14. нападение - лучшая защита (1/1)

В тот день, третьего декабря, все троллинбургские жители стали свидетелями погодного бунта: за несколько минут уровень снега превышал среднестатистический уровень явления в январе, а температура воздуха упала ниже нуля. Зима наступила резко, спонтанно, без предупреждений, оставив проходящих на улице горожан сильнее кутаться в свои осенние пальтишка, ближе подтягивая к шее воротники. Ледяными руками они открывали свои домики, теплые кафе и учреждения, разбегаясь не то по делам, не то от холода, застигнувшего всех врасплох. Никто не имел права жаловаться, ведь против погоды не попрёшь?— да и пора тому подходящая?— первый месяц бабушки-зимы. Но по сравнению с ледяной атмосферой, которая залегла между Нилом Лютовым и Милой Рудик в палате экстренных ситуаций, минусовая температура на улице могла бы показаться более оптимальным вариантом. С таким бесчувственным, но при этом выражающим сильнейшую гамму негативных эмоций, выражением лица мог сидеть только брюнет. Своими чёрными, как смоль, глазами он прожигал рыжую, крепко сжав челюсти. Нервно сглотнув, Рудик приготовилась озвучить короткую тираду, состоявшуюся из двух слов: ?мне жаль?. Но слова застряли у неё в горле, когда меченоска увидела лежащего на двух подушках парня с голым торсом, с перебинтованными руками и шеей, а на щеке приклеен огромный пластырь. Шутка про мумию осталась невысказанной, так как состояние Лютова, походу, действительно было непростым. Глаза его блестели, под ними залегли мешки, но цвет кожи, местами сильно покрасневшие участки, оставался неправильно бледным, чуть серым. Но даже не это расстроило девушку больше всего, хоть она и почувствовала себя дикой, жестокой тварью. Сильнее всего её ранил взгляд Лютова. Вроде злой, но при этом неживой, застывший. Глядя на Милу, он будто бы соединял её со стеной, натянув на себя ненавидящее всё живое лицо. Стоя там как вкопанная, волшебница вдруг подумала, что заслужила то, о чём так усердно мечтал Рем?— она заслужила боли и страданий. —?Я ошибся, Рудик,?— вдруг сказал он всё тем же неживым голосом. От неожиданности меченоска дернула головой, заинтересовано бросая взгляд на лежащего парня. Судя с того, что он время от времени устало прикрывал глаза, Мила решила, что ему серьёзно больно. И ей тоже стало невыносимо больно, будто бы её ужалили куда-то в районе груди, лишь сильнее прижимая иглу. Всё, что думала Рудик, прошло?— словно усилилось, волной из чувств накрывая худую и несчастную меченоску. Испытанное к Лютову вдруг взыграло в её животе маленьким смерчем, а ожидая следующих слов златодела рыжая успела трижды сменить цвет лица, не успевая контролировать проявляемые на лице эмоции?— она позволяла ему увидеть своё волнение и тревожность. —?Ты стала сильнее, Рудик,?— продолжил он, изображая на губах лёгкую гримасу. —?Сильнее меня. Замершая волшебница вмиг напомнила столетнюю иву из внутреннего двора Думгрота, ведь лишь зрачки Милы меняли позицию, да волосы, время от времени, подхватывал сквозняк внезапно упавшей температуры. В целом же замерла не только она?— время вокруг словно остановилось резко, изумленное признанием самого гордого волшебника Таврики?— и именно это не было причиной ступора меченоски. Всю жизнь от рождения она была окружена врагами, угнетающими её, подавляющими своей ненавистью просто потому, что Мила?— маленькая, беззащитная, но безумно храбрая, всегда наготове отстоять честь друзей и свою. Но со времен первого курса Младшего Дума неотъемлемой частью жизни Рудик было желание превзойти наглого, жестокого, эгоистичного подонка-Лютова. Это желание казалось ей материальным, постоянно мусоля глаза и разум. Но вот, её лучший враг, соперник и оппонент стольких лет вдруг сам признал превосходство Милы в силе, чего они оба, пожалуй, не ожидали. —?Я… —?начал осипло Лютов, но остановился, собираясь с мыслями. —?Ненависть?