Весенняя война. Глава X: Триумф. (1/2)

"Дорогая матушка! Не волнуйтесь за меня — я жив, здоров и относительно сыт.

Как тебе известно, я служу мотоциклистом в разведывательной колонне N-ой мотопехотной дивизии. Война формально кончилась, но у нас в этой стране ещё много работы. Я вернусь домой к середине июня, не раньше.

Сейчас солнце заходит над лесом, а мы ночуем в одном местечке в Западной Олении, название которого я не должен здесь упоминать. В люльке мотоцикла спит мой напарник и друг по имени Крац, запомните это имя — ему я обязан жизнью. Я пишу это письмо в свете электрического фонаря, почти на голой земле, так что не судите меня строго. Через несколько часов нам снова выступать в поход, за несколько дней мы прошли много километров, ещё больше нам предстоит пройти. Жизнь в пути тяжела, но разведчики-мотоциклисты к ней привычны. Местные жители боятся нас, но не выступают, а мы быстро покидаем их, снова выступая в путь.

Так как скорее всего я вернусь к вам в полной целости и сохранности, мне бы хотелось просить сердца у дочери нашего соседа справа. Этот герр дружил с отцом и в целом был не против наших отношений. Призыв в армию разрушил эти планы, но сейчас у нас появляется возможность заключить законный брак.

Не пишите мне ответного письма, так как оно скорее всего не дойдёт до меня.

Ваш Керинкс"Письмо чейнджлингского мотоциклиста, прошло через пункт досмотра 24-го мая 1008-го года.***— Вы, герр Агриас, странный чейнджлинг. Свалились нам на голову аж из самого Везалиполиса, держитесь как интеллигент, но любите пить...

На улице уже была ночь, но в вейверфронтском ресторане "Винка" ещё был вечер, и он был в самом разгаре.

Здесь собрался средний командный состав Тианхольмского полка и ещё несколько случайных офицеров, гражданских не было. Гауптфельдфебель наблюдал за тем, как Агриас наполнял свою рюмку оленийским шнапсом. Это был обычный крепкий алкоголь, олени настаивали его на ягодах или травах, впрочем как и чейнджлинги.

— Знаете, герр гауптфельдфебель. Я, как везалипольский юнкер, получил самое разностороннее военное образование. — Ответил гауптман гауптфельдфебелю. Уже был произнесён первый тост за здоровье Королевы и опрокинуты первые рюмки. Агриас уже начинал впадать в свою философскую меланхолию, на этот раз смягчённую тёплой и многочисленной компанией.

Во главе стола поднялась поджарая фигура майора Альшписа, все остальные так же подорвались со своих мест с рюмками на готове:

— За гремящую славу чейнджлингского оружия! — Громко продекламировал майор, ответом ему было слаженное "Слава!"

Рюмки были опрокинуты, все снова сели. На столах была разложена засоленная рыба: чейнджлинги мало ценили закуску к алкоголю, но кое-кто из присутствующих всё же был не прочь погрызть чего-нибудь между возлияниями.

— Я так полагаю... — снова заговорил Агриас, слегка мотнув головой и скушав немного рыбы. — Что жизнь военного не может быть заурядной сама по себе, нам всегда приходится претерпевать разного рода обстоятельства. Вот скажите, эта кампания разве не похожа на приключение?

— С моей точки зрения — мало похожа. — Старшина хотел сказать немного больше, но сдержался.

— Ваша печаль понятна мне, герр гауптфельдфебель. — С неожиданной серьёзностью произнёс цу Гардис. — Сколько похоронок вам пришлось написать за время компании?

— Около шестидесяти, если мне не изменяет память. И это если не считать умерших в госпиталях, о которых мне пока не известно.

— Шестьдесят? — в разговор вмешался сидевший рядом гауптман роты, обычно находившейся на левом фланге батальона. — Моё подразделение потеряло восемьдесят, подразделение вашего соседа справа — под девяносто штыков. Ваши потери по сравнению с их потерями довольно таки малы!

— Может и так, всё равно в такой маломасштабной кампании очень неприятно терять подчинённых. — Агриас посмотрел на своего коллегу и учтиво улыбнулся. Правда тому вовсе не понравился такой жест.

