Глава 7 (2/2)

– Pro… bono?, – выдавил Эндрю, мимолетно порадовавшись, что за пять лет в Вайоминге из чистого интереса слегка подтянул латынь. – Pro… domo… mea?. Пожалуйста. Я прошу.Он обязательно выкрутится из всего этого. Обязательно выпутается. Но потом.Несколько секунд молчаливого размышления. И жест – короткий, четкий, приказывающий подняться.– Vade mecum?, – центурион снова взмахнул крюком, посмотрел на него пару секунд и кинул под ноги одному из своих людей. – Всем прочим – ждать. Никому не двигаться. Если кто дернется, вскройте ему брюхо и выпустите кишки.Проходя на негнущихся ногах мимо Уэсли, который больше не трясся и не елозил ошметками плоти по кроваво-красной земле, Эндрю опять твердил себе: ?Не смотреть?.

***– Я не удивлен, что ты меня не помнишь. Мы с тобой даже ни разу не разговаривали. Ты служил в пятом контубернии, а я командовал седьмым. Лет прошло немало, но я запомнил твое лицо. Не каждый день видишь, как рядовой дружит с центурионом. Не каждый день обычный воин привлекает внимание фрументария. Я сам не вожу дружбу ни с кем из моих людей. Кроме Эмидия. Я верно понял? Вы успели с ним познакомиться? Как он тебе?Центурион говорил, а сам возился возле крошечной раковины на чьей-то пустой, пахнущей кофе и подгоревшим жиром, кухне. Смывал с рук еще не высохшую кровь.– Чего ты молчишь? – обернулся, уставился на Эндрю, застывшего у порога. – Проходи, – кивнул на стул, сиденье которого заботливо прикрывала зеленая кружевная подушечка. – Садись. Садись смелее, я же тебе не командир. Тебе больше никто не командир, верно?– Я не дезертировал, – было первым, что смог вытолкнуть из себя Эндрю в этом чужом, славном и уютном доме. Он в очередной раз смахнул кровь, противно щекочущую проколотый подбородок. Добавил, выбирая, взвешивая каждое слово: – Меня освободили от службы. На словах. В устной форме. Но это ведь тоже считается.– Правда? И кто же?– Фрументарий Климент.Центурион вскинул голову. Выдохнул: ?А…? – и, вытерев руки о чистое полотенце, швырнул его на разделочный стол. Потолочная лампа давала достаточно света, чтобы можно было различить на белой ткани водянисто-розовые разводы.– Фрументария Климента я тоже помню. Помню, как он злился, когда его сын погиб. Многие опасались, что полетят головы. К счастью, под горячую руку ему угодил только ты.?О нет, – подумал Эндрю, растирая между пальцами вязкую влагу и чувствуя, как из раны под подбородком снова течет. – Не только?.Вслушался в аномальную, нереальную тишину. В этом небольшом, временно покинутом хозяевами доме даже броня центуриона звенела металлом намного тише. Можно было наконец-то расслышать собственные мысли.От мыслей веяло одновременно и отчаянием, и надеждой.– Пожалуйста, позволь нашим врачам помочь Уэсу. Он же ни в чем не виноват, он даже не…Центурион поднял вверх палец – Эндрю умолк. Взглянул на занавешенное окно: через него наверняка видно улицу, детскую площадку и всех, кто на ней.