— для нас дело привычное. Но твоя оказалась намного сильнее, чем я мог предположить. Недооценил. Косо глянув на парня, она чуть ли не изумленно открыла рот. Говорил ли он сейчас о том, что Рудик настолько ненавидит его, что попыталась убить? И неужели это его удивляло? Пусть и не правда, но Мила не смела признать, что не ощущает к парню никаких подобных проявлений души. От чего ей хотелось убежать?— её собственные чувства, совсем уж близко соприкасаемые с влюбленностью. Девушка носила это с собой, как клеймо, стыдясь и презирая себя за это, но не в силах противостоять. Единственное, что могла сделать Рудик?— притвориться, что этого не существует; притворится, что равнодушна к человеку, заставляющего её сердце делать кульбиты. Притворится, что не влюблена в Нила Лютова. И она доказала это главному виновнику её головных болей?— раненый златодел был уверен, что Мила ненавидит его больше всего на свете. И в какой-то мере это даже радовало рыжую. —?Ты победила, Рудик. Поздравляю. И в тоне его голоса было столько ненужной сухости и сарказма, что Рудик вдруг почувствовала горечь от происходящего. Она мечтала услышать это признание так долго, что оказалась совершенно не готовой, как жители Троллинбурга к такой решительной зиме. Если бы можно было всё изменить. Если бы эти двое не были столь сильны и горды, не собираясь сдаваться друг другу; если бы Мила сказала, что не ненавидит Лютова, сказала бы насколько ей больно говорить то, что она говорит и делать то, что делает. Если бы Лютов был чуть более открытым и менее высокомерным, и смог бы спросить, не строя лживые догадки; если бы он умел выражать свои эмоции, а не прятать, принимая всю соответствующую боль. Если бы эти двое не жили так долго лишь враждой и соперничеством, Рудик таки сказала бы, что ей жаль. Что ей стыдно. Что она не гордится этим. Может, если бы всё случилось так, этим холодным днём не стало бы ещё холоднее. —?Уходи,?— сказал он спустя минутную паузу. В голове Нила Лютова играл неслышный оркестр чувств, раздирая сознание и без того раненого и несчастного. Он смотрел на растерянную Рудик, желая объяснить ей что-то, спросить, признаться. Он хотел, чтобы она осталась, не бросая его наедине с мыслями, пожирающими его глупое сердце. Но раз за разом златодел одёргивал себя: ?Она хотела тебя убить. Не нужно давать новый повод.?. И от этого становилось невыносимо. Он по инерции откинул голову, почувствовав в затылке сильную боль, невольно издавая слабый, рокочущий звук. И тут же заметил очередную странность Милы: бросив на него взгляд, она чуть замерла, на лице играла тревога. ?Небось волнуется, как бы я не умер из-за неё. Выгонят из школы, подальше от друзей-неудачников и седого парня. Трагедия.??— подумалось Лютову, но вслух он ничего не сказал. Лишь равнодушно отвернулся, не в силах даже смотреть на маленькую девочку впереди, стоявшую как провинившийся ребенок. Горечью наполнилось его сердце, когда Рудик, деревянно развернувшись, неловко вышла из комнаты, прикрыв за собою дверь. Больно. Оставшись один, Лютов поежился от холода, чувствуя смертельную усталость и скуку. Самые теплые дни его жизни были до Думгрота, с мамой, вечно ругающий его за непослушные волосы и с курящим в окно отцом, подливающим все растения в доме. Лютову до сих пор мерещилось иногда, что его дурно пахнущие сигаретным дымом свитера?— отцовские, и бычки у окна?— это Клавдий. Его большие горячие ладони, подбрасывающие маленького Нила ввысь. Его улыбка. Глаза. Присутствие. Вечер заканчивался тем шоколадным тортом и теплым молоком с маслом. Мама незаметно морщила нос?— ненавидит молоко. Самые теплые дни златодела пахли осенним дождём, дымом и дорогими мамиными духами. И быть может, не будь Нил Лютов тогда столь впечатлительным, он бы не обходил сейчас кинотеатры другой стороной, пугаясь до боли знакомого запаха попкорна. Он бы с удовольствием ел шоколад, улыбался прохожим, не переходил бы на красный дорогу, не запрещал бы Агнии пахнуть дорого. Если бы он не был тогда настолько впечатлительным, быть может смог бы сейчас любить, смеяться и быть чуть более живым, умея прощать и выражать чувства. И сейчас бы смог сказать столь невозмутимой, но дорогой сердцу меченоске, что готов опять и опять признавать это. Она победила. Он сдался. Он признался себе, что полюбил.