Мы никогда не будем нормальными (1/2)

Диппер уже давно запомнил важный для себя урок. Каждый раз, когда ему очень тяжело прийти в себя или просто проснуться – самым лучшим решением для него будет проветривание лёгких. Дышать шумно, глубоко, медленно, как будто ты заново родился, и тебя шлёпает акушер, чтобы ты сделал свой первый вдох. Он вдыхал и выдыхал, чувствуя, как по лёгким мягко побежал слегка спёртый больничный воздух. Он уже отлично знал, где находится. Билл объяснил ему. Друзья воспользовались высланным адресом и почему-то решили приехать за ним. Спасли, вызвали медиков и не дали умереть от рук сумасшедшей. Или не умереть? Он не знал, что точно произошло, и каковы были мотивы мисс Хиллс. Не знал, сколько пролежал в таком виде, точнее, сколько пролежало его тело, пока сознание пыталось разгадать загадку поезда. Под спиной чувствовались приятные хрустящие простыни, а голова была неслабо перемотана, видимо, в попытках защитить рану. Диппер помолчал ещё немного и открыл глаза. Белый потолок, как и всё вокруг. Закрытые шкафчики с бутылочками и пузырьками, светлое утро за окном и мягкие лучи солнца, что сегодня сменило дождь и рискнуло тоже поприветствовать пробудившегося Пайнса. Откуда-то из-за стекла раздавались птичьи трели, ведь весна уже почти кончилась, готовясь уступить место лету. Где-то в коридоре разговаривали между собой медсёстры, попутно чем-то шурша. Но самым явным и самым болезненным для него звуком оказался совершенно другой. А именно плач, что раздавался совсем близко, по его правое ухо.

Мама. Его любимая мама, укутавшись наспех в больничный халат поверх любимого платья, была просто неузнаваема сейчас. Спутанные каштановые волосы, не залитые лаком и на вид всё такие же мягкие, как и прежде. Дрожащие руки и дёргающиеся от всхлипов угловатые плечи. Макияж, явно нанесённый уже много часов назад, был безбожно размазан по лицу. Страшно было думать о том, что она пережила, узнав о том, в каком положении оба ребёнка сразу. Диппер не сразу смог это сделать, но, как следует продышавшись, наконец подал голос:- Мам?

На секунду всё стихло, и миссис Пайнс обернулась одним резким движением. Увидев её взгляд, Диппер был готов поклясться, что схлопотал как минимум пару седых волос в свои пятнадцать. Такого взгляда он не видел ни у кого и никогда в своей жизни. Ему было не понять, что всё это время чувствовала мама, но от одной мысли об этом становилось жутко. Аманда Пайнс была бледна и неподвижна пару мгновений, а карие глаза с красной сеточкой тоненьких сосудов на белках стали снова наполняться слезами. Она сорвалась с дивана, на котором сидела, и в ту же секунду Пайнс ощутил так давно необходимые объятия мамы. Чувствовал, как она дрожит, как хватается похолодевшими пальцами за больничную сорочку, как рыдает ему в плечо, потеряв все силы и веру в жизнь вместе со своими детьми. Мама рыдала, рыдала так, как не доводилось ни на одних своих бесчисленных съёмках. Диппер прижался к ней покрепче, вновь ощущая знакомый запах шиповника, застоявшихся духов. Тостами не пахло, только валидолом. Пайнс старался успокоить, дать маме отдышаться хоть немного. Она хватала его за щёки, отчаянно зацеловывала и ничего ровным счётом не могла произнести вслух. Дрожащая рука мамы схватила мобильник, поспешно нажимая пальцами на сенсор, и только тогда она кое-как сумела выдавить из себя сиплым голосом попытку призвать ещё и отца. Видимо, он примчался из командировки сразу же, узнав о жутких новостях.