— Терять солдат всегда "очень неприятно". Малая ли кампания, большая — всё одно. Радуйтесь своей удаче и не корчите из себя столичного франта. Здесь уже давно как нет места для мальчиков в мундирах. — Угрюмо проговорил он, Агриас понял свою ошибку и кивнул:— Прошу прощения, герр гауптман. Вы правы, мне уже давно не восемнадцать лет.

После второго тоста наступил долгий перерыв. В отличие от солдатских попоек, офицерские ограничивались всего тремя тостами и проходили в духе дисциплины и воздержанности. Правда, кому-то даже трёх рюмок было достаточно, чтобы развеселеть.— Уважаемые офицеры, не желаете ли выслушать анекдот? — Из-за соседнего стола поднялась фигура одного офицера из штаба полка. Это был молодой биненштокер, так что никто не ожидал от него чего-то по-настоящему смешного. Тем не менее, в ответ раздались одобрительные возгласы. Перевёртыши видимо собрались посмеяться не над шуткой, а над её рассказчиком.— Встретились как-то на границе пони с чейнджлингом, эквестриец значит у чейнджлинга и спрашивает: "А как вы оленей победили?". А чейнджлинг ему отвечает: "А как нам их не победить, если оленей иной раз и косяк дверной побеждают?"Зал взорвался хохотом. Анекдот оказался неожиданно хорош. Волна громкого смеха быстро переросла в аплодисменты. Офицер штаба картинно раскланялся и вернулся за своё место.

Агриас тоже смеялся, но ему вдруг вспомнилась одна недавняя новость, по поводу которой они здесь и собрались: война оказывается кончилась...— Хьортланд должны занять где-то к 15-му числу. Доедем мы туда за два-три дня. Потом репетиция...

— Вы о параде? — Спросил его коллега-гауптман.

— Да, о нём. Знаете, это первый серьёзный парад в моей жизни. Да и город тот я видел только на фотографиях.

— Парад — дело серьёзное, хорошо было бы погонять солдат перед поездом, но пусть лучше отоспятся да отойдут от всего. Кстати, как там ваши? Ничего не натворили?

— А что, должны были? — в лёгком недоумении спросил Агриас. — Нет конечно, ни единого проступка.— То-то же, у меня один ефрейтор напился и полез на официанта. Жандармерии вмешиваться пришлось, благо тут он быстро всё сообразил.

— М-да, низко пал боец. Благо, это всего лишь досадное исключение.

— Бывает иногда. Старые солдаты иной раз начинают мнить себя хозяевами жизни и выходят из берегов.

Агриас молча согласился с этим доводом, давая понять, что не может более продолжать разговор. Он теперь никак не мог перестать думать о параде. Ещё будучи курсантом он мечтал о том, чтобы печатным шагом идти во главе своего подразделения, сверкать серебряным аксельбантом и приковывать к себе тысячи взглядов, трепещущих перед мощью и блеском марширующей пехоты.Сейчас его мечта сбылась: у него было и подразделение, и аксельбант, только вот иллюзий уже не было. Мысль о предстоящем параде заставляла его сильно нервничать, в такие моменты праздность гарнизонного бытия становилась ему ненавистной, ведь нужно было уже готовиться, готовиться заранее, но вместо этого им было предписано отдыхать. Репетиция в Хьортланде обещала быть чудовищной и выматывающей. Оставалось надеяться только на то, что солдатам поможет та муштра, которую они прошли ещё в Тианхольме.

Тем временем, настало время для третьего тоста. Они звучали в разное время, в разных концах заведения, но за этим столом он должен был прозвучать в третий и последний раз. Альшпис поднялся с полной рюмкой шнапса, за ним как по команде поднялись остальные:

— За покой и благоденствие нашего Отечества!

— Слава!! — Уже как-то по инерции откликнулись офицеры и выпили им причитающееся. Их время в этом месте подходило к концу.

Шнапс ударил Агриасу в голову, он решил посидеть здесь ещё какое-то время.

— Герр гауптфельдфебель, не можете сказать который час? — Спросил он старшину, отвлёкшегося было на разговор с кем-то другим.

— Без десяти минут полночь. — Незамедлительно ответил старшина, достав из потайного кармана свои часы.

— Поздновато... Думаю, надо вернуться в роту.

— Вы думаете? — спросил Агриаса гауптман, с которым они только что говорили. Он явно хотел, чтобы цу Гардис остался здесь ещё на какое-то время.

