Чужой среди своих (1/2)
Уже на следующий день Белов почувствовал на себе пристальное внимание, что благодаря предупреждению командираскрывалось под маской вежливости.
Его рассматривали со стороны, не просто как нового члена команды, а как чужака, что запомнился враждебным приёмом на берегу, а ныне пользуется особым статусом, да настолько, что удостоился свободной каюты в шкиперской части.
Разумеется, желая поскорее отвлечься после тяжёлого разговора, он привёл себя в надлежащий военнослужащемувид. Отросшие до плеч волосы были немного подрезаны и забраны в ленту, а лицо, наконец, освободилось полноценной бритвой от щетины.
Глядя на приятного лицом, прекрасно сложенного мужчину во флотской одежде, было уже трудно представить его в дикарском облике. Но колоритный вид и поведение на острове было запомнено и пересказано очевидцами, и в результате в нем все одно видели опасного чужака.
О том, что бежавший из племени опальный гвардеец — школьный друг капитана, 30летние и моложе подчинённые Корсака знали только понаслышке, ибо новая команда собралась уже после 55 года и даже в Навигацкой школе их пути не пересеклись. Да и морская служба не позволяла хорошо знать придворных служащих.
Но никто не желал себе признаваться в основном мотиве неодобрительных домыслов. А ими послужила все та же, вечная для моряков, угроза нехватки воды, не взятой благодаря бурной встрече их начальника со своим странным другом.
Следующего острова за два дня не встретилось, а запасы питья в бочках угрожающе пустели... Очередной паек спиртного утешил только несведущих в этом вопросе. На второй вечер ужин был изготовлен на солёной воде.
Однако до поры-до времени враждебность была не слишком явной, во всяком случае, встречаясь на палубе, окружающие соблюдали требования Корсака, о которых Александр не знал. Сам он тоже пока не стремился к сближению, пытаясь осмыслить себя в своём забытом образе. Но то, как к нему обращались как-то слишком нарочито, наводило на догадки, что тёплого приёма ждать не предвидится. Впрочем, это подтвердилось из разговора, случайно услышанного вечером из кают-компании.
— Как он вообще сюда попал? Не иначе, с таким-то чином, произвол творил...
— А может, ещё тогда умом тронулся, да убрали подальше от охраны Государыни...Понимая, что речь идёт о нем, Белов укрылся за грот-мачтой, дослушивая остальное, и мрачно усмехаясь, все более убеждался в ненужности возвращения.— Шут его знает... Да все одно теперь варваром стал, вконец пропащим... Видели бы вы это зрелище с копьем! Ха-ха-ха...
— Ну хватит уж хулу трепать! Чай, флотские офицеры, не бабы! - вскричал кто-то.
— Да без трепа я чую - коль сей бывший гвардеец в том племени своим стал — это и есть его истинная суть! А капитан, простая душа, его обратно тащит...— Но вы не знаете толком, что с ним случилось, а уже судить готовы, это низко!
— Зато ты у нас святой, да смотри, как бы горло не проткнули нечаянно!— Но подумайте хотя бы, неужто Корсак водит дружбу с кем попало! Стал бы он за ним возвращаться!
— Ха-ха-ха, память у вас коротка! — раздался едкий смех. — Пруссака беглого напомнить, что его за нос водил? Уж не из-за того ли мы нынче здесь, в стуже, да с этими обезьянами!
"А ведь у Лешки за спиной-то крыса подлая сидит... Что ж, благородные земляки, а ведь мне и впрямь средь племени проще та честнее жилось..." — подумал проходящий к своей каюте Александр, воздав при этом должное неким двум защитникам.
На третий день, выйдя поутру из каюты судового священника, где его, наконец, вернули в православие, недавний алеут бродил по опердеку, ещё чувствуя холодок от вновь обретенного креста и находясь под впечатлением духовной беседы.Исповедь, что сопутствовала причастию, поставила его в тупик.
Совершенно было очевидно, что открываться чужим людям, будь это духовная или простая беседа, он попросту отвык. Как и за что он каялся в забытые годы, Белов толком не знал, но, судя по отрочеству, в своей набожности немного сомневался. А что до беспамятства, то некоторые поступки по алеутским законам и грехами не считались, и признавать их таковыми было бы странно...
Ещё более странным было признать, что обычное "Отче наш" было для него 4 года так же неведомо, как и собственное имя. При словах "раб божий" Александру и вовсе пришла кощунская мысль о своём пленном звании "калга".
В результате он все же признался отцу Николаю, что предавался страстям, унынию и тешил гордыню, очевидно, будучи во власти неких бесов, и с облегчением вздохнул, когда эта часть ритуала завершилась...
"Вероятно, стоило посетовать на то, что во власти этих самых бесов, иль безумия, я нахожусь до сих пор... В юности я бы, может, так послушно и сделал, но как это все объяснить? Что же, остаётся уповать лишь на молитвы сего батюшки о моей заблудшей душе, ибо на родине меня до сих пор поминают за упокой..."— Стоойте, куда?! — задумавшийся о тайнах души Белов вздрогнул от окрика матроса, который едва успел оттолкнуть его от открытого люка.
Со стороны стоящих кучкой офицеров послышались смешки.
—....В отдельную каюту беднягу определили, опасается, видно, Корсак, чтобы не натворил чего... Все же интересно, как он давно одичал? — раздался уже знакомый голос, сопровождаемый со стороны смешками, но ему парировал другой:
— Не надоело ещё зубоскалить?Белов развернулся и быстро направился к офицерам.
