Увертюра Чайковского к контате "1812-ый год" (1/1)
Как скоро придет войско османов?— непонятно. Погода гнилостная, людишки тоже, и торчать в этой дыре им всем предстоит непонятно сколько. Эту нелегкую истину Фреду пришлось принять промозглым утром, с больной головой, и желанием выпить всю воду в округе.Мужчина тер рукой в кожаной перчатке осоловелые глаза, и мечтал, чтобы Гэбриэл подавился. Ван Хельсинг поднял свою братию настолько рано, насколько того позволил рассвет, и будучи в полной уверенности, что в поле за ратушей их никто не подслушает, молодой послушник вопил во все горло. Прямо возле Абберлайна.Место это какое-то несчастливое. —?подумал про себя Фред, в четверть внимания слушая распалявшегося служителя Господа. И погода то ужасная, и виды то унылые, и народ поганенький. По пробуждении он обнаружил свою походную сумку почти пустой. Оружие и доспехи воры просто не смогли унести?— тяжёлые. А так все было вылизано подчистую?— деньги, табак, даже портянки утащили, народ шкурный.Неудивительно, если окажется, что князек этих мест и правда с Сатаной знается. Ну что тут ещё можно сделать? Только к нему и осталось на поклон идти, да просить, чтобы последние шалопаи не разбежались, да последняя полоска ржи не замёрзла. Натерев глаза до красноты, мужчина руку опустил.Вроде он видел его вчера?— ?ужасного?, ?жестокого?, ?деспота, что народ свой угнетает?. Особой жестокостью от него не веяло, но вот опасностью?— да, что-то такое Абберлайн ощущал. Фред привык доверять своей интуиции, и эта самая интуиция нашёптывала, что господарь хороший воин, и если ему лично придется убивать еретика, то он вряд-ли справится один.Двигался господарь мягко, плавно, напряжённо и расчётливо. Крестоносец видел, как Владислав взлетал в седло, и привычным жестом после опускал руку на эфес меча. С лошадью он управлялся действительно не очень душевно, совершенно не считаясь с животным. Нет, этот человек явно привык жить среди врагов, и застать его врасплох им вряд-ли удастся.—?Вы должны на время стать монахами. Это необходимо. Наша цель не жалует орден, и не обрадуется стану рыцарей в своем государстве. —?как будто куче немытых и подобострастных монахов он обрадуется, как родным?— усмехнулся про себя Фред.—?Ты же хотел склонить его на нашу сторону, разве нет? —?в отместку так же громко гавкнул Фред, а Гэбриэл предпочел отпустить ватагу, нежели объяснять все каждому и наглядно.Однако Абберлайн не был каждым. У него был титул выше, чем титул самозваного командира, и по дороге обратно в ратушу, где им сказали располагаться, рыцарь нагнал Ван Хелсинга. Гэбриэл вблизи оказался чем-то раздавленным. Настолько, что даже не заметил подошедшего Фреда.А ещё зовется ?левой рукой господа??— мужчина пренебрежительно фыркнул.—?Мы направлены на благое дело. Так почему наш главный повесил голову? —?издевательски протянул крестоносец и вытащил из кармана флягу с вином, стянутую вчера с общего стола. Гэбриэл одарил его персону неприязненным взглядом, и презрительно скривил губы.Молокосос мнил себя невесть кем, но Фреду было откровенно говоря, все равно. Прикидываться монахом он не планировал, и действовал обычно по собственному усмотрению. Кто таков Ван Хельсинг, чтобы ему, герцогу (почти нищему, но все равно герцогу) искать его расположения? Да никто, очередное пушечное мясо, при чем не самого лучшего качества.—?Я предаю на смерть друга. —?внезапно всё-таки ответил командир.Абберлайн удивлённо приподнял брови, и пожал плечами, поднеся к обветренным губам флягу.—?Это твой выбор. И ты же можешь склонить его на сторону служения. —?неуверенно предложил брюнет, вытерев после вина усы. Гэбриэл покачал головой с нестриженными кудрями.—?У меня нет выбора. —?от высказывания, что Ван Хелсинг так себе друг Фред чудом удержался.