— Да, беспокоюсь я, из-за парада. — Проговорил Агриас, вставая из-за стола. Гауптельдфебель последовал за ним. Оставшиеся за столом офицеры провожали его взглядами и жали плечами. Ничего удивительного, он ведь самый молодой среди них, ему вполне позволительно быть более непоседливым, чем остальные.На улицах горели газовые фонари, ночь была сырой и ветреной, вчера прошла одна из первых весенних гроз. По тротуарам и мостовым ходили небольшие группки чейнджлингских военных, торопливо возвращавшихся с попоек по своим расположениям. Батальон Альшписа квартировал всего в квартале от "Винка", так что двое офицеров хорошо себе представляли этот маршрут.

Шли молча, темы для разговоров кончились, хотя гауптфельдфебель явно был недоволен тем, что его так резко выдернули из приятной обстановки. С другой стороны, они уже расходились и всё бы всё равно скоро кончилось.

Они прошли по одной улице, затем свернули на другую. Прохладный ночной воздух быстро развеял спирт и голова Агриаса прояснилась. Он понял, что сорвался с места совершенно без причины, а мысль о параде была спонтанной, он воспринял её слишком близко к сердцу, на пьяную-то голову. Агриасу стало стыдно, но делать было нечего. Извиняться за собственные приказы было бы верхом глупости, чейнджлингский офицер не пошёл бы на такое даже под страхом смерти.

Вот и их "вотчина". Батальон с удобствами размещался в десятке многоквартирных домов, находившихся в так называемом "Районе писцов", что находится в восточной части города, между центром и рабочими кварталами. Здесь жили мелкие чиновники, канцелярские служащие и все те, кто держался среднего достатка. Местные дома представляли собой пяти- или шестиэтажные строения, чьи крыши имели форму трапеции и были покрыты серой, чёрной, бурой либо бордовой черепицей. Застройка кварталов такова, что дома образуют дворы-колодцы, связанные друг с другом тёмными подворотнями. Эти дворы чейнджлинги сочли хорошим местом для ротных и батальонных построений.

Агриас отдал приветствие стоявшим у входа в подворотню часовым. В подворотне стояло ещё двое солдат с электрическими фонарями. Во дворе так же горел свет и было несколько дозорных вместе со старшим по вахте. В эту ночь роль старшего выполнял Пейтис. Он не стал ни улыбаться, ни разговаривать, просто молча отсалютовал и позволил пройти внутрь дома. Во дворе была сильная акустика, разговор мог бы потревожить спящих.

Гауптфельдфебель остался на первом этаже, Агриас начал подниматься на третий. Там была квартира, которую он оставил для себя.

Здесь до него жил кто-то довольно состоятельный. В прихожей стоял вычурный гардероб, вешалка для одежды и ванночка для мытья ног. Чейнджлинг быстро выполнил эту нехитрую процедуру и двинулся в одну из спален. На стенах коридора висело несколько картин-миниатюр и фотокарточек в лакированных рамках. С карточек смотрели бывшие хозяева: муж и жена при двоих оленятах. На фотобумаге они остались счастливой, дружной семьёй. Чейнджлинги нашли эту квартиру пустующей, в ней были видны следы лихорадочных сборов, много брошенных мелких вещей. В суматохе эвакуации хозяева пожертвовали многим, в том числе и своей памятью о былой жизни. Солдаты вынесли отсюда много вещиц для того, чтобы потом обменять их, а позже здесь угнездился Агриас. Гауптман мало интересовался судьбой бывших хозяев квартиры, но как-то раз он решил рассмотреть карточки по внимательнее. Тогда он подумал, что было бы неплохо если эти олени смогли благополучно спастись.

Ординарец, верно следовавший за гауптманом во время похода, всё же не являлся его слугой. Агриасу пришлось приготовляться ко сну без посторонней помощи. В спальне была широкая постель, на которой он и уснул.

***Сновидения — интересная штука. Их можно трактовать очень по-разному, это извечный объект интереса различных магов и эзотериков различной степени шарлатанства. Но Агриасу в эту ночь приснился совершенно простой и понятный ему сон. Ему приснился парад.

