Собирая по осколкам. (1/1)

Джереми видел, как Майк старается скрыть свое волнение, занимаясь всевозможными делами до самого вечера. Да, Джер пообещал, что обо всем расскажет, но не упоминал, когда именно. Ему было приятно, что Шмидт ждет, не давя на него и не нагнетая обстановку, и все же чувство вины никуда не исчезало. Фитцджеральд, в какой-то степени, был зол на себя из-за того, что не рассказал обо всем сразу. Он ведь знает, что Майку можно доверять?— да и так доверяет, давно и всецело. Что же остановило его в первый раз? Может, раскройся Джер полностью, Майк бы снова принял его… Теперь же раскрыть тайну до конца представлялось едва ли возможным. Джереми понимал, что расскажет сегодня все, но как именно он будет это делать, оставалось загадкой даже для него самого. Одно дело поведать о своем внутреннем состоянии?— о том, что он давно сломлен, что никогда не был сильным и что критически нуждается хотя бы в небольшой помощи. И совсем другое?— выставить наружу старые шрамы, о которых сам волей случая, казалось, позабыл, но которые на самом деле и не думали затягиваться. Шрамы, которые доставляют сильнейшую боль и желание содрать с себя всю кожу, лишь бы больше их не ощущать на себе. Такие мысли Джера пугают. Они настолько въелись в подсознание за эти пару месяцев, что кажется, будто ничто не избавит от них. Хоть Джереми и пытается прийти в себя?— у него было немного времени на передышку в больнице,?— получается плохо. Возможно, поэтому и стоит подпустить Майка совсем близко? Так, чтобы он лично узнал все кошмары Фитцджеральда и вынес окончательный вердикт, спасая Джереми или обрекая его на смерть. Но вдруг Шмидт сам не захочет их видеть? Не захочет видеть, слышать, знать Джера после демонстрации его самых ужасных секретов? Безумно хочется верить, что Майк не оттолкнет, но иррациональное чувство страха заставляет игнорировать остатки хоть сколько-то здравых мыслей, лишь сильнее погружая Джера в темную бездну отчаяния и беспомощности. Джереми тонет в водовороте призраков прошлого и никак не может схватиться за протянутую Майком руку. Но что если, когда он все-таки дотянется, коснется ее, Майк просто рухнет следом за ним? Они не смогут спастись вдвоем. Слишком много пережито, слишком много скрыто, слишком много не сказано друг другу. Они ведь не знают своих пределов, не знают, где пролегает та черта, за которой спасения уже не будет. Но если попытаться спасти хотя бы одного…*** Они сидели друг напротив друга на кровати. Ночной серый свет слабо освещал бежевые простыни и смятое одеяло. В комнате не было холодно, но зато холод ощущался от одного лишь взгляда на мутное беззвездное небо. Перебитые во дворе фонари, которые вот уже как несколько недель обещали починить, безликими круглыми ?глазами? таращились в темные окна нижних этажей. Джер слабыми пальцами теребил край старой растянутой футболки. Где-то на краю сознания возникла мысль, что в последний раз он надевал ее как раз в ту самую ночь перед тем, как покинуть Майка. Майк… Он сидит прямо перед Джереми, позволяя ночному свету стекать по его лицу, очерчивая нос, губы, подбородок. Голубые глаза полны смирения и ожидания, но поза?— закрытая и напряженная. Ладони на коленях чуть подрагивают время от времени, словно парень подавляет желание прижать Джера к себе и не выпускать из объятий. И Джереми хочется этого?— снова почувствовать на спине родные теплые руки, на шее?— горячее щекочущее дыхание, а внутри?— давно утерянные спокойствие и счастье. Но… Желание исчезает, стоит только вновь вспыхнуть воспоминаниям о том, как чужие руки его касались. Как он вообще мог о таком забыть? Если бы помнил, Джер бы не смел позволить себе даже мысли о том, что Майк когда-то захочет его обнять или подержать за руку. Ненависть к себе накатывает с новой силой, заставляя захлебываться в отвращении и снова чувствовать себя грязным. Словно до сих пор не сошедшие следы от пальцев, губ и зубов горят не теле, хотя в воздухе нет ни капли тепла. —?Это произошло через некоторое время после инцидента с аниматрониками,?