5. жестокие условности жизни (1/1)

Пребывая в лёгком недоумении, Мила не думала даже пискнуть, когда под её ногами резко не стало земли?— Лютов переносил их куда-то, прижимая при этом ослепшую Рудик к своей груди. Эти несколько секунд в такой близости заставили её подумать о том, что ничего не видеть легче. Она могла спокойно прижиматься к нему, не заботясь о его реакции, не видя его лица. Оказавшись уже на земле, Мила так и не отходила, ссылаясь на отсутствие зрения, но на самом деле думала о возможности остаться так навсегда. Её глаза были слегка приоткрыты, но услышав холодный и безразличный голос Лютова, она закрыла их вовсе, чтобы случайно не показать своей боли. —?Садись, Рудик,?— командовал он, руками направляя её. Мила послушно выполнила команду, но когда он отпустил её, то сразу же и растерялась. —?А где мы? Что с Ромкой? Ты оставил его с твоими умалишенными друзьями? —?с каждым вопросом она становилась всё злее, глядя вперед, где, предположительно, стоял Лютов. —?Мы в моей комнате, Лапшин в больнице, но у него всё нормально, остальное - не твоего ума дело,?— отвечал он односложно, шурша какими-то страницами. Мила становилась всё злее и злее, в полной мене осознавая случившееся и факт своей полнейшей беззащитности и уязвимости перед Лютовым, который что-то тихо шептал время от времени почти неслышно бранясь. Почувствовав боль в спине, Мила откинулась назад, ожидая наткнуться на что-то вроде стены, но в меру того, как она раскинула в разные стороны руки, стало понятно, что кровать у Лютова больше, чем у среднестатистического ученика Думгрота. Оно и понятно: Амальгама Мендель с племянником и дочкой практически живёт здесь. Ей стало интересно посмотреть и другие комнаты, но потом она подумала, что было бы неплохо просто видеть хоть что-то. И как только Мила подумала об этом, то пелена с глаз начала спадать и Рудик смогла увидеть склонившегося над книгой Лютова с горящим перстнем. Быстро сев, она наткнулась взглядом на женскую майку возле приоткрытого шкафа. Глубоко вздохнув, Рудик отвела взгляд, осматривая небольшую комнату с большими треугольными окнами со складными створками и темно-коричневыми стенами. На большом столе, как и на полу и на подоконниках, были стопки книг и разных пергаментов, от очень старых до только что написанных. А вот Лютов держал в руках тот же учебник по чёрной магии, что Мила видела у него в комнате в Плутихе. —?Ты же понимаешь, что не нужно рассказывать об этом никому? —?вкрадчиво спросил он. —?С чего бы это, Лютов? Твои ручные псы использовали чёрную магию. Они должны быть наказаны,?— отчеканила Мила. —?Это не страшные заклинания, они бы ослабли через несколько дней,?— протянул Лютов, заставляя Рудик захлебнуться от возмущения. —?Несколько дней? —?воскликнула она. —?Да ты сумасшедший! Быстро поднявшись, Рудик направилась к двери, планируя уйти в общежитие, но Лютов возник просто перед ней. Его глаза казались ей безумно-опасными в комнатном тёмном свете дня с опять начавшимся дождём. Он стоял просто перед ней, слегка наступая и заставляя идти назад мелкими шажками. Уткнувшись в кровать, Мила присела, не глядя на Лютова, который тут же опустился перед ней на корточки. Он аккуратно провёл пальцами по её щеке, заставляя шипеть от боли?— она и забыла, что Грызов использовал на ней заклинания сечения. Камень Лютова подозрительно засветился, Мила сразу же дёрнулась, но парень прижал её обратно, положив руку на оголённое от поднявшейся юбки бедро. Вглядываясь в её глаза, он колдовал, шепча что-то и выводя пальцами по ноге непонятные узоры, вызывая у неё мурашки от волнения. К своему собственному удивлению, Мила заметила непонятную дрожь в руках, которые тут же накрыл своей большой ладонью Лютов. Форма Милы была изрядно измятой, юбка в пыли, она чувствовала биение собственного сердца и боялась, что и он может его услышать. Магию этого момента нарушила чужая мысль, громоподобным эффектом разразившаяся в её голове. ?Мила, где ты? Я в больнице со сломанной лодыжкой, неудачно приземлился, но всё в порядке. Что Лютов с тобой сделал???— услышала она в голове потоки мыслей и тут же одёрнула от Лютова свои руки. —?Ты не сказал, что Ромка сломал лодыжку, Лютов! —?Мила зло сощурилась. —?Я же сказал, что с ним всё нормально, не умирал же он,?— раздраженно проговорил Нил. —?Чем бы ты ему помогла с наложенным заклинанием слепоты? —?Так вот в чём дело? Ты не хотел, чтобы все увидели результат ?