Весенняя война. Глава IX: Мантийское перемирие. (2/2)

— Это да... — Разгорячённый выпивкой Класпер быстро протрезвел, вспомнив, что офицеры очень чутки на запах спирта, а более приемлемые условия дали им повод особенно яро придираться к внешнему виду солдат. — Пойдём тогда, приведём в порядок кители.

— Хорошая идея.

Артис молчал весь этот разговор. Его товарищи были знакомы друг с другом дольше чем он с ними, иногда ему было просто нечего вставить в их беседы. Вся троица спрыгнула с высоких барных стульев и пошла к выходу. Артис не знал как на языке оленей будет "спасибо", поэтому просто широко улыбнулся хозяину и оставил ему несколько мелких монет сверх платы.

Нужно было торопиться, долгое время до построения было обманчивым: до их расположения нужно было идти около двадцати минут, на все приготовления с формой так же уходило немало времени. Если не говорить о том, что в панцергренадёрских дивизиях считалось практически обязательным быть полностью готовыми за 10-15 минут до.

На улицах было мало гражданских, олени старались не выходить из дома без лишнего повода. Вид угрюмых и вооружённых захватчиков был угрожающим, особенно если это были фельджандармы.

***Состав приближался к городской черте. Из окон не было заметно моря, а кварталы Манти представлялись своей самой некрасивой частью. В вагонах специального дипломатического поезда была тяжёлая и напряжённая обстановка: олени вообще не любят замкнутых пространств, а то, что им предстояло сделать ещё сильнее заставляло всех пассажиров ощущать некоторую нервозность.

— Герр Кекконен, не хотите выпить кофе? — К всё ещё смотрящему в окно Ристо учтиво подошёл один из работников поезда.

— Прошу прощения, но мне не по нраву этот напиток. — С натянутым спокойствием произнёс советник, удаляясь в другую часть вагона. Ему действительно не нравился кофе, чтобы поддерживать себя в тонусе у Кекконена было средство получше.Город становился всё ближе. Приближался вместе с ним и злосчастный мантийский вокзал, где они встретятся с послами Кризалис. Он был одним из немногих, кто знал настоящий текст "перемирия", которое им предстояло заключить. Фактически это было не перемирие, а полная капитуляция. Король Дьявулен уже давно приравнял подпись Кекконена к своей собственной, соглашение этого оленя приравнивалось к соглашению главы государства...

Вот оно, они уже въехали в городскую черту. Вокзал находился поблизости от центра города, поэтому послы и вельможи долго наблюдали за скопищами чейнджлингских солдат, занимавших Манти. Паровоз постепенно замедлялся, вместо рядов домов в окне появились вокзальные склады и корпуса, серая полоса перрона. Здесь было тихо и чисто, видимо территория вокзала была оцеплена со всех сторон.

Кекконен заперся в своём купе и нарядился в свою "парадную" одежду: дорогой чёрный костюм с синеватым отливом, нёсший на себе блестящую звезду и серо-синюю ленту "Королевского почётного креста" и несколько других мелких наград. Его коллеги одели свои вышитые серебряными шнурами мундиры, так же готовясь к важному событию.

Наконец, все оленийские представители собралась в комнате, предназначенной для встречи, до которой оставалось ещё несколько минут.Вот на перроне показались чейнджлинги. Их делегация состояла из министра иностранных дел, а так же военных, среди которых были генерал Фарникс и генерал-фельдмаршал Триммель. С ними был единственный стенографист.

Они зашли в вагон, министр кивком поздоровался с Кекконеном, в то время как генералы-чейнджлинги отсалютовали оленийским военным. Они вскоре расселись за столом, чейнлжлингский и оленийский стенографисты уселись в углу за своими агрегатами, готовясь вести документальную запись всего происходящего. Кекконен заметил, что чейнджлинги были одеты намного более скромно, чем его спутники. Это была издевательская ирония победителей над проигравшими.— Что-ж. Быстрее начнём — быстрее закончим. — сказал чейнлжлингский министр, его покрытое серым панцирем лицо было абсолютно непроницаемо. — Вы согласились заключить мир на условиях Её Величества. Они изложены в тексте документа, который сейчас будет представлен и зачитан. Сразу хочу предостеречь вас о том, что лучше проявить благоразумие и согласиться с положениями договора. Наша милостивая госпожа итак отнеслась к вам с большей благосклонностью, чем планировала. Речь идёт не о вашей личной чести, а о стране за которую вы держите ответ.

