Город, окутанный солнцем (1/2)

Даже каким-то неприличным оказалось то затишье, что наступило после того, как мисс Хиллс сбросилась с крыши. Согласившись на реабилитационные курсы, Диппер подписал себя на обитание в медицинском центре с возвращением домой на выходные. До тех пор, пока он полностью не оправится и не разберётся в том, что с ним происходит. Мейбл отказалась от подобных курсов, мотивируя тем, что не так уж ей это и нужно. Но по итогам мама настояла, чтобы они отправились на лечение вместе с сестрой. Сама Аманда записалась к другому психологу, который помогал ей прийти в норму после того, как пропали её дети. Центр, оказавшийся филиалом больницы имени Боу-Дагенхарт, принял их обоих с распростёртыми объятиями, даже разрешив жить в одной комнате, чтобы не нарушать привычный брату и сестре жизненный уклад. Первое время к ним приходили друзья, его соратники по путешествию. Приносили гостинцы, рассказывали истории, а заодно и поведали Мейбл обо всех пройденных за эти месяцы испытаниях. Определённых сроков, что обозначили бы конец лечения, толком не было, а потому Пайнсам было позволено натащить в их личную палату столько всего, сколько заблагорассудится. К зоо-терапии сестра более не прибегала, потому что одно только это название напоминало о мисс Хиллс и об её разбросанных по мостовой мозгах. А потому выбор пал на скульптуру и гончарное мастерство. Ей нравилось работать с воском и глиной, это завлекало и заставляло забыть о дурных мыслях. Диппер же нашёл своё место в игре на гитаре, которую всё хотел освоить в процессе путешествия. Только вот тогда, когда отряд бросало от приключения к приключению, подвергало опасностям, времени на инструмент просто не оставалось. Теперь же, когда он брался за гитару, бережно пытаясь что-нибудь из неё извлечь, вокруг было спокойно и хорошо. К ним обоим приходили врачи и учителя, чтобы подростки не пропускали важные части школьной программы. Диппер даже помнил, как приходили одноклассники. Без навета учителей, сами. Принесли большой бисквитный торт и какие-то шарики, организовав посиделки на половину дня. Признаться честно, свой класс он недооценил. Узнав, сколько времени Диппер находился у врача и более-менее осознав причины, по которым он систематически пропускал занятия, они даже посочувствовали им. Сестра же тщательно старалась делать так, чтобы ей не сопереживали и вообще не зацикливались на их травмах. Это ведь не главное, верно? Важно как можно быстрее от них избавиться, забыть, выбросить из головы, смотать в клубок и навсегда выкинуть. Именно потому было важно собрать внимание на других вещах, а не на размусоливании того, что произошло. Потому-то они и пили таблетки, получали утренние уколы в вену. Поэтому легко заметные вены Мейбл были без единого следа, в то время как вены её брата, глубоко спрятанные, с трудом давались медсёстрам, из-за чего рука покрылась синяками. Со временем те и вовсе обрели причудливый травяной цвет. Прорвавшись сквозь мозоли и нытьё, пальцы Диппера спустя время научились сосуществовать с гитарой, и этим он занимал себя, попутно собирая вокруг себя людей из соседних палат. В каком-то смысле, именно этот центр дал ему понять, что мир вокруг, если правильно на него смотреть, очень даже добрый. По крайней мере, для него стали резко неправы те, кто постоянно ругал людей, считая, что хороших и тёплых не осталось, что все измельчали. Теперь он мог вот таких неверующих в человечество просто послать подальше. Джонатана, как выяснилось позже, судили за сделанное и даже отправили в колонию, о чём сестра уже давненько не тосковала. И в очередной раз клятвенно пообещала, что тридцать раз пересмотрит свои взгляды на настоящую любовь, хоть Диппер и знал, что это неправда.