Звуки оркестра мешались друг с другом, будто бы споря между собой какую мелодию им следует играть. Ряды марширующих солдат напоминали нечто странное, похожее на часовой механизм или ленту конвейера. Они то текли бесформенной массой, то обретали такт и ритм, их окружения в виде толпы и городских улиц либо не было видно вовсе, либо представлялись они так же расплывчато и странно, с редкими чёткими вкраплениями "нормальных" вещей типа уличных фонарей, фетровых шляп, фрагментов домовых фасадов, флагов, единичных надписей и букетов цветов... синих цветов.

Офицер проснулся. Голову неприятно мутило, а организм настойчиво требовал чего-нибудь выпить. Часы на стене показывали пять часов и тридцать шесть минут утра, он проспал достаточно, ему уже не требовалось большего.

Гауптман потянулся и сел на кровати. Под ней у него было уже кое-что припрятано на этот случай. Он извлёк оттуда бутылку. На бутылке не было каких либо обозначений, она была закупорена обычной пробкой. Агриас налил её содержимое в стоящий на прикроватной тумбочке стакан. Его содержимое пахло букетом из всех возможных запахов, но аромат был слаб и едва уловим. Чейнджлинг выпил жидкость и почувствовал прилив сил, а так же лёгкую эйфорию. Это была эмоциональная эссенция, ему казалось, будто он не пил её целую вечность.

Умывание и приведение себя в порядок заняло немного, но достаточно времени. Предстояло очередное построение, стандартная рутина. Он спустился вниз, на улице уже во всю светило солнце. Наружу со всей возможной торопливостью выходили и строились его взводы. Кто-то на ходу надевал каску, кто уже был в ней. Формальность всё ещё требовала проводить построения в стальных шлемах. Агриас оглядывал быстро формирующийся строй его подразделения. Солдаты выглядели отдохнувшими, это его радовало. Утренний развод прошёл быстро и чётко, как и в другие такие же дни. Календарь тем временем показывал уже 14-е число, завтра по его расчётам, уже должен был быть занят Хьортланд.

— Герр Агриас! — К офицеру подходил один из ординарцев Альшписа.

— Слушаю вас. — Ответил гауптман, оборачиваясь к нему.

— Герр майор передаёт вашей роте приказ: выступить маршевой колонной в район вокзала, где сейчас собирается батальон.

— Понял вас! Мы уже выходим. — Агриас отсалютовал младшему офицеру, будто перед ним был лично майор. В этот момент его нервы опасно натянулись.

Колонна шла по утреннему городу. Путь до вокзального района лежал через кварталы, серьёзно пострадавшие от бомбёжек. Сейчас среди развалин суетились местные жители, разгребая завалы и восстанавливая то, что могли восстановить своими силами. Улица местами была завалена щебнем, битым кирпичом и иным мусором, на колонну уже мало кто обращал внимание: местные пытались привести свою искалеченную жизнь в порядок, им было не до очередной группы захватчиков.

Вот наконец и вокзальный район, где так же попадались разрушенные бомбами дома. Вокзал Вейверфронта был довольно крупным, и как ни странно, практически не пострадал. Как и другие ключевые объекты в городе, он был взят под военный контроль.

Гражданское поездное сообщение временно затормозилось из-за войны, паровозы и составы стояли мёртвым грузом, но всё обещало вернуться на круги своя. Повсюду была чейнджлингская серая форма, уже несколько дней сюда исправно приходили только их военные эшелоны.

Агриас привёл свои штыки на место сбора, где к тому времени были уже все остальные части батальона. Альшпис тоже находился здесь, вид у него был такой, будто проснулся он от ведра воды в лицо.

— Герр майор! Моя рота в полном составе прибыла в назначенное место! — Отрапортовал Агриас. Майор обратил на него внимание и кивнул:

— Хорошо. Поезд будет через полчаса. Ждите здесь.

После этих слов майор быстро удалился. Батальон собрался у здания вокзала, солдаты разместились вдоль стены. Отсюда было видно, как сюда приходят другие военные части. Агриас узнавал офицеров из батальонов тианхольмского полка. Вся эта ситуация была чертовски странной и напоминала форс мажор. Правда, никто не удивлялся: мало ли для чего мог понадобиться целый полк, когда война де-факто ещё не кончилась?

