Глава 8 (1/1)

Рустик был деканом седьмого контуберния двенадцатой центурии. А Эндрю – был Реджи. Рабом. Не Рустика – соврал бы, что его, наслушался бы всяких дурацких шуток.

Люди, случается, по-дурацки шутят, когда на грани нервного срыва или напуганы до смерти.

Реджи был гребаным гладиатором среди рабов той же базы. И Рустик запомнил его лицо. Повезло, что запомнил. Повезло, что стал торговаться, а не вершить закон. Еще раз, по слогам: по-вез-ло.

Фортуна та еще злобная сука. И тоже порой любит по-дурацки шутить.В первую неделю на территориях Легиона миссия потеряла шесть человек. Намир, Уэсли, доктор Джеймс Аддерли. Медсестра, санитар, механик-протезист. Какие-то совершенно безумные, недопустимые, никем не предсказанные потери…

?А я же вам говорил. Я вас еще в Лимане предупреждал?.…и все-таки им до хрена повезло.Те, кто остался, после заката собрались у костра. Разговаривали вполголоса, что-то решали, о чем-то и о ком-то все вместе молились – глухим богам, которым плевать на все.Готовили ужин – из найденного среди личных вещей, которые Рустик тоже любезно позволил забрать.С вопросами не приставали. Молчали, когда Эндрю грыз кулак, давя рвущиеся из глотки звуки. Не лезли, пока он курил сигареты одну за другой.

Иногда в спину c расстояния шагов в двадцать били взгляды. Втыкались ножами между лопаток, жгли каленым железом, пулями прошивали жидкую полутьму пустынной ночи.Кто-то всхлипывал. Кто-то ругался. Кто-то кому выражал соболезнования. Кто-то негромко, но раздражающе и настойчиво звал какого-то Энди. Чьи-то шаги робко шуршали поблизости.– Энди, ты что, не слышишь? Дантон суп приготовил. Изо всякой херни. Получилось неплохо. Поешь?Он повернул голову. По голосу узнал охранницу – она называла себя то Сильвией, то Скай, и Эндрю до сих пор не решил, как же к ней обращаться. В сумраке едва-едва разглядел лицо.– Попробуй.Она села рядом – на теплую сухую землю. Протянула тарелку с какой-то бурдой.

От бурды поднимался пар и пахло съедобно. Даже приятно, но Эндрю все равно качнул головой:– Я не хочу есть.– А пива? Пива не хочешь? В том поселке сказали, что гражданским не запрещается. Я шесть бутылок у них купила. До того, как эти уроды приперлись…– Нет. Не хочу.Она убрала тарелку, поставила ее где-то в стороне – на почти лысой, выстланной редким подсохшим мхом земле.

Здесь умирало все. Даже мох.– Тогда… Иди поспи. Там палатки уже поставили. На всех не хватит, но по очереди можно…– Я не хочу спать.– Да… Да твою мать, – короткий раздраженный вздох. – Чего же ты хочешь? Тут до утра сидеть?Эндрю скривил губы в усмешке.– Водки, – хмыкнул. – Абсента. Вискаря. И побольше. И время назад отмотать. И чтобы все были живы…?…и ширнуться не помешало бы. Так, чтобы разом все вымыло из башки, пока оно там гнить не начало…?– Мед-икса у нас случайно нет?Пошутил. Натянуто, по-дурацки. Потому что был на грани, как и все остальные. А может, уже и за ней – взял и рывком перемахнул через эту чертову грань.– Я… Я не знаю. Ты повозку укладывал. Если ты его положил… А тебе зачем?Эндрю прирос к земле. Стал как мох – иссохшим и умирающим. Медленно повернул голову, вперился в черные провалы на чужом едва различимом лице. Тупо уточнил:– Что?Тихое, выразительное ?бля-я…? едва милосердно его не добило.– Так ты не знал? Черт, – охранница, казалось, искренне кляла себя за болтливость. – Ты же не знал, точно. Они, – качнула головой, – с собой взяли немного. Ну, как немного. Мед-икс – это же концентрат, да? Его еще разбавить можно, и тогда… Ты только не волнуйся, – видимо, что-то и без лишних слов пробилось до нее сквозь темноту. – Там так все уложено, что ни хера не поймешь. Не в инъекторах, а в стеклянных банках. Без надписей, так что… Если оно с нами, то и… хорошо. А если там осталось… Реган девчонка умная. Как избавиться от химии, сообразит. Мать твою, а. Как же так получилось? Я так надеюсь, что с ней все в порядке будет…Эндрю слушал. Ему вдруг стало совершенно плевать на Реган. И на откровенное, преступное пренебрежение всеми его советам и настояниями – тоже.Он отчаянно, мучительно, до дрожи в конечностях и острой боли в затылке желал, чтобы чертов концентрированный морфин оказался в той единственной сраной повозке, куда они с Дантоном скидывали чуть ли не все подряд.– А детоксин? – прохрипел, как простуженный гуль. – Детоксин у нас с собой есть?– Я не знаю, – снова тот же ответ. – Ты же повозку укладывал. Надо бы ревизию с утра провести.Эндрю хотел ширнуться, выхлебать ведро абсента – и сдохнуть…