Его друзья тоже приезжали первое время. После всего того, что случилось, расследование ситуации затянулось ох как надолго, и им попросту не полагалось покидать пределы штата до определённого момента. Вирт был в состоянии отвечать за себя по возрасту, остальных тоже опросили и разослали весточки семьям. Благо, подросткам удалось убедить родителей не приезжать в Калифорнию. Более того, по судам изрядно потаскали их всех, заодно вынудив встретиться с окончательно ошизевшей мадам Франклин. Посреди заседания та вовсе отказалась отвечать на вопросы и впала в истерику, после чего была уведена прочь. Более того, отряду довелось познакомиться с приёмными родителями Ребекки – мистером и миссис Чанг. Те сокрушались, объяснив, что дочь после того, как произошёл случай с её женихом, полностью обрубила связь, оставив им деньги, собранные за годы, и благодарственное письмо. Они искали её, но Ребекка сменила фамилию и полностью исчезла с радаров. И теперь, когда вскрылась её смерть, её сумасшествие, что психиатры считали излеченным, тем предстояло обдумать многое. Диппер хотел поговорить с ними, но Чанги слишком быстро уехали, а после и его с сестрой увезли обратно в центр. Почему-то перед ними он чувствовал себя виноватым.

Каждые выходные мама забирала их домой, возвращая в любимую комнату и не умея перестать их обнимать. Отец был вынужден снова уехать в незаконченную командировку, а бабушка осталась опекать мать, сохраняя в доме спокойствие. Она мягко покуривала длинную трубку и вела себя с внуками так, словно ничего не случилось. Не акцентировала внимание на смерти Ребекки и всем, что было до этого. Не заставляла их обоих вспоминать. Более того, выходные обычно проходили насыщенно. Планетарий, кино, долгие прогулки по городу, и даже покупка собственной ударной установки для Мейбл – она уж очень сильно загорелась желанием играть вместе с братом. А потому, если бабушка спала днём, а маму вызывали отработать ещё несколько дублей – эти двое выбирались на улицы, собирая кое-какие деньги за свою игру. Мейбл ударные доставляли собственное безбашенное удовольствие, и очень скоро она к ним привыкла, научившись как следует работать с ритмом. Правда, она так и не поняла, что тихо играть на них невозможно, а потому несколько раз больница просыпалась от характерного шума, и порой у Мейбл изымали инструмент, чтобы хоть кто-то смог поспать. Всё-таки мышление ребёнка у неё останется навсегда – озорное, шаловливое, безумное и источающее свет. Она росла, одновременно меняясь и не меняясь – и Диппер обожал сестру за это.

Ещё одной хорошей новостью для него стал неожиданно крепкий и хороший сон. Обследовав его после происшествия, врачи на удивление не обнаружили склонности к тем самым паническим атакам, что были указаны в его карте. К тем самым, что прежде диагностировали, и не раз. Доктора тщательно перепроверили ситуацию, но Диппер и правда спал крепко, как никогда прежде, да ещё и удивительно долго, до полудня, а то и больше. Близнецы Пайнс не ощущали себя жертвами или теми самыми ?подростками с хрупкой психикой?, о которых все говорят. У них были друзья, любящая семья, общие интересы к музыке, да и шансы полностью избавиться от последствий произошедшего были отличные. Кажется, что даже сам Пьедмонт для них стал слегка солнечнее, чем обычно. Ну, ещё бы. Каждый день они могли проводить так, как хотели. Учительница выезжала к ним, помогая догнать общую программу. Одноклассники и друзья периодически навещали, а по выходным приезжала мама на машине и забирала их обоих домой. Симптоматика, правда, улучшилась далеко не сразу. Другие врачи долго беседовали с ними обоими о чудесах Гравити Фолз и о Билле как таковом, но, что довольно очевидно, не поверили. Это не было странно, чтобы поверить в чудеса этого орегонского городка, надо там побывать. Самолично ощутить гнома, спящего в твоих волосах, пройтись по меняющемуся день ото дня лесу, который то лазурный, то розовый, то жутко-чёрный. Подраться с единорогом и потанцевать с зомби. Пообследовать немного инопланетный корабль, погребённый под городом, а потом остаток вечера провести дома за просмотром ?Призрачных агрессоров?, обложив себя газировкой, горячими бутербродами и сестрой, что нервно кусает губы, переживая за самого красивого из актёров. Диппер понимал, что ему следует делать, как только закончится лечение.