Олени утвердительно покивали. Чейнлжлинг подал знак и в вагон зашёл его помощник с бумагой. Он встал на задние, развернул листок и начал:

"Мы — Кризалис, королева ульев и императрица всей чейнджлингской земли, представляем данный документ во внимание послов Олении, государства с коим у Нас не разрешён ещё военный конфликт.

Ввиду того, что монарх Оленийский силой своих полномочий позволил Нам заключить мир на своих условиях, Мы, руководствуясь своей высокой мудростью и государственным интересом чейнджлингской нации вывели ряд требований, необходимых для прекращения ставшего уже бессмысленным кровопролития:

Первое: все воинские части Олении должны быть разоружены и распущены, их офицерский состав должен быть доставлен в специальные лагеря в целях допроса и составления досье. Все военные священники, находящиеся в войсках должны так же быть выданы чейнджлингской стороне. Все стоящие в портах корабли, всё изъятое у войск вооружение, включая артиллерийские орудия, танки и самолёты, чейнджлингская сторона заберёт себе в качестве трофея.Второе: монархический режим в Олении должен быть низложен и заменён временной оккупационной администрацией. Власть администрации распространяется на все без исключения регионы страны. Полиция и административные органы должны быть распущены и набраны заново из добровольцев и избранных чейнджлингской стороной лиц. Церковь должна быть законодательно отделена от государства, заместо погибшего Юрвы должен быть назначен новый Аллахержаржи, лояльный администрации. Среди жрецов так же следует провести чистки нелояльных элементов.

Третье: в целях обеспечения безопасности временной администрации, на всей территории Олении должны быть размещены военные гарнизоны чейнджлингской армии, регулярные части так же по началу будут присутствовать на территории Олении, причём настолько долго, насколько это будет необходимо. За действиями администрации будут тщательно следить чейнджлингские спецслужбы.

Четвёртое: Права и полномочия чейнлжлингских офицеров и гражданских чинов, а так же предпринимателей на время оккупации становятся выше прав и полномочий оленийских представителей власти и гражданских лиц.

Пятое: Оления должна выплачивать контрибуцию в размере двухсот миллионов золотых крон ежегодно в течение оккупации и ещё двадцать лет после её окончания. В случае отсутствия средств, контрибуция будет взиматься в виде живой рабочей силы либо участков территории. Каждому оленийскому предпринимателю, имеющему в своём владении минимум одно фабричное производство следует выплатить 50 миллионов крон в пользу чейнлжлингских предпринимателей. В случае невозможности этой выплаты — их имущество будет конфисковано и передано во владение чейнлжлингского государства. На время оккупации Олении её природные ресурсы полностью переходят под контроль чейнджлингских компаний, ответственность за добычу и распределение целиком берёт на себя чейнджлингская сторона.

Шестое: регионы Фир-Далар и Сольгуд-Бергсдейа целиком и навсегда отходят чейнджлингской стороне. Остальная территория Олении будет возвращена ей после окончания оккупации. Оления так же отказывается от своих внешнеполитических амбиций и претензий, отныне и навсегда признавая чейнджлингское государство как своего старшего экономического и политического партнёра..."

Документ оказался довольно длинным и включал около трёх десятков главных и второстепенных пунктов. Ристо ловил на себе уничтожающие взгляды коллег, им всем предстояло совершить самый унизительный поступок в своей жизни. Чейнджлинги же были совершенно спокойны и сохраняли выдержку, но за их светскими масками скрывалось ликование и радость, они были готовы расплыться в своих скалящихся клыкастых улыбках, но волевыми усилиями сдерживали себя.

Наконец, последний пункт был зачитан. Документ предоставили на стол для подписания. Первыми это сделали чейнджлинги: их подписи, сделанные с помощью рога, выглядели тем не менее угловато и скучно. Подписи собравшихся здесь оленей были намного более витиеватыми, но ставить их им до тошноты не хотелось. Тем не менее, один за другим, они всё же расписались под дьявольской бумагой.Всё было кончено. Оления погрузилась во тьму.