— глухо начинает он, не заставляя ждать их обоих еще дольше. Первая фраза дается с легкостью, но говорить дальше становится тяжелее. —?Родители оставили меня с дядей… Это к его сыну, Роберту, я уезжал от тебя,?— поясняет Джер, стараясь не запутать Майка и не запутаться самому. —?Джеймс Флинт,?— зачем-то произносит полное имя, наверное, самого ужасного человека в его жизни. —?Он был сегодня со Скоттом,?— из уст Майка это звучит скорее как утверждение, а не как вопрос, и голос брюнета становится жестким. —?Извини. Продолжай,?— тут же исправляется он, понимая что перебил рассказ, на который Джереми и так едва решился. Фитцджеральд прикрывает глаза, чувствуя, как быстро начинает колотиться его сердце, и пытается успокоиться. Выходит неплохо, и скоро он возобновляет повествование. —?Я не знаю, как именно это получилось, но,?— Джер опускает голову, лишь бы не смотреть Майку в глаза, и сильнее стискивает край футболки. —?У нас появились… Нас стали связывать некие отношения. —?Даже говорить об этом невыносимо противно, и шатен морщится, склоняясь еще ниже. —?Что он сделал? —?спустя несколько секунд затишься внезапно севшим голосом спрашивает Шмидт, и у Джереми получается поднять на него глаза. В темноте виден только силуэт, рассмотреть выражение лица не получается, но Фитцджеральд этому даже рад. —?Джер, что сделал этот ублюдок? Майк, кажется, дергается вперед, и Джереми, вздрогнув, отшатывается от резкого движения, лишь сильнее закрываясь в себе. Осознав свою оплошность, брюнет бормочет тихие извинения и отсаживается даже подальше, вновь увеличивая между ними расстояние. —?Прости,?— выдыхает Шмидт, потирая переносицу и жмурясь. —?Просто… эта тварь,?— голос снова срывается, и парень делает глубокий вдох. —?Прости, я буду сидеть молча,?— слабый свет из окна снова попадает на лицо Майка, позволяя Джеру заметить нахмуренные брови и злобный блеск в глазах. Сжатые в кулаки пальцы через силу расслабляются, а Фитцджеральд хочет дать себе хорошего подзатыльника за такую реакцию, но в ответ он выдавливает только угрюмое: —?Угу,?— и продолжает:?— Никто не знал, кроме меня и него. Ни родители, ни Роберт… Мной всегда было легко манипулировать,?— горько усмехается. —?Дошло до того, что через год, когда я снова пошел в школу, приходилось постоянно носить одежду с длинными рукавами,?— Джереми замолкает, стараясь не нырнуть с головой в воспоминания, которые и так даются с трудом. —?Короче, приятного мало,?— кривая улыбка растягивает губы, но тут же исчезает. Образы и жесты из прошлого встают перед глазами, заставляя хотеть лишь одного?— спрятаться, закрыть всего себя от пронзительного взгляда Майка, чтобы тот никогда не увидел следов, оставленных Джеймсом. Хоть их уже давно не увидеть, хоть все уже давно зажило, Джеру кажется, будто все это произошло с ним вчера. Грязные поцелуи, вжимания тяжелым телом в диван или кровать, нехватка воздуха, когда крепкая чужая рука зажимала ему нос и рот?— кажется, что Джереми до сих пор ощущает это все на себе. —?Он заставлял меня молчать,?— дрожащий голос прорезает тишину комнаты, и Джер понимает, что уже не сдерживает слезы. Трясущаяся ладонь прижимается ко рту, подавляя тихие всхлипы. Наполненные дикими страданиями и осознанием своего прошлого зеленые глаза сталкиваются с голубыми, а по щекам неровными дорожками текут слезы. —?Мне было больно, Майк,?— с какой-то обреченной улыбкой произносит Джереми, не отпуская Майка взглядом и не отнимая руку от лица. —?Он всегда думал только о том, чтобы хорошо было ему. Он любил делать мне больно, любил смотреть на мои слезы,?— парень, еще сдерживая рыдания, делает несколько глубоких вдохов. —?Мы всегда делали это, когда родители уезжали… Они даже не замечали, что творилось с их собственным сыном! —?