Безликий Жнец (1/2)
Юг Калифорнии,июнь, 2286 годРазоренный лагерь стоял на плоской каменистой возвышенности, что на севере сливалась с неприступной скальной грядой. С юга не подобраться – усыпанный огромными валунами склон и колючие кусты, прорастающие меж каменюками, защищали подступы не хуже ощетинившегося кольями рва. Чтобы пройти на территорию, нужно было с западной стороны, держась по левую сторону от убегающего к горизонту шоссе, отыскать широкую, вытоптанную сотнями ног тропу, над которой возвышались две караульные вышки. По ней уже подняться к шатрам, крестам и флагштокам с красно-золотыми знаменами.Удобная позиция – сверху открывается превосходный вид на окрестности. И шоссе лежит чисто как на ладони: с биноклем можно любого путника, любой караван, любую банду увидеть за несколько миль.– Тут никого нет, но на всякий случай надо поторопиться. Если мы и правда собираемся это сделать.– А ты не уверен?– Я… не знаю. Не знаю. Мне кажется… Если честно, мне кажется, что я просто боюсь.– Что же ты за легионер, если боишься?– Если мы действительно собрались это сделать, то никто из нас троих больше не легионер.Лагерь не должен был стоять разоренным. Еще недавно – с неделю назад, если судить по состоянию нескольких обнаруженных тел, – тут находилась учебная база для старших рекрутов Легиона. Для тех, кому следующей весной предстояло пополнить ряды полноправных воинов, а до того – пройти суровое обучение по каким-то новым программам. Говорили, что смертность от них выше в разы, но и результат соответствует. Для тех, кто выживет, разумеется.
–Мне это все не нравится. Мы две недели сюда шли, чтобы учиться, а теперь… Что мы делаем? Бежим? Так нельзя!– А что ты предлагаешь? Вернуться? Или сидеть здесь, среди трупов и горелых шатров, в надежде на чудо? Это ведь шанс. Шанс для нас. И мы уже сто раз все обсудили.
– Оставь его, брат. Он не как мы с тобой. Мы можем уйти, а у него не получится. Или получится, но не сразу.– Это верно. Я не такой, как вы. Ты – рабское отродье. Ты – выкидыш плутократов. А мой отец был центурионом, настоящим воином, достойным…– Твоя мать тоже была рабыней. Так что сдуйся уже и заткнись. Хочешь – переодевайся и идем с нами. А если не хочешь, просто… Просто нам не мешай.Легко сказать ?не мешай?. Будто воспрепятствовать откровенному, неприкрытому дезертирству не было прямой задачей настоящего легионера. Того, чей отец служил в звании центуриона, а что до матери… Неважно, чья утроба его выносила. В конце концов, именно семя дает росток, а почва всего лишь его питает.– Ну так что ты решил? Идешь с нами? Возвращаешься к водохранилищу? Или подохнешь тут? Одевайся, – кивок на груду несвежего тряпья. – Надоело тебя уговаривать.
Грязная гражданская одежда воняла затхлостью и чужим телом. Не рабские лохмотья, не реквизированная у местных броня, а какие-то уродливые, нелепые тряпки. Штаны, в которых непонятно как двигаться: слишком длинные, слишком просторные – пришлось утягивать в поясе и снизу основательно подрезать. Рубашка с несколькими мелкими пуговицами – как их вообще застегивают? Ремень с целой металлической пряжкой – хоть что-то привычное и знакомое.
Туники, жилеты, панцири и наплечники легли аккуратной кучкой возле обгоревшего каркаса шатра. Просто швырнуть их на землю ни у кого не поднялась рука.
– Ну вот и все, – один из трех бывших легионеров смотрел, как закручивается в мелкие горячие вихри легкий песок. – Никому не известно, что мы сюда добрались. Никто нас здесь не видел. Мы можем идти куда угодно и делать что захотим.
– Да, вот только… Я не знаю, куда нам идти, – произнес другой.– А я не знаю, что хочу делать, – обронил третий. – Но я голоден. Давайте поищем какую-нибудь еду, прежде чем…Он поморщился – и махнул рукой в неопределенную даль.