***Егерь очнулся на больничной койке. Голова сильно болела, а яркий белый свет бил в глаза. В палате он был не один. Оказалось, что кое-кто из раненых и больных был ему знаком.

— Рейнис очнулся. — Сказал раненый, в котором егерь узнал солдата из роты его батальона, у которого ему как-то пришлось выменивать какие-то вещи. На нём не было следов тяжёлых ранений, но по лицу было видно, что он страдает от сильного жара. Странно, егеря были менее подвержены болезням, видать этому парню сильно не повезло.

Рейнис зажмурился и зарылся под одеяло. А обитатели палаты тем временем разговорились:

— Это тот солдат, что из взвода Кенриса? — Спросил у того бойца другой чейнджлинг, он тоже был егерем, но уже однополчанин, из третьего батальона, он страдал от лёгкого осколочного ранения.

— Да, это он, из того самого взвода. Доставили вот час назад. Врач сказал, мол, сотрясение мозга.

— Да, я оттуда. — Ответил Рейнис из-под одеяла.— О, да ты, выходит, не из робкого десятка. Слышал, вы в лесу почти все погибли, дрались страшно.

— Дрались. — Коротко ответил егерь, снова вылезая на свет. Больше ничего о том случае он рассказывать не собирался.— Обидно тебе видать. В таком переплёте уцелели, а в госпиталь попал по такой глупости. Тебя ведь по голове кто-то ударил, верно? — Спросил его товарищ из соседней роты.

— Да, лопатой приложили. Глупое дело, жандарм приказал одного оленя расстрелять и в лес отправил. Тот олень меня по голове и стукнул, он был жрец вроде как.— Ох уж эти жандармы! — досадливо произнёс чейнджлинг промышлявший меном. — Я вот как-то договорился с одним оленийским крестьянином, хотел папиросную бумагу на кое-какие безделушки поменять. Сущий пустяк, чёрт побери, а жандармы эти тут как тут: нельзя, мол, таким заниматься, не по-солдатски! Посмотрели бы по сторонам, да у нас вся армия регулярно выменивает у местных самогон за сигареты! Что за тупоумие у них, я не понимаю...Кое-кто согласился с таким заявлением, кое-кто промолчал. В защиту полевой жандармерии никто не выступил.

И тут в палату вошёл офицер, всё сразу попритихли и прекратили крамольные рассуждения. Вошедший был одет в форменный китель, имел при себе погоны и все иные атрибуты, но всё это на нём сидело как-то не по-военному. Как оказалось, это был офицер службы пропаганды. В его обязанности входил надзор за процессом киносъёмки и писательской деятельностью, а так же периодические выступления перед солдатами, но не прямое командование какими-то частями.

— Товарищи! — заговорил он с радостной улыбкой на лице. — Час назад состоялись переговоры между нашей и оленийской делегациями, завершившаяся безоговорочной капитуляцией Олении. Вражеские части на фронте прекращают сопротивление и складывают оружие. Война окончена!

После этих пафосных слов в палате установилось какое-то странное молчание. Чейнджлинги даже и не знали, как отреагировать на такую новость.

— Герр офицер. — наконец подал голос один из перевёртышей, бывший ефрейтором-панцергренадёром. — А война правда кончилась?

— Э... — Офицер смутился, иной бы на его месте уже приструнил зарвавшегося солдата, но в нём явно было слишком много гражданского для излишней жёсткости. — Да, они подписали капитуляцию и убрались восвояси. Всё благодаря герру Триммелю! Молниеносная война, молниеносная победа!

— Триммель и правда хороший генерал, у меня с ним даже словом перекинуться вышло. Подарил он мне пачку сигарет. — Добавил кто-то из егерей, до этого молчавший.

Несмотря на попытки как-то развеселить бойцов, бурной реакции на новость всё же не было. Офицер пропаганды удалился, пациенты госпиталя снова оказались предоставлены самим себе.

— Ну, если война и впрямь кончилась. — произнёс егерь из батальона Рейниса, только что поносивший жандармов. — То кто что будет делать тогда?

