Часть 11 (1/1)
Осторожные шаги, хруст стекла. Приближаются. Безразлично. Прикосновение к шее – пальцы, тонкие и холодные.
- Жив, - голос женский. – Вы меня слышите? Мистер, вы меня слышите?Ну слышу я тебя. И какая разница, глупая ты баба? Лучше б не слышал – голос у тебя писклявый и отвратительный.
- Пульс учащается.Да, наверное… Опять боль в груди, теперь еще болят глаза. Страшно. Я уже устал бояться – падаю на пол, закрываю голову руками, я чертовски устал.Череп раздирает головной болью – от виска к виску, вглубь, к основанию шеи. Глаза болят почти постоянно, хотя в комнате темно почти все время, но малейший яркий свет раздражает до рези.
Потом наступает затишье – это не тогда, когда ничего не болит, это когда все тело болит равномерно.Потом остро и резко болят руки, но недолго.
Потом я начинаю минимально соображать, что происходит.- Мистер Мориарти, да вы просто кладезь, находка для нашей клиники… Абстинентный синдром, панические атаки, психоз, синдром навязчивых состояний. Еще в прошлый раз я советовал вам задержаться у нас ненадолго. Зря вы тогда не послушали. Думаю теперь вам стоит провести пару месяцев здесь, под нашим присмотром. Уйдете отдохнувшим, как вам такая идея?Мне эта идея не нравится, о чем я и сообщаю мужчине лет пятидесяти. Мне нужно работать. Я не могу просто исчезнуть на два месяца. У меня империя – я не могу оставить ее без императора. Последнего я не говорю, но я-то знаю, что это так.- К сожалению, а точнее говоря, к счастью для вашего здоровья, в договоре с нашей клиникойвы специально оговорили пункт…Знаю я, знаю. Память весьма любезно подкидывает нужные факты. Решение о моей выписке или о переходе на домашний режим (ну или как это называется) может принимать или мой лечащий врач, или мое доверенное лицо. Отставной полковник, мать его, армии её Величества, Себастьян Моран.По всей видимости, я тут застрял.- Тем более, вам никто не запрещает решать рабочие вопросы отсюда. Я вам больше скажу – это было бы полезно для реабилитации. Только сильно не перенапрягайтесь.Ну точно, не перенапрягайтесь. Решайте рабочие вопросы. На самом деле делать-то нечего. Новые заказы брать неохота, да и как это предполагается делать из этой лечебницы?Сколько я здесь?- Три дня, сэр. Думаю вам интересно будет…Нет, неинтересно. Спасибо, да, я вспомнил. Первая фаза – два-три дня. Истерия, проблемы со сном, скачущее давление, температура под сорок, все прелести жизни. Знаем и что дальше будет, читали – в ближайшие дни апатия, суицидальные мысли, скорее всего два-три приступа паники в день. Потом – апатия, психологические срывы… Потом – апатия…
Знание теории у меня есть, переходим к практике. Мне интереснее как я сюда попал.
- Нам позвонили, сэр.Я? Не помню.- Нет, сэр, не вы.Прелесть какая. Ладно, неважно. Неинтересно. Неинтересно…Здесь все действительно белое, или скучных, невыразительных цветов. Здесь скучно. Нечего делать. Скучно. Телевизор – никаких новостей, ничего. Только четко выверенные кучами тестов успокаивающие фильмы.Музыка? Кажется такую записывают на диски для занятий йогой. Хм, не худшее из моих забытых увлечений. Вот только музыка эта похожа на овсянку.Немного смешно. Улыбаюсь. Женщина, выше меня, тощая и прямая как доска внимательно всматривается в мое лицо. Реет как стервятник – я отказался от общения с психологом. Мне вполне хватит медикаментозных методов. Что тогда сказал полковник? «Боишься, шеф, что они тебя вылечат?» Нет, просто не надо копаться в моих мозгах. Могут что-нибудь поломать.Думать, размышлять, вообще напрягать мозг – неохота. Чувство, что я увяз в болоте. Когда я смиряюсь с этим – я сплю. Засекал время – могу спать шестнадцать часов подряд. Никогда столько не спал. Когда приходит мысль, что из болота нужно выбираться – тогда накатывает паника, за ней – истерия. Обе руки почти по локоть замотаны бинтами – старые, еще дома полученные порезы плохо заживают, а во время очередных приступов к ним добавились новые.
Я сложный клиент. Никаких камер в комнате, никакой прослушки. Меня не заботят ваши слова о конфиденциальности – в век информационных технологий… ха. Я и сам могу, особо не напрягаясь, аккуратно расковырять защиту ваших серверов. Что я и сделал, перед тем, как заключать договор.А без камер тяжело проследить, в какой момент пациент забьется в угол, раздирая кожу на руках ногтями. Я хорошо помню, что тогда произошло. Я никак не мог увидеть кровь – она текла по моим рукам и я ее чувствовал, но не видел. Очень хотел увидеть, мне тогда показалось, что я неживой. Было страшно.Я постоянно разматываю бинты, а девушка с раздражающе рыжими волосами постоянно наматывает их обратно. Врач говорит – это компульсии. Навязчивые состояния. Не знаю – мне просто не нравится не видеть своих рук. Мало ли. Однажды мне приснилось, что под бинтами кожа на венах полопалась, но вместо крови поползло что-то черное, маслянистое, как то, что разливалось в зрачках, когда я смотрел в зеркало там, в ванной. Рыжая рассказала, что я орал сорок минут без перерыва, из них двадцать под успокоительным.