чуть ли не срывается на крик Джер и быстро мотает головой, прижимая ко рту уже обе руки, когда Майк неуверенно тянется к нему. Шмидт еле заставляет себя спокойно сидеть на месте, но знает, что терпения надолго не хватит. Джереми выглядит настолько маленьким и беззащитным, что обнять его и скрыть от всего мира кажется самой лучшей идеей. Только бы защитить, только бы суметь спасти от полного разрушения. Джер ведь как хрупкая фарфоровая ваза. Одинокая, прекрасная в своей неидеальности и готовая разбиться от малейшей неосторожности. Это раньше она могла выдержать любой удар, но это время уже прошло. Однажды ее разбили слишком сильно, и шрамы-трещинки теперь не скрыть. —?Он постоянно оставлял синяки от своих пальцев,?— яростно бормочет Джер, цепляясь за свое запястье одной рукой. —?Оставлял засосы на спине и на груди… Господи, почему я позволял ему все это?! —?очередные бессильные рыдания сотрясают шатена. Он вдруг берется за край футболки и дергает ее вверх, оголяя худое тело. —?Он трогал меня везде, везде, Майк! —?Шмидт пораженно смотрит на Джереми, который не останавливается, полностью стягивая с себя футболку и отбрасывая ее в сторону. На бледной коже у ребер видна паря синяков, а на предплечьях следы от уколов и капельниц. Майк стискивает челюсти, чувствуя полыхающее яростью желание причинить этому Джеймсу столько же вреда, сколько он причинил Джеру, даже еще больше. Парню не хочется представлять, каким мукам подвергся тот маленький Джереми Фитцджеральд, едва оклемавшийся после инцидента. —?Я просил его не делать этого, но он меня не слушал! —?давая волю всем кошмарам выйти наконец наружу, произносит Джереми. Пальцы до дрожи вжимаются в плечи, Джер обнимает себя, чтобы совсем не потерять контроль. —?Майк, он никогда не останавливался!.. Непрекращающиеся слезы стекают по шее, задерживаются в ложбинке у ключицы, пока не стираются резкими движениями слабых рук. И Майк, и Джер словно оба доходя до предела?— Шмидт, отбросив в сторону все сомнения, сокращает между ними расстояние и заключает Джереми в осторожные объятия. Он не знает, как много ему сейчас разрешено, а потому лишь прижимает дрожащее тело к себе, накрывает холодную спину руками и опускает голову на плечо. Глаза жжет злыми слезами, и Шмидт яростно их смаргивает. Он должен быть сильным. Хоть когда-то он должны быть сильным для Джера. Когда слезы заканчиваются, Джереми чувствует ужасную усталость и наконец опускает руки. Объятия Майка дарят немного успокоения, и Джер обвивает его за шею, словно стараясь быть еще ближе. В коконе родных рук тепло, с Майком он снова чувствует себя в безопасности. Шмидт шепчет что-то успокаивающие ему на ухо, и, балансируя на грани сна и бодрствования, Джереми наконец различает несколько слов: —?Я тут, я рядом. Тебе нечего бояться, я рядом.*** На утро Майк просыпается разбитым и уставшим. Джер, свернувшись калачиком, еще спит, сбросив с себя часть одеяла. Получше его укрыв, Шмидт понимает, что больше не уснет, и идет на кухню. Часы показывают половину восьмого утра. На улице только начинает светать. Влажный асфальт блестит от фар нескольких машин, проезжающих мимо, и Майк делает вывод, что ночью, кажется, был дождь. Пока ставит кипятиться воду для кофе, просматривает телефон на наличие смсок или пропущенных звонков, а когда уже хочет снова выключить, на экране высвечивается входящий вызов. Номер незнакомый, но Шмидт все равно отвечает, а потом понимает?— не зря. Разговор длится не более трех минут, но осадок остается неприятный. Уже после завершения вызова брюнет вспоминает, что такой голос был у лечащего врача Джера. А звонил он по поводу того, что последние тесты, результаты которых задержали, выявили у Фитцджеральда необходимость пройти полный курс психотерапии на базе их больницы. Неудовлетворяющие показатели каких-то там шкал показали, что у пациента может заново случиться рецидив, а это точно не повлечет за собой ничего хорошего. После этой новости Майк вновь едва не впал в отчаяние. Сколько же еще придется пройти им с Джером, чтобы наконец-то перестать чувствовать вечные волнения? Препятствия на их пути появлялись одно за другим, они не успевали пройти первое, как уже появлялось второе?— и так до бесконечности. ?Видимо, в прошлой жизни мы совершили слишком много преступлений?,?