Господарь стоял у окна зала, и машинально крутил в руках какую-то писанину. Буквы плыли перед глазами, не давая вникнуть в смысл того, что до него пытался донести почерк с мелкими завитушками, почти женский. Не очень-то и хотелось. Мужчина опустил взгляд во двор, и усмехнулся.Несколько человек пытались отобрать у горстки цыган явно ворованную птицу. Широкоплечие светлоглазые люди не тянули на монахов от слова ?Гэбриэллибосамидиотлибозатакогодержитменя?. Старый ромэ** плюнул в одного из иноверцев, послышались крики и возня, но трое воришек с бьющими крыльями гусями благополучно скрылись за поворотом.Недомонахи поворчали, посетовали, что не взяли с собой оружие, и побрели в сторону ратуши. Владислав в другое время открыл бы форточку, и крикнул в дорогу оборзевшим детям свободы что-нибудь нелестное, но зал был полон высокопоставленных и вроде немного образованных снобов, которым бы вряд-ли понравилось такое поведение не очень популярного господаря.Бояр во Владе не устраивало почти все. Начиная с того, что он возложил на себя титул при живом отце (тут все забывали, что отец сам отрекся от престола), и заканчивая золотыми серьгами. Устраивало их только то, что господарь смертен. В стране периодически вспыхивали волны недовольства, и хоть одна то должна дать плоды.Мужчина мазнул взглядом по разношерстной толпе, и опустил темные глаза в послание. Они держали ?совет?. Ну то есть кучка мелких мещан договаривалась о том, как и куда улепетывать из крепости, и куда потом, если крепость падёт. Ни верности, ни заботы о простых людях от длиннобородых дармоедов ждать не приходилось.—?Мисир, зачитать послание? —?раздался рядом звонкий и чистый голос. Мужчина проморгался. Ах да, его оруженосец, тоже со славянскими корнями, и с безграничной верой в господаря и отечество. Верность, конечно, дело благородное, но не настолько, чтобы ей передаваться в нынешних условиях. Русый хилый паренёк все порывался тащить его меч, но с этим прекрасно справлялся он сам, и чаще Валю использовали как посыльного.—?Нет. —?господарь критическим взглядом окинул фигуру глашатая, мысленно прикинул на него доспехи. Нет, такой пожалуй свалится, да до поля бранного в них не дойдет. А он обещал матери постреленка за ним приглядывать, нехорошо получится. Валя встал рядом, с подобострастием заглядывая в лицо господаря.Парень его чуть ли не в лик святых превозносил, и всем, кто был в зоне слышимости пытался рассказать, какой у них господарь хороший. За шкирку приходилось вытаскивать жертву словесного расстройства, чтобы тайны государственные не разболтал.Влад все же вчитался в текст, и слегка поморщился, как от головной боли. Эта самая головная боль собиралась наведаться сюда. Зачем? Да потому что скудны умом. Подобными личностями, не трогавшими душу господаря, но изрядно ее раздражающими, было все его многочисленное семейство.Говорят, что детям от родителей передается или красота или разум, третьего, как говорится, не дано. Господарь подозревал, что разум ему достался от кого-то третьего, кто точно не был его родичами. Смазливость?— семейная черта, ко Владу в пользование также не перешла. В любом случае, Дракула очень сильно сомневался в умении здравствующего (к сожалению) отца, и почившей матушки пользоваться своей головой.Семья господаря оказалась в заложниках старого, как мир, клише. Отец Владислава и Раду женился на дочери османского шаха, от союза с которой и появился на свет его первенец. Но счастье в семье было недолгим?— сначала Валерий начал погуливать по девкам в той же столице, а потом мать Дракулы захворала.Родился его младший брат, Раду, и спустя пару дней отошла к Богу его мать. Детей сослали к брату матери в Османию, а сам Валерий женился второй раз, на этот?— на полячке, и наплодил много детей. Всех их считать и запоминать Влад считал ниже своего достоинства.