Часть 5 (1/2)
Ковальски не помнил, как уснул, но совершенно точно был уверен, что запирал дверь в лабораторию. Когда он проснулся, то понял, что укрыт одеялом, а тяжёлая дверь приоткрыта. Впервые за очень и очень долгое время Ковальски поймал себя на ощущении, что не чувствует себя в безопасности на собственной базе.Наручные часы показывали десятый час вечера. Наверное, он был бы готов просидеть здесь, внизу, в своей, как оказалось, не такой уж надёжной крепости, ещё несколько суток, дожидаясь приезда Шкипера, но естественные потребности выгнали его наружу. Передвигаясь по собственному дому, как вор, он сначала заскочил в ванную, потом так же крадучись – на кухню, вытащил из холодильника сэндвич и поспешил покинуть дом.
– Ковальски? – удивилась Марлин, открыв соседу дверь. – Выглядишь как-то не очень. Всё в порядке?– Могу я, – Ковальски набрал в грудь воздуха и с резким выдохом закончил, – переночевать у тебя?
И без того большие глаза Марлин сделались ещё больше и она молча посторонилась от двери. Нервно оглянувшись, сосед зашёл в дом.
– Н-ну, как дела? – Не зная, куда деть руки, Ковальски покачал ими вперёд-назад и всё-таки сцепил за спиной.
– Хорошо дела, – осторожно ответила Марлин и кивнула в сторону дивана. – Присаживайся. Хочешь чего-нибудь?– Да нет-нет, спасибо, – Ковальски последовал приглашению и сел на неудобный, слишком низкий для него диван.– Я не знаю, может, вина? – продолжала настаивать женщина.– Да нет-нет… – машинально повторил тот и вдруг осёкся: – Хотя давай.
Марлин нарезала фрукты, сыр, взяла из сушилки бокалы и скоро присоединилась к Ковальски, устроившись в кресле рядом.Лейтенант покачал в руках бокал, посмотрел на переливы красного вина за хрустальной стенкой, сделал небольшой глоток, помешкал и залпом допил всё, что оставалось. Марлин вскинула бровь, но от комментариев воздержалась.
– Как прошёл концерт? – решила она начать со светской беседы и, к своему большому изумлению, смогла наблюдать, как прямо на глазах спадают краски с чужого лица.– Хорошо, – кивнул Ковальски и потянулся за бутылкой вина, после чего подрагивающей рукой налил его почти до краёв.Бровь Марлин вновь взметнулась вверх, но она вновь совладала с собой.– Хорошо, – эхом отозвалась она, подбирая в голове ещё какие-нибудь темы для светской беседы. – Рико…Ковальски поперхнулся вином и закашлялся.
Собирая в кулак всё своё гостеприимство, Марлин поднялась и пошла за тряпкой, чтобы спасти ковёр от пятен вина, которые оставил подрагивающий в кашле сосед.– Где тебя положить спать? – спросила она через некоторое время.– О, я… Я недавно проснулся. Если ты не против, я просто посижу у тебя здесь… Почитаю.– Да что с тобой не так? – Марлин откинула тряпку и уставилась на Ковальски. – Вы что-то не поделили с Рико, и ты теперь боишься возвращаться домой?Тот посмотрел на неё, молча хлопая глазами.– Ну да, пожалуй, что и так, – согласился он наконец.– Ладно! – Раскинула руки в стороны Марлин. – Оставайся, пока он остывает. У вас вечно что-то случается, когда Шкипера нет. То это, то… – женщина озадаченно замолчала. – То ещё что-то. Не помню что, но точно что-то в его отсутствие у вас происходит.?Ещё бы вы все это помнили, – подумалось Ковальски, – недаром у нас такой расход амнезиаков в квартальных отчётах?.– Вроде взрослые лбы, а без Шкипера как дети малые, – Марлин заметно смягчилась и вернулась в кресло.Ковальски пожал плечами, не подтверждая этого, но и не оспаривая.
– Хорошее вино, – вместо этого похвалил он.– Да, дорогущее ещё, – Марлин задумчиво кивнула, – покупала, так сказать, ради особого случая. Ну да неважно, – и она последовала недавнему примеру Ковальски, опрокинув в себя бокал целиком.
