Calendula (1/1)

Размеренные, длинные и тягучие, как мед, дни вновь пришли в Каэр Морхен. Прокрались вместе с утренним холодным, не греющим солнцем, пронеслись шумным ветром по коридорам. Все вернулось на круги своя. Юлиан вдыхал запах сушеных трав, когда убирался на полках, протирая колбочки от пыли, собирал растения, слушал уроки Весемира, верно сидя напротив него на табурете и прочитывая свиток за свитком, разглядывая выцветшие чернила. Вновь никакие звуки больше не перебивали пение ветра в крыле, где он существовал, а Геральт больше не заходил и даже не кидал взгляда на лекаря. Гордость, нежелание показаться слабым перед другими ребятами или что-то еще… Юлиан не знал, по какой причине Геральт не хотел приходить и принять помощь. Ведь лекаря не нужно было бы упрашивать, не нужно было просить?— лишь дать знак: легкий кивок головы, незаметный взгляд, что раскрыл бы все чувства?— и он тут же бы помог. Но этого не происходило, а потому Юлиан каждый день вдали наблюдал, как будущий ведьмак, стиснув зубы, тренируется. Что Геральту больно, он понял почти сразу. Это был видно и по изредка дрожащим губам, и по подрагивающей, как будто от судороги, руке во время тренировок, и по упорному взгляду, будто будущий ведьмак пытался убедить и себя, и других в том, что все нормально. Что он может стоять здесь наравне со всеми. Что он не обуза. И лишь Юлиан подозревал, какую боль приходится преодолевать будущему ведьмаку каждый день. Конечно, их учили этому. Учили терпеть, стискивать зубы, когда у них появляются новые раны и шрамы на теле, учили быть сильными, быть защитниками простого люда с мечами в руках. Но Юлиану-то вовсе необязательно было быть сильным. И он был бы рад, если бы в этом холодном замке, был кто-то похожий на него. Кто-то, кто смог бы принять его заботу. Так и проходили дни. Короткие летние ночи становились все длиннее, луна все чаще задерживалась в своих владениях и все больше времени проводила со своими земными детьми, лукаво. Ветер становился все холоднее?— именно он должен был всколыхнуть волны размеренной жизни в Каэр Морхене вновь. Юлиана встретило самое промозглое утро. Он знал, что такие бывают: солнце лениво выкатывалось из-за горизонта блеклым шаром, ветер рассеивал и прогонял ночную дымку, которая окутывала высокие башни Каэр Морхена ночью, укрывая лучше любых стен и магии от посторонних глаз и монстров, что по ночам шастали вокруг. Это было просто утро?— холодное, неприятное, зябкое. Юлиан поежился, не решаясь скинуть с плеч одеяло и, накрывшись им с головой, уселся на своей постели, скрестив ноги. Это просто постель. Это просто утро, и Юлиан вовсе не надеялся, что в его жизни что-то может измениться. Слишком много времени прошло в этих стенах, слишком долго находилась его лодка в гавани, чтобы теперь попасть в шторм в открытом море. Но так лениво было встать: он продолжал смотреть в окно, размеренно качая головой в такт равномерным завываниям ветра. Он увидел, как ровной линеечкой мальчишки выходят на улицу: шествие замыкал Геральт, придерживая больную руку на весу. На плече?— все та же повязка, которую наложил ему Юлиан, но белые бинты пропитались желтым, а где-то и вовсе бурым. Тонкие брови Юлиана нахмурились, и он перевел взгляд дальше?— рядом стоял седовласый воитель. Среди мальчишек он был похож на огромную неповоротливую каменную глыбу, которую не сдвинула бы с места никакая буря. Да, таким и был Весемир в представлении других юношей и лекаря. Они не представляли себе Каэр Морхен без седовласого наставника, без его приглушенного голоса и слов, в которых скользила мудрость и опытность, присущая лишь существу, что пережил слишком много. Наверняка Весемир уже ждал лекаря. Он не был нужен ни старому учителю, ни мальчишкам?— Юлиан на тренировках всегда стоял в стороне, лишь наблюдая и слушая тихие замечания старого воителя. Его присутствие было вовсе необязательным. Более того, если бы он не появился, никто бы наверняка и не заметил. И все же Юлиан не мог этого допустить. Нехотя, со стоном лекарь встал с кровати, потягиваясь и в последний раз бросая взгляд на хмурое и серое небо?