В послании нынешний король цыган (и ради этого дражайший батюшка отрекся от престола) извещал первенца, что прибудет в крепость с сыновьями, чтобы противостоять супостату. Под последним трусливый папаша наверняка подразумевал Раду, которого выжег с семейного дерева. Глупость, честно говоря, одна сплошная глупость.Король цыган?— Влад пренебрежительно дёрнул уголком рта. Умалишённый, честное слово. Какой из Валерия цыган?— он бел, как тополиный пух, и столь же непроходимо туп, сколько славянин. Однако цыганам было вообще все равно, главное, что делать они могли в своих владениях что угодно?— король покрывал.—?Когда доставили грамоту? —?глашатай аж подпрыгнул на месте, вытянувшись.—?Сегодня с рассветом, мисир! —?мужчина кивнул, жестом отпуская оруженосца, и ни с кем не прощаясь, покинул зал. Отец сам дорогу найдет, если захочет, а ему нужно проверить войска, ну и окончательно решить, что делать с отрядом Гэбриэла.Небрежно скомкав грамоту, мужчина бросил ее в огонь камина, по пути к выходу. Упрямый мальчишка посеменил следом за господарем, что-то невнятно бормоча себе под нос. Владислав возвел очи горе, распахнув двумя руками двери залы. Скорее, на волю, где не так душно и тошнотворно.—?Вы оттрапездничаете с советом, мисир? —?уже в спину мужчине повысил голос глашатай. Господарь отрицательно мотнул головой, и черный конский хвост едва не ударил по лицу стоящего возле дверей Гэбриэла.Ван Хелсинг как раз направлялся к господарю, когда этот самый господарь стремительно покидал коридор. Парень помрачнел. У стены стоял один из рыцарей ордена?— кажется, Фредерик, и посмеивался.—?То-то я смотрю, вы такие друзья. —?усмехнулся мужчина. —?Он тебя даже не заметил.—?Заткнись.История их дружбы началась ещё до появления Гэбриэла в войсках Ватикана, лет двадцать назад, когда во двор к тренерующимся монахам ордена ввалился истекающий кровью юноша. Тогда Владислав назвался другим именем, и изображал смирение, пополам со всеобъемлющей любовью к богу.Юношу постригли в монахи, и начали обучать всему, что знали сами. Лишними воины не бывают абсолютно никогда?— этот случай был не исключением. По прошествии нескольких лет в боевую группу, которую возглавлял Лазарус (будущий господарь) поставили новобранца, которым и был Гэбриэл.Скоро брат Лазарус сбежал. Точнее, сначала все думали, что он пал смертью храбрых в битве, и даже справили по нему коротенькую службу, но потом в обьявившемся блудном сыне Валашского господаря один из падре с удивлением узнал возмужавшего и внешностью облагородившегося, но брата Лазаруса.И они стали ?друзьями?. Почти товарищами, но скорее?— Гэбриэл просто был связным звеном между орденом и новым господарем. Через Ван Хелсинга Дракула обменивался с орденом полезной информацией, иногда?— пленными или реликвиями, в общем, поддерживали партнёрские отношения.Связным мог быть кто угодно, и послушник раздражался тем, что выбрали его. Сам господарь его выбрал?— точнее, на переговоры с только одним Ван Хелсингом был согласен своевольный господарь. Почему именно он? О, он много раз пытался дознаться об этом Владислава, но тот молчал, или же, что было несравненно хуже, поднимал абсолютно отсутствующий взгляд, и монотонно начинал перечислять параметры: молод, хорошо владеет оружием…Другой проблемой было, что Гэбриэл выглядел молодо. Куда как моложе тех лет, которые действительно прожил, и его братья по оружию позволяли себе отпускать непристойные шутки насчёт истинных отношений Ван Хельсинга с господарем, много его старшим.Левую руку Господа абсолютно лишенные такта шутки злили. Потому что, прежде всего, мужеложство?— есть грех, за который полагается гореть в аду так же, как и за убийство. И ещё потому, что Гэбриэл знал, что никогда не будет даже товарищем для господаря.Когда они впервые встретились, брат Лазарус походил на мертвеца?— не очень приятного внешне, и умершего достаточно давно. Черты лица его были некрасивы, был он брит, как те и из монахов, которые соблюдали обеты?— но темные глаза всегда жили своей странной жизнью, которую послушник пытался понять.