– Сейчас я тебе кое-что расскажу. А потом мы вместе определим виноватых. Возьми. Вытри кровь.В Эндрю полетело влажное скомканное полотенце. Он его поймал, приложил к подбородку. По молчаливому указанию все-таки сел на скрипучий стул, пристроил зад на идиотской кружевной подушечке.Боли почти не чувствовал. Чувствовал время – сердцем. Оно билось размеренно, по удару в секунду или вроде того.Слушал историю о двух объединенных центуриях, которые контролировали границу Невады и Юты. О лагере, который год назад был там, где миссия проходила – и не смогла уже разглядеть никаких следов.Какой-то ублюдок – ходили слухи, что это и не человек даже, а мстительный дух, – поселился в горах неподалеку. На расстоянии выстрела из снайперского ствола. По ночам, выходя в караулы и патрули, гибли воины. Во время построений падали офицеры, а их мозги забрызгивали форму простых солдат.Центурион – не Рустик, а другой, второй, – утверждал: вылазки в горы не приносят плодов потому, что уже несколько лет не было масштабных кровопролитных битв. Марс – грозное божество войны – давно не получал обильных жертв, оттого сердится и насылает на Легион беду.Центурион Рустик отмахивался: ерунда. Марс регулярно получает жертвы: дальше на западе ширится, разрастается и крепнет его кровавый культ. Ланий Цезарь рубит головы и вырезает сердца рабов. Легаты Третьего, Пятого и Шестого Легионов выскребают из канализаций и подворотен остаткибанд и беглецов республиканской армии, которые прикидываются простыми гражданскими, но под пытками быстро себя выдают. И даже сейчас, в сравнительно мирные, почти застойные времена, Марсу хватает крови – она течет из Хаба, Нью-Рино и НКР. Кто бы там ни засел в горах, это не дух, не посланник-каратель рассерженного бога, а всего-навсего человек.Второй центурион с этим не соглашался. И в конце концов, невзирая на протесты Рустика, он принес в жертву Марсу треть тех рабов, что находились в лагере. Добавил к ним полдюжины воинов – бросали жребий, почти как на децимации, только смысл был совсем в другом.– А через пару дней его пристрелили, – центурион Рустик ухмыльнулся и облокотился на стол. Сидел напротив Эндрю, между ним и стареньким пузатым холодильником, из которого успел вытащить пару бутылок чистой воды.Для себя и для бывшего сослуживца. Тот не отказывался – пил, давясь.– Видимо, Марсу оказалось недостаточно его жертв. Остатки людей этого кретина я взял под свое командование, перемешал со своими. Организовал еще один рейд в горы. Предпринял еще одну попытку разыскать мерзавца, из-за которого столько бед. Две недели там лазали, нашли пещеру с его вещами, потеряли несколько человек из-за чертовых растяжек и мин. Самого снайпера не нашли, зато обнаружили немало свидетельств того, что он помогает беглым рабам. А когда вернулись в лагерь, увидели дюжину трупов и с десяток раненых. В мое отсутствие солдаты сцепились между собой. Многие погибли. Кто-то выжил. Несколько человек попросту взяли и… ушли, – Рустик пожал плечами под массивной броней.Эндрю молча уставился на него.Время. Время просачивалось, проскальзывало между словами и утекало хрен знает куда. Тратилось хрен знает на что, пока на улице загибался от шока Уэс.– Я собрал всех, кто остался, и увел их подальше от границы. Подальше от гор и гребаных стрелковых позиций. Мы разбили лагерь на открытой местности возле чистого озера. Там уже была какая-то старая постройка, место оказалось удобным и безопасным. Хоть нам и пришлось оставить большой приграничный участок без контроля, но… Выбор, – он хлопнул ладонью по столу. – Я сделал выбор. Тянуть с этим дальше нельзя. Когда мы нормально там закрепились, я составил полный отчет о случившемся и отправил с ним курсоров в Нью-Вегас, к тамошним командирам. Это было, – он глянул на Эндрю, – полгода назад. Даже больше. С тех пор ни от курсоров, ни от командования никаких вестей. Зато командиры некоторых других подразделений сочли мои действия… недостаточно правомочными и компетентными. Иногда их люди появляются на моих территориях. Мы не сталкиваемся. Не сражаемся. Но я не исключаю, что рано или поздно это случится. Хотелось бы до этого времени разобраться с хотя бы одной проблемой.Эндрю медленно кивнул. Снайпер. Тощий, вонючий, пытавшийся помочь миссионерам снайпер – вот в чем проблема, вот как выглядит чертова заноза, не дающая покоя заднице центуриона Рустика.Даже после передислокации он не оставил попыток найти мерзавца. Время от времени отправлял отряды или сам наведывался в те проклятые горы, где в последний раз стрелок обозначил свое присутствие. В одну из таких вылазок центуриона и его людей нагнал посланный деканом Эмидием курсор. Рассказал о группе миссионеров, пострадавших от банды на старом заводе. Выложил, сколько в миссии человек, откуда идут, куда отправятся, покинув гостеприимный лагерь.Рустик о банде знал – об этих охреневших ублюдках ему еще раньше докладывали, но забот и без них хватало. Казалось, дюжина идиотов с пушками особых проблем не доставят… Однако они доставляли – перехватывали торговые караваны, подрывали и без того сомнительную репутацию подразделения, контролирующего эти края.– Я решил, что пора разобраться. Вывел отряд через ущелья на пустоши, решил обойти завод с севера и атаковать. Мы наткнулись на небольшую группу гражданских, идущую к границе штатов. Остановили их, обыскали. Обнаружили кучу незнакомых лекарств, несколько запечатанных сухпайков. У одного под шарфом был ошейник, у другого – под тряпкой рабское клеймо. В итоге они охотно рассказали мне… Угадай, что они рассказали, – склонившись над столом, он заглядывал в глаза Эндрю, а тот слушал удары сердца, отсчитывал ими время. – Они сказали про снайпера. Про сраного, мать его, снайпера. И про целую кучу сраных миссионеров с лекарствами и пайками. Понимаешь?С победоносным видом откинувшись на деревянную спинку, он вцепился в Эндрю немигающим взглядом.