— Тихо, Андрей, осторожнее... — зашикали остальные на высокого лейтенанта с нагловатой усмешкой.
— Четыре года, как одичал. Вой по ночам не мешает, нет? Но вотосторожность не помешала бы... — Александр обратился прямо к нему.
На лице насмешника возникло замешательство... Его поведение в корне нарушило приказ капитана и, теперь, кажется, зреет скандал... Но чувствуя за спиной интерес сослуживцев, он так и не смог удержаться от злого сарказма, о чем спустя минуту пожалел:— Вам угодно померяться силами, господин гвардии капитан? Но, пардон, я копьем не пользуюсь... А шпагу предложить не осмелюсь...
— Отчего же? Острого клинка боитесь? — усмехнулся Белов, прекрасно понимая намек.
— Боюсь, нечестно выйдет... Забылось-то, поди, за столько лет... — ответил наглец.
Он уже до отчаяния хотел досадить этому варвару, хотя началсомневаться в своей браваде. Ибо не смотря на то, что фамильная шпага была поводом его безмерной гордости, она служила не оружием, а скорее офицерской амуницией — ибо от состязаний и тренировок он частенько отлынивал. А посему... оставалось уповать на то, что этот одичавший гвардеец и впрямь утратил всякий навык... Только это и спасёт, ибо что с дикаря за спрос? Заколет и глазом не моргнет. Но после этого диалога отступать было позорно.
Ничего не значущее слово "Забылось" окончательно привело Белова в бешенство, и сцепя зубы, он ответил:— Ну что же, видно придётся эту нечестность проверить немедля...
И тут же обратился к окружающим, выбрав стоящего поодальтемноволосого голубоглазого офицера, что выглядел наиболее равнодушным.— Не откажете ли быть секундантом, сударь, ибо по известным причинам своего друга отвлекать я не вправе?— Капитан-лейтенант Владимир Иванков к вашим услугам... — сдержанно произнёс офицер и Белов узнал по голосу того, кто осаживал злые реплики.
— Но однако... Эти известные причины весьма веские, вам не кажется, господа? Капитан Корсак не поощряет дуэли и, полагаю, лейтенант Луговской обязан принести свои извинения за дерзость. Тем паче, старшему по званию. — он в упор посмотрел на сослуживца.— О, разумеется, веские! Посему попытаемся малой кровью... Так сказать, отметить знакомство. Кое-кому же интересно узнать, насколько я дикий? — усмехнулся Белов.Разумеется, в его намерениях не было убивать или серьёзно ранить обидчика, но бог весть, куда повернёт...
Луговской тут же лично представился и деланно поклонился, призывно кивнув стоящему сзади мичману. Признавать свою вину он ненавидел превыше всего.
Белов не слишком хотел привлекать внимание Алексея, который неминуемо вмешается, и настоял на наиболее отдалённой от кормовой палубы площадке возлебака.
"Ну вот и заново мой грешный счёт пошёл..." — усмехнулся он, когда его ладонь так знакомо легла на эфес.
В тот момент, когда они доставали шпаги, в глазах лейтенанта мелькнул некий испуг, а рука неловко дрогнула, вынимая оружие из ножен, что не укрылось от Александра.Дойдя до носа, они стали в ангард и сделали первый выпад. Остальные лейтенанты и мичманы держались невдалеке, наблюдая из-за фок-мачты.
Дерзкое предположение Белова подтвердилось. Его противнику было чего бояться, владея оружием явно хуже, нежели "дикарь". Нет, последний ничуть не пожалел о своей горячности, ибо иного выхода осадить клеветников пока что не изобрели. Но, кажется, серьёзной обороны даже не требовалось...
Ещё на первых ангаже Александр заметил, что его противник слишком уж суетлив. На обманные финты это было не похоже, уж больно бестолково металось его оружие.
— Не маши клинком, это не есть кадило, так учил мусье? — крикнул он, с силой подбив ему шпагу вверх, что заставило офицера полностью открыться следующему выпаду. Что тут же и совершил Белов, едва остановив острие на его груди и тут же отскочив назад.
— Нижний кварт! Сударь, спокойней!
— Без советов обойдусь!
Ещё прошло около минуты поочередных отбиваемых ударов, и Луговской, вспомнив некий хитрый приём, которому все пытался обучить их капитан, крутанул кистью и уже почти ткнулся в левый бок гвардейца, в пылу совершенно позабыв о соглашении.
Как назывался этот приём, Белову тоже было неведомо, ибо сие точно было не из школьной поры. Но его рука точно подсказала защиту. "Прямо вперёд и в укол... Господи, но где же, когда это со мной было?!“ — он едва не застонал от этой мысли, и с силой удерживая своим эфесом шпагу лейтенанта, направил клинок ему под левую руку. Ткань порвалась, и тот чувствовал, что острие вот-вот вопьется в бок...
— Ладно, живите! — вероятно, в усмешке Александра отобразилась эта досада от неизвестности, что была у противника от новой неудачи. Тут же правая рука лейтенанта от резкого удара сорвалась, и шпага полетела на сторону гвардейца.
— Пардон, кроазе! — бросил Белов, а затем небрежно подкинул своим клинком ему поближе.
Понимая, что не сможет пока орудовать кистью, тот быстро подхватив с пола ефес, отбежал к форштевню, пытаясь выгадать время.