Цена вечной памяти (2/2)
— Зачем беспокоить хирурга по такой ерунде, Лиза? — отмахивалась она в ответ, пока могла ещё это делать без приступов кашля. — Он занимается серьёзными хворями, курирует госпиталь, обязан являться при дворе по высочайшему зову, а у меня обычная простуда. Оставьте все, я хочу просто полежать, отдохнуть, ни о чем не думать...
— Анастасия Павловна, вы обедать изволите? Нужно хоть попить. Кухарка говорит, этот компот из сухих яблок вам поможет.
— Барыня, голубушка, простите, что отвлекаю, что на ужин детям подать? Неужто вы вовсе откушать не хотите?
— Госпожа, служанка Корсаков пришла, Софья Матвеевна в гости деток кличут, что сказать? Они спрашивают, почему вы все спите?
Вопросы их сыпались, не давали покою, и в конце концов, больная хозяйка согласилась отправить сына и дочь в гости, и пригласить, наконец, доктора.
— Милая моя, ваше состояние мне весьма не нравится, ведь это уже не лёгкая простудная лихорадка... Все, что необходимо, вам пропишу и навещать вас стану, однако же слуги ваши сильно обеспокоены...— покачал тот головой после осмотра.
— Вовсе не вижу причин. — Сама не знаю, зачем позволила вас отвлекать! А слуги всегда чем-то обеспокоены. Как эти бестолочи целый год протянули, ума не приложу... — ответила она сквозь сухое удушье.
— Дело не в их бестолковости, а в вашей беспечности, сударыня. — возражал доктор, что за долгие годы остался таким же бодрым, лишь немного поседел. — Обещайте мне принимать предписанное мною лечение, и поменьше думать о плохом и грустить, эти страсти губительны. Сейчас главное вредительный кашель убрать да жар снять...
— Неужто так много мне предписано? — неохотно отозвалась больная.
— Семя алтея толченое, траву фиалки с корнем толченую вареную в воде, настои ромашки, шалфея, богородской травы, девясила на молоке с мёдом принимать внутрь, и еще обязательно выполнять растирания редькой и мёдом, дыхательные прогревания маслом да целебными травами, сухие обвертывания с нагретой крупой...
— Не слишком ли много мне хлопот, любезный Христофор Михалыч! - оборвала Анастасия длинные предписания.— Нынче следует бороться, дорогая...— Помилуйте! Да я полтора года в борьбе! Бесконечной, бессмысленной... Я устала бороться! С раскаянием, горем, чужим равнодушием, своей памятью, наконец, а теперь еще... — и она резко замолчала, уткнувшись в подушку.— Но это необходимо, просто необходимо для вас, чтобы вылечить ваше воспаление, сделать вас снова сильной...
Паульсен прервался, убрав назидательный тон, и добавил помягче, взяв женщину за руку.
— Я понимаю... Понимаю ваше горе и тоску по Александру, упокой, Господи, его душу, но у вас же есть прекрасные наследники! Ищите в них отраду, вспоминайте все хорошее... Да у многих и доли не было того счастья, что выпало вам...Спустя еще пару дней положение больной, несмотря на будто проводимое лечение, стало еще хуже. Назначенные отвары и питье она принимала под слёзными уговорами, но остальные процедуры, призванные избавить от застоя кашля, равнодушно отвергались.
— Горячка не спадает более недели, сие весьма плохо! Он должен был спасть третий день тому! Все ли вы выполняли и принимали? Делали ли вы хотя бы дыхательные прогревания облепихой да травами, что я вам назначал? — спросил недовольный затяжной болезнью Паульсен.
— Да. — услышал он глухой голос из-под одеяла. — Кажется, какие-то грелки где-то когда-то клали... Оставьте меня все, умоляю!
— Что?! Какие-то грелки? Я же сказал, при жаре и теснении в груди вы должны были дышать целебным паром! Вечером придёт от меня сиделка! Может, ваши горничные и впрямь бестолковы, хотя вижу, что сами вы не хотите спасать себя. Хотя, право, ваше здоровье непременно бы справилось с хворью, ежели бы ему просто не мешать! — возмущался пожилой мужчина.
— Спасать? Полно, а есть ли смысл меня спасать? И кому это нужно? - грустно улыбнулась ему пациентка. — Я сама не хочу. Мне впервые хорошо, можете вы все понять или нет?
