Глава 4 (1/1)

Я проснулась с утра и увидела у своей кровати запечатанный конверт. В нем оказались два билета с позолоченным гербом на обороте. Билеты на еженедельный магический турнир. Ровно два, да еще и в первые ряды в ложе для почетных гостей! Создатель, это должно стоить целое состояние. Я знаю, что Фенрис небогат, раз мы ютимся в резиденции какого-то магистра, но как же… — Что это? — я вошла на кухню в своем халате, который чудом успела спасти из семейного поместья в день восстания. Я потрясла билетами, за которыми сама была готова пойти на сделку с демоном. Фенрис, не оборачиваясь, резко повел плечами, будто пытаясь отделаться от меня побыстрее. — Со зрением плохо, Хоук? — ответил он с той злой язвительностью, которая проявлялась только в пиковые моменты. — Билеты. Для тебя и еще кого-то, кого ты захочешь пригласить. Подарок. — Но… — Если ты сейчас скажешь какую-нибудь глупость о расходах, я пошлю их Варрику. За этот месяц я намерен со свистом спустить некоторое количество денег. Я молча уселась за стол и стала задумчиво ковыряться в своей тарелке. — Но это же слишком. — Я делаю то, что считаю нужным. Он обернулся, такой прямой и побледневший. Рубашка была заправлена за пояс брюк так, что вся его фигура казалась неестественно тонкой. — Ешь уже свой завтрак. Мгновением раньше я была готова засунуть эти билеты ему за шиворот. Но теперь… Да он все равно их не примет обратно. Думает, я его за взрослого и разумного не принимаю. Да и как воспринимать его серьезно, если на каждое мое слово, сказанное сейчас, реакцией будет обида? Сложила руки на груди. Тоже с вызовом. Это наше кухонное противостояние. — Хорошо, — с усилием произнесла я. — Спасибо. Я принимаю их… Вижу, как все его мышцы постепенно расслабляются. — С одним условием, — я нервно облизываю губы, понимая, какую глупость я скажу. — Со мной пойдешь ты. И только. — Я не могу идти, — быстро и зло отвечает он. — Ты знаешь почему. — Как-то нечестно выходит, Фенрис. Ты идти не можешь, и я понимаю, насколько омерзительными тебе эти развлечения кажутся, но при этом считаешь, что я получу удовольствие от просмотра очередного размазанного по стенам мага? — Я не осуждаю тебя, — резко огрызается он. — Ты отлично вписываешься в общую атмосферу. Врет. Само это уже звучит, как обвинение. — Ты идешь со мной, Фенрис. Иначе я найду способ вернуть тебе деньги. — Это — жалкая попытка меня шантажировать? — Что ты! Попытка играть по твоим же правилам. И весьма удачная, я считаю. — Я не угрожал вернуть тебе деньги. — Я уверена, что ты на это способен. Значит, договорились? Он нервно крутит в руках столовый нож. Я вижу, ему хочется поспорить, но соблазн слишком велик. Да и вообще, сам же напросился. Когда делаешь подобные подарки… В общем, это не могло не прийти ему в голову! Он хмурится, кусает нижнюю губу, а я принципиально не отвожу от него взгляд. В результате, он молча кладет нож на стол и выходит из комнаты. А через четверть часа я встречаю его у двери полностью одетым.* * *

Сколько мы могли бы рассказать друг другу, о скольком могли бы поведать — ан нет, не выходит. Будто есть кто-то еще рядом с нами, кто-то третий, незримый, посторонний, он постоянно с нами, за нашими спинами, не отводит взгляда от наших несчастных попыток сойтись, как две карты в пасьянсе. И твердит, и твердит, зараза: месяц, только месяц остался.* * *