– Это нелепо, да? – спустя какое-то время спросила женщина, ломая на мелкие кусочки ломтик сыра на блюдце.– Хм-м?– Ну, знаешь, молча ожидать, а потом расстраиваться, что твои ожидания не исполнились.– Это неприятно, хотя и естественно. Всё в этом мире стремится к уменьшению затрат энергии, – голос Ковальски отвердел, приобретая менторские нотки, а сам учёный приосанился. – Так и наш разум в процессе своего развития научился консолидировать полученную информацию, сортировать в одном лишь нам понятном порядке, а потом искать короткие дорожки к тем или иным местам, чтобы не проделывать весь долгий путь заново. Так появились стереотипы. Не значит, что это абсолютное добро для современного человека, но для человека прошлого это было необходимо, чтобы лучше понимать мир. Иногда дорожки сворачивали не туда и получались когнитивные ошибки. Сейчас наш мозг заполнен этими ошибками. Поэтому один человек не может усвоить то объективное, что он поглощает из мира. Переходя по нашей оценочной системе, объективная информация натыкается на целый ряд когнитивных ошибок, так и получается, что объективное явление отпечатывается в нашем мозгу субъективным его осмыслением.– Я прямо чувствую, как ты старался не умничать, чтобы даже я смогла тебя понять, – не сдержалась Марлин. – Много их, говоришь… Ну назови ещё что-нибудь?– Например, часто встречается такое: человек узнаёт новое слово или новый факт, а потом ему кажется, что он стал повсюду сталкиваться с ним в повседневной жизни.– Да не-ет! И это тоже оттуда?– Угу. Называется феноменом Баадера-Майнхоф, или иллюзией частности.– И не скучно жить, когда знаешь, как всё вокруг объяснить?– Нет, – беззаботно улыбнулся Ковальски. – Наоборот, интересно искать ответы на вопросы, понимая, что они находятся за гранью твоего понимания лишь временно. В моей научной практике знание о феномене когнитивных ошибок можно охарактеризовать, как ?было бы смешно, если бы не было так грустно?. Забавно ловить себя на том, что допускаешь эти ошибки, а потом, когда сводишь результаты... Как бы нам ни хотелось, наука не работает по принципу ?если результаты противоречат моей гипотезе, то тем хуже для результатов?.Марлин рассмеялась.– Ну да, а то было бы слишком просто! То есть, хочешь сказать, что это всё – моя когнитивная ошибка?– Иллюзия прозрачности, я полагаю.Ковальски вновь наполнил свой бокал, отклонился на спинку дивана, рассеянно глядя перед собой, стал потягивать вино. Так и не дождавшись продолжения, Марлин со вздохом попросила:– Может, пояснишь?– Да, точно, – мужчина встрепенулся. – Мы склонны считать, что окружающие способны ?читать? нас, что наши мысли и переживания в достаточной мере отражаются на нашем поведении, даже если мы пытаемся их скрывать. Справедливо и обратное, это ближе к эффекту проекции: мы считаем, что понимаем намерения и чувства других людей, хотя зачастую просто приписываем им свои, которые мы испытывали бы, находясь в их положении.– Звучит как неприятная правда, – Марлин поджала губы, неуютно ёжась.– Это и есть правда. Учёные занимались исследованиями этих эффектов годами. Ну и, зная о них и придирчиво наблюдая за собой, можно тоже ловить себя на подобных стереотипах в своих когнитивных схемах. Иногда просто… – Ковальски примолк, уставившись в бокал, и через пару мгновений всё-таки продолжил: – Иногда просто пытаешься применить эти знания и теряешься. Понимаешь… что лучше бы в мозгу работали эти стереотипы. С ними и правда проще. Предсказуемее.
– А бывает, что они не работают? Ты же только что говорил, что они общие для наших умов.– Не знаю. В том-то и дело, что не знаю. Понимание подобных конструктов должно привносить предсказуемость в чужое поведение... Но бывает, что не привносит.– Л-логично, – развела руками Марлин, – тут как-то и не поспоришь. И… и как быть с этими ?прозрачностями?, ?проекциями??– Просто. Если хочешь, чтобы тебя поняли, действуй, а не жди.– А если не поймут?– Не то действие выбрала.– А если не захотят понять? Будет, знаешь ли, неприятненько.
Ковальски уставился на Марлин большими глазами.– Что? – вжалась в кресло она.– Да нет, – сбросив с себя оцепенение, тот помотал головой. – Ничего.– По-моему, тебе уже хватит, – осторожно Марлин потянулась за бутылкой и с удивлением отметила, что вина там только на один бокал. Быстро осушив свой, она долила то, что осталось.– Знаешь, – быстро заговорил Ковальски, – знаешь, а ведь это имеет смысл. Это ведь в рамках концепции когнитивных искажений: избирательный отбор данных, рассмотрение одних в отрыве от других без понимания необходимости в их сопоставлении, бессознательное игнорирование всего остального. Это удобно, ведь это не входит в конфликт с твоей картиной мира. Но – сравнение! Мир так наглядно познаётся в сравнении!– Н-ну да-а… – сдвигая второй бокал в свою сторону, подтвердила женщина.– Возможно, я бы смог их сопоставить, но игнорирование тянулось так долго, что теперь сложно в полной мере осознать, сколько переменных нужно использовать в уравнении. Возможно, стоит начать…Громкие удары прервали самозабвенный монолог. И Марлин, и Ковальски содрогнулись от неожиданности и разом оглянулись на входную дверь.– Меня здесь нет! – одними губами прошептал лейтенант и подскочил с дивана, озираясь в поисках укрытия. Если бы Марлин загодя не отодвинула от него бокал, он снёс бы его коленом.– Нет, ты здесь! – зашипела в ответ она, тоже поднялась и ухватила соседа за запястье.
– Ты не можешь со мной так поступить!– Давай-давай, отринь свои проекции и возьми себя в руки.Ритмичные стуки не прекращались. Препираясь и шикая друг на друга, Марлин и Ковальски всё-таки оказались в прихожей.– Приве-ет, доброй ночи! – чуть громче, чем следовало бы, воскликнула соседка, свободной рукой отворяя дверь.На пороге стоял Рико. При виде внушительного синяка на его скуле Марлин бросила на Ковальски полуизумлённый, полуопасливый взгляд.