Тогда Гэбриэл испытывал свою веру. Точнее, жизнь испытывала ее, и в брате Лазарусе послушник нашел того, кого искал?— доказательство, что вера есть, и она может служить тому, к чему хотела бы тянуться душа Ван Хелсинга. Глава отряда и правда напоминал святого: не вкушал пищи по средам и пятницам, коленопреклоненно молился в келье, говорил тихо и кротко.А ведь так и не скажешь, что брат Лазарус всегда становился первым в строю, и со страшными криками врывался в противников, уничтожая все на своем пути. В минуты праведного гнева мужчина казался Гэбриэлу ангелом, но не тем, которых изображают католики, а одним из тех, чьи изображения были в древней Иудее.Горящие в огне своей же ненависти, не ведающие жалости к врагам, и не боящиеся смерти. Лазарус презирал луки и арбалеты, как оружие без чести и совести, но рубил и резал врагов длинным тяжёлым мечом. Тогда Гэбриэл и вправду был мальчишкой?— ему было лет пятнадцать, но зато в отличие от других обросших толстой шкурой рыцарей он чувствовал первозданный огонь в этом человеке.Ван Хелсинг был готов последовать за братом Лазарусом куда угодно?— на смерть, на казнь, в холод и на вечные адовы муки, но монах только качал головой, и бледно улыбался.—?Ты не должен становиться тем, кем тебе велят быть. Лучше будь тем, кто ты есть на самом деле. И даже если ты-настоящий будешь отвергнут кем-то?— не важно. —?говорил его руководитель в ответ на пылкие речи о том, что Гэбриэл навсегда останется в его отряде.Тогда Ван Хелсинг не совсем понимал, что брат Лазарус имеет ввиду, но сейчас, глядя в спину удаляющегося господаря, Гэбриэл понял, о чем ему говорил Дракула много лет назад. Ему не обязательно быть предателем. Ван Хелсинг хотел рассмеяться в лицо брату Лазарусу, но давно не было на земле человека с таким именем, да и никогда не было, а сейчас господарь редко стоял на месте, чтобы левая рука Господа успел его поймать.Он бы не стал предателем. Ни за что бы не стал. Все же было в нем понятие чести и достоинства. Будь на месте господаря кто угодно. Буквально кто угодно, кроме него самого. Дракула никогда не давал понять, что доверяет Гэбриэлу, никогда не давал возможности помочь самому себе. Стоял, и смотрел пустыми черными глазами на Ван Хельсинга.Да, всего одно слово, и Гэбриэл… мужчина не додумал мысль, услышав свист Абберлайна.—?Господарь собирает народ во дворе. —?усмехнулся Фред, и Ван Хелсинг внутренне передёрнулся. Хорошо, что подобные его сослуживцу не умеют читать помыслы.Владислав чувствовал в груди пустое и тянущее пространство, как будто грудь ему вышибли копьём, и сердце остановилось. Это странное чувство сковывало руки, затрудняло дыхание, и думать в подобных настроениях было сложно, но со временем господарь научился и этому. Казалось, так было всегда?— он, и вечная пустота, в которой нет места другим чувствам.Иногда в темное время суток перед глазами появлялись смутные картины детства. Тогда это ощущение ничего и всего очень пугало Влада. Он ревел?— даже сквозь десятилетия он чувствовал на щеках горячие и унизительные дорожки, ведь плачут только женщины. Мать сначала пыталась его успокаивать, но чаще просто убегала, запирала его одного. Ждала, пока старший сын успокоится.Когда она в первый раз так сделала, Дракула впервые понял, что он один. И это знание было с ним всегда. От знания было ни жарко, ни холодно?— одним словом, с этим он и сам был ничем. Его не заботил вкус пищи, крой одежды, вино абсолютно не грело кровь, красивые молодые женщины не вызывали в душе господаря никакого отклика. Во всех известных смыслах слова Владислав считал свое существование жалким.Жалким, и перемежающимся с ещё более жалким?— моментами, когда князь чувствовал за всех и сразу. Кидался к раненому солдату, и лично следил, чтобы ему в лазарете оказали помощь, потому что собственное плечо обжигало болью. Отдавал срочное распоряжение о строительстве нескольких школ, потому что на улице встречался взглядом с мальчишкой, с любопытством пытающимся прочесть вывеску над лавкой мясника.