Было бы смешно, если бы он надел свой доспех, в котором я видела его раньше постоянно. А я знаю, он все еще его хранит. На память о чем-то, чего я тоже не понимаю. Трибуны пестрели от ярких цветастых мантий. И мне кажется, что я вижу повторение какого-то надоедливого, заученного до дыр сна. Дурное, нехорошее дежавю. Только в этот раз я сидела на трибуне, а не тряслась от страха в ожидании своей очереди выйти на арену, больше напоминающую загон для разъяренных животных. Фенрис шел к нашим местам, стараясь не обращать внимания на снующих повсюду магов, некоторые из которых притащили свои игрушки на бой прямо за поводок. Жалкие, дергающиеся от каждого резкого звука, в старых, грязных робах — живые игрушки. А я смотрю на все это великолепие и думаю только о том, откуда он взял эти билеты. Нет, у меня есть вполне обоснованное объяснение. По иронии судьбы или по велению самого Создателя, но многие из тех магов и магесс, что Фенрис высвободил из остывших лап Данариуса, довольно быстро поднялись к самой вершине, приобрели значимость в обществе и не забыли про своего спасителя. Каким-то невероятным образом, им удалось всучить этому бывшему магоненавистнику деньги, подарки и свое покровительство. Я более чем уверена, что он отказывался так долго, как только мог. Хотела бы я видеть это противостояние рабского упрямства и величия магистров. Слухи в Тевинтере распространяются быстрее эпидемии, и вскоре уже каждая крыса знала, в чью сторону даже смотреть не стоит, если мысли твои нечисты. А он же это просто ненавидит. Ненавидит, когда его опекают. Забавно, не правда ли? — Не вижу в этом сборище ничего забавного… Я что, сказала это вслух? — Слушай, спасибо тебе еще раз. Правда. — Оставь, Хоук, — тихо отозвался он, хмуро разглядывая упавшего в соседнее кресло пузатого мага и бледного эльфенка, послушно стоящего рядом с ним. — Мне и так нехорошо. Знаешь, проклятье, оно иногда дает о себе знать. Он судорожно выдыхает сквозь зубы, наблюдая за тем, как его сосед глумливо улыбается и мнет щуплую задницу своего раба. Эльфенок закусывал губу и судорожно цеплялся за край своего бедного одеяния. Фенрис и правда был какого-то нездорового цвета, но я не стала навязываться. Знаю его, изучила достаточно. Он только примет все это в штыки и будет сидеть, походя на саму смерть, до конца боев, борясь с недомоганием и не глядя на меня, чтобы, не дай Создатель, себя не выдать. — Ладно, — просто сказала я. — Подождешь? Он лишь махнул рукой, морщась, и я вихрем скатилась со ступенек. Миленькая торговка, в синем корсете и с красной лентой на голове, улыбнулась, приветствуя меня. Что бы то ни было — утренняя история с подарком, хмурый Фенрис, рабы повсюду, вызывающие его недовольство, а я намерена устроить нам обоим хороший день. Он сам это затеял, в конце концов! — Два кувшина вина и фрукты. Да, вот это подойдет. Я пробралась на место, лавируя между ног достопочтенных магов, с вином и фруктами в руках. Первый бой уже начался, трибуны зашумели в одобрительных возгласах. Тяжело дыша и непрестанно извиняясь, я плюхнулась на сиденье рядом с Фенрисом, и тот брезгливо поморщился, оглядев мои приобретения. — Что это, Хоук? На трезвую голову изуверства не так забавны? — Между прочим, — я с энтузиазмом поставила ему на колени глубокую тарелку с фруктами, — это для тебя. Я только немного помогу. Я сунула пустой кубок ему под нос, но, устав ждать, пока он его возьмет в руки, поставила на колени к фруктам. Фенрис сидел с приоткрытым ртом и смотрел на свои колени так, как будто бы вместо фруктов там копошились зародыши драконов, безобразные и крайне опасные одновременно. — Хоук. Я. Не. Хочу. Предаваться. Веселью. Здесь. — Раз уж мы сюда пришли, то придется. Я слышала, что в вино на этих боях добавляют немного лириума. Он посмотрел на меня, как на умалишенную. — Яд был бы предпочтительнее. — Ну, прости, тут не