Нет, не сдохнуть. Отключиться так, чтобы потом, когда очнется, судьба миссии казалась наименьшей из его проблем. Чтобы проклятый Уэсли с его несчастной рукой тревожил меньше, чем чудовищное похмелье. Чтобы призрак подстреленного Намира выглядел бледной тенью на фоне мощного морфинового отходняка, крутящего живот спазмами, разъедающего веки слезами, засыпающего в суставы битое стекло вперемешку с гвоздями…Вместо этого Эндрю закурил. С досадой увидел последнюю сигарету в пачке. Значит, вскоре придется тащиться к лагерю. Ловить на себе взгляды, слушать шепоток за спиной, смотреть на опухшее лицо миссис Аддерли и бледную рожу Дантона, который в адрес Эндрю так больше ни слова и не произнес.Надо сказать ему, что уже можно. Можно, черт возьми, говорить.– Привет. Я не помешаю?Место охранницы, которая исчезла вместе с тарелкой, пока Эндрю думал о Дантоне, занял другой. Мистер Кит – спокойный, со всеми доброжелательный, не хлипкий, но все равно какой-то беспомощный мозгоправ лет сорока пяти. С ним за все время пути Эндрю почти не пересекался и разговаривал совсем мало, но в целом ему нравился мистер Кит. Забавляла его блестящая лысина. И в любой другой момент можно было бы без проблем потрепаться, однако сейчас…– Не стоит, – Эндрю покачал головой.– Я ненадолго. Не собираюсь тебе навязываться. Если ты не против, я просто хотел бы…– Я против. Не надо. С тобой я сейчас говорить не хочу. Может, потом. Ладно? Потом. Иди лучше… К Лиаму, – Эндрю затянулся с такой силой, что сгорающая бумага затрещала и сплюнула пару искр. – Поговори с ним. Убеди его в том, что он не спит.Эндрю помнил Терезу и ее чертовы проницательные глаза. Не хотел врать тому, кто читает чужие души и лечит чужие мозги. Понимал: сейчас не получится убедительно врать.Снова вспыхнул и заплясал огонек на головке спички. Сухие губы обхватили фильтр, раздраженное горло привычно ободрало горячим дымом. Казалось, что, когда вдыхаешь дым, внутри становится не так пусто.– Нолан…Мистер Кит скрылся. Эндрю успел скурить последнюю сигарету и вдавить в землю окурок, прежде чем его снова побеспокоили.– Как же вы меня заебали.– Да? Ладно, тогда я…– Да стой ты. Курево есть? – Эндрю вывернул голову, попытался заглянуть Дантону в лицо – серое пятно с глазницами-ямами.Тот помялся, встал сбоку, вытащил что-то из кармана штанов.– Вот, – протянул приоткрытую пачку. – Можно мне сесть?– Мож… Блядь, да какого хера ты спрашиваешь? Просто бери и садись.?Чего же ты хочешь?? – интересовалась охранница.Пока Дантон пристраивался рядом, Эндрю с запозданием мысленно ей ответил: ?Хочу домой?.– Херово, да? Херово, – изрек Дантон и тоже закурил.Эндрю уже тошнило от сигарет, и ему нравилось это поганое состояние.– Жаль Уэса. Он был… Он был отличным мужиком. И я… Слушай, они там всякую херню болтают. Я тоже – веришь? – совсем не рад, но… Ты же по-другому ничего не мог решить, верно? Если бы мог, ты ведь по-другому бы все решил?После очередной затяжки Эндрю едва подавил рвотный позыв. Голова закружилась, в висках заныло – сердце билось неровно и слишком часто.