— через пару мгновений на площадке появилась еще одна фигура. Как Юлиан и думал, его приветствовал лишь Весемир легким кивком головы. Внимательный взгляд выцветших янтарных глаз остановился на Юлиане: опытный ведьмак заметил и заспанное лицо, и взъерошенные волосы, и неопрятный вид, как у нахохлившегося воробья, но ничего не сказал. Лишь подозвал к себе кивком головы, чтобы как обычно понаблюдать за тренировкой. И Юлиан послушно подошел. Встал рядом с наставником, подрагивая и плотнее кутаясь в черный плащ?— очевидно, тот был слишком велик ему, закрывал кисти рук и свисал черным балахоном. Но Юлиан не жаловался?— ветер был пронзительным, облака?— седыми, а солнце пряталось где-то за горами, не желая появляться. Высоко в небе кричали птицы; стрелами взмывали в воздух ласточки, а в широкой кроне деревьев по-детски возились воробьи. Никто и глянуть не смел, когда Весемир давал наставления по поводу следующей тренировки; Юлиан слушал вполуха, поглядывая на плечо Геральта, а потом окидывая взглядом и остальных парней. На юного лекаря никто не обращал никакого внимания, будто его и не было. Мысль о том, что для этих статных и молодых юношей он не более, чем незнакомец, делящий с ними замок, не более, чем мальчишка, что ходит по пятам за Весемиром, не более, чем ветер, что появился в их жизни и так же исчез, давно уже не задевала Юлиана. Он снизу вверх смотрел на знакомые лица людей, которые не знали его. Но он знал о них многое. Его всегда забавляло, как Ламберт ненавидит холод: он морщится и подрагивает, сжимая губы и ерзая на месте, пытаясь согреться. Не нужно быть умным, чтобы догадаться, что этого будущего ведьмака ближайшие пару часов можно найти только у камина. Он знал, откуда у Эскеля шрам на плече, который юноша так стеснялся и прятал?— когда-то давным-давно, когда Юлиан еще не был взрослым, когда на пальцах других юношей не было множества мозолей, появившихся после длительных тренировок, Эскель поделился с ним этим. Сейчас сей факт наверняка был затерян в памяти будущего ведьмака, как множество других обрывков воспоминаний, но вот лекарь помнил. Он помнил, как Марк,?— один из учеников Весемира,?— мечтал занять его место. Многое хранилось в душе Юлиана, но лишь немногое видело солнечный свет. Юлиан легко качнул головой, поеживаясь и потирая руки, чтобы согреться. Сейчас он впервые за этот год почувствовал скорое появление осени в холодных стенах замка. Она невесомо коснулась его волос, ероша их еще больше, нежно ледяным поцелуем расцеловала в обе щеки, заставляя их заалеть, и незримо ходила между стройным рядом мальчишек. Несмотря на это, остальные держались вполне стойко, хоть и кутались в плащи да рубашки. По команде Весемира все разбились на пары. Кажется, старый воитель решил устроить вновь тренировку один на один. Даже несмотря на то, что один из мальчишек получил травму и не мог заниматься… Юлиан бросил быстрый и взволнованный взгляд на старого воителя, думая, уж не ошибся ли он, посылая Геральта сражаться с Ламбертом, который был подобен дикому коту?— такой же бесшабашный, быстрый, стремительный и холодный. Он не сражался бы и на толику спокойнее, даже, если бы знал, что Геральт ранен. Его горящая натура всегда рвалась вперед, и он ни за что не преминул бы одержать победу любой ценой. Поэтому поединки с ним всегда были самыми долгими, самыми жестокими и самыми травмоопасными. Юлиан тревожно наблюдал, как Ламберт с Геральтом остановились в самом центре площадки и играючи обнажили мечи, сразу же вставая в стойку. Лекарь еще раз посмотрел на Весемира, но тот оставался совершенно невозмутимым и спокойным, будто все так и было задумано. Он лишь невозмутимо давал юношам указания, и те, повинуясь, послушно отходили в указанное место Вскоре за двумя парнями последовали и другие: Эскель с Марком ушли в угол, перекидываясь парой слов, Койон и Йен плавно вынули мечи, но остались на месте, наблюдая за остальными. Все они ждали лишь приказа Весемира.