- Ю…Юджин. Возвращайтесь сюда, скорее. Он тоже проснулся.Спустя буквально минут десять комната заполнилась людьми до отказа. Приехали папа и бабушка, выдернувшись каждый из своего насиженного места. Спустя ещё минут двадцать ворвались друзья большим гвалтом, словно в той самой легендарной сцене из ?Властелина колец?. Дипперу казалось, что уж очень давно он не был настолько счастлив. Слишком давно не получал столько объятий, столько улыбок, столько исполненных счастьем слёз. В эти минуты было совершенно точно ясно, что у Диппера Пайнса есть всё. Семья, максимально крепко любящая, самые верные на свете друзья. Сестра, которую он пока что не видел, но она, как оказалось, спала в соседней палате в стабильном состоянии. И скоро можно будет навестить её, как проспится. А ребята даже принесли маленькую Фриск, которую завезли сюда Фишеры. Девочка много улыбалась и лезла к Дипперу на руки. Кажется, рану ей обработали, и она была вполне хорошего самочувствия. Кажется, сегодняшний день не мог стать прекраснее. Зарёванная мама никак не могла отпустить его руку, и в конечном итоге врачам пришлось увести её, как и остальных членов семьи, чтобы те успокоились и пришли в себя.- Миссис Пайнс нам столько всего рассказала, когда мы встретились здесь, - Вирт, закутавшийся в халат, как и остальные члены отряда, мягко улыбался.- Что…что произошло? Я не хочу расспрашивать маму, она так напугана. Может, вы чего-нибудь знаете? Что вообще было?- Перестань пытаться вставать и выслушай, ладно? – Джонси мягким движением опустила его за плечо назад, на кровать, в обнимку с Фриск, что никак не могла перестать нежиться, - Когда мы приехали к мадам Франклин, никакого собрания там не было, хотя время соответствовало. Она сидела там одна, посреди кабинета, на стуле. Запрокинула назад голову и бормотала что-то. Мы хотели хоть какую-нибудь беседу провести, но только заслышав имя мисс Хиллс, она впала в истерику и заперлась в подсобке, крича, что мы пришли её убить. Норман стал тебе звонить, но ты не реагировал. И мы решили, что с тобой случилась беда.

- Нашли тебя, лежащим на полу в обнимку с Мейбл. Она под снотворным, а тебя явно по голове жахнули. Кровь шла, мы так боялись, что ты умер, - Норман едва дышал, кажется, переволновавшись.- Я знаю, что вы спасли меня, опоив чаем с прахом Моки. Это правда? – Пайнс оглядел лица своих друзей, задавая ещё множество немых вопросов.- Отчасти, - Вирт пожал плечами, встретившись взглядом с другом, - Это был просто прах, растворённый в воде. Я знаю, ты спросишь, кто подсказал. Не поверишь, но…кажется, внутри меня в тот момент заговорил Зверь. Я точно помню, что услышал его голос в голове. Он нашептал какую-то загадку про прах и твой разум. И эта штука помогла тебе продержаться до приезда медиков. Понятия не имею, как тебе вообще это удалось, учитывая, что у тебя до чая даже сердце не билось. Боже, ну и напугал, видит Бог.

- А…а что же Мейбл? Как она туда попала? Почему она была у мисс Хиллс? Её похитили?- Не-а, - Грегори ободряюще улыбнулся, - Мы побыли с ней, когда она проснулась. До тебя, в соседней палате. Сейчас она уснула назад, но до этого сказала, что собиралась в поход с друзьями. А потом её какой-то близкий мальчик завёл её в подвал и ударил по голове. Его ещё звали так смешно, то ли Джордж, то ли Джим…- Джонатан, - поставил точку в судьбе очередного парня своей сестры Диппер. А ведь этот придурок Рейнольдс никогда ему не нравился. Вёл себя по отношению к Мейбл как последняя мразь, а народ на это глаза закрывал, - А сама мисс Хиллс где?- Её не было на квартире, когда мы пришли, - Норман немного разочаровано покачал головой, - А то бы мы её, наверное, на куски разорвали за это. Да и мобильный твой она, видимо, унесла. И ту штуку, которой тебя ударила.