Интересно, можно ли обкуриться до смерти?– Ты и так знаешь ответ, – пробормотал. – Чего тебе от меня надо? Чего вам всем надо? Почему просто в покое не оставите? Я сделал все, что мог. Если кто-то считает, что он мог справиться лучше… То какого хера не справился?– Нолан, слушай.…– Чего вы еще от меня хотите?– Мы… Все беспокоятся. Ты тут сидишь уже часов пять. Куришь и пялишься в ебаный горизонт и…– Они перебили бы половину. Остальных забрали бы в рабство. Не одну только Реган, а всех баб. И мужиков – тех, которые не полезли бы поперек. Меня бы убили. Тебя… Тебя, наверное, тоже. И Лиама – на кой хер им тощий пацан? И Аксера, и… И накрылась бы вся наша миссия. А потом им рассказали бы про Вайоминг. Про ?Последователей?… О, поверь, им обязательно рассказали бы все. И накрылся бы весь Вайоминг, потому что… Я не знаю. Я не знаю, где сейчас Ланий. Не знаю, что с войсками и где шляется сраный Курьер… Боги всемогущие, как же я надеюсь, что он подох, но если нет…– Нолан…– Я убил его. Я практически убил Уэсли. Лучше бы пулю ему в башку пустил, чем вот так бросать. Надо было пулю пустить в башку. Надо было хоть что-то сделать, а не так вот… Мы же с ним поругались, слышал? В день отправления. Я сказал ему, что он жирный и будет только мешать в пути. Я не хотел, чтобы он во все это лез. А он полез все равно…Поток бестолковых слов прервался – здоровенный ком в горле его наглухо перекрыл.– Он был взрослым мужиком. И неглупым. Он сам так решил.– Да, – Эндрю покивал, таращась в ночь повлажневшими глазами. – Верно. Он решил. И сдох. Теперь и мне жить не хочется. Но я буду. Буду, куда я денусь. Я тут, на Западе, полной ложкой дерьмо хлебал. Давно. Тоже порой жить не хотелось, но… на самом деле хотелось. И я выбрался. И теперь выберусь, вот только… Время на все это нужно. Нужно время. Хер знает сколько.Дантон смотрел в никуда. Курил – медленно и задумчиво, делая затяжку за затяжкой. Уголек подсвечивал его губы и щетинистый подбородок, дым клубился вокруг лица.

– Понимаю, – прозвучало после многозначительного молчания. – Я сам… Знаешь, я как-то раз, давно, решил повеситься. То есть… Я даже повесился, прикинь. На складе у нас. Но явился один мудак и перерубил ремень. Просто взял и перерубил. С моей шеи его содрал, встряхнул меня, как кусок говна… Взял с полки херню какую-то и ушел. Ни слова мне не сказал. И гаду-надсмотрщику тоже. А я… Я так больше не делал. Понял, что все-таки хочу жить. И просто жил. Ждал, пока что-то само изменится. Потому что…– Как и все вы. И меня не ебет почему.Скурив сигарету до конца, Эндрю тряхнул рукой – умудрился обжечь пальцы. Уронил окурок на землю, посмотрел, как вокруг него начинает дымиться и тлеть сухой редкий мох.