– Какие я должен был сделать выводы? – спросил. – Давай. Скажи мне, что я был неправ.– Ты был прав, – едва слышным шепотом.– А? – центурион приложил ладонь к уху. – Как ты сказал? Я не слышу.– Я сказал, что ты прав.Эндрю поставил на стол почти пустую бутылку, которую нервно тискал все это время. Пододвинул ее к полотенцу, окрашенному в красный. Дотронулся до ноющей раны под подбородком – вроде бы кровь свернулась.– Ты прав, – повторил в третий раз, – но они же влипли по незнанию, а не со зла. На границе нас никто не встретил. Никто не сказал, что надо быть начеку. Нигде не развешаны плакаты с рожей этого снайпера.– Ты сам его видел?Эндрю качнул головой. Нет, он его не видел – сказал же, что был в плену. В плену у мерзавцев, из-за которых проклятый снайпер и вышел с миссией на контакт. И все это в конечном счете настолько тесно и неразрывно сплетается…– Всего этого дерьма вообще не случилось бы… если бы тех уродов с завода вы перевешали на столбах.– То есть ты хочешь сказать, это я виноват?– Нет. Нет, тут… Тут никто не виноват. Просто стечение обстоятельств. Мы же понятия не имели, что тот мужик так здорово вас достал…Центурион вскинулся:– ?Мы?? Так ты все же там был?– Дьявол! Да нет же! Проклятье, – застонал Эндрю, на пару секунд закрыл ладонью лицо. – Меня там не было. Мне рассказывали о случившемся. И я говорю ?мы?, потому что…Заминка – неудобная, неуютная, как петля на шее.– Так вот куда ты сбежал. В далекий загадочный Вайоминг, – чуть скривленные шрамом губы растянулись в улыбке. – И эти люди понятия не имеют, кто ты такой. Говоришь, фрументарий тебя… как ты выразился? Освободил? Жаль, его мы спросить не можем. Я уже и забыл, когда видел его в последний раз.Они все еще не знают.Эндрю прикусил губу, чтобы не усмехнуться. Они понятия не имеют, что здесь случилось, в кого переродился убитый выстрелом в голову фрументарий Климент.Центурион Рустик этого не знает. Пялится чуть насмешливо, снисходительно. В серых глазах – ощущение власти и осознание превосходства. Легкая тень неуверенности, сомнения… Или кажется?