Майоры и гауптманы бурчали, выражая непонимание и недоумение. Солдат тоже довольно резко выдернули из ставшего привычным уклада, но они мало задавались различными вопросами. Вот из-за очередной ротной колонны вынырнуло двое: майор и оберст. Один из них явно был вовсе не доволен всем происходящим, а другим был Альшпис. Говорили они довольно тихо, шли быстро, но о чём идёт речь всем было ясно. Завидев начальника, к оберсту стали подходить и другие майоры. Какое-то время они разговаривали, а вернее разговаривал он один, объясняя им ситуацию.

Наконец, это действо закончилось, офицеры разошлись к своим батальонам.

— Нас перебрасывают в Хьортланд для участия в параде. Ни я, ни оберст, ни генерал-майор вообще ничего не знали об этом до сегодняшнего утра. — Объявил он своим гауптманам. У тех не было возражений, но все явно были на взводе в большей или меньшей степени.

Агриас полез в карман кителя за пачкой сигарет, он недавно прикупил её в одном оленийском ларьке. Курево оказалось не эквестрийским, а местным, то есть довольно низкого качества. Так или иначе, сейчас важнее было закурить, чем смаковать. Полк занял собой всю площадь перед зданием вокзала. Солдаты расселись на брусчатке, начались тихие разговоры, кто-то уже подшучивал над самой ситуацией. Полк поместился в городе компактной массой, рядовые и офицеры получили возможность друг с другом пообщаться. Те военные, что занимались охраной вокзала, так же были весьма заинтересованы творящимся действом, но сами смотрели со стороны, верные своим задачам и подчинённые своим командирам.

— Герр гауптман, что вы думаете об этой ситуации? — Из-за спины Агриаса послышался голос лейтенанта, заменившего раненого Карриана.

— Герр лейтенант, вам случалось участвовать в параде? — Офицер ответил вопросом на вопрос и обернулся к собеседнику.

— Нет, но я думаю, что муштра вполне подготовила к нему меня и моих солдат.

— Что-ж, меня поражает ваше спокойствие.

— Моя ответственность не так велика как ваша, а в остальном я тоже очень сильно взволнован. Плохо, что нас заранее не оповестили.

— Не стоит винить начальство, герр лейтенант. Мы должны быть рады тому, что все наши действия во время боёв были распланированы так, что генералы чётко знали что с нами делать. Всегда нужно быть готовым к такому, в конце концов мы военнослужащие на вражеской территории, нельзя позволять себе излишне расслабляться, верно?

— Верно, герр гауптман.

Два других цугфюрера молча стояли у своих взводов. Им было нечего сказать, так как они были абсолютно спокойны. Тогда как молодые офицеры развеивались путём болтовни друг с другом, этим товарищам было нечего обсуждать.

Полчаса прошло, на вокзал с воем и шипением въехал военный эшелон чейнджлингов. Полк побатальонно начал занимать вагоны. Батальон Альшписа заходил вторым, всё происходило в умеренной спешке. Солдаты по одному заскакивали внутрь, пока их товарищи стояли в ожидании своей очереди. Бойцов было много, но погрузка произошла в довольно короткий срок.

К радости солдат и офицеров, эти вагоны не оказались теплушками. Здесь стояли ряды одноярусных кроватей и тумбочек, являя собой подобие казарменного барака. Рота Агриаса расположилась в части вагона. Чейнджлинги начали занимать свои койки, гауптман же собирался удалиться в офицерский вагон. Ему не сильно этого хотелось, всё же он привык общаться больше с офицерами своей роты, чем со своими коллегами и тем более с начальством в лице майора. Так или иначе, так предписывал устав, а у чейнджлингов принято принимать такие авторитетные документы во внимание.

— Пейтис! Оставайся за главного, а я пойду в офицерский вагон. — Громко проговорил он, стараясь перекричать возню своих подчинённых.

— Обижаете герр гауптман! Нам без вас всегда как-то скучно.

— Не волнуйтесь, я к вам вернусь когда будем подъезжать.

Сказав это, Агриас двинулся к тамбуру, стремясь к вагону офицеров. Предстояла дорога, она наверняка продлится пару дней, если не больше. За это время нужно было успокоиться и сосредоточиться для серьёзного дела.