- Это…это нестрашно. Уверен, мы её ещё найдём. Ребят. Ребят, спасибо. Не представляю, что бы со мной было без вас, да и вообще…спасибо, что вы появились в моей жизни.

Он смотрел на их лица и отчётливо видел, как на них появляются такие разные, такие удивительные улыбки. Коралина улыбалась чуть снисходительно и мудро, словно сестра или мама. Вирт – устало и счастливо, как после смены в угольной шахте. Улыбка Грегори была по-детски счастливой и источала солнце. Норман улыбался сдержанно, хотя взгляд его говорил о внутренней буре эмоций. А улыбка Фриск была спокойна и безмятежна, как и вся эта девочка.

Тепло объятий крепкого клубка из сплетённых душ, что столько времени провели вместе, обретя друг друга в такие нужные моменты жизни, согрело комнату. Словно во всём мире стало гораздо теплее. Он не помнил, что чувствовал нечто подобное с того дня, когда кончился Странногеддон. Когда он понял, что его семья спасла целый мир, что мог сгореть в вечном пламени Билла. Когда он снова смог посмотреть им всем в глаза и понять, что всё в порядке. Может и не навсегда, но сейчас точно в порядке.Точно также было и сейчас. Они все вокруг него, все живы, все целы. Наверняка мисс Хиллс от своего не отступится и появится снова. Однажды. Но сейчас мягкое, невероятное, казалось бы, невозможное для подростка чувство безмятежности окутывало с ног до головы, словно большое мягкое пуховое одеяло. Он тыкался в них всех носом, словно маленький ребёнок, чувствуя в себе невыносимое желание заплакать. Словно что-то в этот момент вырвало его из коматозного мерзкого сна, в который он угодил после того, как уехал из Гравити Фолз. Хотелось жить дальше, вдохнув в себя чистый калифорнийский воздух. Хотелось по-настоящему вылечиться, твёрдо стоя на ногах и понимая, что вокруг к чему ведёт. Он отлично осознавал свою ошибку. Прежде, до всех этих приключений, его любовь к миру притупилась. Он переставал замечать прекрасные, тёплые, всегда любимые вещи. Печальные взгляды усталых глаз мамы, горячую пасту с сахаром от сестры. Звонкий смех Пита Энистона, и вот это его вечное ?Чувак, ты как??. Да даже тех же котов около мусорки, что видят его издалека и заранее ластятся к ботинкам, зная, что им принесли покушать. Пайнс думал только о себе, только о своей невнятной психической болячке, которую уже давно пора выкинуть из головы и осмелиться жить. Да, Билл существует. Но если Диппер будет ныть и депрессовать, как делает добрая половина подростков его возраста, то вряд ли он сможет что-то с этим сделать. Или, быть может, дело и правда в том, что самая важная загадка для него на данный момент всё-таки решилась?

Ребят достаточно нежно и ласково выставили из палаты, когда прогремел отбой. Они клятвенно обещали навестить его снова завтра, тем более, Аманда Пайнс разрешила отряду на какое-то время жить в их доме. Мама вообще была женщиной довольно широкой, особенно если дело касалось детей. За окном очень скоро разлилась прекрасная чернильная синева небес, на которой мелкими пятнышками от кисти художника возникали звёзды, одна за другой. Он всё ещё видел треугольники, а не созвездия в этих звёздах. Но теперь, кажется, Диппер вовсе этого не боялся. Не бежал, как маленький трусливый олень от охотника. Пожалуй, скоро он всё-таки сможет заснуть обратно, а завтра, если повезёт, встретится с Мейбл. Пока что он ещё толком не осознавал, как сильно без неё соскучился. Сколько было надумано мыслей, когда она не брала трубку? Пожалуй, даже сейчас он не смог бы все пересчитать. Главное сейчас, наверное, быстрее заснуть. Чем быстрее он погрузится в сон – тем скорее наступит завтра. Диппер всегда убеждал так себя, например, перед днём рождения в желании набраться терпения. Забавно, кажется, в некоторых вещах он всё ещё ребёнок. Тот, каким был ещё до Гравити Фолз.