Может, рассказать ему? Объяснить? Чтобы стереть с высокомерной рожи насмешку и превосходство.– Отпусти нас, – тихо попросил Эндрю. – Мы пришли помочь. Наши врачи уже помогли твоим воинам, раненным в той стычке возле ущелья. Помогли не потому, что вы из Легиона, а потому что они считают это своим долгом. Помогать всем. Спасать жизни. У нас есть лекарства, какие тут не встречаются. Есть специалисты, очень хорошие. Хирурги, терапевты и… Всякие разные. Отпусти нас, – он смотрел в глаза, почти умолял. – Мы не враги и не помеха каким-то твои планам…– Но я не могу. Я не могу после всего случившегося просто взять – и отпустить. Что подумают мои люди?.. Хотя мне нравится то, о чем ты рассказываешь. Нравится эта ваша… задумка. Звучит достойно и… полезно для всех, – центурион глубокомысленно уставился в стену, а Эндрю был готов выть и лупить по столу кулаком.Время! Время идет – и снаружи не доносится ни единого звука!– Заключим сделку, – центурион снова сфокусировался на нем. – Вы все-таки должны нам компенсацию за всю эту суету. Я в свою очередь готов признать, что… в выводах был неточен. Не располагал достаточной информацией, как и вы. У вас здоровые, откормленные брамины и крепкие повозки. Я заберу две. И животных. На нужды своего лагеря и своих людей.– Две? – Эндрю моргнул в недоумении. Слишком уж резкой оказалась метаморфоза: превращение сурового военачальника то ли в вымогателя, то ли в хваткого бизнесмена. – Но их же всего…– Вам остается один брамин и одна телега. Можете сложить в нее все, что поместится. Все эти ваши лекарства, материалы, еду… Что не влезет, я заберу себе. Как считаешь? По-моему, это весьма щедрое предложение.Дерьмовое. Дерьмовое предложение, но торговаться? С офицером? В котором вдруг проснулся ушлый делец, но который в случае неповиновения по-прежнему может щелкнуть пальцами и забрать себе все?– Я не уполномочен такое решать, – пробормотал Эндрю. – Я всего лишь…– Скажу откровенно: ты единственный из всей вашей шайки, с кем меня тянет вести переговоры. Так да или нет?Эндрю до боли наморщил лоб. Что-то тут не сходилось, чего-то они не учли.Уэс! Уэса они не учли! Одна только его упитанная туша займет кучу места в повозке, и тогда…Тогда все остальное – вся эта чертовамиссия, весь чертов месяц пути – просто теряет смысл. С полудохлым толстяком и жалкими крохами припасов в Нью-Вегасе им всем ловить нечего. Помочь они никому не помогут – своих бы с того света вытащить и назад до Вайоминга довести.Надо взглянуть трезво. На Уэса. На руку Уэса. На раздавленный, ободранный, истекающий кровью кусок мяса. Внутри него – кости, раздробленные сапогом.Если удастся спасти – будет чудом. Настоящим чудом – из тех, которые никогда и ни с кем не случались. И это значит… Это значит, резать придется по самый локоть, а ведь у них с собой даже наркозного аппарата нет!– Но нам же надо вывезти раненого, – голос сел.

– Тут уже я ни при чем, – центурион Рустик пожал плечами, пока Эндрю пытался думать, пытался что-то сделать с отвратительным жжением в носу и с жалом касадора, засевшим в сердце. – Твои люди, твои вещи – ты и решай.– Они не мо… Блядь. Черт. Черт подери! Твою мать, Рустик… Простите, – прорычал. – Простите, центурион. Я принимаю ваше… щедрое предложение.Почувствовал, как ранка под подбородком опять заныла и повлажнела. Закрыл глаза, сжал кулаки под столом.Плевать на херову ранку. Плевать.– Ах да, еще кое-что, – пробилось до вскипающего мозга. – Все эти ваши лекарства… Я не говорю, что позволю своим воинам их использовать. Тот случай, скорее, был исключением. И решение принимал не я, а декан Эмидий. Но если вдруг все же придется, мне понадобится тот, кто во всем этом разбирается. Один из ваших специалистов. Кто-то, кто останется со мной и моими людьми… И я уже кое-кого себе присмотрел.– Что? О чем ты говоришь? Нет!Эндрю не выдержал, подскочил, уронив со стула подушечку. От его взгляда не укрылось, как напряглось, посуровело лицо центуриона. Как дрогнула рука – скользнула вниз, к оружию.– Это исключено! Мы рабами не торгуем! Нельзя…– Кто сказал ?раб?? Она будет нашей гостьей. Моей гостьей, и я лично прослежу, чтобы к ней относились соответствующим образом.Если бы можно было вцепиться в воздух – Эндрю вцепился бы. Потому что земля из-под ног уходила. Потому что тело и разум лишались опоры, и ничего с этим сделать не получалось.