Под ребрами, возле сердца, тоже начинало дымиться и тлеть.– Вы только и делали, что просто жили. И ждали. Не сопротивлялись, не поднимали восстания, не пытались сделать хоть что-то… Ты хоть повесился, герой сраный. А остальные просто ждали. Так и дохли в итоге, ничего не дождавшись. Сами виноваты. Вам и свобода в хер не вперлась. Вперлась бы – вы бы не сидели и не ждали… хер знает чего…– Ты это, блядь, серьезно?Эндрю сжал губы, зажмурился.– Я не знаю, – мотнул головой. – Не знаю. Черт. Дай мне еще сигарету.Дантон помедлил, поколебался, но дал.Эндрю мог бы не останавливаться. Мог рассказать про рабов, которых забивали как скот. Про женщин, которых трахали целыми отрядами на глазах у их мужчин. Про детей, которых отрывали от матерей, отправляли в учебные лагеря – или на тот свет, избавляясь в тяжелые годы от лишних ртов. Матери прятали слезы, до крови грызли губы, ночами от бараков и клеток рабов разносились рыдания – но никто, черт подери, не пытался вцепиться в глотку хозяевам, схватиться за оружие и отстоять свое.Он мог бы рассказать обо всем этом – но зачем? Дантон и без того был в курсе.Эндрю также мог напомнить, что кое-кто, обретя свободу, благополучно ее пробухал, дорвавшись до тихой жизни и крепкого алкоголя. Мог спросить, какого дьявола этот ?кое-кто? почти пять лет сидел на своей грязной жопе и гонял по свалке собак, не вспоминая о девке – как там ее звали? О ней он не вспоминал и спохватился лишь когда миссия засобиралась в путь.Эндрю никогда не спрашивал, как Дантон стал свободным. Не спрашивал – а может, стоило?– В чем-то ты, мать твою, прав, – бросил тот легко и небрежно. – Я тоже не знаю. Не знаю, кто я. Что мне нужно и… зачем. Не знаю, просрал ли я уже свою жизнь или пока еще нет. Может, я тут как раз затем, чтобы это узнать. Может, в ту ночь, когда я вешался, все и случилось. Я понял, что без их гребаного разрешения мне даже сдохнуть нельзя. У меня нет власти ни над жизнью своей… ни над смертью… И это… Это было все. Это был конец. Въезжаешь?Он смотрел Эндрю в глаза, и тому казалось, что да – начинает въезжать.– Я просто жил, – сказал Дантон. – Когда из петли вытащили, жил. И когда мать умерла. И когда дочь убили, я…– Дочь? Я не знал, что у тебя был ребенок.– Был. Совсем недолго. – Дантон сделал последнюю затяжку и щелчком избавился от окурка. Пожал плечами: – Минуту. Может быть, две. Я не знаю, чья она на самом деле была. Может, кого-нибудь из деканов. Или какого-нибудь солдата. Она росла в животе у Лизы. У моей Лизы. И ее я тоже считал своей. В лагере не нужны были дети, поэтому от нее избавились сразу же. А мы продолжили жить.По бугрящейся мшистыми кочками равнине прокатился слабый ночной ветерок. Отнес в сторону остатки сигаретного дыма, щекотнул лицо, тронул волосы.– Ну и… дальше что?Эндрю спросил, потому что не знал, о чем еще говорить. Не хотел говорить, но Дантон… Чертов Дантон снова завел свое гребаное нытье. Нытье о том, как ему было хреново – и разве это правильно? Разве он имеет право сейчас, в этот момент, выставлять себя самым несчастным и жаловаться на жизнь?– Ты чего-то ждешь от меня? – Эндрю почувствовал, что скалится, как раздраженный пес. – Чего-то хочешь? Чтобы я сказал, что сожалею? Чтобы извинился за… За весь Легион? Нет, – покачал головой. – Я не стану. Я заебался отдуваться за весь Легион. Если у тебя ко мне лично претензии – не ссы, выкладывай… Но не смей, слышишь? Не смей вешать на меня одного все дерьмо.После молчания длиной секунд в десять Дантон хмыкнул. Пробормотал: ?Охуенно поболтали? – и рывком поднялся на ноги. Собрался уходить – а с ним уходили и полпачки измятых, крошащихся сигарет.– Давай, – будто и не обидевшись, Дантон пригласил Эндрю присоединиться. – Там у костра человек шесть осталось. Ты не думай, они… Они вроде не особо в претензиях.– В претензиях? – Эндрю подумал, прислушиваясь к колющему онемению в затекших икрах. – Претензии… Да и хер с ними. Пусть попробуют предъявить.С трудом разогнув колени, оторвал одеревеневшее тело от земли. Распрямился, поморщившись. Сделал несколько неуклюжих шагов. Посмотрел в ту сторону, где еще довольно бодро горел огонь.Приготовился защищаться. Дантону с его вечными жалобами на рабскую долю удалось что-то расшевелить. Пусть даже злость. Пусть даже горькое, сверлящее нутро раздражение. Все лучше, чем тоска по морфину и застрявший в глотке булыжник, не позволяющий ни говорить, ни дышать.Возле костра Эндрю возник в полной решимости не только защищать себя, но и атаковать в ответ. Словами – не кулаками, но яростно и бескомпромиссно. Скользнул взглядом по застегнутым наглухо палаткам, скосился на распряженного дремлющего брамина. Заметил мистера Кита, на выразительной лысине которого танцевали мягкие блики, и охранницу – унылую и печальную, как вся история этой проклятой миссии.Когда Эндрю приблизился, она достала из мешка, валяющегося у ног, небольшую бутылку из темного стекла. Сковырнула крышку рукояткой складного ножа. Молча протянула бутылку Эндрю – и он взял, отхлебнул. Теплое, горьковатое, безумно вкусное пиво щекотнуло газами нос, смочило саднящее горло, кольнуло в пустом желудке и отозвалось беззвучной отрыжкой.– Я думаю, что выражу некое общее мнение, сказав… – отчетливо проговорил мистер Кит.