Он даже не очень хорошо услышал скрип двери, заглядевшись лучистыми глазами на звёздное небо. Или дверь взаправду не скрипела? Так или иначе, чьё-то чужое присутствие в комнате дошло до сознания Диппера не слишком быстро. Кажется, уж слишком сильно он погрузился в своё счастье. Звук шагов был, но невероятно тихий, кажется, вошедшая в палату фигура была в балетках или танцевальных чешках без подошвы. Боковое зрение позволяло разглядеть лишь белый сестринский халат, небрежно болтающийся бейдж на шее и достаточно знакомый силуэт, чтобы начать нервничать. Стоило Пайнсу обернуться, встревожившись и выпав из своего мягкого забвения, как сознание мгновенно пронесло внутри себя заветные страшные слова – Ребекка Хиллс. Она стояла над ним, уставившись прямиком в оторопевшие тёмные глаза мальчика напротив. Взгляд Ребекки был усталым, измученным и невероятно нервным. Он словно постоянно бегал по комнате, создавая ощущение параноидального страха, повисшего в комнате чёрной тенью. Руки, слегка подрагивающие отчего-то, висели вдоль тела, а когда-то идеальные блестящие и мягкие волосы были собраны в тугую и невероятно растрёпанную косу. Что-то остановило Диппера от крика на всю клинику о том, что надо её задержать. Она приложила тонкий палец, слегка дрожащий от непроизвольного тремора, к побелевшим губам и села на небольшой стул рядом с его кроватью. Звёздный свет окутывал её лицо сладкой пеленой, но она всё равно не могла стать прежней. Диппер при всём желании не был в состоянии узнать своего врача. Она словно полностью переменилась за всё то время, пока Пайнс странствовал с друзьями. По крайней мере, память запомнила мисс Хиллс как совершенно здоровую, спокойную, уверенную в себе и вместе с тем невероятно прекрасную и нежную женщину. Взрослую, мудрую, любящую наставницу, что вела его, такого неуверенного и слабого, за собой. Что же он видел перед собой сейчас? Пожалуй, слова ?навязчивый невроз?, что первые пришли в его голову, вместе с тем оказались и самыми верными. Её руки бил тремор, глаза постоянно бегали, не умея сфокусироваться. Кожа невыносимо побледнела, и дело тут было явно не в свете звёзд, что капал на лицо. Под глазами красовались даже не то чтобы круги, а уже приличные вмятины, словно кто-то сделал их вручную на податливом лице Ребекки. Кстати говоря, сама форма этого лица несколько изменилась. Мисс Хиллс сильно осунулась, обнажились скулы, выступили вены на тонких запястьях. Каждый едва слышный выдох сопровождался лёгким, еле заметным хрипом. Сам силуэт тоже растерял свой когда-то, сказать по праву, невероятно красивый вид и форму. Она стала куда тоньше, куда слабее на вид. Не только во взгляде или мимике, но в каждом её мало-мальски заметном движении сквозила уничтожающая, тёмная обречённость, чувство неотвратимого. Она попыталась улыбнуться, хоть и получилось довольно жалко.- Привет, малыш Диппер. Прости, я знаю, сейчас не твоё время приёма. Но я просто не могу ждать.- Я буду краток, мисс Хиллс. Вы рассказываете мне всю правду, а я не нажимаю на кнопку вызова санитаров, вмонтированную в тумбочку, ясно? – Диппер сам не ожидал, что его голос может звучать настолько серьёзно и даже сурово. Особенно после такого долгого счастья. Лучше не вдаваться в панику всеми этими ?что вы здесь делаете?, а спросить сразу и по существу, - Вы хорошо меня знаете. И знаете, что даже в самой плохой ситуации я ищу компромиссы.