чёрных? проделок твоих дружков? —?Если тебя это успокоит, Рудик, то да, —?отчеканил он морозящим душу тоном. —?А теперь убирайся из моей комнаты. Милу не пришлось заставлять: слегка покачав головой, она телепортировалась ко входу в лазарет, быстро собираясь с духом. Дрожь в руках не прекращалась, а воспоминания о близости с Лютовым лишь ухудшало её. Он был таким нежным и аккуратным, залечивая её раны, выводя только понятные ему узоры по голой коже. И как он смотрел на неё: без злости или ненависти, лишь с беспокойством и мягкостью в вечно холодном взгляде. Разбираться с этим у Рудик уже не было ни сил ни желания, а потому, она нацепила на лицо улыбку и вошла в лазарет, чтобы увидеть друга. Ромка лежал на одной из узких коек, с закрепленной стежками ногой и пил какой-то бледновато-зелёный сироп, будучи при этом такого же неприятного цвета. Увидев его напряженность и дерганность, Мила слегка притормозила, думая, не обиделся ли он. Но друг, увидев её рыжие кудри сразу же улыбнулся расслабляясь. Он жестом подозвал её к себе, уступая на койке немного места. —?Привет,?— тихо сказал Лапшин, вглядываясь в её лицо. —?Ты такая измученная. —?А ты зелёный,?— ответила Мила, смеясь. —?Это всё госпожа Мамми,?— простонал он возмущённо, искривляя губы. —?Дала мне настойку из костей тролля, чтобы срослось то, что я поломал. Через два дня буду в порядке. Лютов снял заклинание? —?Да,?— Мила опустила глаза к полу. —?И просил не говорить никому о применении чёрной магии его друзьями. Я ничего не ответила, но выбор за тобой, Ром. Друг задумчиво жевал губу, вглядываясь в только ему понятную пустоту, размышляя над довольно серьёзным вопросом: если они расскажут Альбине или Владыке о том, что Грызов и Воронов практикуют чёрную магию на людях, да ещё и в школе?— их могут попросту выгнать, но тогда обозлятся и остальные златоделы, а покопавшись в их грязном белье, может раскрыться ещё и остальная часть чернокнижников. Подумав о том, что Лютова могут выгнать, Мила слегка погрустнела,но тут же и стараясь приглушить это, но ничего не получалось?— желание защитить, спасти парня казалось слишком сильным, даже если бы против него войной шёл целый мир. Пусть и не было для неё никаких причин, чтобы защищать его от судьбы, слепо следуя по пятам, но Мила ощущала странное желание идти за ним куда бы то ни было, оборачиваясь спиной к всему, что она имела. Столь глупые и девчачьи мысли заставили её лишь издать внутренний стон?— в последнее время в ней часто боролись две Милы: одна отчаянно хотела вернуться в то время, когда ещё даже представить не могла о возможных чувствах к Лютову, а другая… просто хотела его. Именно его. Близости. Прикосновений. Горячего дыхания на коже. Чувствовать его тяжелую ладонь на своих бёдрах. Хотела совместных завтраков и проведенных вместе ночей. Хотела всего этого также отчаянно, как и забыть. —?Нам бы следовало сделать это, Мила. Но мы не можем, —?вынес вердикт Лапшин. А Мила подавила выдох облегчения, слегка приобнимая друга, чтобы спрятать лицо, искаженное болью предательства: он ведь сломал из-за них ногу, а Рудик не могла даже нормально прижать Лютова, без того, чтобы не думать о близости с ним. Вечер шёл быстро, она всё время сидела с Лапшиным в лазарете, развлекая его и заставляя пить троллью настойку. Белка волновалась очень сильно, а когда ребята рассказали ей о всех подробностях стычки с друзьями Лютова, не скрывая подробностей, то стала ещё и злой, то сжимая, то разжимая кулаки. Она грозилась превратить всех златоделов в мячики для тенниса, а потом устроить соревнования между меченосцами, что здорово повеселило Лапшина. —?Прости, Белка,?— смеялся он. —?Но, что ты можешь сделать? Ты даже себя защитить не можешь, не то, что нас с Милой. —?Лапшин, ты сейчас договоришься,?— тихо предупредила его Рудик. —?Нет, ну Мила! Ты помнишь, как Воронов приставал к ней в том году, когда они были друг против друга на боевой магии? Она же тогда попросту расплакалась! —?Ромка… —?Или когда Алюмина начала издеваться над ней с Артёмом, называя ?писанными яйцами?, кто тогда с ней разбирался? —?Ром… —?Или когда… Договорить другу Белка не дала, влепив звонкую пощечину. По щекам пепельноволосой покатились градом слёзы, которые она неудачно пыталась скрыть маской злости. Векшу можно было понять: всю жизнь она ощущала себя бесполезной, на фоне сильного друга и храброй подруги, которые всегда сталкивались с трудностями, чаще всего не рассказывая ей?