Весенняя война. Глава VIII: Вейверфронтский исход. (2/2)
Вскоре они добрались до другого перекрёстка и там снова заняли оборону. Судить о чём-либо ещё было проблематично, поэтому Турссон послал гонцов в другие районы города, где ожидали противника. Он намеревался запросить подкреплений и дополнительные боеприпасы.
***Цепь батальона Альшписа подходила к городу с запада. Здесь находились промышленные кварталы и спальные районы, ничего интересного и примечательного. Авиация серьёзно прошлась по этим местам, сильно разрушив или повредив большую часть фабричных корпусов.
Рота Агриаса миновала предместья и втянулась на довольно широкую улицу, в которую превращалась входившая в город с запада дорога. Вокруг было тихо, слышен был только звук канонады, да какая-то стрельба в северо-западной части города. По улицам слонялись бродяги и пьянчужки, из окон уцелевших домов изредка высовывались головы местных обитателей, с ужасом смотревших на чейнджлингов.
"Дурное место, чем-то напоминает Вракс." подумалось Агриасу, когда тот осматривал местную архитектуру. Действительно, выглядело всё довольно бедно, а картина разрушений придавала лишь всё усугубляло. Из-под развалин периодически показывались фрагменты тел, он видел как несколько сестёр милосердия укладывали на носилки раненых, вовсе не обращая внимания на его солдат, идущих совсем рядом. На земле валялись обрывки одежды и бинтов, битые кирпичи, щебень, брошенные вещи. Бывшие когда-то атрибутами чьей-то жизни, сейчас они бесхозно валялись на искалеченном бомбами асфальте, покинутые и брошенные.
Однако, вскоре им стало вовсе не до сантиментов. Впереди был перекрёсток, занятый противником.
— К бою! — Скомандовал Агриас, взводы быстро рассеялись, солдаты прижались к стенам домов. Пушки были ещё далеко, но гауптман рассчитывал пробить вражескую оборону и без них.
Улица, по которой они шли не была прямой, но немного уходила в сторону, поэтому они не сразу увидели неприятельские позиции. Перекрёсток был укреплён мешками с песком, едва увидев его чейнджлинги начали стрелять из винтовок и пулемётов. В ответ полетели редкие винтовочные выстрелы, бойцы Агриаса начали продвигаться под прикрытием своих пулемётов, ведя плотный огонь. Всё оборачивалось в их пользу, как вдруг кто-то крикнул: "Броневик!"
Из-за развалин жилого дома выехала вражеская бронемашина, вызвав у Агриаса острое чувство дежавю. Грянул пушечный выстрел, в боевых порядках чейнджлингов разорвалась фугасная граната.
— Залечь! — Скомандовал Агриас. В ушах звенело, в голову ударил адреналин. Рота быстро повиновалась приказу, только роли поменялись: забили башенки бровеника, подавленная пехота начала чаще огрызаться из винтовок, откуда-то затрещало два или три копытных пулемёта.
Чейнджлинги прятались за кучами мусора и в переулках, кто-то просто вжимался в землю и гиб под вражескими пулями. Пулемётчики отчаянно отстреливались, но вновь прижать врага к земле не удавалось.
— Командира бронебойщиков ко мне! — Агриас продолжал управлять боем, они не были застигнуты врасплох. Вскоре к нему подполз лейтенант, командовавший приданными роте расчётами бронебойщиков.
— Твои солдаты на фланге Пейтиса?
— Так точно, герр гауптман!
— Вы знаете что делать, уничтожьте броневик!
Лейтенант коротко кивнул, и начал отползать к своим бойцам. Приказ был передан, стрелки с противотанковыми ружьями расползлись на три разных позиции. Вот один их них вскинул винтовку: раздался выстрел, отдача мощно ударила стрелка в плечо, того аж перекосило от боли. Тяжёлая пуля попала в стальную тушу машины, но выстрел не нанёс броневику вреда: одна из башенок довернула влево, и очередь скосила стрелка. Другой бронебойщик даже не успел выстрелить, третий был прижат к земле мощным огнём. Это зрелище ужасало гауптмана, но ненадолго: нужно было что-то делать, он просто не имел права дрогнуть перед подчинёнными.— Цугфюрера Пейтиса ко мне! — Командир роты перекрикивал грохот боя. Несмотря ни на что, его рота продолжала драться и сохранять порядок. Его приказ был продублирован несколькими бойцами и быстро дошёл до Пейтиса.— Я здесь, герр Гауптман! — Офицер перебежал со своего фланга к Агриасу, ему повезло не быть задетым вражескими пулями.
— Хорошо! Придаю одному твоему отделению всех сапёров и бронебойщиков, подберитесь к противнику через переулки, уничтожьте машину!
— Понял вас!
Отряд из пионеров и пехотинцев скрылся в переулке. Прошло несколько минут, через грохот перестрелки прорвался стрёкот копытного пулемёта, бой винтовок и автоматов. Они напоролись на сопротивление, противник был готов их там встретить. Броневик начал медленно пятиться назад, не прекращая вести огонь из всех орудий. Бой продолжался, он длился уже больше часа. Вернулась из переулка поредевшая группа истребителей, не сумевшая прорваться к своей цели.
Гауптман цу Вахт оскалился, ударил в бессильной ярости копытом по земле. Оставить орудия далеко позади было огромной глупостью, они дорого за неё поплатились. Но вот огонь вражеской пехоты резко начал слабеть, с соседней улицы послышались раскаты ружейно-пулемётного огня, на помощь подошла соседняя рота, обошедшая противника с фланга.
