Пролог: Немезида (1/2)

Когда ты в спешке собирался на встречу в древнем амфитеатре Забытого квартала, поселившееся в груди клокочущее беспокойство переросло в ревущий шторм.

Это глупо — конечно же ты понимал, насколько это было глупо. Никто не возвращался с другого берега. Глупо и опрометчиво было хвататься за шанс вернуть потерянное; глупо и подло было предавать шестерых ради столь призрачного шанса. И невероятно, ошеломляюще глупо было поверить в слова этой крылатой крысы. Мастера держали свои обещания, это правда — но все до последнего из этих обещаний вгрызались в глотки тем, кому они были даны.

Эти дни ты практически не спал — раскапывал фольклор иных народов, преимущественно связанных с украденными городами, в поисках лейтмотива возрождений. В первую очередь ты попытался узнать что-то напрямую у Лодочника, конечно, но тот лишь уставился на тебя зияющими провалами глазниц гладкого черепа, сипло велев заткнуться и садиться за шахматную доску.

Обнаружить удалось сущие крохи. Но каждый раз, когда ты садился за изучение журналов и нередко запрещённых манускриптов, твой взгляд ненароком падал на книгу. Написанную тобой, с алым переплётом, пустыми страницами и нежеланными воспоминаниями. Допустил ли ты самую ужасную ошибку, на какую только был способен? Ты практически не спал эти дни. Лауданум уже давно не помогал.

Когда ты спешил скакуна у старого амфитеатра в Забытом квартале, сердце было готово выскочить из груди. Ты пытался. Ты правда пытался. Понять. Принять. Найти хоть толику покоя в отмщении. Кинжал под полами плаща, с которого ты так никогда и не смысл родную кровь, в ответ на прикосновение кольнул твою ладонь кусачим холодом. Ты пытался.

Но не смог.

Поднявшись по древним ступенькам, нетвёрдой поступью ты прошагал мимо почти разрушенных каменных колесниц и колец трибун, покрытых паутиной и пылью, лишь эхо ступало по пятам; ложные звёзды сверкали во мраке свода над твоими рогами, и отчего-то их блеск преисполнен презрения. Может, ты сам презирал себя за эту слабость.

Избегать Менеджера уже становилось трудней; прищур его полыхающих багрянцем глаз казался насмешливым и вместе с тем усталым, тоскливым отчего-то. Будто он видел в тебе… кого-то другого.

В легендах возрождённый либо скоропостижно умирал вновь по самым разнообразным причинам, либо жестоко расправлялся с тем, кто изначально и просил о его возвращении. Ты с охотой согласился бы на последний вариант, но в тех сказаниях никогда не давалось выбора. В некоторых случаях мертвец после воскрешения был обречён на ужасное, преисполненное агонии существование: лишь скверную пародию на жизнь. Тебя лихорадило; кажется, это мандраж. Пластины панциря поджимались и поскрипывали. В собственной оболочке тебе душно и дышать нечем было.

?Проложу я путь в глубину преисподней, подниму я мёртвых, чтоб живых пожирали, станет меньше тогда живых, чем мёртвых!?

Слова Иштар из эпоса о Гильгамеше. Скорбящие шрамы мстительно жглись на панцире. Ты помнил колодец; ты надеялся, что той ночью покончишь со всем. Ты надеялся, что той ночью Мастер умрёт, а вместе с ним умрёт и мягкая гнилушка под прочной скорлупой, что сейчас так отчаянно вгрызлась в тебя, не желая отпускать.

Ты ошибался.

Мастер стоял, вцепившись уцелевшей лапой в плечо Кокетливой Старьёвщицы: ты не акцентировал внимание на его неловко вывернутой задней лапе, сейчас напоминающей скорее выточенный костыль, чем конечность. Старьёвщики, завидев, как ты начал спускаться по ступенькам, принялись суетиться: медная ванна, великое множество свечей, небольшие бочонки, которые жуки костей и тряпок перетаскивали с такой осторожностью, будто внутри покоился гремучий порох, да обёрнутый в перепачканные простыни…

Закончить мысль ты не смог: горло сдавило удавкой.