— о большинстве приключений Белка узнавала по ходу дела. И вот сейчас ей говорят об этом прямым текстом, как бы намекая на её неподходящую миролюбивую натуру, чтобы быть их подругой. Да ещё и парень, который так сильно ей нравился! Злая Белка чувствовала себя преданной, глядя на этих двух замечательных друзей, даже не потрудившихся позвать её, чтобы осведомить о происшествии! Обо всём узнала она от Яшки Бермана, навестившего Ромку часом ранее. Конечно, они не говорили остальным ребятам о подробностях стычки, а лишь факты: началась ?драка?, Ромку откинуло заклинанием, сломал ногу. Но всё равно, они никогда не принимали её слишком серьезно. И Белка решила, что это будет в последний раз, когда её воспринимали не серьезно. Развернувшись, она ушла из лазарета, громко хлопнув дверью. *** Лютов напряженно поджал губы, вглядываясь в строчки исписанного мелким почерком письма, которое ему прислала мама. На секунду Лютов даже усомнился в том, что это писала она: столь нежными высказываниями Эвтетика никогда не пользовалась. Но, как и любой другой ребёнок, Нил Лютов был счастлив, получив долгожданную весть от родителей, игнорирующих его существование длинные годы. И вот, он держал в руках изысканный лист бумаги, слегка надушенный женским парфюмом. Это напомнило ему о матери, хотя он и не знал, какими духами она чаще всего пользуется. ?Дорогой сынок,Твой отец и я, твоя любящая и сильно заскучавшая мать, собираемся в Троллинбург к самому жёлтому месяцу осени. Прошу тебя не делать глупостей до нашего приезда, чтобы в случае чего нам не пришлось краснеть за тебя. Ты самый лучший и самый сильный мой мальчик, береги себя.С любовью,Твои родители. ? Перечитав это снова и снова, Лютов не смог сдержать на лице кривую улыбку, слегка удивлённый и настороженный этими сантиментами, но всё также оставаясь удовлетворенным: он не видел родителей шесть лет, получая редкие и очень сухие письма время от времени. И хоть Лютов был рад знать, что у них всё хорошо, они живы и здоровы, но подлая злость и предательство быть брошенным собственными родителями преследовали его с самого детства. И вот, наконец, он сможет их увидеть, обновить свои знания о родителях, пусть он и не скажет им о своих чувствах, не покажет истинного трепета от встречи, но в глубине души ему станет легче. Мысли Лютова прервал стук в дверь, после чего в его комнату ввалились двое златоделов — Грызов и Воронов. —?Вызывали, капитан? —?с сарказмом спросил первый. Лютов опять натянул на лицо холодную маску безразличия, сверля этих двоих взглядом полным презрения. —?Какого чёрта вы сегодня творили с этими меченосцами? —?прорычал он, заставляя поежиться ощетинившегося Грызова. —?Мы решили проучить их, или же ты забыл, что этот придурок Лапшин сегодня сделал? ?— ощетинился Воронов. —?Ох, прости, я забыл... ты же теперь в это не играешь, да, Нил? Сильно правильным стал? —?Проучить? —?голос Лютова ставал всё более дьявольски опасным. —?Подставив и меня, и Алюмину, и Агнию, и остальных ВАШИХ друзей, практикующих чёрную магию? Вы понимаете, что все сейчас в опасности, потому что ты, Воронов, оказался обидчивым ребёнком! —?Они ничего не скажут. Беру это на себя, Нил,?— доверительно сказал Грызов. —?Я разберусь с этой рыжей оборванкой. И не обязательно магией. Они с Ремом похотливо ухмыльнулись, тут же замерев от новой, явно невольно возникшей эмоции, проскользнувшей на лице Нила, которыя выглядел так, будто парень подумывал, как бы это убить их на месте, тоже не используя магию. Парни удивлённо переглянулись, наблюдая такие перемены. Раньше же он сам постоянно искал возможность насолить Рудик, используя при этом всякие изощрённые методы, но после лета его словно подменили! Лютов стал замкнутым, серьёзным, не велся на провокации, игнорировал факт ненависти к Рудик его друзей, постоянно обламывая их желание ?проучить? рыжую и её друзей-меченосцев. Он не объяснял это, не понимая смысла оправдываться перед кем бы то ни было, но сегодня у его приятелей на это были свои планы. —?Просто я осознал, как глупо вести эту ненужную никому войну, парни, ведь это бессмысленно, —?он оскалился, пытаясь разрядить обстановку. —?Хм, а ты прав, Нил, —?Воронов слегка прищурился, подходя ближе к другу. —?Рудик ведь стала ничего так даже. Прическа ей эта идет. И вообще, милая Мила... я хочу её. Почему бы не попробовать...