Спать не так уж плохо. Сплю по двадцать часов в день. Просыпаюсь, обычно, с криком. Стараюсь поменьше разговаривать, горло разодрано частыми воплями. Может вообще перестать просыпаться?
Снятся мне по-прежнему тигры. Хотя нет – тигр один, просто в глазах у меня все двоится и расплывается. И я даже во сне разматываю чертовы бинты – мне кажется, он не узнает моих рук в этом белом полотне. А на речной глади – по-прежнему кровь, только не так, как должна быть: прозрачная и быстро исчезающая, нет – эта похожа на нефть. Густая. Я часто окунаю в нее пальцы, наблюдаю, как чуть маслянистые капли стекают по запястьям.Тигр к воде не подходит, лап не мочит и не позволяет пачкать его шкуру. Хотя я знаю, что река полна крови из-за него. И из-за меня. Тут как посмотреть.- Мы бы не советовали возвращать пациента в привычную обстановку, может произойти рецидив. Хотя решать, конечно, вам. Ваше слово по договору приоритетнее. – В голосе врача слышно такое презрение, что собеседника просто должно вдавить в плиты собственного ничтожества. Вот только не этого собеседника.- Он у вас хоть на что-нибудь реагирует? Или так и спит целыми днями?- Мы работаем над этим. Тем более, эта фаза пройдет.- Когда? - голос насмешливый, уверенный. Я скучал по нему. Глаз не открываю – хочу дослушать разговор.- Через пару недель точно. Понимаете…- Понимаю, понимаю. Все понимаю. Физическое состояние вы ему подправили? Отлично. А его мозгами я лучше сам займусь. Вы тут, как это у вас говорится? Некомпетентны.
- Не вам решать, полковник, насколько мы компетентны. Могу вас заверить, если бы вы дали разрешение на общение с психологом, дело пошло бы куда быстрее.- Если ваш психолог залезет к нему в мозги, ему самому придется записываться к коллеге. Шеф, ты поедешь домой?Открываю глаза; когда он понял, что я не сплю? Киваю, усаживаясь на кровати.С тобой – поеду. Только не один. Не один. Нет, один я там…- Тихо, Джим, - снайпер садится рядом. – Не трясись.
Послушно замираю, размеренно дыша. Вдох, секундная задержка, выдох.- Удивительно, - врач качает головой. – Мало того, что он на вас адекватно реагирует, так еще и успокаивается.
- Уйдите, – у меня отвратительно сиплый голос. Я молчал несколько последних дней, два или три.Когда за человеком в белом халате закрывается дверь – поднимаю глаза на полковника.- Ты убьешь его?Блондин жмет плечами.- Если захочешь. С каких пор ты задаешь вопросы, вместо того, чтобы отдавать приказы?- Не спросишь почему? – говорить неприятно – горло дерет и во рту быстро пересыхает.- Мне неважно. Но скорее всего потому, что он говорил о тебе, как о подопытном кролике. Нет, Джеймс, не засыпай, – трясет за плечи, от этого начинает болеть голова. - Уезжаем.
В машине пытаюсь закатить истерику, но снайпер, глыба льда, никак не реагирует.В квартире пахнет сигаретами – останавливаюсь в прихожей, вдыхая. От киллера пахнет порохом – этот запах, кажется, не вывести уже ничем.Значит, не хватает только кофе.- Тебе его нельзя, - Себастьян сосредоточенно листает приличную кипу печатных листков. – Тебе, Джеймс, вообще ничего нельзя. Не смотри на меня так, ты сам себя довел до этого состояния.- Потому что ты не пришел.- Я и не должен, Джеймс. Потом поговорим.- Ты должен! – кричу. – Должен присматривать за мной!- Нет, не должен, - меня бесит его отчужденный голос. Прощупывает пульс, внимательно вглядывается в мои глаза, - я должен следить, чтоб тебя никто не убил. Мне не должно быть дела до того, что ты сам делаешь с собой.- Но тебе же есть дело!- Есть, - кивает.- Тогда почему? – голос с визга срывается на хрип, горло раздирает кашлем.- Тихо, Джеймс, тихо, успокойся, - тяжелая ладонь давит на плечо.
- Ты меня бросил.- Нет, Джим.- Бросил!- Успокойся, не впадай в истерику. Джеймс, я тебя обратно отвезу. – Кажется, не шутит.
Осторожно гладит по волосам, успокаивая.- Это ты звонил в клинику?Кивает.- Значит, ты за мной следил?- Это моя работа, Джим.Работа. Все у тебя работа. Мда, эмоциональное состояние ни к черту – всхлипываю, вздрагивая всем телом.- Ты не можешь, - он удивленно смотрит на меня, а я продолжаю, - ты не можешь быть такой холодной, бесчувственной сволочью. Ты не можешь.
Я, кажется, так и отключаюсь у него на руках, повторяя одно и то же. Во всяком случае, когда я открываю глаза – обнаруживаю,что лежу в своей кровати, а на электронных часах слабо высвечивается время – четверть пятого. Я, кажется, опять проспал полдня.
Окидываю взглядом комнату – не темно, приглушенный свет лампы разбавляет ночь. Правда неверные, будто двигающиеся тени, меня немного нервируют.Себастьян спит в кресле, неподалеку от кровати.