И завис.Все прочие молчали. Смотрели кто на Эндрю, кто в костер, кто внутрь себя. Охранник – тоже из ?ханов?, приятель Аксера – что-то меланхолично жевал. Уже немолодая дородная женщина – в миссии была с сестрой, вроде как обе умели делать лекарства, смешивать разные порошки – нервно накручивала на палец прядь седоватых волос.Эндрю сделал еще глоток и развернулся к ним – с вызовом, с ожиданием.– Спасибо, – закончил мистер Кит. – Наверное, пока это все.На подсвеченной роже Дантона было написано: ?Вот видишь? Я же тебе говорил?.

Эндрю допил пиво и отправился спать, никому ничего не ответив.***Утро следующего дня оказалось неожиданно громким и оживленным. После меланхолично-печальной ночи, насквозь пропитанной скорбью и нежеланными откровениями, такое начало нового дня бодрило, как хороший пинок.– Отпусти! Отцепись… урод! Тварь! Я же сказал, что никуда не пойду!Щурясь от слепящего солнца и нещадно натирая опухшие спросонья веки, Эндрю выбрался из чужой палатки. В нее, прячась от предрассветного похолодания, он заполз ближе к утру. Проснулся внутри в одиночестве: все прочие уже поднялись, успели разжечь новый – или подбросить дров в старый – костер. Столпились вокруг какого-то действа.– Убери руки! Не смей!..…одним из участников которого явно был Лиам Несбитт. Факт, не вызвавший ни малейшего удивления.– Блядь! – голос второго. – Так, да? Опять кусаться?!Звук увесистой оплеухи ни с чем не перепутать – и Эндрю прибавил шагу. Легко растолкав плечами миссионеров, оказался в первом ряду.