Лютов слышал, что это провокация. Видел, что это провокация. И всё равно сжал в руках воротник Воронова, заставляя его слегка подогнуть колени. Нил тяжело дышал, не в состоянии обуздать собственную злость, при этом ещё крепче сжимая руки возле его шеи. Грызов тут же направил на него свой бледно-серый камень, светящийся чёрным сиянием, как и камень Лютова. Он сам готов был в любой момент поджечь его наглую морду чем-то с разряда запрещённой магии. Но честно пытался контролировать себя. —?Не смей, слышишь? —?прорычал Лютов в лицо златодела, но Воронов, впервые не боясь друга, просто рассмеялся. —?Она тебе нравится, так ведь? Вот к чему всё это благородство. Ты попросту влюбился в эту нищебродку. Удар в челюсть Воронова прилетела незамедлительно, как и ответ, хоть и смазанный, по скуле, но кулаком с кольцом. Лютов почувствовал тупую боль, здорово заглушающую душевные волнения, столь не присущие Лютову раньше. Он схватил ноющего Воронова за шею, вынуждая смотреть ему в глаза, и, мгновенно приколдовав сомневающегося Грызова к полу заклинанием-парализатором, прошипел Воронову в лицо, опаляя того тяжёлым дыханием курящего человека: —?Ты никому не скажешь об этом, Рем, и не будешь трогать Рудик, а иначе… —?он направил камень Воронову в лицо, демонстрируя яркое свечение мориона. —?Она будет последнее, что ты увидишь. Как и он,?— и указал кивком головы на Виталика. —?Никогда не озвучивай свои мысли при мне, или за моей спиной. Ты, Воронов, знаешь меня лучше кого-либо другого. Я сдержу своё слово.*** Человечность?— это любовь, внимание к человеку, уважение к человеческой личности; доброе отношение ко всему живому; человечность, человеколюбие. Не нужно быть особо одарённым, чтобы понять о чём идёт речь. Переставая ценить человечность, люди называют любовью похоть, дразнят смерть беспомощностью, осуждают других, более слабых, длинные годы живут без сердец, называя таких же неправильными. Современные люди рождаются безжалостными, не скрывая жестокости по отношению к другим. После разговора с Нилом Лютовым?— одним из самых ненавистных, но при этом уважаемых людей во всём Троллинбурге, Виталик, схватив Воронова за рукав, потащил того в парк. Они оба выглядели ужасно удивлёнными, агрессивно настроенными и чувствовали желчный вкус предательства во рту. Они могли ожидать этого от кого угодно, но только не от Нила Лютова?— он ведь самый стоический, настороженный и склоненный к предубеждению парень. Воронов знал его ещё до учебы в Думгроте: совсем малыми детьми, проживая в обычном мире, парни частенько крутили маленьким воробьям шеи, представляя себя злодеями из рассказов, подобных тем, что им рассказывали родители. Вместе парни любили нарываться на драки, получая многочисленные травмы?— от ссадин на коленках, до фонарей под глазами. Лишь потом, когда родители Нила уехали в длительное путешествие, не указав дату возвращения, Лютова отправили в Троллинбург, разрывая с другом. Когда же они встретились вновь, уже в школе, Воронову сперва было трудно узнать в нём того любопытного мальца с незаживающими коленками и собственным взглядом на мир; этот Нил Лютов был воплощением злобы и вражды ко всему окружающему. А особенно?— к маленьким беззащитным рыжим девочкам. Именно поэтому, наверняка, Воронов и был столь разозленным, разочарованным. Он всегда считал себя другом Лютова, а не просто пёсиком на коротком поводке, которого тот использовал в своих грязных целях: он привык быть Лютову чем-то постоянным, не меняющим позицию и отношения. Но теперь, когда произошло столь резкое перевоплощение, о котором Воронов узнал по собственным догадкам, он увидел ту подлую долю правды в словах ублюдка Лапшина об одном лишь предназначении Воронова для Нила?