продают. Но потом можем зайти в какую-нибудь лавку с зельями. А сейчас придется довольствоваться тем, что есть. — Нет! Тут на нас шикнули с верхних рядов, потому что никто не мог разобрать слов корчившегося в агонии молоденького ученика. Первый бой всегда был для разогрева. Обычно ставили какого-нибудь раба или беспомощного мага, с которым оппонент — обычно сильный и безжалостный, игрался, словно кошка с мышкой, перед тем как разорвать несчастного на кусочки. Я принялась деловито прицеливаться, чтобы налить в кубок Фенриса немного вина. Создатель, я никогда еще не наблюдала эти поединки с такого близкого расстояния. Это как участвовать, но без страха лишиться конечности или даже жизни. Это что-то на грани отчаянно колотящегося сердца, вихря, восторга, захлестывающего через край. Несколько капель крови долетают до нас и попадают в уже заполненный вином кубок. — Убери это с моих колен, — прошипел Фенрис, толкнув меня под локоть, и я очнулась. — А. Ну конечно же, — вместо этого я окунула палец в вино. — Но ты хотя бы должен попробовать. — Что? — с откровенным изумлением выдохнул Фенрис, и я просто почувствовала, как по моему лицу расплывается улыбка. — Попробовать, Фенрис. Попробовать. Это же для тебя. Ты же знаешь: нехорошо отказываться от подарков. Наверное, это было довольно мерзко, учитывая, что в плане подарков он пошел мне на уступки, да и эти его принципы… Но мне стало на это наплевать, когда я увидела, как болезненный оттенок его кожи меняется на розоватый. — Да что ты себе… Гул восторженной толпы, когда внутренности несчастного парнишки, смело сражавшегося в неравном бою, вывалились на песок арены, поглотил окончание его фразы. Я глядела на прислужников, которые с упоением принимаются сгребать кишки в кучку и торопливо оттаскивают останки в стороны, а потом оторвала взгляд и улыбнулась. — Ну, пожалуйста. Мне бы так хотелось, чтобы ты это сделал, — отчаянно шепчу я, поднося к его лицу обмазанный в вине палец. — Нет, Хоук. Это слишком отвратительно. Он демонстративно отвернулся, глядя на то, как веснушчатый рыжеволосый пацан уверенно выставляет вперед себя посох и кричит что-то оскорбительное стоящему напротив него магу. А то, что я сделала в следующий момент, я сделала от всей души. Я как бы случайно задела рукой его кубок, все еще стоящий на коленях и вино аккуратным красно-бурым пятном пролилось на его нарядную рубашку — видимо, ту, в которой он собрался себя хоронить. Вино мгновенно впитывается в ткань рубашки и красноватые капли стекают по его брюкам, натянутым на худых коленях, и Фенрис вздрагивает так, что его сосед аж подскакивает от неожиданности, встряхнув своим увесистым пузом, словно желе. — Упс, — с самым невинным видом говорю я. — Я нечаянно. Я хотела его взять, раз уж ты не пьешь, а тут… — я показываю ему свою руку, перепачканную в вине. А он глядит на меня и молча ловит ртом воздух, не находя слов. Мне-то что. Мне не страшно. Не вырвет же он мне сердце прямо здесь, в заполненном магистрами помещении, а еще он мне кое-что должен, да и вообще. Если он и чувствует что-то по отношению ко мне, то будет очень забавно, когда из-за какого-то пятна на его одежде он от меня откажется. — Ну, хочешь, кинь в меня виноградинкой, — говорю я, пользуясь образовавшейся паузой, и не забываю хлопать ресницами. — Или вот, яблоком. Не помня себя от наглости, я хватаю яркие фрукты и горстями сую их в безвольные пальцы Фенриса, а он так и сидит, и смотрит на меня, молча, не отрывая глаз. И от всей этой сцены мне внезапно становится дико, отчаянно смешно. И мы сидим. Уставившись друг на друга, как два идиота, и Фенрис