Ноябрь 1743 г. (1/2)
2 ноября 1743 г. Тётушка придумала устроить музыкальный вечер в конце недели. Всех поющих и играющих призывают блеснуть музыкальным даром. Я тоже хочу блеснуть! Второй день усердно репетирую. Гектор подпевает, Нарышкина дурачится и пляшет, а Чоглокова ворчит, что её дитятку не дают уснуть. Вечером пришёл Алексей Петрович и привёл с собой профессора. Отобрал у меня скрипку и велел заняться чем-то полезным. Допоздна сидели над свежими газетами, изучали политическую картину в Речи Посполитой. На кой мне сдалась эта Речь? Мне и тут не дают слово вставить, как до дел государственных доходит, а я должен вникать и думать, что там у поляков творится. Я же не Алексей Петрович, которому медведь все уши оттоптал, а он ещё говорит, что я скрипку мучаю и дурью маюсь.
3 ноября 1743 г. Не дали вчера поиграть - сегодня начал с утра пораньше. Под кабинетом Бестужева. Даже утреннее построение пропустил. А что поделать, всё ради искусства!
Рассказал тётушке про свою затею. Она сначала хохотала до слёз, а потом сказала, что приличное общество хором борзых не возвеличишь. Это кого из них она считает приличным обществом? Лорнет бы вам, тётушка, поглядели бы вы на эту честную компанию поближе!
Вот вам француз наш балетный, который ни одной юбки не пропустит.
А вот его скрипач, который умудряется за пять минут оба рукава искупать в соусе.
А это Катька Нарышкина - она так и норовит показать мне язык да высунуть его посильнее.
А тут у нас ваша разлюбезная мадам Шувалова. У неё нос в любую замочную скважину пролезает, а уши всегда лопухами висят, чтобы ни одной сплетни не пропустить.
А это наш дорогой Алексей свет Петрович. Он, коль постарается, до полуночи может целое состояние в карты продуть. А ещё он тоже любит совать нос, куда не надо. Только он у него не такой острый, как у мадам Шуваловой, поэтому она больше по замочным скважинам, а он - по дверным проёмам. Я вчера дверь не запер, а Алексей Петрович тут как тут. А это мой воспитатель Брюммер. Он своей тростью всю дорожную пыль сначала перемерит, а потом меня по бокам ею охаживает. А ещё он имеет привычку обедать прямо на своей шведской корреспонденции, а потом ругает лакея, что на бумагах откуда-то берутся жирные пятна. А ещё у нас есть майор фон Корф, который вечно как сделает умный вид, так тут же мизинцем в ухе ковыряет.
А это герр Лесток. Он вроде и ничего, но как до стола дорвётся, так и лопает, как лошадь. А это душенька Мари фон Менгден. Вся такая скромница, умница да красавица. А когда герр Лесток вечно путает её с цыплячьей тушкой и норовит отщипнуть кусочек, приходит в бурный восторг. Кто там ещё есть? А, точно! Генерал Чернышов. Ему бы со скрипачом дружбу водить: у одного пятна на рукавах, а у другого - на мундире. И попробуй хоть слово скажи - надуется, как индюк! А ещё есть Иван Иваныч Бецкой. Вродебы весь такой умный и начитанный, но большой охотник пошутить и повеселиться. Тут что-то не так. Обычно все учёные мужи на индюков похожи. Надо разузнать, может, он и не умный никакой. Хотя тогда бы мой профессор с ним дружбу не водил. Ладно, так уж и быть, пусть будет приличным обществом. Вот профессор - он приличное общество. Он и умный, и не индюк, и не зануда, как Брюммер. И в соусе не купается. И сплетни собирает, только если они государственного масштаба. Потом мы с ним вместе разбираемся, где сплетни, а где не-пред-ложные факты. Это, наверное, те, которые не предлагаются в газетах, а надо своей головой до них докумекать. Это долго и нудно, но в конце всегда интересно. И друг мой Алекс - приличное общество. Он сам музыкант и музыку уважает. И собак любит. И вообще голова! Держит пищу для тела и духа в одном флаконе. Из оставшихся можно на пальцах посчитать, кто тут приличное общество. Так кому из них мои борзые помешают? Или кто-то ещё может похвастаться собственным собачьим хором? Плевать! Всё равно споём. А если кому не по нраву будет, я не виноват. 5 ноября 1743 г. Чудеса! Тётушка проснулась аж после полудня, в отличном расположении духа. Поёт, приплясывает, готовится к вечеру. Может, вчера она просто не выспалась? Алекс за обедом опять начал мне подмигивать. Точно, простудился. А к медику не обращается. Но я его понимаю, сам терпеть не могу медиков. Попробуй только чихни, и они тут же залечат тебя до смерти! А меня тётушка всё-таки на концерт не пустила. Точнее, мой хор. Сказала, они ещё не в той готовности, чтобы явиться перед публикой. Чтобы хор не обиделся, натаскал им с кухни мяса. А Гектор всё равно за мной увязался хвостом. Так и явились вместе с ним.
Сначала играл Алёшенька. Ох, как играл! И даже пел. Гектор проникся и начал слегка подвывать. Тётушка сначала побледнела, а потом покраснела и стала вертеться, как будто под ней ужи копошатся. На всякий случай дёрнул Гектора за ухо, чтобы он замолчал. А он возьми да и гавкни на весь зал! А тут как раз Алёшенька верхнюю ноту взял. Гектор на этой ноте привык со своей партией вступать, и как завоет...
Тётушка его порывов не оценила. Взяла за ухо и вывела из зала, когда Алёшенька допел. И мне пригрозила, что никакого выступления не будет, и что если я ещё хоть звук издам, то пойду за Гектором. Потом должен был идти я, но тётушка отобрала у меня скрипку и отдала её нашему скрипачу. Кто ему сказал, что он может услаждать слух публики своим позорным пиликаньем? Оно только и годится, чтобы под него всякие французы павлинами приседали. А француз и рад стараться, тут же выискал душеньку Мари и потащил танцевать. И другие тоже поплыли... И тётушка со своим Алёшенькой поплыла впереди всех. Тоска зелёная! В конце я всё-таки отобрал у Гайя свою скрипку. И смычком в бок ткнул, ибо нечего на место царских особ рот разевать. Потом запела Нарышкина. Кто ей сказал, что она умеет петь? Как затянула что-то тоскливое - тоненько так, по-мышиному... Решил ей помочь и дотянуть смычком по струнам. Она сразу язык проглотила и давай вертеть головой во все стороны, как сова. Вроде успокоилась, опять начала сначала. Как дошла до того же места - пищит, аж слушать тошно! Подтянул её партию смычком - хорошо так, долго. И что ей, зловредине, не так? Отказалась петь дальше, покраснела как рак и куда-то сбежала.
Что было дальше, не знаю. Тётушка меня всё-таки выставила. Покаона ушла искать Брюммера, я сбежал. Лежим с Гектором под кроватью, дышим пылью. Он уже три раза чихал и задувал свечку. Она и так скоро догорит, а так бы я ещё написал, что думаю про тётушку, про Нарышкину и про их приличное общество. 9 ноября 1743 г. Сабуров, как всегда, раздобыл новую диковинку. Какая-то кавказская флейта, называется дундук. А ещё говорит, что на Востоке чародеи флейтами заклинают змей. Нападёт на них змея, а они флейту достают и играют. А зачарованная змея что захочешь, то и сделает. Так и знал, что приврёт! Признался потом, что королём она тебя не сделает, и сундук с драгоценностями не даст. Но под музыку и вправду смирной становится, да ещё и танцует, как барышня.