– Отцу скажу! – Мальчишка в выбившейся из штанов майке с растянутым, надорванным воротником выворачивался из цепкой хватки Аксера. – Скажу ему! Пусть тебя пристрелит!– Да? – лицо ?хана? скалилось в ухмылке. – Он же у тебя бизнесмен, а не хрен какой-то… Да мать твою!Успел отдернуться до того, как зубы Лиама – очевидно, не в первый раз – сомкнулись на его предплечье. Взмахнул рукой, выписал пацану звонкую пощечину от души. Ее оказалось достаточно, чтобы тот потерял равновесие, качнулся, оступился и начал падать.Вместо того, чтобы подхватить, Аксер добавил. Врезал по уху, поставил подножку, толкнул в грудь. Лиам, взмахнув руками, упал, но тут же шустро развернулся на четвереньки, собираясь подняться…– Лежать! – пыльный ботинок опустился ему между лопаток, прижал к земле, подняв в воздух облака пыли. – Лежать, гаденыш, пока я не скажу…– Эй! Ты совсем охренел?!Эндрю не собирался вмешиваться – оно как-то само получилось. Обожгло грудь, вырвалось из пересохшего горла. Ноги сделали шаг вперед.– Аксер! – раздалось слева. – Сейчас же отойди от мальчика.Миссис Аддерли с раздраженными отекшими веками. С лицом, постаревшим на десять лет, и растрепанными волосами, высыпавшимися из-под головной повязки. Не только она среагировала – по толпе пробежала волна, многие зашевелились. Однако именно вдова доктора вышла вперед, оттеснила тяжело дышащего громилу и помогла Лиаму встать.– Мы все равно возвращаемся. Ясно? Я на подобное не подписывался. Все к чертям полетело, нечего тут больше делать…– А я сказал, что никуда не пойду!Мальчишка с красной, как флаг Легиона, перекошенной физиономией вскинулся, расправил плечи. Рука миссис Аддерли вцепилась в его локоть, встряхнула, вынудив присмиреть.– Куда ты денешься, – рыкнул Аксер, потирая запястье, что-то рассматривая на нем. – Если придется, я тебя свяжу и на горбу своем потащу!– Но мы же договорились, – выступил мистер Кит. – Когда все соберутся, сядем и все обсудим. Возможно, вам и не придется вдвоем возвращаться. Возможно, мы все повернем назад.Назад. В спокойный мирный Вайоминг, где бегают по свалкам собаки и сторонятся цивилизации недружелюбные дикари. Где нет Легиона и почти не осталось рейдеров. Где шанс потерять шесть человек за сраную, чтоб ее, неделю очень и очень мал.Крайне соблазнительно и заманчиво прозвучало это ?назад?. Минувшим вечером Эндрю идею немедленного возвращения поддержал бы охотно.– Тебе напомнить, кто принимает решения?Миссис Аддерли смотрела прямо и говорила спокойно. Холодно, ровно, жестко. Эндрю раньше такой ее не видел. Он вообще на нее почти не обращал внимания – несколько раз беседовал с обоими супругами, и миссис Аддерли всегда поддерживала мужа. Оттого, наверное, и воспринимались они как единое целое.А сейчас она осталась одна. Аксер под ее колючим взглядом хмурился, тушевался, стрелял глазами по сторонам.– Я должен за ним присматривать. Перед папашей его головой отвечаю, – он сбавил тон, и ярость в его голосе больше не клокотала.– Мистер Несбитт будет спрашивать и с меня. За нами с Джеймсом он оставил право любого окончательного решения. Ты должен делать то, что мы тебе говорим. Джеймса нет, – ее голос не дрогнул, только плечи слегка опустились. – Остаюсь я. Лиам, – она легко оттолкнула мальчишку в сторону. – Иди и приведи себя в порядок. А ты, – снова повернулась к Аксеру, – больше трогать его не вздумай. Не смей руку на него поднимать.Позади Эндрю кто-то тихо усмехнулся. Кто-то что-то пробормотал про богатеньких мальчиков и каких-то загадочных священных коров. Кто такой Лиам, вскрылось легко и эффектно, будто воспаленный нарыв. Вряд ли один случай можно считать тенденцией, но Эндрю пересекся взглядом со стоящим неподалеку Дантонтом и решил, что некоторый повод для беспокойства тут все же есть.?А может, им вообще будет похер??Он посмотрел на рассасывающуюся толпу. Посторонился, пропустил миссис Аддерли: она, заправляя волосы под повязку, направилась к палаткам, где отирался Лиам.?