Уговоры и решения (2/2)
— О, вот ты кстати сказал, про паяцев! Взгляд говоришь, раньше у меня был... И что, это как-то могло убедить в любви и верности? А теперь-то что, с нынешним каменным взглядом? Каковым я смотрел на тебя, моего друга? Но ты — это ты, простил безумца... А с бывшей возлюбленной мне теперь что прикажешь? Играть в любовь? Лицедействовать?
Белов схватил со шкафа зеркало и томно прикрыл ладонью глаза:
— Дорогая, я помню тот миг, как впервые тебя увидел... А вот где и когда именно? Надобно у друзей спросить... Да, весьма похоже, просто плачут подмостки!И в ответ услышу: "Ступай прочь, дорогой Има... то есть, Александр! Я тебе не верю, ты изменник и лжец!"
Так я ещё нужен там, со своими играми?Алеша, немного не ожидавший такого бурного потока вответ на свой окрик, попытался изменить тон:— Вообще-то, в доме Рейгель... я говорил тебе. Но, послушай, Саша... Анастасия тебя любит по-прежнему... Мне так кажется... Ну, после всего, что тогда произошло, она, вправду, сильно переживала, и так тепло о тебе говорила...Да, она очень страдала от своей вины, и отправилась тебя искать! Вот так, именно, она поехала за тысячи миль, аж до Камчатки! И оказалось неудачно, ее как-то убедили, что ты погиб...Корсак хотел рассказать гораздо больше, о том как услышал за стеной сдавленный голос, рассказываюший Софье про бесконечные разочарования в поисках, про камзол со следами ран, и про отчаяние обратного и долгого пути... Но он осекся, увидев насупленное лицо Александра, думающего о чём-то своём.
В его представлении сейчас был он сам, хоронивший погибшую, недолюбленную Иниру...
"Что бы я более всего желал, тогда и сейчас? Любыми путями? Пускай ценой своей жизни, которую она на свою голову спасла! Чтобы ей остаться живой, просто живой и здоровой! Забыть меня, как нелепый бред, и создать семью с обычным алеутским парнем, другом детства! И не сжигали бы меня тогда муки совести..."
— Страдала от вины и искать отправилась... — повторил он фразу Корсака и продолжил каким-то деловитым тоном, от которого тот поежился:
— Что же, я понимаю ее чувства, как никто сейчас понимаю... Эти поиски — дело неженское, тем паче гиблое. Очень сожалею, что я не смог сего предотвратить и дать знать о себе раньше. Но как только нам встретится обратный корабль, я немедля отошлю домой письма и рапорт.
Моей жене больше не придётся страдать и себя винить, а учитывая, что я её сам забыл, она получит полную свободу! Дети обретут живого отца, пускай пока в переписке, и дождутся, когда мне позволят с ними свидиться! — было отрезано напоследок.
— Но она страдала не только из вины, а потому что любила тебя по-прежнему, ни смотря на то охлаждение! Да, вот представь! Вот все вместе, так бывает, наверное...
Черт, Сашка!!! — теперь уже Корсак нервно заходил взад-вперёд.
— Я не знаю, как это всё объяснить, пересказать! А ты видишь только свое! Я не могу заглянуть в потемки чужой жены, свою не часто понимаю!
Да, Анастасия поначалу лишь ответила на твои чувства! Но это была судьба, твоя и её! И она могла бы выбрать себе ещё кого, но... Вероятно, не получалось у неё без тебя... В Пруссии, вместо того, чтобы при посольстве сидеть, под пулями с тобой скакала, не любовь была, скажешь?
Да, ты за взаимность боролся, но было за что! И до последней, вашей глупой ссоры, никто не мог заподозрить, что она тебя разлюбит!Ну как это пояснить мне, моряку, не видевшему даже собственную любимую месяцами, скажи мне? В 55м, ранней весной я ушёл в плавание, у вас было все прекрасно! А вернулся я, Сашка, аккурат к аресту твоему, в конце лета! И у вас уже все рухнуло. Да, я тогда был зол на неё, ох как зол! Едва угомонился! И сейчас, как тупейший олух, рассказал тебе всю правду-матку!
Но последний тот год помню, как она о тебе заботилась, порой даже слишком! Софья мне пояснила — это все от того, что ты вечно куда-то лезешь в опасности и потерять ей тебя страшно, а защитить иначе не может...
Служил ты там не просто в гвардии, капитан Белов. Канцлер Бестужев тебя куда только не посылал... а именно, твои мозги и шпагу... ну, тело к шпаге уже прилагалось. Но вам с канцлером наплевать на это тело было. А жене — видишь ли, нет, совсем нет. Вот и заботилась, пока рядом был, а ты, конечно, думал, чудачества у неё и ещё зубоскалил.