*** В руках кружки с чаем ароматным, несладким или очень. Теплые носки, свитера и ярко горящий огонь камина?— все признаки зимы были в Доме меченосцев, сидевших в креслах и на шкурах. Минусовая температура загнала всех в одно, самое теплое место, будто бы специально не позволяя ребятам оставаться наедине с мыслями. У каждого они свои. Обнимая задремавшего вдруг Сокола за грудь, Мила смотрела в потолок и думала о раненом златоделе, третий день находившимся в палате экстренных вызовов. Ей казалось, что он лежит там, замерзая и прихлебывая сладкий чай госпожи Мамми?— Лютов ненавидит сахар, как таков, а потому у него наверняка замерзли руки. А вдруг ему хуже? Он ведь ужасно горд?— до невозможности просто?— и вдруг он лежит там и терпит, не в силах уснуть? Между бровей Рудик залегла улыбка, глаза так и погрустнели?— просто прийти и посидеть возле него, не вызывая в ответ волну презрения казалось ей невозможным, а потому, разбудив Марка легким поцелуем, Мила встала с дивана, собираясь отвести парня в его комнату?— сонный и болезненно красный, он тут же стукнулся коленом о диванную ручку. После очередной бессонной ночи возле опушки леса с обезумевшими дриадами при такой низкой температуре он мог запросто заболеть. —?Пошли,?— сказала она, когда парень вдруг вернулся на диван, будто упав. —?Ты чего, Марк? Поморщившись, парень болезненно повёл плечом, но опять встал, опершись на предложенную руку. Как всегда, он скинул всё на усталость и недомогание, провожая Рудик до её комнаты. Оказавшись в неосветленном коридоре Мила тут же припала к стене, в ответ на сильный, жаркий поцелуй парня. Обняв её за талию, он жадно и мокро целовал её шею, зная особенно чувствительное место, наслаждаясь произведенным эффектом?— громкий, чувственный выдох и Рудик тянется к Марку, словно к единственному источнику воды в пустыне. И губы её правда пересохли, и ключицы нарывались на ласку, и возбуждение тягуче разлилось внизу живота. Рука Соколова, ловкая и дерзкая, сжимающая её ягодицу, вдруг оказалась возле её девственного органа, нагло поглаживая через ткань джинсов. Прикусив губу, она попыталась отодвинуть парня, но его рот проделывал удивительные манипуляции с её шеей, отметая напрочь желание отстраниться. Получая ласки, Мила крепко прижимала Соколова к себе за шею, отвечая на поцелуи со страстью, но совсем тихо шепча его имя. —?Мы могли бы зайти в комнату,?— вдруг сказала она. —?Белка с Ромкой в Крыму. Прижатая к кровати, Мила тут таки усомнилась в своём предложении, чувствуя, что совсем не готова сделать это так. Сейчас. Но Марк помогал делать решение: скинув её красный свитер чёрт знает куда, он, расправившись в бюстгалтером таким же образом, открыл себе доступ к груди девушки. Мокрая дорожка от её рта к бюсту покрылась мурашками, напряжение внизу живота казалось невыносимым. На секунду оторвавшись от посасывания кожи груди, Марк рывком скинул с себя футболку, опять припадая губами к её слабым местечкам. Его кожа казалась такой горячей, будто готова прожечь Рудик насквозь, но именно это поджигало их страсть. Ловко продвинув руку, он крепко сжал её между ног, довольствуясь её стоном, и опять припадая к губам. Как вдруг Соколова потянуло налево, и он еле сдержался, чтобы не упасть. —?Чёрт… —?сказал парень, пошатываясь на месте. —?Голова… Схватившись за голову, парень соскользнул с кровати, оседая на пол. Испуганно ойкнув, Мила внимательно осмотрела парня, неожиданно замечая у него на ребрах небольшое красно-синее пятно с кровоточащей дырочкой посредине, словно от укола. Глаза Марка вдруг закатились, а руки упали по сторонам?— он потерял сознание, не слыша требовательно-нервного голоса подруги. Температура его кожи казалась горячее огня, но её цвет отливал бледно-зеленым. Пытаясь разбудить меченосца, Мила несколько раз потормошила его, чувствуя как сама становится очень бледной. Внутри всё похолодело, но на этот раз она действовала быстрее: схватив первую попавшуюся вещь?— футболку Сокола?