Здравствуйте, меня зовут Эндрю, я был воином в Легионе Цезаря. Да, долго, целых девять лет. Нет, я больше там не служу. И с головой у меня, клянусь, все в порядке. Да, я врал, но не со зла, а pro domo mea… Нет, я не гомосексуалист, еще вопросы? Что-что насчет центуриона Рустика? Откуда я его знаю? Как с ним договорился? Почему именно так? Нет, конечно, вы не обязаны мне верить, не обязаны доверять…?– Ну как ты сегодня, приятель? – охранница, угощавшая пивом ночью, коснулась его плеча. – Лучше?Наверное, они действительно за него беспокоятся. И, кажется, всерьез благодарны – во всяком случае, швыряться ему в лицо обидами и претензиями вроде бы никто не спешил.?Да, мне лучше, спасибо. И кстати, я служил в Легионе…?– Нормально, – он выдавил улыбку, чувствуя, как стальным обручем снова сжимает грудь. – А ты?Ее простое, но симпатичное лицо помрачнело, уголки губ опустились, взгляд остекленел и устремился вдаль.Многие ли тут помнят, что с миссионерами был еще и Намир?– Я не бросал Намира, – Эндрю заговорил тише, чтобы никто вокруг не услышал. – Я пытался за ним вернуться, но… не смог. Физически не смог, сам едва на ногах стоял. А потом надо было вас побыстрее догнать. Если бы вчера не догнал… Я верю, что он еще может быть жив. И мы обязательно кого-нибудь за ним отправим. Я сам за ним отправлюсь, как только… Сейчас, к сожалению, за ним возвращаться нельзя.– Я поняла, – она кивнула, тряхнув короткой темной челкой. – Ты прав. Надо кого-то отправить. Потом. Когда разгребемся с тем, что у нас тут сейчас.В ожившем взгляде – тоскливая смесь понимания и неверия. Эндрю знал: такое же выражение застыло и в его глазах.Через пару минут он приметил Дантона, присевшего на корточки и ковыряющегося в личном мешке. Подошел со спины, понаблюдал с полминуты, пока прочие сворачивали палатки и собирались возле догорающего костра. Лиам, переодевшись в рубашку и скрыв под ней все шрамы, стоял рядом с миссис Аддерли. Шагах в десяти от них Аксер агрессивно пускал клубы дыма и о чем-то болтал со своим соплеменником из охраны. Запястье, перемотанное какой-то тряпкой, говорило сразу о двух вещах. Об острых зубах Лиама и о том, что кое-кто разумно решил не транжирить припасы миссии на всякую ерунду.– Дай сюда, – приблизившись к Дантону, Эндрю выдал свое присутствие.Тот, не вставая, развернулся. Уставился, щурясь. Солнце из-за спины Эндрю било ему в лицо.– Что?– Давай. Живо.Покосился на вещмешок.Вполголоса выругавшись, Дантон развязал веревку, вытащил бутылку пива. Помялся, покривился – но все-таки сунул ее в протянутую ладонь.– Ты еще не заметил? – спросил тихо. – От меня же тут меньше всего проблем.– Хорошо. Пусть так и дальше будет.На ходу откупоривая бутылку, Эндрю направился к остальным. В груди все давило – пусть и не так сильно, не так больно, как минувшей ночью. Мысли – вялые и нерешительные – копошились в голове, будто разморенные жарой черви. Ноги двигались через силу.– Я, между прочим, за него заплатил, – прилетело в спину.Эндрю сделал большой глоток. Потом второй. После третьего стало легче думать, двигаться и дышать.Вскоре пришлось еще и говорить – под прицелом чужих взглядов, под тихий, щекочущий нервы шепот. Не объясняться и не оправдываться – все это он сделал минувшим вечером, едва остатки миссии в спешке покинули тот неуютный городок. Наплел напуганным, растерянным людям какой-то чуши – и они поверили. Эндрю хорошо знал свою легенду, давно научился на лету вплетать в нее всякую ерунду.В этот раз он говорил о другом: о жертвах. С трудом подбирая слова, пытался донести до присутствующих простую, но кажущуюся чертовски правильной мысль: ни Уэсли, ни доктор Аддерли, ни Реган… Никто из тех, кто действительно чем-то пожертвовал, не хотел бы, чтобы жертва была напрасной.Громкие слова звучали… пусто. В голосе не было никакой убежденности. Пиво в бутылке закончилось: слишком часто приходилось смачивать горло и делать паузы, подбирать новые – тоже громкие, но пустые – слова.– Мы в неделе пути от Вегаса. На территориях, которые контролирует Легион. У нас все еще есть одно сопроводительное письмо, охрана, оружие и… все шансы добраться без новых потерь…– А что с припасами? У нас же их почти не осталось!?