— мрачно думал Шмидт, отпивая горячий крепкий кофе, стоя у открытого для проветривания окна. Холодный ветер трепал волосы и занавески, от него кожа покрывалась мурашками, но Майк упрямо не сходил с места еще некоторое время. Джеру он заварил зеленый чай, разогрел уже готовые сэндвичи и, выложив их на тарелку, отнес все это в спальню. Фитцджеральд не менял позу, но одеяло все равно опять скатилось набок. Поправив его и поставив кружку с тарелкой на тумбочку, Майк сел на свою сторону и замер, не желая будить парня раньше времени. Врач назначил им прием на десять. Если через минут десять Джер не проснется, Шмидту придется его разбудить, чтобы успеть подготовить к очередному походу в больницу. Он понимал, что Джереми там не нравилось, но для его здоровья это было необходимо. Может, Майк и не разбирался особо в медицине, да и столь внезапный звонок был слегка подозрительным, брюнет считал, что лучше лишний раз перестраховаться, чтобы не жалеть потом об утраченном шансе предотвратить новые последствия. —?Джер,?— засеченное время подошло к концу, так что Майку все же пришлось помочь Джереми проснуться. Шмидт осторожно провел пальцами по отросшим волосам, заправляя выбившиеся прядки за ухо. —?Джер, надо вставать,?— Майк сам немного стянул с него одеяло, поправил футболку, которую сам же вчера надел на уже заснувшего шатена. Фитцджеральд что-то проворчал в ответ, но через несколько секунд послушно приоткрыл глаза. Майк сидел за его спиной, продолжая короткие поглаживания по голове, и от осознания этого по шее Джереми пронеслось стадо мурашек. Он стал медленно поворачиваться, и тут вдруг Шмидт резко отдернул руку, словно не ожидал, что Джер так быстро проснется. —?Почему перестал? —?хриплым ото сна голосом спросил парень, щурясь. Майк неуверенно выдержал его взгляд, а потом кивнул в сторону сэндвичей и уже остывшего чая. —?Тебе надо поесть,?— мягко сказал он. —?К десяти нам надо съездить ненадолго в больницу, хорошо?. Джер нахмурился, принимая сидячее положение, но от небольшого завтрака не отказался. Приняв это за хороший знак, Майк с облегчением улыбнулся и отправился в ванную. После завершения водных процедур его сменил Джереми, а Шмидт, сполоснув посуду, начал одеваться. Путь до больницы был недолгим, но брюнет предпочел приехать чуть раньше, пока там было не так много народа. Всю дорогу до знакомого белого здания Джер провел в тишине, молчаливо выполняя все, о чем просил его Майк. Зато он почти не отходил и даже пару раз хватался за рукав его куртки, пока они проходили загруженный пешеходный переход. Уже сидя в коридоре у кабинета, Майк заметил, что Джереми снова начал клевать носом, а через пару минут и вовсе опустил голову на его плечо. Слабо улыбнувшись, Шмидт накрыл его сжатую на колене ладонь своей рукой.*** —?Мы с ним знакомы еще с института,?— пояснил Скотт, когда они с Джеймсом без особой спешки перешли по зебре на другую сторону дороги. —?А ведь тогда я еще думал, что обязательно стану врачом,?— на его губах была легкая улыбка, которая отражалась и на лице идущего рядом Флинта. —?А ты кем хотел стать в детстве? —?Актером театра,?— охотно ответил мужчина. —?Хотел, как и бабушка, получать овации зрителей и быть узнаваемым на улицах… —?И что же случилось с этой мечтой? —?Коутон с так и заметным удовольствием во взгляде проводил две знакомые фигуры, которые шли к тому же переходу, по которому только что прошли они с Флинтом. —?Ну, в театральное я поступил, а вот дальше как-то не срослось,?— Джеймс чему-то усмехнулся. —?Зато много полезных знакомств завел. Ты, как я вижу, тоже времени зря не терял. —?Это точно,?— Скотт показал рукой в сторону небольшого кафе. —?Предлагаю немного посидеть там. —?После соглашения со стороны мужчины, Коутон продолжил затронутую в самом начале тему:?— Возвращаясь к врачам и больницам… Каждые пару дней по очереди будем заглядывать туда в определенное время. Я уверен, Майк ни за что не будет отпускать его одного, так что после надо будет его отвлечь. —?Запросто,?— ответил Джеймс, открывая дверь в заведение и галантно придерживая ее перед Скоттом. —?Спешка ни к чему, для начала просто понаблюдаем. Я уверен, в конце концов Джереми снова сорвется.