— она, обхватив его за торс, телепортировалась в палату экстренных случаев, сохраняя на лице изумленно-пугливый вид. В том же помещении, морщась с каждым глотком того мерзкого, на мнение Лютова, чая госпожи Мамми, парень лежал, бездумно глядя в потолок. Ему было скучно, холодно и больно, а от того и казался ещё более раздражительным чем всегда, чувствуя собственную беспомощность и уязвленность. Ему безумно захотелось выйти на улицу, промерзнуть голым телом, вдыхая обжигающий горло воздух. Захотелось почувствовать хоть что-то, кроме кровати, боли и омерзения ко всему окружающему. Опять довёл госпожу Мамми, говоря, что сам в праве справиться с повязкой, Лютову не надо её помощи, чем и обидел женщину. Не чувствуя по этому поводу хоть что-то, он уснул, но холод казался невыносимым?— пальцы на ногах замерзли, а нос наверняка был красным?— особенность его организма в неспособности переносить холод. Хотелось покурить. Согреться. Исчезнуть. —?Госпожа Мамми! —?вдруг проорал кто-то, застав Лютова врасплох. В голосе зовящей он узнал Рудик, тут же распахивая шторку. Перед ним было двое: вышеупомянутая рыжая особь с большими глазами полными испуга и полуголый и, судя по всему, полуживой Соколов в её руках. Бок и рука парня были вымазаны кровью, но всё, на что по-настоящему обратил внимание Лютов?— встрепанный вид Милы Рудик в слишком мужской большой для неё футболке. Больно. —?Что такое, что случилось? —?вбежала наконец-то медсестра, тут же пугливо ойкнув. —?А-ну, Мила, рассказывай, что произошло? С помощью левитации она перенесла седовласого парня Рудик на койку, выслушивая спутанный и растерянный рассказ Милы. Она держала его за руку, крепко сжимая, но сама чуть пошатывалась, будто бы готовясь упасть. Нахмурив брови Лютов недовольно смотрел на её испуганное, но очень нежное в тот момент выражение лица, обращенное к лежащему парню. Иронично, что стоя почти там же немного времени назад, она смотрела на ещё одного влюбленного в неё и раненого, выражая совсем другое. —?Так. Я сбиваю ему температуру, но чтобы помочь организму справится с этим нужно знать,?— она осмотрела ранку. —?Что именно его укололо и сделать антидот к яду, распространяющегося по телу. Лицо Милы тотчас прояснилось. —?Он входит в гвардию, этой ночью они боролись с дриадами,?— протороторила она. —?Такой молодой, а уже в гвардию? —?кудахкала Мамми, что-то ища в большой книге рецептов. —?Что за времена пошли, а? Сейчас приготовлю микстуру и антидот к… колючкам хвойных дриад, полагаю, а ты побудь с ним. Ишь, вместе ведь пришли. Рудик облегченно выдохнула, тут же и смущенно краснея. Не сдержав короткого, но очень многозначительного ?хм?, Лютов тут же попал под прицел злых серых глаз, изумленно смотрящих в его черные. Она совершенно забыла про Лютова, полностью поглощенная страхом за возлюбленного, но теперь, стоя перед ним в футболке Марка, почувствовала неловкость. Нил же старался выглядеть невозмутимо, вот только ревность колючей иголкой напоминала о себе в районе груди, так и порываясь спросить и сказать хоть что-то. Но молчал. Смотрел, как заботливо она перебирает в руках короткие волосы Марка, целуя его в плечо, чувствуя про себя ненависть к ним обоим, но не зашторивал перегородку, делая при этом совершенно отстраненный вид. —?Будем надеяться, что ты права, дорогая,?— проговорила вернувшаяся очень скоро медсестра. Из маленькой пробирочки она, подняв голову меченосца, влила ему в рот светло-розовую жидкость, направляя при этом на Марка свой желтый янтарь. Парень закашлялся, хватаясь за живот, но буквально на глазах возвращая себе более-менее нормальный цвет кожи. Облегчению Милы не было предела: она уткнулась лбом в его руку, что-то тихо шепча, чего тот не мог слышать, возвращаясь в неспокойный сон с болезненно-уставшим выражением лица. Нил Лютов резким движением поправил недостаточно теплое одеяло, не в силах сдержать на лице презрение. —?Это уже странно, Рудик,?— опять не утерпел черноглазый. —?Второй раз за день приходишь в больницу к парням, пострадавшим при тебе. Оба при смерти. —?Ты не при смерти, Лютов,?— раздраженно сказала она, накрывая Соколова одеялом. —?