Глава 11 (1/2)
Краска на деревянной изгороди облупилась и царапала кожу, липла к ней. Эндрю старался по доскам локтями не елозить: в темноте не видно, но наверняка там торчит пара острых щепок, а то и ржавых гвоздей. Облокачиваться и опасно, и неприятно, но иначе не получалось – ноги едва держали. К концу долгого, изматывающего пути он, как и многие, начал сдавать.– И все-таки не понимаю, – Сильвия стояла рядом. Курила, в Калиенти удалось купить сразу три сигаретных блока до того, как на ночь закрылась лавчонка при мэрии. – К нему можно просто подойти и… о чем-нибудь поговорить?Эндрю пожал плечами:– Попробуй.Изгородь шевельнулась и скрипнула от движения. Какое-то ночное насекомое встревоженно прогудело возле самого уха. Эндрю не отмахнулся, не нашел в себе сил даже руку поднять.– А есть… Есть какие-то вещи, которые лучше держать при себе? Ну ты въезжаешь, да? – она придвинулась, ее плечо прижалось к его плечу. Сразу же стало тесно и горячо. – Что-то такое, о чем говорить не стоит?– Я не знаю, – Эндрю отклонился от струи ее дыма. – Наверняка что-то есть. Он ведь живой человек. У каждого человека есть то, о чем ему говорить не нравится.Глянул туда, где между уснувшими домиками, в конце длинной и прямой улицы, мельтешили оранжевые огоньки. Это ночная смена охранников Калиенти заступает на вахту. Будут сидеть на вышках до самого рассвета, пить пиво, читать с фонариками старинные книги и потрепанные журналы и пялиться в черноту.
С последнего происшествия, по словам местных, уже полгода прошло. К городу тогда пытались подойти странные люди, не похожие ни на солдат, ни на рейдеров, ни на беженцев с юго-запада. Казались обычными гражданскими, однако носили одинаковые синие комбинезоны, расшитые какими-то разноцветными штуками, и были вооружены до зубов. Им прокричали с вышки не приближаться. Велели остановиться и подождать, когда к ним выйдут. Но они не слушали – и стрелкам пришлось открыть огонь. Не на поражение, предупредительный.Странные люди все поняли и ушли.
– Приятный городок, – прислонившись спиной к ограде, Сильвия сквозь мрак всмотрелась Эндрю в лицо. Затянулась – ее губы и подбородок подсветились. – Сколько тут человек живет? Сто? Двести?– Мэр говорил, сто шестьдесят один. Это больше, чем в Лимане. Удивительно.Он краем глаза заметил движение. Серая тень ступила на гравийную тропу, ведущую от гостевого дома, в котором разместили миссионеров, к небольшой поляне – с беседкой и столами под открытым небом. За этими столами мэр города – огромный, как гора, и белый, как облако, длинноволосый мужик лет шестидесяти, – принимал шестнадцать гостей.
?Не седой, – Эндрю слышал, как шепчутся миссионеры. – Альбинос?. Когда свет уличных фонарей попадал мужику в его странные, светлые, почти прозрачные глаза, они отливали красным.
– Что удивительно?– Что этот город стоит. Знаешь, как… Как будто ненастоящий, – кривясь от боли в пояснице и ногах, Эндрю распрямился. Попытался взглядом отыскать в темноте мелькнувший минуту назад силуэт. – То есть… Кругом пустоши, кактусы, скалы. Кругом жара и… И смерть.Ненадолго умолк, вспомнив гниющую тушу огромного яо-гая, на которую миссионеры наткнулись дня три назад, среди зарослей банановой юкки. Мясо, к сожалению, уже стухло, а от чего зверь умер, понять не удалось: плешивую шкуру покрывала засохшая кровь, но ран на теле никто не разглядел.
– А город стоит, – после паузы Эндрю продолжил. – И большой такой. Люди живут. Выращивают еду, скот, обрабатывают кожу, стекло вон выдувают… торгуют и… Как это сказать? Что делают с электричеством? Вырабатывают?– Производят. Вырабатывают. Наверное, так.Мэр Калиенти говорил, что Легион их почти не трогает. Раз в месяц или два – в последний год все реже и реже – появляется повозка снабженцев. В нее грузят кожаные сапоги, ремни и полотно для палаток, консервированную еду и бережно упакованную стеклянную тару. Снабженцы уходят – и на этом, в общем-то, все. Когда-то давно привозили броню на ремонт, но потом ею стала заниматься авиабаза ?Неллис?. Люди, которые там обосновались, жителям Калиенти не нравились.