Последующие дни она лежала, уставившись в потолок, не желая ни принимать лекарства, ни думать о том, что будет потом. Приставленная доктором женщина с трудом заставляла подопечную подставить свое тело хотя бы под одну из назначенных экзекуций, как та их презрительно называла. Но та смотрела на нее угрюмо и через раз отсылала прочь.
Жар, то спадающий, то возрастающий, теперь и вовсе держал больную в забытье, которое так пугало окружающих. А сама она блаженно купалась в бредовых сновидениях, не желая с ними расставаться.
Ей виделись картины из детства и юности, она то говорила с родителями, то переносилась во времена замужества, и лишь потревоженная лечебными экзекуциями, с неохотой возвращалась в настоящее время.
— Бороться за жизнь не хочет, вовсе не хочет. — хмурился доктор, при этом выругав помощницу за мягкость. — Надо чтобы кто-то из друзей решительно поговорил с нею, ведь она будто сама умереть решила...
Услышав эти мрачные слова, Лиза попросила написать его пару строк и отправилась к Софье Корсак. Та всегда казалась ей решительной...Та приехала к особняку на Малой Морской, прихватив с собою обоих детей, которых забрала неделю тому, и отправилась в спальню, велев им тихонько постоять под дверью, пока им не позволят войти. А позволят или нет,служанка пока не знала.
— Матушка, прости меня... не от обид я... Мне страшно... Эта крепость, ненавижу... Саша, где ты, я же пришла... — услышала Софья настойчивое бормотание.
Увидев больную в бреду, она ахнула:
— Настя, ты сходишь с ума! Подумай, как ты оставишь детей!
— Да не детей же, а его... И я больше не оставлю, нет...
— Мама? Почему она лежит, Павел? - спрашивала брата испуганная малышка, подсматривая через приоткрытую дверь на больную. - она спит?
— Не задавай глупых вопросов, крестная ясно сказала, что она болеет. — мальчик нахмурился, и эта хмурость была слишком взрослой для его 10 лет.
— А почему нам туда к ней нельзя? — продолжала выспрашивать сестричка, дернув брата за рукав.
— Потому что маменьке не до нас, не видишь, глупая. - ответил он. — Мы только мешаем. Сейчас нас обратно увезут.
— А вот не поеду! - она топнула ножкой. - Не хочу я ехать!
— А ну, не капризничай, малявка!
— Настя... Ты слышишь меня? — Софья поменяла холодный комплесс на голове больной. - я же знаю, что ты себе надумала, но... прошу, будь умница, это же бессмысленно... Лекарь говорит, что ты сама себя в гроб вгоняешь, не так уж тяжела твоя застуда!В ответ на голос подруги Анастасия досадливо мотала головой, отмахиваясь рукою и огрызалась осипшим от сухого кашля голосом.
— Да не мешай ты, все потом! Надо остановить... Мы поедем вместе...В бреду она видела Белова, запрыгивающего в экипаж и машущего рукой, и громко бормотала, чтоб он услышал:
— Сашенька! Саша! Обожди, не уезжай, умоляю!! — она выкрикнула сквозь хрипоту это достаточно слышно, чтобыдочь услышала ее фразу и, вырвавшись из руки брата, шмыгнула в проем спальни и кинулась обнимать мать.
— А я тоже не хочу уезжать!
Софья вздохнула из-за наивности малышки и понимающе переглянулась с прибежавшей за нею няней, но сделала ей знак, что уводить девочку не стоит.
Анастасия, еще не понимая, кто ещё ее побеспокоил в ее попытке остановить отъезд мужа, приоткрыла неохотно веки и в первый момент испытала разочарование. Её окружало то же бытие, что и было... Никакой надежды исправить то, что случилось...
Но тут же увидела распахнутые серые глаза ребёнка, почувствовала маленькую ручку, теребящую её за кисть и внезапно устыдилась: "Они будут страдать без меня так же горько... Ещё не время..."— Маменька! Мы всё ждем тут... Нас же никуда не увезут, правда?
Она силой подняла ослабевшую руку и погладила дочь, расправив волосики.— Нет, конечно же нет, милая. Явас больше никуда не отпущу. А... Павлуша где?
— Он говорит, что мы тебе мешаем, вот глупый, правда? Правда?
— Нет... что ты... - пробормотала Анастасия. — Разве можете вы мешать? Мне просто надо вылечиться...