К твоему сожалению, не так ли? —?ухмыльнулся он, крепко сжимая кулаки. На Рудик не было лица, но холодную гримасу она таки сумела составить, при этом тяжело выдохнув. Нил понятливо кивнул, зашторивая перегородку довольно нервно, тут же об этом жалея: уж не ревнивцем ли он себя выставляет. Но так стало легче?— без вида вытянутой из процесса Рудик и дергивающегося Соколова дышать было проще. И Нил было бы успокоился, но через несколько минут, во время которых он никого почти не слышал, шторка медленно, даже осторожно отодвинулась, как и бровь Лютова, летящая ввысь. Сначала показалось лишь маленькое бледное лицо, усыпанное веснушками и с большими серыми глазами, грустно сверкающими в темноте. Нил лишь вздохнул, ожидая очередной ссоры: хоть как он и доказывал обратное, но грызться с рыжей ему не хотелось. Но та таки пробралась за шторку, становясь в шаге от кровати, неловко переминаясь с ноги на ногу, и только сейчас Нил заметил, что на ней не было обуви?— лишь короткие чёрные носки. —?Чего тебе ещё, Рудик? —?вдруг разозлился златодел. —?Вали в Дом, ты сейчас точно не понадобишься своему дружку. Скрыть заботу за пеленой раздраженности и ненависти было проще, чем признать искреннее волнение за здоровье Милы. Она этого не поняла, но и обижаться не собиралась?— закатив глаза, очень осторожно присела на край кровати, подтягивая к себе ноги. Объяснение этому поступку отчаянно искали они оба, но опять-таки оказалось легче просто вопросительно поднять бровь. Лютов изумленно потянулся, освобождая меченоске больше пространства, но не пуская колких комментариев и шуток?— слишком сильно боялся спугнуть рыжую. Мила обняла себя за колени, радуясь тому, что, как и хотела, она таки возле Нила и может хоть чем-то помочь. —?Может,?— прикусила губу, —?тебе нужно что-то? Брови златодела исполнили кульбит, что не будь он Лютовым?— открыл бы рот. Ему хотелось сказать, что хочет сердце парня, но одергивать себя получалось лучше обычных разговоров по душам. И тем не менее он хотел. Несладкого кофе. Теплое одеяло и свитер с высоким горлом. Сигарету. Его кровать. Милу Рудик. И ничего из этого не было легко исполнимым сейчас, хоть как Лютов бы не изворачивал карты. —?Сейчас,?— пробубнила девушка и вдруг исчезла. В то время как Лютов расстроенно сунул брови, Рудик оказалась в комнате Нила на свой страх и риск. Видимо, её организм настолько устал и переволновался, что такие вот необыкновенные вещи, как визит в комнату златодела в Чёрной кухне не представляли собой что-то волнительное. Лишь улыбнулась, увидев пустые пачки из-под сигарет возле, а не в мусорном ведре, незаправленную кровать и книги на каждом свободном сантиметре маленькой, но очень уютной комнатки Лютова. Залезая к нему в шкаф по-хозяйски, Мила не смогла не отметить, что их отношения поменялись таки кардинальным образом?— забота о Ниле со стороны меченоски казалась ей огромным улучшением. Вытянув оттуда обычный черный свитер, Рудик вдруг остановилась, вдыхая аромат сигаретного дыма и одеколона с трепетом. Взяла и себе одну спортивную кофту на замочке, тут же чувствуя тепло и уют. Стянув с кровати одеяло, Рудик нашла на столе полную пачку ментоловых сигарет и, вдруг остановилась взглядом на маленькой фотокарточке с потертыми краями, равнодушно оставленной возле чашки с недопитым кофе. На ней было двое?— высокий стройный мужчина с бакенбардами и черными волосами с молоденькой блондинкой наклонившейся к кому-то с радостной улыбкой на лице?— та часть была обрезана. Не сдержав подлого любопытства, Мила взяла в руку маленькую фотографию, мгновенно поглощаясь чужим воспоминанием. Было много народу?— чей-то день рождения, наверное?— на столе огромный торт, грязная посуда сама по себе пролетает над головами присутствующих, но никто не обращает на это внимание?— собралась компания магов. Слышался высокий детский писк и смех мужчин?