Поиски еды проходили в быстром темпе и мрачном молчании. Воздух над лагерем был полон пыли, трупной вони, легкой, едва уловимой гари – и звенящего напряжения. Такое возникает, когда принято роковое решение и в его правильности не уверен никто.Напряжение и неуверенность удручали больше, чем изрешеченные пулями, изуродованные падальщиками тела несостоявшихся боевых товарищей. Давили сильнее, чем мысль о преступлении, предательстве, дезертирстве и возможном наказании за все. Под ребрами ныло, в животе крутило, спина покрывалась ледяными мурашками.Но решение действительно было принято. Казалось – спонтанно, но на деле оно зрело и вынашивалось давно.– Похоже на рейдерский налет, – нарушив затяжную тишину, донеслось от просторных уцелевших палаток. – Кругом бардак. Почти ничего не осталось, ящики с оружием вскрыты и опустошены. Воды тут пара бутылок, валяются какие-то гнилые овощи… О, сухари! Правда, они все в песке…
– Это не рейдеры, – раздалось со стороны разгромленной полевой кухни. – Какие рейдеры способны одолеть Легион? Может, это местные повстанцы? Говорят, в окрестностях есть несколько крупных, хорошо вооруженных банд с бывшими военными… Вы заметили, что среди убитых нет ни одного раба?.. Ох, черт! Идите скорее сюда! Посмотрите!Сын центуриона сидел на корточках возле трупа, ладонью зажимал рот и нос. Не вставал – неотрывно пялился на то место, где у всех людей находится лицо.…Но у взрослого мужчины в стандартном воинском облачении его не было – и ни вороны, ни койоты, ни какие другие падальщики сделать подобное не могли. Кто-то обладающий разумом взял что-то острое – бритву или отлично заточенный нож – и подчистую срезал все от кромки волос до самого подбородка. Отсек хрящи носа, сорвал веки и прошелся лезвием по губам. Один глаз трупа помутнел, потемнел, но выглядел целым. Второй лопнул, вытек, и в развороченной глазнице что-то двигалось, копошилось, отсвечивало жирно-белесым и зарывалось в гниющую плоть.
– Безликий Жнец, – прошелестело едва ли не с благоговением. – Вот кто здесь побывал. Безликий Жнец! Нам надо уходить скорее, вдруг он рыщет где-то поблизости?– Не говори глупостей, брат. Это же выдумка. Страшилка для детей – и только.– Что за Жнец? – заинтересовался сын центуриона.– Вот лучше даже его не спрашивай…– Ты не знаешь эту историю? Мне еще в детстве ее рассказывали. И я слышал, как о нем говорили рабы в лагере. В том, где я был до того, как нас перебросили на границу с Невадой. Эта история о монстре, который был человеком. Он утратил все человеческое, когда потерял лицо.Рассказчик отошел от тела, помахал перед глазами рукой, то ли разгоняя смрад, то ли пытаясь обмахнуться ладонью, как веером. К вечеру в уверенно нарастал сухой июньский жар.
– А как он потерял лицо?– Никто этого точно не знает. Кто-то говорит, что это случилось с ним еще в детстве, когда жестокий отец, разозлившись, окунул его в чан с кислотой. Другие думают, что он сильно облучился и превратился в гуля… Я думаю, что дело в этом. Что он гуль и не может принять собственное уродство. Поэтому он ушел подальше от людей, днем стал прятаться в лесах и пещерах. Чтобы его никто не видел. А когда наступает ночь, он бродит по одиноким ранчо, заглядывает в лагеря, ловит припозднившихся путников на дорогах. Держит при себе опасную бритву, которой делает вот такой, – палец с грязным ногтем нарисовал в воздухе круг, – надрез, а потом с живого человека сдирает его лицо. Надевает на себя и носит, пока оно не засохнет или не сгниет. Когда чужое лицо начинает портиться, Безликий Жнец ищет себе новую жертву.Тихое ?фу-у? прервало историю.