– Она? Кто? О ком ты говоришь? Хотя… Какая разница! Никто на это не согласится, ведь…– А ты спроси.С этими словами центурион поднялся из-за стола. Шагнул к окну, отодвинул штору, выглядывая, – и Эндрю успел заметить сгустившиеся снаружи молочно-серые сумерки.– Спроси. И не забудь рассказать, что случится, если мои условия не будут приняты. Ты ведь понимаешь, о чем я? Правда? Ну вот и хорошо.Он кивнул и рукой указал Эндрю на дверь. Пока тот медленно, будто в трансе, плыл до нее по вязкому, густому воздуху, в спину раздавались последние указания.– У тебя полчаса, – прозвучало напоследок. – Через полчаса чтобы духу вашего здесь не было. Все понятно? Я рад, что даже при таких обстоятельствах мы нашли общий язык. Время пошло. Vale.Не обернувшись, Эндрю вывалился во двор. Глубоко, со всхлипом, вдохнул.Ступор отпустил резко – с глотком теплого вечернего воздуха. С грохотом захлопнувшейся за спиной двери. С громкой и четкой командой центуриона, прозвучавшей над самым ухом. При одном только взгляде на полумертвых миссионеров…– Уэс!Эндрю пролетел мимо солдат, проскользил ботинками по песку, рухнул – оказался вплотную к другу. Резкий запах – кровь, пот, моча вперемешку. Тяжелое, мягкое, отчего-то влажное тело, которое Эндрю с трудом перевернул. Хотел поднять изувеченную руку с земли и уложить хотя бы на грудь. Хотел отряхнуть ее от мелких камешков, от грязи, перемешанной с кровью и кусочками раздавленной плоти. Хотел дотронуться – но не смог. Занес ладонь – отдернул. Пальцы дрогнули – раз, другой… Сжались в кулак.?Вазочки?, – вспомнилось. Дурацкие вазочки из дурацкой глины. Чтобы их делать, нужно ведь две руки?Эндрю пялился на красное месиво. Главное – не смотреть в лицо.– Да помогите… Помогите же ему кто-нибудь… Можно! – поднял голову, уставился на серые плывущие пятна. – Можно двигаться, можно помочь! Он еще дышит! Черт, он весь мокрый.… вспотел… Отчего это? Сердце? Прости, – зашептал быстро и сбивчиво. – Прости, пожалуйста, Уэс. Ты не жирный. Ты для нас не обуза. Ты ни в чем, абсолютно ни в чем не виноват…Носилки? Может, носилки сделать? Попросить местных помочь…Или нет?Эндрю отыскал взглядом местных. Человек семь или восемь стояли чуть в стороне – обычными зрителями. Слегка напуганными, слегка напряженными. ?Всецело лояльными? к Легиону и готовыми исполнить любой его приказ.– Дантон. – Эндрю хрипнул, откашлялся. Поднялся с земли, обратился к единственному, к кому мог. – Дантон, живо. За мной.Бросил Уэса. Успел заметить, что, на первый взгляд, больше никаких ранений нет. Славный парень – толстый кретин, который так и не похудел в дороге, чей рюкзак набит сладостями и сухарями, а сердце полно не только обиды, но и всякой сентиментальной чуши, – просто вырубился от боли. И хорошо, что вырубился. И будет еще лучше, если он не очнется, если сработает какой-нибудь чуткий внутренний предохранитель и сердце перестанет качать кровь…Зеленая таблетка. Он пронес на территории Легиона зеленую таблетку – гребаную химию. Из-за этого всех могли отправить на тот свет.– Да погоди ты. Я не могу, – Дантон скулил за спиной, пока Эндрю почти бегом направлялся к окраине города. – Я же еле иду, в колени будто камней насыпали…– Нет времени. У нас полчаса. Уже меньше. Давай.Эндрю подлетел к одной из повозок, содрал брезент. Сухпайки – около четырех сотен пачек. Легких, компактных, плотно и аккуратно уложенных. Удобно: лекарства пойдут поверх.

