Глава 2. Связь (1/1)

Остекленевшие глаза того священника и его голова без тела не покидали моих мыслей. Еще одни глаза другого священника, живые, голубые смотрели на меня с осуждением, когда я затягивалась очередной сигаретой прямо в машине на пути обратно в отель.

Нет, наверное, это не было осуждение. Скорее, ему меня жаль. Он стал невольным свидетелем того, как накалился воздух, когда два человека с одной фамилией снова оказались рядом. Падре даже погладил меня по плечу прежде, чем первым забраться на пассажирское сиденье высокого грузовика, затем он протянул мне руку, чтобы помочь подняться, хотя я легко бы справилась и сама. Я улыбнулась, он кивнул. Какое–то чувство неловкости, смешанной с благодарностью наполнило меня, немного притупив боль от встречи с отцом, которая еще вчера ночью в моих мыслях виделась мне совсем другой. – Не пойму, зачем тащиться в Богом забытую дыру и убивать старого пастора и уборщицу, он даже не пил их кровь! – Джек возмущенно размахивал одной рукой, а другой крепко сжимал руль. Сначала Адам молчал, но поняв, что Кроу не отстанет, тихо заговорил. – Отец Молина хорошо известный знаток ранней истории церкви в Америке. Джек выругался.

– И что с того? Я заметила, как падре теребит край пиджака пальцами, похоже, ему было, что сказать, но он не мог решить, стоит ли. – Я не знаю, какой смысл. Не знаю, зачем Валек его убил, – Адам говорил почти убедительно. Джек достал откуда–то из–под сиденья маленький портрет мужчины в деревянной рамке. – Что за знак? – он смотрел в глаза священнику так долго, как могла позволить ему роль водителя. – Кардинал сказал, церковь не знает, – падре потер пальцем ярко–красный круг с желтыми лучами и двумя крошечными символами в уголке портрета и потупил глаза. – По–моему, вы с кардиналом брешете, как суки, – Джек не считал нужным скрывать свое раздражение. Я выхватила из рук Адама Гито эту маленькую картинку и цокнула.

– Солнце. Астрологический символ солнца, – я сунула портрет обратно в руки священника и взглянула на Джека, – Средневековый. Джек и бровью не повел. А вот падре занервничал и промямлил что–то вроде ?Да, я что–то такое слышал?. Я смерила его взглядом. Чертов лжец, все он знает. Они в своей церкви всегда все знают.

– А ты–то где его видела? – как я могла думать, что уже забыла, как звучит этот вечно недовольный голос отца. – Изучали в университете, – прошептала я. Зачем это все? На что я рассчитывала? Что папочка примет меня с распростертыми объятиями после всего, что я натворила? Боже, да я и отцом его никогда не звала. Как и он никому не говорил, что у него есть дочь. – Университете! – Джек хмыкнул, поправил зеркало заднего вида и не удостоил меня даже мимолетным взглядом, – Когда это ты училась в университете? Черт. Вряд ли сейчас был подходящий момент, чтобы рассказать Джеку, как прошел этот год без него. – Это он? На портрете. Валек? – тихо спросила я. Падре отстраненно кивнул, все еще сжимая деревянную рамку так сильно, что белели костяшки пальцев. Я видела, что этот священник хранит тайны. И еще знала, что он не раз отхватит от Джека по роже, если продолжит молчать.*** – Что–то они там долго, – пробормотала я, закуривая сигарету.

Монтойя поманил меня ладонью, чтобы я протянула ему его пачку, которую уже порядком разорила за эти несколько часов, тоже закурил, выпустил вверх струйку дыму и снова растянулся на диване. Наверное, мне тоже стоило прилечь, утренний адреналин давно покинул мое тело, и бессонная ночь за рулем уже давала о себе знать. Уставившись в одну точку, Катрина свернулась клубком на кровати и дрожала всем телом. Она напоминала мне наркоманку, мучившуюся от ломки. Хотя, в каком–то смысле, это и была ломка. Тони периодически поглядывал на нее, вздыхал, отворачивался, потом снова смотрел, в какой–то момент он встал и накрыл ее покрывалом. Меня это не удивило, он всегда проявлял заботу к окружающим, иногда даже излишнюю. Он разнимал парней, когда они дрались на очередной попойке, слушал пьяные исповеди, одалживал деньги. Джек порой говорил, что Тони слишком мягкотелый и пора бы ему избавиться от головной боли и слать всех подальше. Джек с падре провели в ванной комнате уже минут двадцать, если не больше. Зная отца, я могла предположить, что ничего хорошего там явно не происходило. Желая вызволить Адама еще живым, я стряхнула пепел в какой–то цветок, приоткрыла дверь в ванную и сразу встретила голубые глаза. Красивые. Падре сидел на краю ванны, а Джек стоял напротив, сложив руки на груди. Услышав меня, он обернулся, лицо вмиг стало суровым: – Какого черта, Ренейт! Дяди разговаривают. Проваливай. – Нет, мистер Кроу, – священник встал, и я заметила, что он сжимал в ладонях окровавленное полотенце, – это все. Все, что я знаю.