Эндрю они тоже не нравились. A priori.
– Почему ты спать не идешь? – спросила Сильвия и зевнула.Эндрю тоже зевнул – старейший из механизмов, доставшихся от далеких-далеких предков. Один зевает, другие подхватывают, и вот уже все племя по сигналу природы ложится спать. Так было нужно, как-то раз объясняла Тереза за поздним семейным ужином, на котором от усталости зевали все. Без часов, компьютеров и четкого распорядка дня древние люди только так и понимали, что им всем пора отдыхать.– Я… Пойду. Просто мне нужно хорошенько устать. Сильнее… – он зевнул снова, до боли в челюсти. Усмехнулся. – Сильнее, чем сейчас. Так, чтобы совсем отключиться. Потому что…– Я знаю. Слышала, как ты бродишь ночами. Все потому, что тебе снятся плохие сны. Выпей теплого пива. Там на столе еще вроде осталось, – она дотронулась до предплечья Эндрю, сжала его ободряюще. – От теплого пива быстрее засыпаешь и крепче спишь.Эндрю был бы счастлив побыстрее уснуть и проспать до утра безо всяких дурацких снов. И без отвратительных пробуждений. Он все еще помнил, как одной беспокойной ночью очнулся от мутного, топкого сна и услышал, как за тонкой тканью палатки, возле ночного костра, болтает с охранниками о чем-то и тихо смеется Уэс. Его мягкий, деликатный смешок с хрипотцой Эндрю ни с чем бы не перепутал. Несколько мгновений на стыке реальности и вязкой дремы он вслушивался в этот смех, в эту болтовню и гадал, что делает Уэсли у ночного костра, с чего вдруг ему самому не спится…
Потом резко сел. Так, что голова закружилась и сердце, подскочив к горлу, истошно забилось в нем. Кожа покрылась мурашками величиной с горох, волоски на руках и затылке поднялись дыбом – и стало неимоверно трудно дышать на пять, десять, тридцать секунд…
После этого Эндрю до самого утра не спал. Молча сидел у костра вместе с Чейзом и угрюмым Аксером. Уэсли, конечно же, с ними не было.
– Стой, – когда Сильвия собралась уходить, Эндрю ее окликнул. – Если хочешь поладить с Октавием… Не подкатывай к нему. Ну, так, как ты обычно это делаешь со всеми. Он не такой, как все. Ясно?Ее силуэт качнулся. Прозвучало слегка недовольное, тихое ?ясно?.
– А еще не спрашивай про гомиков в Легионе. Легионерам это не нравится. Даже бывшим.– И тебе тоже, – зачем-то вспомнила Сильвия.– И мне тоже, – Эндрю спорить не стал.
Большая часть уличных фонарей к этому времени уже погасла. Свет все еще горел у местной ратуши – ее шпиль, на котором висел флаг с быком, выделялся на фоне неба. Оранжевые огоньки возле вышек вдали исчезли – дневная смена охранников давно разбрелась по домам.
Рядом с гостевым домом, в котором места хватило на всех и еще осталась пара свободных коек, сиял бледно-голубым вкопанный в землю садовый светильник. Подсвечивал крыльцо и часть веранды: Эндрю видел, как Сильвия поднялась по ступенькам. Скрипнула и легонько хлопнула дверь. Слабый ветерок зашуршал кустами позади деревянной изгороди, от которой Эндрю не без труда отлип, стряхнул с кожи прилипшие хлопья краски и негромко произнес:– Мы одни. Выходи.Пачку сигарет, машинально вынутую из кармана, пихнул обратно. Затем опять вытащил. Нерешительно повертел в руке, приоткрыл. Подумал: ?Да какого черта!? – и снова убрал.
– Все слышал? – спросил, когда светлый силуэт приблизился.– Конечно.Октавий встал напротив, загородил собой тропинку и мертвенно-голубой фонарь. Где-то разжился целыми брюками по размеру. Наверное, кто-то из местных щедро подарил… ну или продал свои.– Ну вот теперь поговорим нормально, – Эндрю вздохнул и снова, прикрывая ладонью рот, зевнул.Октавий согласился:– Ага. Поговорим.***О парне по имени Рубен миссионерам поведал бармен в местной забегаловке. В настоящей забегаловке – в ней за скромную плату варили свежий кофе, предлагали позавтракать остатками вчерашнего рагу, свежими фруктами и оладьями. По другую сторону стойки поблескивали в свете потолочных светильников бутылки с самым что ни на есть алкоголем. Пиво и вино – ничего сильно крепкого, но все же.