— Доставить это с поверхности было нелегко. Пришлось задействовать связи и ресурсы, чтобы минимизировать задержку… — горечь в голосе Мастера стала лишь сильнее, когда изувеченная морда под капюшоном повернулась в сторону бочонков. На поверхности каждого было выжжено яблочко. — Обошлось дешевле, впрочем, чем они. Лишь только их хватит, чтобы оставить меня без пенни в закромах. Я разорён! Ничем не лучше их!

Старьевщик, на которого причитающий Мастер указал обрубком когтя, безропотно продолжал своё дело: высвободив из ткани кость и фрагменты панциря, ещё покрытые буровато-рыжей почвой, он деликатно укладывал их в ванну, убеждаясь, что каждая косточка и каждая неистлевшая пластинка были на своём месте. Его коллеги, подтащившие к ванне бочонки, дождались сигнала — и распечатали. До тебя донёсся запах мокрого, только-только после дождя,?сандалового древа и слабый аромат свежевскопанной земли.

Чаш отвернулся, отказываясь смотреть на то, как его богатство почти буквально вытекало меж его пальцев; тебе самому захотелось отвернуться следом, но не из-за жидкого золота, льющегося в ванну с непередаваемой осторожностью так, чтобы не пролилось ни капельки. Нет — тебе резало глаза то, что неподвижно покоилось в той ванной, резало острей всех ножей, что были проплавлены тобой в поисках зеркального осколка от покоев Чаш. Когда ты различил трещину между рогов, скользнувшую по лицу через глазницу в белой кости, гнилушка в груди с надрывом хлюпнула.

Ты помнил, как трясущимися лапками пытался зажать кровь из этой трещины. Помнил протяжный звон в голове, когда тебя безуспешно пытались оттащить от него. Ты, кажется, одного из собственных друзей тогда чуть не прикончил.

Так никогда и не извинился за это.

Когда ты негромко спросил Мастера, тот вздрогнул и издал гортанный хрип.

— Это… вероятно, останется. Но причин беспокоиться нет, уверяю: тревожить она не будет. Единственная трещина на панцире — небольшая цена за жизнь, не так ли?

Ты уже собирался прорычать сквозь клыки, но в этот момент капюшон как бы невзначай скользнул с головы Мастера Базара. Окинув изуродованную половину его морды злым взглядом, ты отвернулся, пока Чаш спешно прикрывался вновь.

— Возможны и иные побочные эффекты. Преимущественно благотворные! — продолжал тот, пока ты наблюдал за потоком лившегося из бочек сидра, с каждой прошедшей секундой всё сильней и сильней желая швырнуть Мастера обратно во сны мёртвых. — Благодатное здоровье. Погибший после воскрешения станет, как можно догадаться…

Он обречённым жестом указал на заполненную сидром ванну. На то, сколько там плескалось сейчас, можно купить государство.

— …бессмертным. Даже если случится нечто прискорбное, твой близкий вернётся к тебе весьма скоро и весьма безболезненно. Но признаться, сомневаюсь, что до этого дойдёт. Прежде они становились… жизненней вдвойне.

Ударение, которое Мастер сделал на последнем слове, тебя ни капли не обрадовало. Ты не успел уточнить, впрочем: старьёвщикам понадобилась помощь со скорбными свечами. Все семь сотен семьдесят семь должны были установлены созвездием зодиака, и все семь сотен семьдесят семь должны были загореться одновременно. Чаш между делом раздавал инструкции, изредка указывая поправить положение огоньков:

— Разогрейте. Мёртвый не должен проснуться замёрзшим! — неуютно поёжившись бубнил он, пока ты помогал расставить свечи из жира гробоколонистов. — Случится ужасное, если мёртвый проснётся замёрзшим…