Чужой среди своих (2/2)

Поединок Саше становился откровенно скучен: — Не в гальюн, часом? — окрикнул он.

Шутка была пошлой, но тут же ее подхватили. В толпе зрителей, стоящих за фок-мачтой, раздался смех.

— Уж обождите! А то конфуз выйдет!Конфуз таки вышел, но другой. Беглец с размаху налетел на ящик для такелажа, растянувшись на полу с разбитым носом.

— Плохо пытались, кровь-то вон она! — издалека раздалась чья-то реплика. Было пока непонятно, остались ли у него сторонники, но из-за склочного нрава близких друзей лейтенант среди команды не заимел. Да и соклеветники попритихли.

В сущности, никто не желал открытой ссоры со капитанским подопечным, а видя, как тот непринуждённо орудует шпагой, прониклись уважением. Как-то сразу вспомнилось звание и род его службы, а присутствие в алеутском племени отошло назад.

Когда лейтенант, злой, как сатана, поднялся и едва не на таран кинулся вперед, чтобы поразить, уже все одно каким приёмом, его противник отскочил в сторону, сменив позицию.

Теперь в глаза Луговскому засветило солнце, и он увидел лишь блеснувший клинок, что снова упёрся в его тело и тут жемигом был отдернут.

Они вмиг вернулись на прежние места, и ещё какое-то время расслабленно скользили, ибо моряк уже выдохся.

Белову уже было не просто скучно, ему до смерти надоела эта неравная баталия. Он вскочил на ящик, заставив лейтенанта уколом сверху податься назад.

— Четвертая смерть! Вы не вурдалак? В детстве пугали!

Зрители уже понимали, что будь бывший пленник истинно диким сумасшедшим, он давным давно бы расправился с их неуклюжим, но заносчивым товарищем.

Но сейчас, кажется, под это более подходил последний... Все более теряя самообладание, он стал пунцово-красный и совершал все больше ошибок.

Зато "дикарь", уклоняясь от уколов, лишь всякий раз гибко изворачивался и орудовал шпагой, словно был с ней единым целым.

Ещё пару раз клинок Беловапоказательно касался туловища противника в разных опасных точках, не получая должного сопротивления.

— Вы умерли в седьмой раз, сударь! С вольтами, вижу, не знакомы?! — рассмеялся он, после того, как опять пригвоздил запыхавшегося противника к самой мачте, где тот обессиленно повис спиною на веревочной лестнице.— Что здесь происходит? — Корсак появился внезапно, как только ему доложили о дуэли.

Белов прямо встретил его сердитый взгляд и озорно подмигнул.

— Да вот я предложил господам немного размяться... Но, кажется, ваш офицер подустал... Сами-то не желаете? Может, покажем, чему обучались?

Корсак, прищурясь, покачал головой, догадываясь о причинах. "Несомненно, этот Луговской таки нарвался, с ним вечные проблемы... Давно бы стоило под суд за дерзость... А Сашка опять за своё, никуда натуру не денешь..."

Лейтенант, уцепившись за канаты, с трудом выпрямился под ироничными взглядами сослуживцев и, пробормотав то ли угрозы, то ли обьяснения, угрюмо направился в каюту, шмыгая кровящим носом.

— К лекарю сходите! А после немедля ко мне! — крикнул вслед Корсак.

Друзья, стоя напротив друг друга, оба усмехнулись. Быстро подхватив от зрителей шпагу, Алексей стал в меру.

Каким-то образом им удалось, не сговариваясь, каждому чередовать победы с поражениями. Офицеры восторженно галдели, когда Белов отбил с явного позволения капитана его отточенный приём, тут же уступив ему на следующем.

В конце концов они оба начали выдыхаться, и пора было переходить к показательному финалу, ибо останавливаться на ровном месте никому не хотелось.

— Вот же провокатор! — Корсак выдержал сильный удар слева.

Белов воскликнул: — Браво, капитан! А раньше это терпеть не мог! — и тут же перескочил на другую сторону и уколол сверху из-под руки.

— Рука на штурвале окрепла! — Алексей подбил конец клинка своим эфесом и в ответ быстро ударил сбоку под руку.

— О, фальконад? Я долго его учил! — Саша тут же закрылся ответным уколом. — Пожалуйте рипост!

— Прекрасно вы учились... капитан! Вон, смотрите... откуда выходит... цвет гвардии — из флота! — парировал его друг удар, успев жестом указать команде на одноклассника.

— Так некоторые во флот... возвращаются! — подхватил "цвет гвардии", и быстро атаковал, заставив закрыться.

В конце поединка оба под аплодисменты прислонились к борту, немного запыхавшись.

— Ээх... молодость моя беспечная! — весело воскрикнул Корсак, — Как же ты меня тогда бесил тренировками...

Белов, рассмеявшись, ткнул его кулаком в плечо: — Так ты уверял, что моряку это не надобно! Это ж кто так умудрился тебя добесить?

— Жизнь!!

Они оба расхохотались.Уже расходясь, офицеры ещё раз представились, назвавшись уже по именам. Белов, подавая руку первому, своему секунданту Иванкову, едва не представился Имагми.

Кажется, двух показательных поединков и последующей совместной трапезы оказалось вполне достаточно, чтобы его условно приняли в морское сообщество.

Даже злопыхатели отказались от вражды, за исключением одного человека...— Я, право, не желал дуэли, господин капитан. — произнёс сконфуженный Луговской, отведя глаза, когда явился перед Корсаком. —Ваш друг слишком обидчив и скор на выводы...

Обычно Корсак был доброжелателен с подчинёнными, но бывали исключения. Он прямо посмотрел на офицера и угрожающе заговорил, с каждой фразой раздражаясь все больше.

— Вы опять нарушили моё распоряжение? На шканцы захотели за попытку бунта? А после под суд? Впрочем, капитан Белов укрыл ваше недостойное моряка поведение, однако мне доложили другие. Вы злобно судачили, высмеивали, даже дерзили, хотя я настоятельно просил...

— Но... ваш друг удовлетворение уже получил сполна... Я приношу свои извинения за участие в драке... — бормотал тот.

— Его высокоблагородие, а не просто "ваш друг". Мы здесь все не на прогулке... А извиняться вам надобно иначе: "Я нарушил приказ капитана, нарушил кодекс морской чести и ни за что обидел человека, вместо того чтоб оказать ему поддержку, притом старшего по званию". Видимо, так?

Ах да, ещё! Займитесь своим фехтованием, лейтенант... Мне в команде неумехи лишние... И еще одно своенравие, поимейте ввиду...

Угрозы подвергнуться публичному наказанию он получал и раньше, но добродушие командира всякий раз брало верх.

"Хотя... — самодовольно подумал лейтенант. — пока что ничего ужасного за мною и нет, за что можно привлечь к суду, самому находясь в тысячах миль от оного, да ещё и в опале.

Подумаешь, оскорбил ещё более опального офицеришку... Старше по званию? Как бы не так! Почему же сей "капитан гвардии" сейчас не гоняет на плацу придворную роту? В столице, коли доберутся, с них обоих спесь сойдёт... А доберутся ли ещё..."

По скрытой ухмылке Алексею было ясно, что враждебность его затаилась, подкрепившись перенесенным позором, но как именно это проявится, было неведомо.