—?Начинаем! —?раздался громкий крик, воитель дал знак рукой, разрешая парням начать тренировку?— тут же раздался лязг мечей?— тишина этого промозглого утра была нарушена. Лекарь делал незаинтересованный вид, как обычно, скользя взглядом по каждой макушке, но взгляд его все чаще останавливался на паре в центре, пока он и вовсе не повернул голову в сторону Ламберта и Геральта, что скрестили мечи, уже в открытую следя за поединком. Взгляд, прикованный к двум мечам, что так были похожи на настоящие?— еще немного, и обязательно хлынет кровь,?— никак не мог оторваться. Юлиан смотрел напряженно, затаив дыхание, следя за выверенными плавными движениями, за аккуратными шагами, за взмахами рук, и не мог отвернуться. Сердце его сжималось каждый раз, когда он видел, как Ламберт, пользуясь ситуацией, пытается задеть плечо Геральта. И губы его непроизвольно двигались, когда будущий ведьмак отбивал удар. Юлиан так увлекся, что даже не заметил, что Весемир заметил, куда так пристально смотрит его ученик.—?Тебе не стоит за него волноваться. Это будет хорошим уроком для него,?— спокойно сказал Весемир. Воитель посмотрел на Геральта, что перебрасывал меч из руки в руку, пытаясь запутать противника, и скрестил руки на груди. Юлиан слепо отвернулся, переводя взгляд на Весемира. Спокойствие, слышащееся в его голосе, поражало лекаря. Разве не было ему жалко этого юношу, что превозмогал боль? Разве не было в его сердце хоть капли жалости? Почему он не перенес это занятие? Они все знали все приемы наизусть, сражались над пропастью с повязкой на глазах, и ни разу никто из них даже не покачнулся, теряя равновесие. Так к чему были эти тренировки? Этого юное, еще горящее другими чувствами, помимо долга, сердце лекаря не понимало. Он видел перед собой чашу весов, на котором лежали обязанность юношей тренироваться и рана. Для него чаша кренилась в сторону раны. Но в этом большом дворе с притоптанной травой, так что она пожухла и росла заплатками, никто не разделял его мнения.—?Но… Если? —?Юлиан так и не закончил предложение и непонимающе замер, чувствуя, как чужая рука опустилась на его плечо. Весемир покачал головой; его тонкие губы тронула покровительственная улыбка, будто он уже прочитал все мысли лекаря лишь по отразившемуся на его лице выражению смятения.—?Это опыт для него. Его не стоит откидывать. Даже, когда он в таком состоянии. Это закалит его характер. Сделает сильнее. Посмотри, как упорно он сражается, несмотря на боль,?— старый воитель кивнул в сторону двух юнош, и лекарь послушно устремил взволнованный взгляд вдаль, повинуясь то ли порыву, то ли указу учителя. Геральт и Ламберт сплелись в схватке, прямо, как несколько дней назад. В объятиях друг друга они извивались подобно двум змеям. Геральт сделал широкий шаг назад, замахнулся, стремясь ударить соперника в бок, но меч выпал из дрогнувшей правой руки. Юлиан замер, невольно сжимая руки, глаза его расширились, и он, не сдержавшись сделал шаг к юношам, но Весемир остановил его, качая головой. Лекарь замер на месте каменным изваянием: взгляд его был устремлен на парней, но тело словно приросло. Он не мог противиться воле Весемира. Сердце его забилось быстрее, когда он увидел, что Ламберт не упустил этот момент, и, касаясь мечом его ноги, подсек Геральта. Будущий ведьмак пошатнулся, но не упал, прислоняя руку к раненому плечу, из груди его вырвался хрип. Юлиан услышал его даже за десяток шагов, словно это происходило совершенно рядом: смотреть на это не было у него сил; юноша кинул полный мольбы взгляд на Весемира.—?Продолжайте! —?Юлиан почувствовал, как сердце его замерло испуганной птицей, он поднял невидящий взгляд на учителя. Весемир сейчас казался ему недосягаемым: его невозмутимое, спокойное лицо?