Письма от друзей приходили регулярно, да и по тому же самому скайпу не пообщаться было просто грешно. Время шло, и спустя целый год, когда судебные разбирательства кончились, тем настало время разъезжаться по домам. Тогда они весь день провели вместе, это, помнится, была суббота. Коралина затеяла поход в горный комплекс с сетью заброшенных храмов и пещер, где они и провели целый день. Холодные пещеры со старинными святынями внутри, тёмные туннели в них с летучими мышами под потолком. Множество разных историй про эти пещеры от экскурсовода. Красота и сияние заповедных территорий, невероятно далёкие виды с горы куда-то прочь. Кажется, они даже видели дорогу, по которой возвращались домой с Фишерами. Они сидели на травянистом склоне, что открывал вид на огромный меловой карьер, ели бутерброды и разговаривали, сами не свои от невероятного вида. Закатное солнце слегка припекало головы, чередуясь с летним тёплым ветром. Пайнс играл для них на гитаре, и все пели известные песни, стараясь не особенно шуметь. Диппер даже и не заметил сперва, как они все разъехались. Как Норман поцеловал Джонси на прощание, вызвав у всех улыбки, а Пайнсу на прощание вручил свою красную толстовку, подписав её маркером. Как Кортни, оттарабанив с очередным своим любимым медовый месяц, усадила младшего брата в машину, очевидно собираясь подвергнуть расспросам о его первой и единственной пассии. Как Вирт заводил мотор сданного на сохранение родительского автомобиля, велев Грегори и Фриск пристегнуться. Диппер в тот день клятвенно пообещал, что навсегда сохранит его подаренный сборник с нотами и даже разучит несколько композиций по мере сил. Фриск не смогла попрощаться, её загрузили в машину уже крепко спящей. А Грег, прилипший носом к стеклу, наговорил столько приятных сердцу вещей, что едва ли оставались силы всё это принять. Последней уехала Коралина, которую поздним вечером близнецы сажали на поезд. Причудливый запах вокзала, толпа людей, и сама Джонси со своей сумкой, в побитых джинсах и лёгкой футболке с принтом кошачьих голубых глаз. Она выглядела усталой, но очень счастливой. Обняла близнецов на прощание и поспешно забралась в поезд, осталось ведь всего пять минут до отправления. Вокзал почему-то мгновенно опустел, а Пайнсам пора было возвращаться домой.

Вечерний Пьедмонт был, пожалуй, слишком хорошим местом. Слишком зелёным, слишком уютным, слишком игрушечным, словно здесь снимается кино. Откуда-то ненавязчиво играли знакомые мотивы The Animals, под которые ноги Мейбл, облачённые в смешные босоножки с цветами, лихо приплясывали. Фонари поигрывали с чернильным сумеречным небом, откуда-то доносился смех. Зелёные кроны деревьев парка, через который надо было пройти, чтобы попасть в свой квартал, мягко шуршали над головой. Близнецы не хотели домой, а потому позволили себе немного посидеть в центре парка. Посреди сквера красовался фонтан, что совсем недавно включили. Он подсвечивался разными цветами, создавая большую праздничную иллюминацию и праздник для глаз. Некоторое время они молчали.

- Не верю даже, что всё это кончилось, - неожиданно для самой себя заговорила Мейбл. Она внимательно смотрела на тысячи капель воды, что переливались в фонтане туда-сюда. Очевидно, крепко задумалась о чём-то, - В том смысле, что…ну сам посмотри, Диппер. Мы вернулись из Гравити Фолз уже почти четыре года назад. Понимаешь, как давно?