Ну, так ваши дети моим рассказывали... "Маменька-де нас погулять на гуляния да в гости отослала, а папеньку весь день от хлопот поберечь намерилась, а он-де говорит, что завтра сбежит из отпуска сержантов гонять..."
Ну, уж не знаю, как тебя и от чего берегли, но глаза у тебя были радостные, а не такие как нынче...
Он мельком посмотрел на Белова, у которого на мрачном лице таки мелькнула тень улыбки после детской цитаты, но понял то, что был неубедителен.
— Она не станет тебя осуждать за твое беспамятство... Ты вернёшься и она будет по-прежнему любить и заботиться, как прежде, до ссоры.. - признаться, он сейчас успокаивал, сам не веря в то, что говорил.— Любить и заботиться, говоришь... Ты знаешь, каково это? Притворяться, не любя, когда о тебе заботятся? Хотя, бьюсь об заклад, что хотя бы уж не любят... Просто в один непрекрасный день сваливается вдове на голову оживший супруг, списанный за безумие... И она, из чувства жалости и христианского долга...
— Что, снова та же песня? Очередной спектакль ставишь, Гольдони ты наш алеутский!
— Это ещё кто? — Белов недовольно прервал фразу.
— Ах, черт, вот опять! Драматург италийский! Весьма знаменит, представь. В бытность вашу по службе в Венеции вы его дебюты застали... А я уж на пике славы посетил...
— Так что мне там делать, а? — Белов, к удовольствию Алексея, таки сменил тему и навис над ним, сверкая гневно глазами.
— Я не смог вспомнить именно ТУ жизнь, в которую мне предстоит вернуться. Ты, ты!! Битые 3 часа рассказывал мне все как на духу, а я все равно ни ч-черта не помню!!!
Он уже кричал в голос с какой-то весёлой злостью, размахивая руками.— Ну, что меня там ждет, а? Давай, скажи! Меня за руку по городу водить станут, как слепца-инвалида? А моя служба, на которой я ничего и никого не знаю? Меня будут терпеть, как героя экспедиции!? Доколе? Месяц, неделю?
— Ну... Подашь в отставку... - пробормотал Корсак, не слишком представляя своего деятельного друга, прожигающего жизнь внутри дома и забвенной семьи, и тут же укорил себя за очередную сказанную глупость.
— Замечательно!!! Ты сам-то веришь в тот бред, который несешь? Мне - дома сидеть, как бесполезному безумцу? А заботливая, как ты говоришь, супруга меня еще по знахарям таскать будет? Чтоб я полностью спятил??? Или просто очередного француза или австрийца себе найдет? Если я там вообще не лишний ещё!
Все эти гневные тирады Александр выкрикивал, мечась по каюте взад и вперед, пытаясь справиться с верхней пуговицей душного чужого мундира.
— Ну, прости, сболтнул тебе про отставку, я не должен был. Не твое это, конечно... Но ты сядь, угомонись, а то сейчас совсем, как дикарь бешеный! "Что бы еще с ним было без валерианы..." — переживал про себя Корсак, примирительно похлопав по плечу.
— О! Разумеется, как же мы забыли об этом! - саркастически воскликнул Белов, вывернувшись из-под Алешкиной руки.
— А я-то думаю, ради чего я вообще с острова уехал!? Может, вместо полка меня теперь, как заморскую диковину, в компанию к придворным шутам определят?!!! А как сдохну, можно в Кунсткамеру сдать! Замечательная карьера!!!
Расстегнув, наконец, неподдающуюся пуговицу, он раздраженно сошвырнул мундир и уже выкрикнул на выдохе:— Толку мне там с того, что я - российский дворянин Белов, офицер гвардии и помню свою юность!!?
И внезапно освободившись от непривычной, стесняющей одежды, он, опустошенный, опустился в кресло, тяжело дыша.
— Сашка, ну видишь, ведь знаешь о столичной жизни-то что-то, вон... про придворных шутов да Кунсткамеру...— увещевал Корсак. - И остальное вспомнишь... Как попадешь туда, может и вспомнишь сразу все. Вот как меня сегодня, а?
— Нет, Лешка. Рано мне возвращаться, нет мне там места. — решительно ответил Белов, немного отдышавшись от своих гневных тирад.
— И никакого списания не будет, слышишь? Не будет!! — он хлопнул кулаками по подлокотникам. — После зимовья, как и сказал, отправлю рапорт... О том, что жив-здоров, служу России на морском поприще, да письма домой напишу. А сам останусь здесь, под твоим началом... Ведь не прогонишь ты бывшего гардемарина? Авось пригожусь!
— Куда ж я без тебя денусь! — натянуто рассмеялся Алеша, глядя на друга, который, наконец, успокоился и даже усмехался. Но лицо его так и осталось задумчивым и настороженным.