— старого воина не трогали ни жалость, ни какие-либо чувства. Казалось, он был сделан из камня: ни одна морщинка не появилась на его лице. Он лишь сильнее сжал Юлиана за плечо, подтягивая к себе, заставляя вновь стать рядом.?—?Не вмешивайся, Юлиан. Геральт выпрямился, подхватывая меч, и снова направил его на противника. Руки его немного дрожали, как у старика; он невидящим взглядом смотрел на Ламберта, казалось, не видя его перед собой. Ламберт, напротив, выглядел собранным. На фоне Геральта, что держался не прямо, а чуть наклонялся, как старое дерево под гнетом ветра, он выглядел хищником, что запросто растерзает раненого. Движения его были особенно резки на фоне Геральта, что тяжело дышал, и начинал уставать. Из груди Юлиана вырвался вздох, когда Ламберт не растерялся, изворотливо изогнулся, нанося удар, хоть Геральт отразил его, перетерпев боль в плече. Повязка стремительно намокала, крохотное красное пятно стало больше. Бинт стал разматываться, оголив раскрывшуюся рану, но Геральт продолжал. На скулах выступили желваки, на лбу?— холодная испарина, а с глаза слетела слезинка, гонимая ветром, который дул прямо в лицо. Ламберт сбросил с себя плащ: ему стало жарко, и он наступал все активнее, забывая про плечо соперника и его уязвимость; нанес удар в правый бок, снова заставляя Геральта громко зашипеть и отступить. Они ходили по кругу, присматриваясь друг к другу, как два кота, обнюхивая территорию и надеясь узнать слабые места. Весемир тоже не сводил пристального взгляда с пары. Казалось, он забыл, что у него есть еще несколько учеников, которые точно так же сражались сейчас, так же смахивали со лба пот, так же кружились по кругу, так же умело отбивали удары и нападали. Сейчас они были неважны: на сцену выступило два актера, и лишь одному суждено было остаться на сцене и забрать славу и аплодисменты себе. Наконец Геральт не выдержал. Он схватился за рукоятку меча двумя руками и сильно, с размаху яростно ударил Ламберта в бедро. Реакция будущих ведьмаков всегда была на высоте, и удар остался отраженным. Геральт отпрыгнул с большим трудом. Бинт весь пропитался алым, и уста его искривила кривая усмешка, вызванная болью. Кровь полилась по предплечью, кожа горела огнем. Тренировка была безнадежно провалена, но никто и не думал прекращать. На лице Ламберта не было улыбки победителя. Геральт выпрямился, подхватывая меч, и снова бездумно направил его на парня, смотря на него исподлобья устало и упрямо. Он собирался сражаться до последнего, до последнего вздоха, до последнего удара. Ветер трепал его запутавшиеся и взмокшие от неравной борьбы волосы, лица за растрепавшимися прядями не было больше видно. Ламберт легко перекинул меч в другую руку, прокручивая его в руке, и недобрая ухмылка появилась на его лице. Он вновь двинулся в сторону Геральта, судя по всему, преисполненный уверенности, что эта схватка будет на сегодня последней. Сердце встревоженной птицей забилось в груди Юлиана. Смотреть на эту пытку уже было выше любых сил.—?Довольно! —?вырвался из его уст крик, и лекарь вырвался из-под руки Весемира, делая шаг вперед. Тонкая юношеская душа его не выдержала этого испытания, как не выдерживает тоненький прутик большого груза, и Юлиан прогнулся, поддаваясь захлестнувшим его чувствам, не вытерпев. Во дворе все замерли, и непонимающие взгляды тут же устремились на Юлиана и Весемира. Сейчас прежде незаметный лекарь приковал взгляд всех: грудь его гневно вздымалась, он оглядывал непонимающим взглядом каждого, и в его голубых глазах впервые промелькнула синева волн океана перед штормом. Сердце его всколыхнулось и давно уже стремилось к раненому, чтобы излечить, помочь, окутать запахом трав. Он привык помогать, он жил, чтобы помогать, но теперь не мог сделать этого. И от этого он впервые испытал давящее чувство тревоги в своей груди. Он чувствовал неодобрительный взгляд Весемира, замер на секунду, непонимающе мотая головой. Что он сделал? Что позволил себе? Старому воителю наверняка было лучше знать, сколько выдержит Геральт. Покрасневшие от холода руки его беспомощно разжались, и он опустил голову, устремляя взгляд на маленький листик под ногами.