- Честно? Не понимаю. У меня всё ещё такое чувство, словно нам по тринадцать, а не шестнадцать.

- Вот именно. Я про это тебе и говорю. Вот пройдёт ещё годик, кончится наша с тобой терапия. А что дальше будем делать? Готовиться к поступлению в универ или что? Вот серьёзно, я сама не понимаю, как жить дальше, а про тебя и думать страшно. Сколько времени у тебя был кисель в голове?

- Да я и сам не знаю. Будто за эти четыре года вообще ничего не изменилось. Я уже пытался представить, что пойду учиться на фотографа или журналиста. Помнишь, как я хотел? Странно, почему в двенадцать я представлял своё будущее куда лучше, чем сейчас? – выдал Диппер после недолгой паузы. Он, в отличие от сестры, смотрел в асфальт, чуть хмурясь, - Я настолько привык к тому, что всё вокруг застопорилось, что страшно жить дальше. Привык, что в голове кисель, что ночью должен плохо спать. Как бы это объяснить…- Привык, что мы с тобой оба психи, - неожиданно рука Диппера ощутила знакомое тепло. Мейбл взяла ладонь брата в свои, неожиданно посветлев, - Что мы ненормальные, что всё у нас с тобой всегда не так. У всех дома собачки и котики, а у нас свинка. Все наши сверстники провели лето в туристических походах и за мониторами, а мы с тобой спасли целый мир. Да и встреча с твоими друзьями навела меня на одну очень-очень умную мысль – на странных людях держится мир. Все гениальные гении, вроде того же самого Форда, были с огромным таким приветом. Все нынешние уникальные люди настолько мозговитые, что остальные считают их безумными. А ваша команда? Просто представь, сколько хорошего вы в итоге сделали! Спасли целый город от зомби, другой город – от жуткого существа, которое превращало людей в деревья. А в третьем вообще изгнали ведьму, ухитрившись даже ей дать своё счастье. А вы, казалось бы, всего лишь кучка людей, которые друг друга поняли, - кажется, сестра сама не заметила, как разговорилась.- Ерунда, Мейбл. Для этого необязательно быть странным. Надо всего лишь быть человеком.

- Но тогда почему тех, кто хочет быть человеком, остальные люди называют странными? – она лукаво прищурилась, поставив Диппера в краткий ступор, - Вот именно. Нам с тобой нельзя быть нормальными. Нельзя отказываться от пережитого. Мне врач сказал, что это всё фантазии, буйное воображение, которое надо выплёскивать. Это даже не враньё, он просто ничего не видел и не увидит, потому что заранее ничего не воспринимает всерьёз. А вот был бы ты врачом, и твой пациент рассказал бы тебе такое – ты бы поехал и проверил, что происходит.

- Я никак не пойму, к чему ты ведёшь. Думаешь, наша странность даст нам какой-то особенный путь в будущем? Или что?- Ну почему, - отвечая на озадаченный взгляд брата, Мейбл улыбнулась вновь, буравя его блестящими от фонарей глазами, - Ты можешь жить, как и все другие люди. Мы оба можем. Поступить в универ, работать, жениться, выйти замуж, завести кучу детишек. Вот только однажды то, что случилось, всё равно о себе напомнит. И мы будем должны к нему вернуться. Помнишь же? Гравити Фолз притягивает к себе всё странное, - она немного помолчала, словно дав брату обмозговать эту фразу, а сразу после подскочила на ноги, потеряв нить разговора, и направившись куда-то в сторону уличного музыканта, что играл неподалёку. Наверное, подкинуть ему монетку.

