смысле? – откуда-то справа, издалека, подал голос Чейз.– Курьер, – повторил Дантон. – Это такой чувак, который посылки и письма разносит. Звучит впечатляюще.– Нет, – Эндрю аккуратно отпил воды. – То есть да, но… В этом случае не совсем.– Да ладно, – Дантон. – Я уже и сам догадался.– Он приказывал именем Лания, – вспомнил Чейз.– Он курьер, – повторил док. – Он сам так сказал. Но это же вздор. Такого просто не может быть.– Хуйня полная, – предложил Дантон свою, более емкую, версию. – Я же с ним трепался вон сколько раз…– А я пил, – негромко сознался Чейз. – Он мне про какую-то древнюю битву рассказывал. И про каких-то… монголов, что ли… Говорил, что ?Великие Ханы? копируют их. Точно так же, как Легион копирует армию Римской империи. Что история повторяется из раза в раз.Ладонь плотнее легла на глаза, потревожила слипшиеся ресницы.Это маленькое собрание. На него явились не все. Нет Октавия – он, наверное, сидит в Вегасе и по кусочкам собирает разбитую рацию. Склеивает корпус, припаивает провода.Нет Уэсли – его временным убежищем стал закрытый салун, музыка из которого сегодня не доносилась. Стояла охрана возле дверей, запертых на ключ.– Док Аддерли говорил, что все это миф, – вспоминал Чейз. – Как легенда и типа… такая фигура для устрашения…

– Нолан…– Это не миф, – Эндрю отставил стакан. – Он Курьер, – старался произнести так, чтобы слово звучало с заглавной буквы. – И бывший фрументарий Легиона Цезаря. А еще… Я знаю его давно. Два последних года в Легионе я служил под началом его родного сына. И, кстати, сын у него был всего лишь один.Утверждают, что правду говорить легко и приятно. Но это не так. Эндрю выдавливал ее из себя по капле, безотчетно искал обходные пути, на ходу подбирал самые легкие, нейтральные, ни к чему не обязывающие формулировки. Он обещал сказать правду – но не обязательно сразу и всю.– Я был воином. Вроде тех, которые вчера с Рустиком заявились. Не гладиатором никаким. Не рабом. Это просто факт. Вам придется его принять.В придавленной тишине, за которой уже хотелось подглядеть хоть одним глазком, прозвучало флегматичное ?тоже мне новости?. Оно отозвалось удивленным ?ну ни хрена, я не знал?.– Мне жаль, что я врал. Но по-другому у меня в Вайоминге ничего не получилось бы. Я уже давно не такой, как они. Вы меня знаете. Меня, Эндрю Нолана. А я знаю вас, и… вы для меня важны. Как и все то, что мы вместе здесь делаем.Он приоткрыл глаза, наморщился, попытался сморгнуть пелену. Очертания предметов вокруг будто бы стали четче.– Закрой, – велел док. – Побереги их пока. Может быть, еще пригодятся.В его голосе не звучало ничего, кроме скупой обреченности.– Ну ладно, – вздохнул Дантон. – С тобой разобрались. Вроде никто не в шоке… Никто ведь? Да, – бросил в сторону. – Я давно знал, и что? Будто от этого что-то меняется. Дальше как действуем?Ответа на этот вопрос не было. Сидеть и ждать, пока в город ворвутся разозленные легионеры, – не лучшее из возможных решений, но никто не видел альтернатив. Эндрю делал ставку на Сандерса – как утопающий хватается за соломинку. Даже если эта соломинка – колючее и радиоактивное бревно из чугуна.– Я не знаю, как объяснить, – признавался, подглядывая сквозь пальцы за размытыми пятнами, которые шевелились, переговаривались и передвигались в пространстве, заполненном грязной непрозрачной водой. – Он не на стороне Легиона. Но я не уверен, что он на нашей стороне. У него всегда что-то свое. Но все это время он помогал нам.– Он был правой рукой Лания Цезаря. Он привел Легион к победе в этой войне, – настаивал док.–Он привел Легион к краю пропасти. И сделал это специально. В этой войне не должно было быть победивших, он хотел уничтожить всех.– Зачем…– Да какая разница, нахуй? Нет, слушайте… Слушайте сюда, народ. Они же ему подчиняются, так? Он вчера на них рявкнул – и они вмиг построились.– Не вмиг, – напомнил Чейз. – Одного из них он убил.– Да, но… в другой раз помянем, сейчас у нас тут поважнее вопросы. Нолан, – голос Дантона ?повернулся? к нему. – Мы же Уэса им не отдадим? Этот Сандерс, Курьер или как его… Он же может сказать им типа: ?Все, отвалите от них?. И они ведь его послушаются?Эндрю качал головой – он не знал. Не знал, насколько сейчас велика его власть, насколько широки и неоспоримы его полномочия. В конце концов, в Легионе Курьер официально не служил, а как фрументарий он уже не мог отдавать приказы легионерам. Ланий позаботился о том, чтобы тайная служба перестала существовать.Что же до Уэса… Уэс ни о ком не подумал. Ни об оставшихся в Вегасе миссионерах, ни о людях, которые зависят от них. Док сказал, что это был сиюминутный, неконтролируемый порыв. Уэс вряд ли в тот момент понимал, что делает и какими будут последствия. Чейз огрызнулся: все он, мать его, понимал. Безобидный толстячок с молочно-шоколадной улыбкой превратился в нечто другое. Они все превратились. Даже, наверное, док.