— маленькие волшебники в пеленках неумело разбрасывали магией игрушки вокруг себя, тут же кидаясь в плач. Возле Милы, находившейся в небольшой гостиной с широкими окнами и видом симферопольскую площу, стоял тот самый высокий маг с фото, глядя в сторону Рудик знакомыми ей глазами. Он довольно нахально улыбнулся, поднимая одну бровь в ответ на реплику высокой и худой, как высохшая рыба, женщины?— Амальгама Мендель. Та явно неодобрительно покачала головой, отхватывая за руку девочку с двумя пепельными хвостиками?— наверняка Платина, пытаясь её успокоить. Клавдий идентично покачал головой, разворачиваясь на оклик ещё одной блондинки, поражающей своей схожестью с профессором алхимии, из чего Рудик сделала вывод, что стоящая перед ней пара?— Клавдий и Эвтетика Лютовы. Они с обожанием целовали друг друга, будто не в силах насытится, и маг не думал даже её отпускать, если бы не маленький карапуз, уцепившийся за ногу матери?— относительно миролюбивый Нил. Улыбнувшись, Мила присела возле него, с умилением глядя в эти большие заплаканные глаза, нуждающиеся во внимании родителей. Тогда и был сделан тот кадр?— кто-то из гостей запечатлел момент на обычную пленочную камеру, а Рудик вновь оказалась в комнате дрожайшего врага, подбирая с земли брошенные от неожиданности вещи. —?Да, я была в твоей комнате, но у меня нет настроения ссорится, Лютов,?— протараторила девушка, представ перед Нилом. Отдав ему свитер, Мила аккуратно положила сверху одеяло и сигареты, попытавшись ещё и сообразить улыбку?— хоть и туго, но старания были защитаны. Всё так же изумленно, Лютов кивнул, осторожно натягивая на израненное тело кофту, чувствуя неожиданную радость от такого шага заботы со стороны его врага. С жадностью вытянул сигарету, чуть ли не с благоговением глядя на меченоску, опять примостившуюся на краю кровати, чуть с интересом рассматривая его. В такую холодную ночь, в темной, полупустой комнате ему безумно больно становилось находится так близко, но притом так далеко от единственной девушки, значащей для него всё. Единственной, кого ему нужно опасаться и игнорировать. —?Что всё это значит, Рудик? —?говорил он неизменно спокойно и почти равнодушно. —?Неужто извинения? Он не видел, но слышал, чувствовал, что рыжая улыбнулась, чуть неуютно умащиваясь на кровати. —?Мне жаль,?— тихо ответила. —?Ты, конечно же, не поверишь, но я не… я хотела, но не этого. Мне было хорошо летом, когда мы не были врагами и… прости, что обожгла тебя. Невнятные, но эти извинения заставили Лютова улыбнуться, а сердце сделать двойной кульбит?— получается, что ненависти к нему, как таковой, у неё нет. Получается, что дело в обыкновенной гордыни и желании доказать себе и ему, и всем остальным, что Рудик может победить одного из самых сильных волшебников Троллинбурга даже в таком юном возрасте. И она доказала, при этом не чувствуя соответственной радости или удовлетворения?— она вполне искренне доказывала это такими маленькими, но таки шажками навстречу ему. —?Ты меня удивила,?— лишь ухмыльнулся он. —?Сама себя,?— и Мила в ответ.*** Утром Рудик проснулась с большой головой от распирающих её мыслей и легкой улыбкой на устах?— что-то промелькнуло между ними с Нилом вчера, и её глупое сердце не могло это игнорировать. Поговорив ещё немного о совершенно невинных вещах, как уроки, домашние дела и предстоящие каникулы, Мила ушла, предварительно проверив всё также спящего Марка. Вырубившись в три часа ночи, она даже не сняла с себя кофту Лютова, и теперь ей казалось, что всё тело вдруг пропахло этим наглым, самоуверенным и так хорошо пахнущим златоделом. На соседней кровати в объятиях Ромки досыпала Белка, сквозь сон улыбаясь и притягиваясь к Лапшину ещё ближе. Мила предчувствовала отличный день, с энтузиазмом принимая душ и расчесывая волосы?— даже слегка напевала какой-то простенький мотивчик. Она чувствовала вкус перемен на губах, с удовольствием прикусывая их и мыча что-то под нос. Когда сонные и уставшие друзья наконец-то повставали, Рудик уже на всех парах неслась в столовую, предварительно обняв обоих растерянных ребят. —?Доброе утро, придурки,?— прощебетала Мила кушающим и спорящим Поперечному и Глебу. —?Чего вы так рано? Парни уставились на Рудик требовательно, усаживая подругу посредине. —?