Прошёл ещё один год примерно в таком же режиме. Пайнсы сдали экзамены, находясь в клинике, и получили билеты в большой взрослый мир. К тому моменту им обоим уже было семнадцать с большой половиной. Мейбл выписали пораньше, в марте, а к концу весны уже и Дипперу объявили о прекрасном психическом здоровье. Настал тот момент, когда разговоры о Ребекке Хиллс перестали вызывать в голове картинку её размазанного тела, когда организм, истощённый когда-то курением, паникой и периодическими голоданиями, пришёл в порядок. Он даже наконец-таки смог созвониться с обоими прадедами, которые за эти несколько лет изрядно накатались по морям и теперь вернулись домой, в Орегон. Он отлично чувствовал, как сердце защемило от того, насколько же сильно он скучает по всему, что оставил там, в мистическом городке. И того самого подарочного листочка с подписями уже не хватало. Особенно когда выяснилось, что тетрадка, найденная в Ашленде на чердаке дома, была собственностью Форда. Он останавливался в Розовом дворце, когда по молодости бороздил страну в поисках странностей, и оставил свои записи там, когда суеверные жители города погнали его по какой-то причине прочь. Едва ли узнаваемый почерк и правда очень сильно изменился с годами. Оказалось, что Стэнфорд очень жалел о том, что то дело пришлось бросить, и велел Дипперу всё рассказать при ближайшей возможности. А дядя Стэн просто негромко и хрипло поинтересовался, когда они уже, наконец, приедут, ведь вживую рассказывать будет куда проще и интереснее. Он не был особенно многословен, но, услышав, что внуки идут на поправку, ощутимо повеселел. Стэн был из тех, чьи эмоции можно услышать сквозь трубку, даже если он чертовски этого не хочет.Диппер отлично запомнил, как посетил финальную беседу и получил свою заветную выписку. Как пожал руку лечащему врачу, встретив его ободряющую улыбку сквозь седую бороду. Как бабушка и сестра встречали его около больничного крыльца, как все вместе, закупившись мороженым из-за майской непереносимой жары, отправились домой. Как под вечер приехали мама и папа, притащив с собой две большие пиццы, как все Пайнсы наконец-то собрались в гостиной, смотря ужастики вместе. Такого не случалось в их семье уж слишком давно. Слишком долго отец не щекотал Мейбл в страшные моменты фильма, не называл её Кнопкой, старым прозвищем. Уже столько времени мама не пыталась расчесать кудри Диппера, в свою очередь величая его Котёнок. Словно несколько лет было отмотано назад в тот день. Даже отрастающая понемногу свинка присоединилась, поглощая всё, что плохо лежало. Как Мейбл среди ночи поволокла его на их любимое озеро, что находилось в километре от города. Тёплая вода с плотным слоем тумана над ней оказалась невыносимо приятной, и даже то, что сестра столкнула его туда с пристани, не испортило впечатления. Они давненько не были на этом озере вместе, как в далёком детстве, в первом классе. Здесь по-прежнему росла дикая земляника, которую можно было хоть вечность собирать. Дно озера было мягким, песчаным, а ноги просто врастали в него спустя несколько секунд без движения. Развлекаясь со своей сестрой, устраивая с ней состязания по задержке дыхания, брызгаясь и отважно сражаясь на водяных пистолетах, Диппер был уверен, что тот разговор в вечернем сквере она забыла. Это было бы не странно, учитывая, что с того дня прошёл ещё целый большой год лечения. Более того, за прожитые годы она зачем-то свыклась с тем, что её воспринимают фриком, большим ребёнком, и это часто заставляло её не ценить собственные мысли и слова. Хотя вещи, которые Мейбл иногда выдавала, удивили бы любого взрослого академика. Вот только те слова о возвращении к истокам всё-таки не давали ему покоя. Диппер не был готов к нормальной жизни. Он отлично понимал для себя то, что, несмотря на курсы в течение двух лет, проблема всё ещё есть. Она уже не явная, уже не болит и не заставляет сознание кровоточить, да и Билла он почему-то давненько не слышит. Пожалуй, как раз с того дня, когда умерла Ребекка. Он ушёл, дав Пайнсу возможность дойти до одного из ключевых решений в своей жизни самостоятельно. Ведь маленький человек тоже иногда способен что-то решить? Вряд ли Сайфер посчитал бы так, для него все люди одинаково ничтожны, но получалось, кажется, именно так. Диппер не хотел показывать своей сестре волнения, желая сберечь ненадолго её спокойствие. В этом крылась одна из его основных ошибок – воспитанный в мыслях о том, что ныть, плакать и показывать свои проблемы ?не по-мужски?, очень многое он был вынужден прятать внутри. В том числе и от сестры, зная, что она не особо-то ранимая. Обеспечив ей лишь дополнительную опеку, в которой она по своему внутреннему взрослению уже не нуждалась. Не осознавал, как сильна его сестра, как крепка духом и одновременно нежна к нему. Близнецы и правда дорожили друг другом больше всего на свете. Были друг для друга уникальными. И, кажется, оба чрезмерно берегли друг друга. Мейбл для брата была всё-таки ?девочкой?, которую нельзя нагружать и забивать голову проблемами. А Диппер для сестрёнки был всё ещё хрупким, плаксивым, загнанным в угол собственных комплексов ребёнком, который по-прежнему нуждается в защите. Они не взрослели друг для друга, это было странно, но, кажется всех устраивало. И в этот раз Диппер тоже попался в собственную эмоциональную ловушку. Мейбл нельзя было морочить голову. Пускай остаётся в светлом будущем, не будучи в курсе его проблем и не вынужденная постоянно на них глазеть.После выписки миновала неделя, которую Диппер Пайнс провёл в охапке с этими мыслями. До выхода во взрослый мир было ещё далеко, лето только-только занималось своими сочными июньскими красками, запахом прибитой дорожной пыли и отъявленного безделья. Единственное, что омрачало происходящую вокруг сладость – постоянное самокопание, от которого Диппер ну никак не мог отказаться. Он перестал курить, начал более-менее правильно питаться. Остановился в своих попытках проткнуть руку вилкой. От проблемы его избавили, его вылечили. Оставалось лишь сомнение, маленькая тень на душе, что напоминала ему о многих вещах. О том разговоре в парке. О том, что про Билла, который спас его от смерти в последний раз, покатав на космическом поезде, он ничего не сказал. То есть совсем ничего. Никому. Не только сестре, врачи и друзья о Сайфере больше не слышали и довольно очевидно решили, что переживания Диппера о прошлом закончились. Что это существо навсегда покинуло его голову. И именно это оставляло внутри толику беспокойства. Диппер точно знал, что всегда был прав, что этот адский треугольник существует, что всё это время ему очень грамотно лгали. Вот только теперь от этого становилось ничуть не легче. В чём теперь его мотив, чего он добивается, не позволив маленькому человеку умереть? По какому ещё своему плану он свёл в могилу Ребекку? Если он с самого детства терроризировал человека, зная, что этот человек в будущем сможет убить Пайнса, то ради каких ещё вселенских планов он проделал такую работу? Неужели его будущее в восприятии Билла стоит всех этих хлопот? Вопросов было слишком много, а задать их было некому. Его неоднозначные мысли касательно того, кто однажды чуть не убил их всех, не понравились бы сестре, да и остальные бы не оценили. Диппер не должен сомневаться в мотивах Сайфера, ведь тот уже пытался покорить Землю и, как он тогда выразился, ?освободить? её. Но вопрос ?почему? до сих пор не позволял ему спокойно спать. Почему теперь он действует иначе? Неужели хочет с его помощью попробовать отомстить? Вопросов было слишком много, и в одну из ночей именно они и вырвали Диппера из тенет спокойного сладкого сна.