– Выгружай. Кидай прямо на землю. Оставь примерно треть на самом дне… Порядок! Все в порядке! – крикнул, краем глаза заметив стремительно приближающуюся тень. – Распоряжение центуриона Рустика, мы отгружаем припасы для вашего лагеря. Иди сам у него спроси.– Что-что мы делаем? Откуда ты этого урода знаешь? – зашипел Дантон. – О чем с ним договорился?– Служили вместе, – еле слышно, сквозь зубы. – В одном подразделении. Он меня вспомнил. Я его… убил бы. Убил бы ублюдка. Но нельзя. Пока нельзя.Шмыгнул носом. Вытер лицо – быстро, украдкой, пока Дантон выковыривал коробки с сухпайками, уложенные на дно. Что-то новое, незнакомое вибрировало внутри черепа, сверлило кости и внутренности, рвалось наружу.Уэс притащил с собой химию, хотя знал, черт подери, что это запрещено.– Так значит… Тебя звали Реджи? Это не похоже на имя легионера.– Блядь, что? – Эндрю смотрел на него пару мгновений. – Какая сейчас, на хер, разница? Делом займись. Из других телег бери самое важное. Лекарства, инструменты, чистую воду… Тише, тише, – дернул забеспокоившегося брамина, похлопал между рогов ближайшую голову. Вторая тянулась к чему-то внизу – наверное, к пучкам травы, торчащей из-под фундамента старого дома.– Нолан, все же. Что происходит?Таская позвякивающие коробки, плотные свертки и до отказа набитые рюкзаки, Эндрю в двух словах обрисовал расклад.– Хуйня какая-то, – вынес Дантон вердикт. – Но могло быть и хуже. У нас хоть одна телега останется… С ней вроде все? Тут ее сверху можно что-то сложить. И вон там сбоку сунуть, но… Так, погоди. А куда мы положим Уэса? Не на себе же его потащим?Если бы Эндрю мог позволить себе закричать – закричал бы.– Но так же нельзя, – полушепотом твердил Дантон из-за спины, когда они по безлюдному поселку быстрым шагом возвращались к детской площадке. – Нолан, ну нельзя так! Нельзя, это же…– Заткнись. Заткнись, черт возьми, заткнись!Прикрывшись углом жилого дома, Эндрю сгреб Дантона за грудки.– Еще слово, – зашипел в подсвеченное оранжевым лицо, – и ты тоже остаешься здесь. Не умирающим. Сразу дохлым. Я… Я знаю, ясно? – встряхнул, как мешок с соломой. – Знаю, что нельзя. Знаю. А теперь, блядь, иди и объясни это центуриону. Может, у тебя получится. Я не смог.– Но ты же…– Sile. Молчать. Закрой свой вонючий рот.Эндрю разжал пальцы, позволил Дантону ошеломленно выдохнуть, отстраниться.

Рискнет сказать еще что-нибудь?Нет. Наконец-то умолк.Зеленая таблетка. Наркотик, позволяющий стать сильнее, крепче, выносливее. Ненадолго – потом наступает расплата, но, должно быть, иначе упрямый толстяк не мог преодолеть сотни миль по жаре, с тяжелым рюкзаком за спиной.Зеленая таблетка – как хлипкий спасательный круг, который на плаву все равно не удержит, но сгодится в качестве временной меры, в качестве дурацкого оправдания. Крошечного, жалкого оправдания, актуального до той поры, пока миссия не покинет этот чертов поселок и не уйдет достаточно далеко.Туда, где можно будет кричать во всю мочь.– Здесь все? – Эндрю, на которого отчего-то смотрел каждый из присутствующих, обратился к миссионерам. – Док Аддерли?..Жена – вдова? – нейрохирурга из ?Братства стали? молча качнула головой.– Ясно. Ясно. Значит… Значит, так. Сейчас мы отсюда уйдем.Глянул на центуриона, стоящего со своими людьми возле перекошенных качелей. На Уэсли – его оттащили в сторону, подложили что-то под голову, какой-то тряпкой прикрыли остатки руки.

– Те, кто стоит на ногах, уйдут.Сглотнул. Вдохнул глубоко – не знал, как иначе избавиться от невидимого обруча, давящего на грудь.– А что с толстяком? – спросил Аксер, который стоял уже не на коленях, а в общей толпе. И мальчишка Лиам за его спиной. – Нам надо его как-то вывезти, переложить в… Куда?Эндрю снова уставился на центуриона. Тот, зацепившись пальцами за пояс птерюгеса, посмотрел в ответ равнодушно. На вопросительный, умоляющий взгляд едва заметно качнул головой. Красноречиво зыркнул туда, откуда Эндрю и Дантон примчались почти бегом. Его губы шевельнулись, мозг царапнуло еле слышное раздраженное ?проваливайте?.Время идет. Тик-так.– Нет, – Эндрю выплюнул и сделал паузу, чтобы ком в горле сдулся, чтобы глаза перестало жечь.?Зеленая таблетка?.– В повозке нет места. Все забито лекарствами. А у нас почти не осталось времени. Если только вынести его на руках…– Забудь о толстяке. Заканчивайте. Живее, – снова донеслось от качелей. – Я хочу к утру вернуться в свой лагерь, а не торчать тут с вами еще неделю.Волной, всколыхнувшей миссионеров, Эндрю едва не свалило с ног. Он растерянно огляделся, вдохнул и выдохнул:

– Еще кое-что. Последнее.Нашарил взглядом светлые кудряшки в стремительно густеющих сумерках.?Надо, – сказал себе мысленно. – Ты должен, а значит – сможешь. Смелее, на раз-два-три?.

– Реган. Подойди сюда. Тебе тоже придется остаться. Я сожалею.Extremis malis extrema remedia?. А о том, что будет дальше, Эндрю и думать сейчас не хотел.