Где Марк? Он не вернулся в комнату вчера. Пересказав озабоченным приятелем Соколова о его подвигах, Мила с жадностью напала на жареную картошку, выслушивая о приключениях парней в каком-то баре с какими-то девушками. Невнимательно, но рыжая кивала и смеялась, радуясь обыкновенности сегодняшнего утра, хоть и с таким необычным вечером и ночью. Взяв на заметку принести Марку какие-то вкусности после обеда, Рудик, похлопав парней по затылках, направилась в свою комнату, чтобы подготовиться к урокам. Но вот в коридоре оказалась остановлена, глядя на полуголого Соколова, смотрящего на свою девушку с улыбкой. —?Будто гарпию увидела,?— закатил он глаза. Усмехнувшись, Мила крепко обняла парня за шею, засыпая его лицо поцелуями. Отвечая взаимностью, он закружил её на месте, не выпуская с крепкого захвата. —?Извини, что напугал вчера,?— сказал он тихо. —?Дурак? Усмехнувшись, Марк обернулся на улюлюканье Глеба и Вадима, прибежавших на знакомый голос своего ?вожака?. Поцеловав Соколова на прощание, руками при этом отпихивая его друзей, наставивших свои губы уточками, Рудик таки поднялась в комнату, где сидела одна лишь Белка, собирающая сумку. На её вопросы Мила ответила почти правду и почти обо всём?— почему-то обсуждать их с Лютовым момент просветления ей не хотелось. Первым уроком должна быть левитация, а потому девушки направились именно туда, параллельно обсуждая предстоящие новогодние каникулы?— Белка обещала приехать на первой же неделе, когда всей семьей в Плутихе Векши будут праздновать Новый год. День проходил мирно, спокойно, отделяя рассеянную Рудик от внешнего безобразия, давно ликвидировавшего следы недавней осени. Меченоска в своих мыслях вышла из кабинета зельеварения, не ожидая смеющихся друзей позади. Погода казалось очень рассерженной, целыми волнами снега стучась в рамковые окна Думгрота, но ничего из этого не могло испортить ей настроение. Ничего, кроме стоявшего напротив Воронова с отвратительным выражением лица ненависти и гнева. Соображая на ходу, Мила ускорила шаг, пытаясь обойти парня, но тут же оказалась прижатой к стене одной лишь рукой златодела, а вторая, с проснувшимся перстнем, была направлена ей в глаза. Рудик, не отводя взгляда, смотрела в лицо человеку, так искренне ненавидящему её, размышляя при этом в поисках следующего плана действий. Оказавшись вдали от класса инверсий, где должен происходить следующий урок, она потеряла вдруг всю свою решимость, неуверенно сжимая кулаки. —?Чего тебе? —?не выдержала рыжая. —?Поговорить,?— просто ответил Воронов, в то же время, как Мила со всей силой ударила его коленом между ног. Тут же согнувшись вдвое, он глухо матерился, пока рыжая оббежала его со спины. Без огромной руки у себя на шее она почувствовала былую уверенность, не собираясь убегать от стычки?— красный камень благоговенно загорелся, готовясь слушать приказы хозяйки. Тем временем Воронов поднялся, извергая брань не хуже вагоноразгрузчика. Приготовившись, Мила оказалась готова к мощному всплеску чёрной магии в свою сторону, выставив щит Чернь, чтобы наверняка. Рассеявшись о стену туманной дымки, исчезло, а Рем принялся обстреливать Рудик темными заклинаниями, в гневе натыкаясь на защиту. —?Почему он защищает тебя? —?выкрикнул Рем, когда очередное заклинание растворилось в воздухе. —?Почему Нил защищает тебя? Рудик так и замерла, не зная, что ответить. —?Я не знаю,?— ответила честно. —?Вевис! Кондукцио! Может, он и не был готов, но в тот момент кровь Милы бурлила от прожигающего нутро гнева. Ей захотелось отомстить не только за себя, но и за Белку и остальных ребят, ставших жертвами подлого златодела. Она с ненавистью проговорила слова, глядя в его округлившиеся глазки-семечки, наслаждаясь произведенным эффектом: Рема отбросило в стену глухим ударом, а второе заклнание связало его руки и ноги. Подойдя близко к парню, Рудик присела перед ним, улыбаясь лишь уголками губ. Перепуганным Воронов не выглядел?— только злости и ядовитой враждебности хватало в его взгляде, прожигающего ликование рыжей. —?Ты никто, Рудик,?