Он сел на своей кровати, кутаясь в одеяло космической расцветки. Невнятное чувство тревоги преследовало даже сейчас, словно он увидел дурной сон и пытается отторгнуть его, проснувшись. Пальцы потерянно стучали по тумбочке рядом с кроватью. Диппер аккуратно, стараясь не скрипеть, повернулся к окну и забрался на подоконник, что был как раз над его постелью. Звёздное небо повисло над Пьедмонтом, окрашивая маленький уютный город во все оттенки синего сразу. Он очень любил рассматривать звёзды, и если ночью вдруг снова не спалось без особых причин, он глазел на небосвод, считая крохотные светила или выглядывая созвездия. Не впервые на глаза попадалась Большая Медведица, которой он был помечен, но сейчас её было трудно рассмотреть, время не то. А вот Малую Медведицу, что зацепилась за полярную звезду, можно было выхватить из общего калейдоскопа. Созвездие Волка он тоже кое-как смог углядеть, а после просто засмотрелся на небеса, впитывая в себя сквозь открытое окошко их ночной сладкий свет. В такие моменты он хвалил себя за привычку не закрывать летом окно вообще. Ночной воздух всегда казался чище, мягче и слаще дневного. А может быть, дело было в том, что он проснулся не от панического страха, а просто так, без видимой причины. Словно кто-то пощекотал его и тут же исчез в никуда. В комнате пахло сырными чипсами и зубной пастой. Где-то за окном, на главной трассе города, через несколько улиц, шумели редкие автомобили. Да и так ли удивительно, что редкие? Электронные часы на рабочем столе показывали 3.50, а сон не спешил возвращаться обратно. А значило это только новую дозу вопросов к себе. Бесконечных. Берущихся из ниоткуда. Несносной тревоги, что лишь нагружала его изнутри.- Не спится, а? Неужели в этом твоём центре тебя ничему не научили?