—?Ничего. Так бывает,?— Весемир вновь подошел к нему, и тяжелая рука его тяжелым грузом опустилась на макушку Юлиана, несколько раз проводя по волосам и приглаживая их. В голосе воителя не было злости или недовольства. Он посмотрел на лекаря тяжелым взглядом, и в тусклых глазах его промелькнуло какое-то подобие сочувствия и того понимания, что присуще тем людям, что когда-то переживали те же проблемы и трагедии. Рука его вскоре соскользнула, но Юлиан все равно чувствовал груз вины на своих плечах: он сорвался, позволил себе незаслуженную и несправедливую вольность. Ему было стыдно, противно и обидно за то, что его никто не понял. Щеки его тронула стыдливая белизна, и он отступил назад, в тень своего наставника, что кашлянул несколько раз, и обратился к парням, что также ждали дальнейшего указания:—?Ваша тренировка окончена! —?наконец крикнул он будущим ведьмакам, и те послушно опустили мечи. Лишь Геральт медлил: он посмотрел невидящими от боли и азарта глазами на своего противника. Но, заметив, пристальный взгляд Весемира и взволнованный лекаря послушался, отпуская меч и закрывая рану ладонью. Ламберт смотрел на него, смотрел на Весемира, пытаясь отдышаться. Грудь его часто вздымалась, рука дрожала от напряжения, но вид чужой крови и страданий отрезвил. Будущий ведьмак протянул Геральту руку, помогая прийти в себя, и забрал меч, откладывая его в сторону. Весемир ушел, оставив Юлиана рядом с парнями. Те непонимающе оглядывались, но вскоре внимание их вновь переключилось с Юлиана на что-то другое. Он был забыт, как абсурдное недоразумение. Долго еще Юлиан стоял посреди двора, забытый и растревоженный, как разбуженный в зимнюю спячку зверь. Он смотрел в спину Весемира, но, когда тот скрылся в замке, непонимающе огляделся вокруг. Лекарь не знал, что ему делать: злился ли на него наставник, понял ли он юношескую душу или, может быть, одобрил бы его поступок… Ни на один из этих вопросов он не знал ответа. Беспомощно оглянувшись, словно надеясь найти ответ на все вопросы, он увидел Ламберта и Геральта. Те разговаривали о чем-то, и самодовольный вид Ламберта указывал, что диалог этот был весьма приятным. Юлиан тяжело вздохнул, ероша волосы. Он понимал, что должен подойти после всего, что устроил. Он не выдержал этого испытания, но должен был довести до конца то, из-за чего и пошел наперекор Весемиру. Лекарь исподлобья посмотрел на юношей еще раз, измеряя расстояние, что разделяло их, а затем одним рывком, чтобы поскорее разобраться со всем, собрался и подошел ближе, замечая внимательный и раздраженный взгляд Ламберта. На него Юлиан не обратил никакого внимания, сейчас его внимание занимал человек, что нуждался в помощи.—?Пойдем со мной, нужно перевязать,?— мягко сказал лекарь и обхватил пальцами чужое предплечье, двигаясь ближе к ране, кожа вокруг которой покраснела и набухла. Кровотечение не останавливалось, кажется, рану было неплохо и зашить, но Геральт отдернулся от прикосновений Юлиана, будто от огня.—?Нет, не нужно,?— зашипел будущий ведьмак, бросив быстрый взгляд на Ламберта, стоящего позади. Тот недовольно фыркнул и отвернулся, будто был ни при чем, отходя подальше, всем своим самодовольным видом показывая, что разговор лекаря и Геральта его совершенно не заботит. Юлиан опустил руки и, обеспокоенно взглянув на Геральта, который подобрал меч и плащ, а затем направился в сторону замка, вздохнул. На резко опустевшей площадке, он остался совершенно один, непонимающе сжимая в руках окровавленный бинт, поднятый с земли. Пальцы были в крови Геральта, и это пугало, а его вид, его скорченное от боли и ярости лицо, та жестокость Ламберта, с которой он смотрел на противника, пугали ещё больше, заставляя Юлиана мелко подрагивать одиноким листком на содрогающемся от порывов ветра дереве. Он снова горько вздохнул, бросил бинт на землю, и ветер подхватил его, унося невесомую марлю с кровавым пятном на ней вдаль.