— прорычал он. Неожиданный удар прилетел ему по лицу приятно-устрашающим звуком. —?Ха,?— опять тот же взгляд, и улыбка, пытающаяся сообразить радость. —?Ты грязная приживалка, Рудик. Ничтожество. Он никогда не полюбит тебя, даже если сейчас защищает. На этот раз Рудик ударила Рема в бровь кулаком с карбункулом, тут же и сама морщась от боли?— косточки руки неприятно заныли, она нахмурилась, втягивая воздух через стиснутые зубы. Проговаривая проклятья, Мила встала, отошла от покрасневшего врага, наслаждаясь малым?— струйка крови сбежала с возникшей раны, заставляя его морщиться. Сама же волшебница корила себя за глупость?— пальцы саднило, а злость так и не прошла. —?Ты даже ударить нормально не можешь,?— со смехом проскрипел он. —?Тупая слабачка. Чуть ли не выдохнув из-за огорчения, меченоска с досадой посмотрела на ухмыляющегося Воронова, размышляя над дальнейшими действиями, как вдруг её отвлёк посторонний звук. Рычание. Глухое, гортанное рычание раздалось коридором почти что возле уха девушки, от чего она испуганно дернулась. Возле неё ничего не было, но посмотрев в конец коридора рыжая заметила нечто, описаниям поддавающееся с удовольствием. Первое, что попалось на глаза волшебнице?— куски шерсти, отвалившиеся от существа по разным сторонам коридора. Обгорелая, чёрно-синяя шерсть, принадлежавшая полульву-полумедведю, стоявшему на своих двух, но загородившему проём двери. Огромными лапами оно рассекало потемневший от напряжения воздух, длинными когтями запугивая ребят. Его огромная львиная морда с обгорелой чёрной гривой, как у хищной кошки, была истерзанна шрамами, некоторые из них кровоточили, заливая липкую шерсть, кое-где измазанную смолой, а глаза, словно дьявольское пламя, горели, как у обезумевшего дикого зверя. С его шеи свисали длинные обугленные цепи, будто бы монстр прибежал из самого Ада, невидящим взором обжигая стоящую перед ним Рудик. Нервно сглотнув, она попробовала телепортироваться, но столь обычное явление оказалось заблокированным?— в момент, когда полулев-полумедведь побежал на неё с диким ревом, Мила стояла на месте, лишь в последний момент сообразив телепортироваться. —?Рудик, сними своё заклинание! —?заорал Воронов. —?Я не могу телепортирова… На полуслове златодела прервал монстр, набросившись на него с распахнутыми объятиями. Успев сориентироваться, Рудик откинула от своего врага существо заклинанием, подбегая к парню с вопросом в глазах. Он лишь раздраженно выдохнул, резко поднимаясь, когда Мила освободила его от веревок, что было очень вовремя?— именно тогда, оклемавшись от заклинания, зверь принялся бежать на ребят, встав на четыре лапы. Отбежав в сторону, Рудик бросила в него ещё одно заклинание, но медведь лишь заревел, вздымаясь на дыбы: его когти на глазах росли, разрезая отвисшую шерсть, целенаправленно двигаясь в сторону застывшего Вронова. Лишь коснувшись плеча парня, когти проникли сквозь его кожу, а Рема будто пригвоздило к месту: он всё смотрел в горящие глазки зверя, словно и не чувствуя боли. —?Резекцио! —?прокричала Рудик, обрезая неаккуратному существу ногти. Злой рев медведя пробудил златодела и он, словно опомнившись, схватился за плечо, откуда торчали три толстых ножа. Тем временем кудлатый монстр вновь заорал, в прыжке бросаясь на Милу, успешно выставившую щит, на который и ударился полулев. Не поняв произошедшего, он с яростью стучал по щиту, желтыми клыками впиваясь в полупрозрачную защиту. Воронов, на глубочайшее удивление Милы, кидал в мутировавшего медведя заклинаниями, но тот лишь отмахивался от них, как от назойливых мух. Рудик чувствовала пот, стекающий с её лба к глазам, раздражительно моргая и с яростью усиливала щит, но существо лишь грознее впивалась в него своими остриями. —?Рем, сделай что-нибудь! —?прокричала Мила, чувствуя, что слабеет. В тот же момент монстр, разрывающий её защиту, замер, раскрыв челюсти в немом реве. Его красные глаза казались мёртвыми, а тело его парализовало: откинув полульва со своего щита, Рудик огромными глазами уставилась на свирепого Лютова в конце коридора со светящимся чёрным сиянием морионом.