— Сначала что прикажут. — вздыхая сказал ефрейтор, заваливаясь на другой бок. — А потом, надо ведь до дома добраться. У меня семья в Везалиполисе, давно не видел их, только переписывались.

— А мы, егеря, почти все меж собой земляки, все с деревень да артелей окрест Ликтиды. Я вот сам лесоруб, но нашему брату тоже с ружьём общаться приходится. Есть у меня и деревня родная, и отец с матушкой, и милая ждать обещалась. Так что надо бы мне тоже вернуться поскорей.Обсуждение последних событий быстро перешло в рассказы о доме. Чейнджлинги поняли, что очень давно не видели своих родных мест, и надеялись на то, что им дадут отпуска. Они понимали, что капитуляция это лишь формальность, и для них война может продлиться ещё очень долго...Рейнис тоже рассказал о своей артели, ведь головная боль уже почти сошла на нет. Рассказал он и о своей родне, и о земляках, которых тоже призвали в егерские части и которых ему хотелось бы где-то повстречать. Не упомянул он только об одном, о том что держал в сердце, о том что придавало ему сил и храбрости в трудную минуту. Он не сказал о своей любви, что верно ждала его под старой раскидистой елью, которую по легендам не брала ни одна пила или топор.***Ещё один замечательный майский день подходил к своему завершению. Кекконен обещал решить все дела, и Его Величество больше не беспокоилось о своём положении, не говоря уже о положении страны.

Сегодня он испробовал несколько старых сортов из винных погребов его отца, и утраченное расположение духа снова стало возвращаться к Йохану. Он решил выйти на прогулку в разбитый близ дворца парк. Погода была очень хорошей, ведь к концу дня солнце уже успело прогреть землю, а в парке начали покрываться маленькими листочками высаженные там клёны.

Короля как обычно сопровождал телохранитель из гвардии. Он вышел на широкую аллею и медленно пошёл по ней, гвардеец молча следовал за ним. Ветер заставлял деревья шелестеть вновь обретёнными листьями. В этом месте будто бы и не было никакой войны, оно мало изменилось со времён его детства. Йохан свернул на аллею поменьше, углубляясь дальше в парк. Дворцовый комплекс Хьортланда был построен два века назад, во времена расцвета и великой славы, это место мало изменилось с тех пор, в отличие от остальной Олении.Дьявулен забрёл в одно из своих любимых мест, выйдя на небольшую полянку с прудом и скамейками чугунной ковки. Король присел на одну из них, практически не замечая своего спутника. Здесь было очень хорошо, и Дьявулен решил посидеть здесь какое-то время.

Шло время, солнце клонилось к горизонту, а морской ветер стал более холодным.

"Пора возвращаться во дворец", решил король, и было попытался встать, как вдруг его остановили слова:— Ты понимаешь, что натворил, бастард? — Сбоку от него звучал напряжённый как струна голос, принадлежавший его телохранителю. Его силуэт поднялся со скамьи и распахнул пистолетную кобуру. Йохан не мог понять, что происходит.— Что ты делаешь?! — В ужасе, но ещё с тенью спокойствия проговорил он.

— Нечего больше сказать? Ладно... — Офицер вынул из кобуры пистолет и направил на Йохана. Тот замер и оцепенел, смотря вылезающими из орбит глазами в дуло пистолета. Бывший верный слуга не дал ему много времени на размышления.

Первая пуля попала Дьвулену в шею и пробила артерию, шесть остальных были пущены в грудь. Офицер всё стрелял и стрелял, пока в обойме не остался единственный патрон.

Король был мёртв, его мундир был изрешечён и сочился кровью, а тело завалилось на спинку скамейки, сильно запрокинув голову назад. Всё произошло быстро, в миг ненависть сменилась дрожью и осознанием содеянного. Выстрелы были хорошо слышны отовсюду, он был обречён. Ему не удалось убить короля той ночью, он морально готовился к этому вечеру несколько дней, а сейчас... Сейчас было уже поздно думать, поступил ли он правильно. Жажда мести и справедливости погубила его, он лучше убьёт себя, чем будет несправедливо поруган.

В "Лахти" оставался последний патрон, и он им воспользовался.