Джек хмыкнул. – Разберемся. Молодец, падре, беру тебя в группу, – он хлопнул священника по плечу и покинул тесную комнату, задев меня плечом. – Джек, пожалуйста, – позвала я, негодуя, но отец не обернулся. Черт. Я прикрыла дверь, не дав Адаму уйти следом. – Покажи, – тихо попросила я, кинув сигарету в открытый унитаз, она зашипела. Священник неохотно убрал полотенце. Его правую ладонь пересекал порез, на вид довольно глубокий. Я ахнула. Джек слетел с катушек. Перешел на холодное оружие, что ж, занятно. – Я найду аптечку, ладно? – в груди теплом разлилось желание о нем позаботиться. Падре уже открыл рот, собираясь возразить, сделал шаг к двери, но шумно выдохнув, сел обратно на край ванны и снова зажал рану полотенцем. Аптечка оказалась прямо перед глазами, Монтойя оставил беспорядок в этой небольшой коробке, но бинт лежал сверху, а вот искать бутылочку с перекисью пришлось дольше. Присев на корточки перед священником, я бросила грязное полотенце в раковину и залила порез содержимым бутылька, рана зашипела, падре снял свои огромные очки свободной рукой и, сморщившись, отвернулся. – Я не особо мастер в этом, но так явно будет лучше, надо потерпеть, – моя кривая попытка приободрить его, кажется, не увенчалась успехом, падре промолчал. – Не упадешь в обморок?

Ренейт, заткнись, ладно? Но падре улыбнулся, и мы встретились глазами. – Не выношу вида крови, – признался он. – Что ж, зря тогда ты сюда сунулся, – перед глазами снова возникла голова отца Молины, – как, впрочем, и я… – я затянула бинт на его ладони, – Готово! Швырнув остатки бинта обратно в коробку на тумбочке, я плюхнулась на холодный пол, откинулась на стену и прикрыла глаза. Я ожидала, что священник уйдет, но он, кажется, не очень спешил оказаться в одной комнате с Джеком.

Дурацкий порыв нежности закончился так же неожиданно, как и возник, я хотела побыть одна, с каждой секундой все больше осознавая, что зря притащилась в Апач Спрингс. Тот факт, что хотя бы Тони был рад меня видеть, не мог не вселять надежду, но он был мне не соратник. Они с отцом были почти братьями, и Тони нечасто мог встать у Джека на пути, какими бы ни были его решения. Тони ничего не сказал в мою защиту год назад и вряд ли скажет сейчас.

– Вы можете поговорить со мной, мисс Кроу, – тихий голос прозвучал совсем рядом, я поняла, что священник тоже сел на пол. Я хохотнула и открыла глаза. ?Мисс Кроу?. – Шел бы ты отсюда. Падре, – мне стало неловко за собственную грубость уже через секунду, – Прости. Но сейчас не время для исповеди. – Я многое знаю о Джеке Кроу, но о тебе не слышал. Может, он был так мил со мной, чтобы выведать побольше? Хотя, я не знала ничего важного, во что могла бы его посвятить, моя паранойя дала о себе знать. Ожидание подвоха появлялось в голове каждый раз, когда кто–то проявлял доброту. – Моя мать – шлюха–наркоманка, я ее не помню, до двадцати с лишним я прожила в чертовом монастыре. Это кардинал Альба позаботился, странно, что он тебе не сказал, – мой тон получился слишком язвительным. Глаза священника за толстыми стеклами очков округлились. Да, я не была похожа на воспитанницу монахинь, это уж точно. Длинные волосы я сама себе остригла, примерно до уровня подбородка. В левом ухе было семь серебристых колечек. К моему счастью, Адам не мог видеть пирсинга в сосках и татуировку на лодыжке, сделанную по глупости. Я решила, эти детали явно помешают мне ему понравиться.

Прекрасно. Вот и возымели эффект несколько добрых слов и голубые глаза в сочетании с моей ?недолюбленностью?. Я ненавидела быть наивной и слабой. Обвиняя Джека в неспособности хоть что–то чувствовать, сама я постоянно страдала от проблемы противоположного характера – проникалась симпатией ко всем подряд. Желание понравиться кому бы то ни было, учитывая обстоятельства, было плохой идеей. Я постаралась отогнать эти невесть откуда взявшиеся мысли. – Джек уж не любит обо мне распространяться, – я пожала плечами, – он позволил мне стать членом группы пару лет назад, наверное, чтобы я была под боком и ничего не натворила. Но я все равно облажалась, – я перешла почти на шепот, не хотела, чтобы за дверью меня услышали. Адам Гито смотрел на меня серьезно, но у меня не было сил продолжать. Я обхватила руками колени и отвела взгляд. Он снова снял очки, и сначала потер здоровой рукой уставшие глаза, а затем на несколько секунд сжал мои пальцы. Я взглянула на лицо Адама. Борода несколько добавляла ему возраста, но думаю, падре было даже меньше тридцати. Что он вообще мог знать о такой жизни? Наверное, он и вампира никогда не встречал. Дверь с грохотом распахнулась, будто кто–то пнул ее ногой, я отдернула руку, в ванную ввалился отец. – Едем, – коротко бросил он.

Я живо поднялась с пола. Когда я шла мимо отца, он крепко схватил меня за плечо. – Что, ты и с ним трахнешься? – Джек шипел, как ядовитая змея. – Пошел ты, – рявкнула я и догнала Тони, который уже покидал номер, держа под руку полумертвую Катрину, кажется, ни черта уже не соображавшую.