– Я охрану по всему периметру выставил, – рассказывал Чейз, что-то жуя.Дантон распорядился принести в зал для совещаний еды, кофе и сигарет. Эндрю позволил курить, морщась от горького дыма. Все еще мутило после наркоза, но док обещал, что к вечеру это пройдет.– На вышках сейчас парни с оптикой. Я добавил людей к патрулям. У нас в общей сложности человек пятьдесят как-то смогут держать оборону. Какое-то время. Я послал еще кое-кого в Серчлайт, чтобы притащили патроны и несколько новых стволов.– Так я не понял, – с набитым ртом вмешался Дантон. – Мы все же будем обороняться?Эндрю помолчал, глядя в нечеткий круг керамической тарелки.–Если придется, – ответил. – В этот раз да.***Не было ни скандалов, ни шумных уличных сборищ, ни тихого массового исхода. Кое-как, едва ли не силой, за черту города выставили несколько человек – родителей с маленькими детьми, двух беспризорников и санитара Денниса. Им велели отправиться в отчищенный, вымытый, избавленный от гниющих трупов ?Коттонвуд-Коув?, рассказать там обо всем, что случилось, и на всякий случай готовиться к худшему.Эндрю понимал: к худшему никто не готов.Солнце золотило железную окантовку дурацкой вывески. ?Все для друзей? – это явно не Уэс вырезал. Он одной рукой с целой надписью не управился бы…Но каким-то образом сумел удержать ствол. Интересно, ему раньше доводилось стрелять в людей? Эндрю не спрашивал никогда, не видел повода.– Дай свой пистолет, – велел он одному из охранников.Тот без колебаний подчинился, в ладонь легла шершавая рукоять. 9мм, мелкокалиберное, слабое оружие. Надо бы чем-то серьезней охрану Ниптона вооружить.Эндрю машинально проверил ствол – заряжен полностью. Убрал его за спину, под ремень штанов.Гирлянда вокруг вывески не горела – ее включали только по вечерам. Из-за запертой двери не доносилось ни звука. По приказу Эндрю повернулся ключ в смазанном бесшумном замке, петли скрипнули.

– Никого не впускать. И самим не входить.Уэсли сидел за столом, у стены, закопавшись в бумаги. Левой рукой, медленно и аккуратно, выводил какие-то закорючки в свете настенной лампы. Рядом стояла почти нетронутая бутылка скотча. Возле края рискованно пристроился пузатый стеклянный стакан.– Я тут почти закончил, – Уэсли обошелся без долгих приветствий. – Без терминала сложно, но я наловчился уже кое-как. Левая у меня не ведущая, ты же в курсе?– Я в курсе.Эндрю взял стул у соседнего столика. Присел напротив. Прищурился, но среди каракуль ни слова не разобрал – перед глазами по-прежнему плавали серые пятна, четкие участки нехотя проступали сквозь пелену.– Что ты делаешь? – спросил Эндрю.– Я… да так. Составляю план. Небольшой план на будущее. Основное по снабжению, связи, всяким прочим делам… Имена кое-какие, чтобы было понятно…– Ты уже придумал, кому передать свои обязанности?Эндрю скосился на скотч, и тот поплыл, ускользнул из области различимого.– Не знаю пока, – Уэсли положил карандаш. – Думал весь день. Кроме Дантона, никто не приходит в голову.– Он ничего не понимает в бухгалтерии и радиосвязи.– Ну и что, – Уэсли усмехнулся. – Я тоже когда-то не понимал. Со связью мои ребята помогут ему разобраться. С финансами… Я расписал тут все. Долго писал. Рука разболелась, – он размял пальцы, повертел кистью. – Ты же знаешь. Она у меня не ведущая.– Но выстрелить ты сумел. Пистолет удержал и на крючок нажал.– Ну да, – сказал Уэсли.Эндрю поерзал. Ствол болезненно давил на поясницу.– Извиняться не буду. Я сделал, что должен был. Но я рад, что с тобой все в порядке.– Извинений я не прошу. Я хочу тебе кое-что объяснить, – Эндрю смотрел, как Уэсли делает глоток скотча. И, кажется, даже не морщится, хотя из-за просевшего зрения трудно понять. – Распятые умирают долго. Очень мучительно. Но чтобы человека распяли, у него должны быть обе руки. Так что этот способ, скорее всего, исключается. Если только они не решат вбить тебе пару гвоздей в плечо.Уэсли сделал еще глоток – и пустой стакан опустился поверх исчирканных бумажек.– Ладно, – сказал. – Какие еще варианты?– Ты вряд ли захочешь знать. Но быстрой смерти не жди. За подобные преступления полагаются очень суровые наказания.– Я так понимаю… – протянул Уэс, – никто за меня не вступится? Я не прошу, – поспешно добавил. – Просто хочу прояснить.Эндрю был честен и с ним, и с самим собой. Ввязываться в вооруженное противостояние с легионерами – объявлять войну всему Легиону. Что бы от него ни осталось, этого все еще слишком много. Здесь никто не готов к подобной войне. И если Сандерс не обманул, если проблемы можно решить смертью одного-единственного человека…?…то пусть, – сказал Дантон чуть ранее, – это будет легкая смерть?.– Понял, – сказал Уэсли. – Ну что ж. Значит, все будет так. Меня отсюда не выпустят?– Нет. Не выпустят.