С непривычки Пайнс даже вздрогнул, чуть не упав с подоконника обратно внутрь. Глаза поспешно забегали в поисках источника голоса, который пропал из его слышимости на целых два года лечения. Взгляд промчался по комнате, спешно оглядел улицу, и только когда застопорил взгляд на небесах, мгновенно всё понял.

Билл Сайфер сложился из звёзд. Там, далеко и высоко над его головой, настолько высоко, что воображение отказывалось заглянуть туда. Звёзды сами, движимые невидимой силой, собрались в огромный контур глаза с тонким вертикальным зрачком и даже несколькими короткими ресницами, слегка подсвеченными нежным ночным светом. Пайнс готов был поклясться, что его сердцебиение в тот момент услышал весь Пьедмонт. Глаз медленно, словно спросонья, моргнул, а небосвод вокруг него стал заниматься яркими красками. Таким космос можно увидеть только в фантастике от Марвел. Цветным, ярким, переливчатым. Мало-помалу цветное пятно стало расплываться на все небеса, заставляя парнишку замереть. И только спустя несколько секунд Диппер поймал себя на непроизвольной и чертовски счастливой улыбке. Он был рад. Невозможно счастлив тому, что это адское существо снова наладило с ним связь.

- Ты только посмотри, а. Он мне ещё и улыбается. Похоже, ты и правда не извлёк никакого урока из того, что случилось, - голос, раздающийся в голове, лишь отдалённо напоминал привычный тембр Билла. Сегодня он был гулким, словно отдаваясь во всех концах Земли, и даже не резким, как всегда. Напротив, он затягивал, зачаровывал, оставаясь в то же время слишком странным.- Не поверишь, извлёк, - Диппер перебросил ноги на улицу, не умея оторвать взгляда, - Правда, не уверен, какой именно. Честно, я и не думал, что ты выйдешь со мной на связь ещё раз.

- И, дай угадаю, у тебя снова накопились ко мне вопросы, а? Почему то, почему это, куда я исчезал и зачем вернулся?- Вообще-то да. Но задавать я их тебе не буду. Ты мне прямого ответа всё равно не дашь, только через сделку. А сделка с тобой – это контракт с Дьяволом.