Октябрь 1743 г. (1/2)
2 октября 1743 г. Узнал, что за путешествие. На малороссийские земли, к Алёшеньке на родину! А чтоб мне смычок проглотить! Если нас там будут потчевать всякой дрянью вроде той похлёбки, я согласен век глотать смычки. От них хотя бы чесноком не несёт.
Как бы выведать у профессора, не лежит ли путь на эти земли через Пруссию? Сбегу в Киле, никто и не хватится.
Проверили с профессором по карте. Через Киль поехать можно, но будет очень долго. Зная тётушкины причуды, точно не жди, что она на это согласится. Поедет путём, где быстрее и короче, а это вообще в другую сторону. Хоть бы дождь пошёл, что ли...
3 октября 1743 г. Поспорил с Фуксом на золотую табакерку, что смогу разыграть Бестужева. Он у нас прихворал, лежит в постели и кашляет. Самое время его развеселить! Пока его сиятельство почивать изволили, стащил у него парадный парик и шлафрок цвета бордо. Нарядили Устинова - вылитый Алексей Петрович! Усадили за стол, дали чернильницу, перо, ворох каких-то бумажек из стола вытащили. Устинов как увидел эти бумажки, сразу перекрестился, скинул шлафрок и швырнул парик под ноги. Мне, говорит, мундир дороже! Ну и пусть, ему же хуже. Такое представление пропустил!
Нарядили Фукса. Мелковат, даже если шлафрок поверх мундира надеть. Остался Сабуров. Недурно, но не Устинов. Нарядили, усадили спиной к двери, бумажки под руку сунули. Он пока ждал, давай на этих бумажках вензеля выводить.
Послали лакея разбудить Бестужева, как договорились. Лакей вернулся, говорит, Бестужев велел сказать гостю, пусть в графской приёмной ожидает. Сабурову велели над столом нагнуться и писать, а сами полезли прятаться кто куда. Думали, что Устинов - дурак, раз додумался прикинуться караульным перед дверью.
Жаль, что я не живописец! Вот бы запечатлеть Бестужева, когда он зашёл и сам себя увидел... Фукс, конечно, идиот. Зачем было гоготать на весь шкаф? А Устинов оказался самым умным. Пулей из своего угла выскочил и поймал его сиятельство под руки. Теперь он не только кашель лечит, ещё и капли какие-то секретные глотает. Сабурову после этого его дядюшка чуть голову не свернул. Невелика беда, говорит, там всё равно пусто. Устинова помиловали за то, что вовремя плечо подставил. Куда девался Фукс, пока не знаю. А мне крепко влетело от тётушки. Но я чертовски рад! Во-первых, мы уже никуда не едем. А во-вторых,меня лишили удовольствия завтра вечером присутствовать на маскараде.
4 октября 1743 г.
Как я вовремя выкинул штуку с Бестужевым! Бог отвёл от этого маскарада, не иначе. Устинов говорит, там такое было! Ему тоже повезло, он караул нёс. Теперь уже по-настоящему.
Тётушкино воображение разыгралось до чёртиков. Додумалась нарядить кавалеров дамами, а дам - кавалерами. Не бал, а посмешище! Куда там капустному шедевру мадам Шуваловой... Первые мужи при дворе нарядились, как куклы, а потом весь вечер ходили, спотыкались и натыкались на всё подряд. Дамы - те наоборот, все в мужском, как одна. Устинов говорит, кое-кто даже усики себе подрисовал. Тётушка переоделась французским мушкетёром - без усиков, правда, зато при полной амуниции. Разве что без шпаги, чтобы кавалеры не натыкались. Алёшеньку нарядили, как бисквитное пирожное, ещё и двухэтажный парик сверху водрузили. Устинов говорит, лицо у него было, как будто он глотнул уксуса, а надо изо всех сил делать вид, что выпил мёду.
Под вечер объявился Фукс. Честно отдал проигранную табакерку. И что мне теперь с ней делать? Табака у меня нет, нюхать я его не люблю. Трубки тоже нет. Научиться курить, что ли? Фукс говорит, он там тоже был. Как ему удалось проскочить туда в мужском - не признаётся. Врёт, как пить дать, тоже девицей нарядился. А про настоящих девиц говорит, страсть как хороши! Ножки - загляденье! Когда ещё такое увидишь? Ради такого не грех и дамой нарядиться. Не знаю, как Фукс, а я бы и под дулом пистолета не согласился! Где вы видали солдат в юбках? Весь двор на смех поднимет! Чего стоит одна Нарышкина со своим змеиным языком... Правда, теперь и я о ней кое-что знаю. Фукс сказал, с её ногами прямая дорога в кавалерию.
После полуночи началось самое весёлое. "Дамы" приняли на грудь и отдавили друг другу все юбки. Наш балетный француз вырядилсяв платье с длинным шлейфом, и какой-то долговязый франт в бантиках ему на этот шлейф наступил. Оба загремели прямо под ноги церемониймейстеру. Устинов говорит, насилу размирил их вместе с другим караульным, Беловым. (Узнать, кто такой Белов. Где-то я это уже слышал!) А про тётушку все говорят, что она была неотразима. Как же, отразишься тут, когда первые государственные мужи все зеркала затмили своими юбками... Поглядел бы я на Брюммера в таком одеянии, если бы он не караулил меня два дня под замком. Стало быть, Алексей Петрович, благодарите нас! Как мы кстати спасли вас от этого позора!