Ради этих сраных припасов я бросил Уэса?, – панически забилось среди извилин.– Их не так уж и мало, – Эндрю повернулся на голос. – Есть пайки, инструменты, лекарства… Меньше, чем было, но все еще больше, чем… В клинике, где я когда-то работал, на складе хранилось меньше всяких таблеток и порошков. Меньше, чем в нашей повозке. Нам этого хватит на какое-то время, а потом… Посмотрим по обстоятельствам. Не зря же мы прошли такой долгий и такой… дерьмовый путь.?Не зря же я бросил Уэса??– А Реган? – спросил молодой охранник-?хан?. – Если мы вернемся в Вайоминг, как же мы вытащим Реган? Ее же можно как-то вытащить, да?– И Намир, – напомнила ему охранница. – Энди думает, что он еще может быть жив.– Если мы просто уйдем, то предадим и живых, и мертвых, – произнесла миссис Аддерли. – Нам нужно время на то, чтобы сориентироваться и… понять, что со всем этим делать… Путь пройден долгий. Я предлагаю двигаться прежним курсом. Джеймс хотел бы именно этого. Он, как и все прочие, знал, на что мы идем и чем рискуем.?Да конечно, хрен вы там знали?.– Я согласен, – поспешно кивнул Эндрю. – Я тоже за прежний курс.?Иначе я зря бросил Уэса, и у меня никак, вашу мать, не получится с этим жить?.– И я, – встрепенулся Лиам и метнул в Аксера злобный взгляд. – Я не хочу назад.От группы из двадцати одного человека осталось пятнадцать. Аккуратное, нечетное число – удобное для того, чтобы выделить большинство. Был бы у группы лидер, вождь или строгий, безжалостный командир, за ним бы оставалось последнее слово, а так…– Одиннадцать за прежний курс, – мистер Кит подвел итоги голосования и с важным видом нацепил поверх лысины короткополую замызганную панаму. – Четверо… Не знаю. Вы же нас не оставите? Не пойдете назад вчетвером?Аксер фыркнул и отвернулся, скрестив на груди загорелые руки. Он-то, ясное дело, без Лиама никуда не пойдет. Молчаливый хирург из Каспера пожал плечами и тоже ничего не сказал. Сестры-фармакологи переглянулись – и Эндрю затаил дыхание. Если миссия вдруг останется без специалистов, работающих с лекарствами и сырьем…– Лучше держаться всем вместе, – в итоге сказала одна из них. – Надеюсь, больше никто из нас не потеряется и не умрет.Если бы Эндрю знал, кому об этом молиться, то молился бы сутками напролет.За последними сборами выясняли, кто теперь возглавляет группу. Решили: миссис Аддерли знает об этой миссии больше, чем кто-либо другой. Значит – ей и оставаться у руководства. А что же до варварских, отсталых местных порядков…– С легионерами будет разговаривать Энди. Он будет решать все вопросы. Как наш представитель.– Как тот, у кого два яйца между ног болтается, – раздраженно хохотнул Аксер. – И уж он-то договорится. Он дохера нарешает. Как вчера уже нарешал.– Ты смог бы лучше? Правда? – Эндрю закинул за спину набитый вещмешок и уставился в обросшую рожу. – Без проблем, я могу уступить. Только сначала докажи, что у тебя тоже есть яйца. А то я, знаешь, не особо уверен.– Ты что, блядь, сейчас сказал?..Резкое ?хватит!? напомнило, кто тут главный. Возможно, предотвратило очередную драку. Утро вышло бы, пожалуй, чересчур оживленным, если бы драк было две…Но под ребрами вмиг вскипело. Невидимый пар забурлил в сердце, разбежался по сосудам, обжег, надавил изнутри. Захотелось его одним махом выпустить.Жаль – нельзя.Вскоре миссионеры выдвинулись в путь – прежним маршрутом, поредевшим составом. В авангарде уныло плелся одинокий брамин, скрипуче тащил за собой слишком тяжелую для него телегу. Рядом, держа спину прямо и сухими глазами всматриваясь в линию горизонта, шла миссис Аддерли. Эндрю, слегка отстав от нее, ловил на себя быстрые, скользящие взгляды Лиама. Наблюдал, как тот ненавязчиво, шаг за шагом, подбирается ближе. С обреченным смирением ждал вопроса.– Слушай. А почему ты вчера хотел говорить с центурионом без свидетелей? И что значит ?pro domo mea?? При чем вообще здесь твой дом?Навязчивая любознательность пацана начинала нервировать.