- Верно, мой милый. Совершенно верно. Можно? – получив немое согласие, она взяла с тумбочки кружку с водой и поспешно из неё отпила, - Я полагаю, ты хочешь знать всё и сразу. С самого начала, так? Тебе точно интересно то, что ты спрашиваешь?- Рассказывайте.

- Итак, малыш Диппер. Эта история началась в штате Мэн, почти как у Кинга, если помнишь. Там я и родилась, в достаточно небольшом городе в самой мечтательной и романтичной семье на свете, как мне тогда казалось. Посмотри только сам: мой папа был невероятным джазменом, потрясающим и ярким музыкантом. Он всегда был галантен, мил и любезен, часто носил костюмы и смешные рубашки, а меня называл, как сейчас помню, маленькой леди. А мама, словно ему в противовес, была загадочным, постоянно себе на уме человеком, находящим свою прелесть в астрономии. Пожалуй, мама была влюблена в телескоп не в меньшей степени, чем в папу. Она очень сильно стремилась стать большим человеком в научном сообществе и рвалась в NASA. Жаль только, что в первое время, кода мы были этакой отважной командой, у мамы вообще ничего не получалось. Словно полоса невезения преследовала. Денег у нас не особенно хватало, и в какой-то момент, когда мне было неделю как восемь лет, отец исчез. Растворился, словно и не было. Он ни на что не реагировал, полиция не могла отыскать его, и нам со временем пришлось смириться с тем, что он попросту нас бросил. Мама пыталась что-то наплести мне о том, что он улетел в космос или вроде того. Но я довольно отчётливо понимала, что произошло. И так же хорошо видела, как сильно изменилась после этого мама. Умоляю, не спрашивай меня, к чему всё это. Поверь, Диппер, ты поймёшь после. Так вот, после того, как отец ушёл, мама вложила всю себя в работу. Я понимала, что она таким образом пытается доказать себе превосходство. Что она лучше, умнее и куда интереснее, чем та женщина, с которой сбежал в Испанию наш папочка. Я понимала это и не доставала её. И, честно сказать, даже удивилась, когда мамины старания начали приносить плоды. Её имя стало всё чаще упоминаться в газетах и специализированных изданиях, её даже снимали как-то для телевизора, и по своей лестнице уважения в научном сообществе она скакала, будто сайгак. Стоит ли говорить о том, насколько это её окрылило? Мне было приятно видеть маму счастливой, даже если это стоило моего преждевременного взросления.

Мисс Хиллс достала из-под воротника свитера небольшой медальон, как во всяческих романтичных историях, и раскрыла его. Внутри красовалась фотография моложавой женщины с буйными кудрями округлой формы. Фото было самую малость винтажное, было отлично заметно ту самую плёнку из 70-х годов. Женщина на фото изумительно улыбалась, чуть прикрыв глаза, а лицо тогда такой молодой Анны Франклин светилось живым счастьем.