похож на загипнотизированного психа, а я давлюсь хохотом, продолжая напихивать фрукты в его раскрытые ладони. Удивительно, но никто не обращает на нас внимания. Боевой маг с грохотом и фанфарами оставляет от рыжего пацана мокрое место. Трибуны взрываются криками, зрители вскакивают со своих мест. А мы сидим. У нас немая сцена, требующая полной серьезности. И в этой ужасающей, звенящей тишине, повисшей между нами, Фенрис берет стоящий у моих ног кувшин с этим разнесчастным вином и с совершенно невозмутимым выражением лица опрокидывает его мне на голову, с такой торжественностью, с какой на чемпиона сегодняшних боев наденут лавровый венец. Потом встает, тихо извиняясь перед соседями, и спокойно направляется к проходу. Кажется, это решает все. То есть, я-то сижу, продолжая по инерции заливаться громким утробным смехом, чувствую, как по моим волосам, лицу, груди и животу стекают струйки прохладного вина. Сижу и смотрю ему вслед с такой восхитительной сосредоточенностью, что весь наш ряд начинает смотреть в том же направлении, полагая, что там происходит что-то особенное. Действие в нескольких измерениях. Пока я с потрясающе глупой улыбкой пялюсь в спину Фенриса, на арену выводят саирабаза, в его когтистых ладонях мелькает золотистая вспышка. Гул трибун нарастает, чтобы оборваться в один момент — кунари откидывает к другому краю площадки и он неудачно бьется темечком об острый угол заграждения. Народ хотел зрелища — но куда уж там! Фенрис удаляется под неодобрительный рев толпы, и меня едва хватает на то, чтобы не терять его из виду. С моей мантии сыплются липкие, приторные остатки винограда, с моих волос стекает красная жидкость, люди испугано отшатываются в сторону, когда я прохожу между рядами и бегу вперед, за высокой, сутулой фигурой в рубашке. — Постой! Да постой же! Я бегу за ним на улицу и нахожу его уже сидящим у фонтана. Фенрис оборачивается, тяжело дыша, и я улыбаюсь, покачиваясь от стремительной пробежки. — Ты ведь не серьезно, да? — говорю я с трудом. — То есть, это же не обидно, правда? Я здесь вообще ни при чем. Оно само… — Вот только не надо врать, Хоук. Он встает, подходит ко мне, изучая ущерб, причиненный моей неотразимой внешности. Мне было бы не по себе, да только в его голосе была какая-то странная, доселе неслыханная интонация. Будто он… Я поднимаю голову и смотрю на него так внимательно, будто вижу в первый раз. В ответ на это Фенрис отводит взгляд и поджимает губы. — Не надо, — я поднимаю ладонь и прикасаюсь к его облитому вином запястью. — Я видела все. Ты улыбался. Ты часто улыбаешься, когда я не смотрю? — Хватит, — он тут же отходит назад. — Нам просто нужно привести себя в порядок. — Хватит? Может, вот этого хватит? Он снова оборачивается, и в этот раз глядит прямо, с явным вызовом. — Чего, Хоук? Что опять не так? Я не держу тебя. Если тебе что-то не нравится… — Что-то твое проклятье больше не напоминает о себе, — нагловато заметила я. — И из-за магистров ты больше не бесишься. Возможно ли это? Или это я на тебя так действую? — К несчастью… — он набрал воздуха, явно готовясь разразиться витиеватой и язвительной тирадой, но вдруг будто воздух кончился, и он просто буркнул. — Что еще есть недосказанного. Тебе нравится заново вытягивать из меня одно и то же. — Мне… — Это льстит твоему самолюбию, я понимаю. Он молча заходил вдоль фонтана, и вид у него при этом был настолько замкнутый и угрюмый, что мне захотелось… А, демоны его знают, что мне тогда захотелось. Вместо этого я уставилась на мраморную бабу, из чьих рук лился ручеек воды, и изрекла, тупо и бессмысленно: — Я тогда чуть не проиграла.