В глубокой юности его попеременно кидало из одной крайности в другую, и к концу любого дня он был готов умереть. Тогда его разум нашел временное спасение?— жизнь монаха. Когда ты весь день в полутрансе, не так сильно хочется одновременно убить весь лагерь и каждого выслушать и утешить.Ватикану было выгодно относительно везучее пушечное мясо, а Владиславу нравилось падать после битвы и так лежать несколько часов, наслаждаясь тем, что можно ни о чем не думать. После знатной драки он выгорал значительно быстрее, и спал сном без сновидений.В былые времена он выпускал демонов наружу со звоном клинков и под крики мертвых и умирающих. Да, много чего тогда было, и плохого, и хорошего.Мужчина целился в подвешенный на воротах глиняный котелок. Во дворе стихло оживление, и можно было услышать, как трещит тетива под рукой государя. Лук изогнулся, желая распрямиться и отправить стрелу в полет, но князь ждал. Бескровные губы искривила усмешка, хотя смешного ничего на первый взгляд совершенно не было.Горшочек повело в сторону под ветром, и вот тогда-то тренькнула тетива. Гэбриэл сходил с резного крыльца, когда услышал свист разрезаемого воздуха и машинально пригнулся. Горшочек разбился, осыпавшись во все стороны, и толпа солдат разразилась одобрительным свистом-криком. Мужчина шутливо поклонился публике, и подал следующему претенденту оружие.—?А раньше ты не пользовался луком. Брезговал. —?усмехнулся Ван Хелсинг, поймав взгляд Дракулы.—?Времена меняются, друг мой, и мы меняемся вместе с ними. —?ответил ему вкрадчивый голос господаря.Фредерик наблюдал за переглядками готичного князя и молокососа, а потом перевел взгляд подальше, где слышались визгливые крики. Господарь почти ощутимо поморщился, и крестоносец удивлённо приподнял брови. Ещё одни гости? Кто-то знакомый их цели?В воротах показался мужчина, почти старик, с бородой ржавого цвета, ведущий под уздцы лошадь, и потирающий синяк на внушительном лбу. Насколько Абберлайн знал валашский, человек желал сделавшему это с ним долгих лет совокупления с животными, но его вопли поглотило улюлюканье братьев, соскучившихся по забавным эксцессам.Следом за ним шел почти ещё ребенок?— с пробивающимся пушком над верхней губой, и два совсем постреленка. Все трое с опаской выглядывали из-за тятиной спины. Солдаты гостю уважения оказывать не собирались, а бояре, которые это могли бы сделать, уже были в бегах, насколько знал Фред. Гость что-то бубнил про то, что он?— господарь, и рыцарь с удивлением уставился на родителя их цели.Они были совершенно не похожи?— абсолютно ничем. И если бы кто-то поставил их рядом, то этот кто-то ни за что бы не догадался, что перед ним родственники. Кстати, сейчас можно будет это проверить. Фред уже открыл рот, чтобы спросить, почему господарь не встречает отца, но след Дракулы простыл.Крестоносцу не впервой было играть подобостратие, но вот лошадь принимать у кого-то?— да.—?Меня, Дракула, из горшка кто-то сбил… —?причитал Валерий, спешившись с коня. Фред забормотал что-то подобострастное, что, мол, извините, гостей мы сегодня не ждали.Люди падки на лесть, и отрекшийся от трона господарь как раз не был исключением. Лицо его смягчилось, и он отеческим жестом благословил не нуждавшегося в том крестоносца.—?Что же за супостат окоянный попал-то, добрый человек? —?Абберлайн, не снижая градуса стукнутости головой забормотал что-то о тренирующихся солдатах.—?Ты только что едва не убил своего отца, а теперь сбежать решил! —?горячился Гэбриэл, схватив князя за руку в сенях ратуши. Господарь про себя просчитал на иврите до пятнадцати, и обернулся.—?Позволю себе напомнить, что положение связного не обязывает никого играть роль блюстителя морали.Оставь меня, Гэбриэл.