***Путь из Вейверфронта в Манти, а оттуда в Хьортланд лежал вдоль морского побережья и мелких городков-гаваней. Состав мчался на всех парах, без остановок даже на самых крупных станциях. Агриас по своей привычке смотрел в окно, из него почти всегда виднелась полоса моря, уходящая в горизонт. Он никогда не был здесь и красивый вид сильно приковывал его внимание. Парад уже не был для него чем-то странным. Его подчинённый был прав: тем офицерам, на которых лежит большая ответственность всегда сложнее, а его звание, как ни крути, всё же довольно низко.

Вид был хорош, но для чейнджлинга он не был большим откровением, ведь он уже видел море, а до того много читал и видел фотографии пляжей и берегов. Гауптман отвернулся от окна, в вагоне тоже было довольно интересно.

— … Наш батальон встал поперёк дороги, где ожидался основной удар неприятеля. — Рядом с ним общалось несколько офицеров, все были гауптманами. Он понял: речь зашла о бое с оленийскими силами на подступах к городу Эстког.

— Стало быть, вы были на нашем фланге, а мы занимали высоту. Наш батальон был в центре полкового порядка. Пришлось отбиваться от танков и пехоты, серьёзный был бой... — Агриас узнал голос офицера, с которым общался вчерашним вечером. Он решил дополнить его рассказ.

— Герры офицеры, я... — Хотел было поздороваться он, но тот гауптман не дал ему договорить.

— О! Знакомьтесь, это — Агриас цу Гардис, его бойцы выдержали три атаки вражеской пехоты, поддержанной танками. Достойный офицер, командир второй роты нашего батальона.

— Да, это я. — Несколько смутившись проговорил Агриас.

— Я о вас слышал, герр гауптман. Это ведь вам повезло захватить вражеского лётчика? — Спросил чейнджлинг, только что рассказывавший о бое на шоссе.

— Лучше бы его убило. — Не сильно раздумывая ответил цу Гардис. Теперь уже смутились его собеседники.

— Почему же так?

— Очень уж он злословил, этот лётчик. Зря я его не застрелил.

— Вас возмутило злословие какого-то пони? Я и не подозревал, что вы настолько нежная натура. — Один из офицеров хмыкнул, сейчас Агриас уже несколько подзабыл ту обиду, которую ему нанёс тот лётчик. Всё равно он не мог его убить в ту минуту, этот пленник был опасен, опасен для всех.

— Они чертовски остры на язык, когда им утирают нос. — Проговорил он, улыбаясь в ответ. Его коллегам понравилась эта колкость.

— Хорошо, вы всё равно большой молодец, герр Агриас. Так что было на дороге?

— Мы вступили в бой первыми, нас атаковала группа танков неприятеля. Ну как атаковала, они видимо не ожидали наткнуться на нас и были перебиты нашей артиллерией. Потом пошла пехота и другие танки, мы отбились и от них. Олени атаковали вслепую, мы застали их врасплох и рассеяли огнём. Их танки, казалось, были слепы и глухи, у них не было радиостанций и мы справились с ними без серьёзных потерь. А что было у вас?

— В центре порядков нашего батальона было жарковато. Противник штурмовал высоты, а потом попытался просочиться между ними, где им и преградили дорогу взводы Цу Гардиса. Танки удалось отсечь от пехоты и ликвидировать силами бронебойщиков и сапёров. Моя рота стояла на высотке, противник больше наседал на другом фланге, но мне и моим бойцам тоже пришлось тяжело. Холм был голый, наши позиции быстро раскрыли и ударили по ним артиллерией. Плохонько стреляли, но потери были...

В разговоре наступила пауза. Некоторые собеседники отвлеклись на пейзаж, кто-то стал закуривать. Агриас решил воспользоваться заминкой чтобы перехватить инициативу.

— Из засады мы действовали успешно, но противник имел много шансов на прорыв, когда в атаку двинулись силы их резерва. У оленей судья по всему была та ещё неразбериха. Про пленных и трофеи говорить нечего.

— Страшно подумать, — снова заговорил гауптман из соседнего батальона, — что нашим танковым войскам придётся применять оленийские трофеи. Я лично обследовал такую машину, это жуткое ведро с гайками, там много заклёпок и сама сталь довольно хрупкая, для экипажа намного опаснее сам такой бронелист, нежели вражеский снаряд, попавший в него. Радиостанции ещё можно смонтировать, а вот броня...

— Броня у них слабая. — Резюмировал Агриас.