- Да, как-то так она и выглядела, Диппер. Эта женщина была немаленькой фигурой в астрономическом сообществе. Правда, обычным учёным её никак нельзя было назвать. Она, помнится, даже дружила с одним из лучших молодых умов того времени, очень мощной фигурой по имени Стэнфорд Пайнс. Да, Диппер, именно с ним она когда-то водила дружбу, пока он не уехал в своё странствие по штатам. И в один прекрасный день она засекла нечто странное над штатом Орегон, в небесах. Она тогда решила, что это едва ли не новый спутник Земли, и помчалась с этим в сообщество. Но высшие чины потребовали более весомых доказательств, и мама, будучи очень упорной женщиной, сорвалась с места. Помню, как она просто влетела в дом после работы и заявила с восторгом на лице, что мы переезжаем в Гравити Фолз. Честно, мне было глубоко всё равно. Пока это нужно маме – это нужно и мне. В те годы, надо сказать, я очень сильно ей гордилась. И мы без промедлений уехали в Орегон за исследованиями. Город мне понравился, я быстро нашла друзей и хорошие места для развлечения, да и школа там была приемлемая. Разве что много совершенно непонятных мне вещей происходило. Но до тех пор, пока мама с восторгом документировала всё о своём небесном теле, а я была в восторге от Дня Первопроходца, всё шло своим чередом. Я не замечала, что происходит с моей мамой, и очень зря. Сперва она просто стала очень рассеянной и, наверное, слишком уж мечтательной. Словно впала в эйфорию, которая бывает у влюблённых. Я спрашивала у неё порой, что происходит, и как-то раз она ляпнула, что встретила лучшее создание во всём мире. Мне хватило ума лишь порадоваться, а вдруг у меня появится новый папа? Но, как ты понимаешь, всё пошло по очень сильной кривой. Всё меньше и меньше отчётов мама отправляла в это своё общество. Всё реже она покидала комнату, практически не расставаясь с телескопом. Из просто милой рассеянной дамочки с долей загадки она медленно превращалась в затворницу. Лишь по ночам она куда-то уходила, и как-то раз, проверив это, я наткнулась на нечто совершенно мне непонятное. Она добиралась до небольшой поляны в лесу, раскладывала там какие-то книги, расставляла свечи в виде большого треугольника. Садилась в него и медитировала всю ночь напролёт. Я спрашивала у неё об этом, и все ограничивалось лишь тем, что ?Он так сказал?. И тогда я начала слежку. Планомерную, длинную, тщательную. Я подслушивала и подглядывала, пропуская учёбу. С мамой происходило нечто странное. Оставаясь в своей комнате, она только и знала, что говорила. И не сама с собой, а с кем-то ещё. В какой-то день мне даже удалось пробраться в её комнату и провести там целый день, оставшись незамеченной, настолько она была невнимательна. И именно в тот день я его и увидела. Большая треугольная светящаяся тень, что спокойно парила вокруг моей милой мамочки и без умолку болтала. Она звала его Билл. Существо, до сих пор мне толком неясное. Он раздавал комплименты, как баранки с патокой на День Первопроходца. Причём говорил именно то, что она хотела слышать всегда. Умная, уникальная, которая ещё всех уделает однажды. Рассказывал о том, какой наш папа был тупой, какую сделал глупость, бросив нас. Сказал, что в Испании он погиб, угодив под колёса, а ведь мама всегда его любила. А теперь слушала о его смерти так, словно ждала этого всю жизнь. Всё было крайне просто, она связалась с чем-то, что очень упорно вешало ей на уши лапшу всех мастей. А она эти самые уши и развесила, впитывая в себя всю эту дрянь. Я понимала тогда, что существо с одним глазом меня точно видело, просто почему-то не стало говорить маме. И на следующий день я попросила маму, когда она завтракала, чтобы та нарисовала мне своего избранника. И она нарисовала едва ли не точную копию отца, разве только более точеную. Более угловатую. Те же зализанные назад чёрные волосы, костюм в полоску, что отлично на нём сидел. Уверенный взгляд, чёрная смольная шляпа-цилиндр на голове и трость в пальцах, облачённых в кожаные мягкие перчатки. Вылитый папа в лучшие годы. Я спросила тогда, как зовут этого мужчину, и она вновь назвала имя Билл. Дела были очень плохи, но я знать не знала, что мне делать. Тогда мне было всего десять лет, и никто бы мне не поверил. Разум мамы плавился, она уже вовсе позабыла о телескопе и о своём проекте. Все её мысли занимал Билл, причём чертовски прочно. Он заставил её убить человека, чтобы опробовать забытые прелести людского тела. Она послушалась и убила мужчину, в которого Билл вселился, играя им, как вязаной куклой. Мама не следила за речью, забывалась в элементарных вещах, а о моём существовании попросту забыла. Я была одиноким ребёнком.