— сопровождать того и делать все, что сам он не хочет. Впервые Воронов решил действительно разозлить его. —?Смотри, Рем,?— тихо позвал Виталик, указывая куда-то вперед. —?Подружка рыжей. Вечно плачущая подружка рыжей. Проследив за взглядом Виталика, Рем увидел пепельноволосую голову единственной девушки, которую ему никогда не хотелось обидеть. Он не мог объяснить этого, ведь никаких чувств к ней он не испытывал, но Воронов и не пытался разобраться: чтобы питать хоть какие-то чувства к меченоске, учащейся в Думгроте бесплатно, из неблагополучной семьи, в отличии от него, первородного мага, нужно было бы тронутся умом. Подумав о Лютове, он слегка ухмыльнулся. —?О, ты подумал о том же, что и я,?— воспринял его ухмылку по-другому Грызов. —?Нет, Виталик, не думаю, что это хорошая идея… —?И ты туда же? —?взорвался Грызов. —?Тоже влюбился в грязную меченоску? Он с отвращением сплюнул, презирливо глядя на Воронова и направляясь в сторону к девушке. Он не двигался, наблюдая, как Виталик нагло берёт её за руку, заставляя ту дёрнуться от омерзения, вырываясь обратно. К своему собственному сожалению, Рему захотелось остановить Грызова, заставить забыть о её существовании. Да, он сам ни раз доводил её до слёз, но всего лишь, чтобы не дать кому-то другому это сделать. И всё же, Воронов просто стоял, теряя последние остатки человечности, зная, что может изменить чью-то судьбу… Но просто стоял. Он рассматривал свои руки, никогда тяжело не работавшие, лишь принимая всё как должное: родители платят за него везде, вытягивают из передряг, уберегают от многих ошибок, но помогают загладить уже возникшие. У него никогда не возникало вопроса ценностей: что такое другой человек для него, не имеющего полного представления о чувствах. Да и жить так легче, ведь, Рем был уверен, куда бы он не ушёл, найдется работа, которую, выполняя, он не будет считать правильной. А потому переставал думать, чувствовать, надеяться, верить. Если ему приходится насиловать свою совесть, то проще делать это с закрытыми глазами, как робот, выполняющий условности жизни. Своеобразное проклятие, которое Рем Воронов носил с гордостью. Он знал, где застанет своего приятеля и неудачную жертву сегодняшнего дня, и оказался прав?— они были возле высокого дуба, в пяти шагах от реки. Вечер опускался на Троллинбург безжалостно, уничтожая надежды меченоски быть увиденной кем-то совестным. Не ним. Он понял это, глядя в её обезумевшие глаза, пустые, безнадежные. Она смотрела на него, как и большинство других людей: как на ноль, на отброса общества, на очередного аморального ублюдка, которому никогда не суждено выбраться из ада для таких, как он?— бесчувственных ничтожеств. И она была права. Никаких молитв, криков и проклятий?— лишь тихое поскуливание от боли, а на лице?— гримаса ненависти. Он присоединяется к Грызову, забыв о всех недавних раздумьях и оставляет без ответа его наглую ухмылку. Его вставший член напротив её милого лица, скривившегося в маске омерзения, в горле застрял крик отчаяния, но ведь она заколдована?— никто не услышит её голоса, пока не спадёт заклинание. Нежно прикасаясь к её лицу, он надавливает на челюсти, заставляя открыть рот и просто трахает, сопротивляющуюся и плачущую. Ему самому не по себе, внутри слегка колотит, но горячий рот на его члене заставляет забыться. Они оставляют её там. Ничтожно маленькую, в разорванной блузке, с разбитой губой, следами связи на бедрах. Один лишь взгляд её заставляет Воронова поежится, будто от холодного порыва ветра. И он уходит, чтобы напиться и забыть о том, что испортил чью-то жизнь. В очередной раз.