Вдруг, одна из пулемётных башенок осеклась и замолчала, за ней умолкла и другая. Люки на машине откинулись, оттуда в дикой спешке полез экипаж. Среди бойцов роты раздался крик Каринкса: "Бутылку трофейного тем, кто их пристрелит!". Неприятельский броневик живым не покинул никто.
Пехота противника начала беспорядочно отступать, только сейчас чейнджлинги увидели, что это были не солдаты, а полицейские и кто-то отдалённо напоминавший моряков. Они бросились в рассыпную, бежали со всех ног кто куда, лишившись порядка и дисциплины.
Агриас поднялся с земли, только сейчас поняв, что ранен. Какой-то мелкий осколок разорвал его китель на спине, пробил панцирь и застрел под ним, вызывая боль и сильный зуд. К нему подбежал командир взвода, присланный на место раненого Карриана.
— Герр гаупмтан, может вам следует отойти в госпиталь? — Робко спросил он.
— Наплевать! — резко отмахнулся Агриас. — Я доведу своих солдат до конца, можно и потерпеть. Эй, товарищ! — Он подозвал своего верного денщика-охотника, чудом уцелевшего в бою.
— Я! Герр гауптман!
— Дай-ка мне запасной китель.
Верный чейнджлинг кивнул и полез в свой ранец-седло. Осколок вошёл под углом и серьёзно распорол сукно, принявшее на себя часть силы попадания. Ходить с большой дырой на спине было бы совсем нехорошо, поэтому Агриас, сохранявший толику везалипольского чистоплюйства, приберёг себе ещё один китель, на всякий подобный случай.
Рота продолжила наступать, гауптман вскоре нагнал своих солдат, повстречавшихся с бойцами соседней роты, которой командовал его хороший товарищ.
— Вас ведь там серьёзно поприжали, а на вас китель как новый. — Сказал другой гауптман, после того как они обменялись салютами.— Да так уж вышло, — скрывая смущение ответил Агриас, — разное на войне бывает, не так ли?
***Жуки продолжали напирать, у курсантов стали кончаться патроны. Они медленно отступали к городской ратуше, противник рвался за ними по пятам. Турссон бесстрашно ходил под пулями, его подчинённые дрались дисциплинированно и отважно. Юноши стали мужчинами, убивая и умирая, выигрывая драгоценное время для братьев на берегу. От двухсот штыков осталось сто шестьдесят, но никто из них не дрогнул, стоя не на жизнь а насмерть, заставляя врагов дорого платить за павших. Это были будущие офицеры, прекрасно обученные и дисциплинированные, но захватчиков было просто больше...
Ещё одна улица оставлена, ещё несколько молодых воинов осталось на окровавленной земле.
— Герр подполковник! Герр подполковник! — Феликс услышал срывающийся юный голос и стук приближающихся копыт. Это был гонец из западной части города.
— Герр подполковник! Они прорвались к западу от фабрик Локия, нам заходят в тыл!
И впрямь, сзади донеслись отдельные выстрелы и плотные очереди пулемётов. Сопротивление там не выдержало, враг теперь был повсюду.Турссон недолго принимал решение, на его поседелом лице пролегли глубокие хмурые тени.
— Батальон! Бегом! Назад! Пулемётчик, дай очередь!
— Юнкера повиновались, занятые позиции были оставлены, пулемётчик отстрелял остаток барабанного магазина по наступавшим чейнджлингам, а затем так же припустил за всеми. Они отступали так несколько улиц, наконец оторвавшись от противника.
— Батальон! В две шеренги — стройсь! — Гаркнул Феликс Турссон. Его приказ был исполнен. Он хотел сказать ещё что-то, но вместо этого вдруг замолчал, будто в нём боролись нравственные силы. Олени увидели тяжёлую усталость на его лице. Подполковник был мрачен.
— Юнкера!.. — Твёрдо, но с усилием проговорил офицер. — Рвите погоны и петлицы! Бросайте оружие, бегите на пляж! Я останусь и задержу неприятеля.
Строй стоял как вкопанный, растерянно глядя на старого командира. Никто не был готов выполнить приказ.— Но... Герр подполковник...
— Не сметь прекословить! Спасайте себя, шельмы! Рвите погоны, бегите на пляж! Бе-ги-те на пляж! — Подполковник кричал со всей силы. Все поняли: он жертвует ради них. Драться уже нет смысла, город фактически потерян, они выиграли достаточно времени, пора спасаться, прорываться к морю, к спасению! Юнкера один за другим подчинились приказу: на землю полетели погоны и петлицы, олени срывали их вместе с шинельным мясом, винтовки так же были брошены. Турссон принял от пулемётчика оружие и зарядил его. Он залёг, уперев старое оружие сошками в землю. Один из убегавших юнкеров обернулся и в последний раз посмотрел на своего командира, сегодня заменившего им всем отца. Тот смотрел в прицел пулемёта, распластавшись на земле. Юнкер продолжил бежать, отряд рассыпался по проулкам и тесным улочкам старого Вейверфронта, спасаясь от чейнджлингов. Они слышали длинные, отчаянные пулемётные очереди, это Феликс Турссон отстреливался от напиравших чейнджлингов. Они вскоре смолкли, сердце каждого юнкера сжалось от тоски и боли, как будто погиб последний воин оленийского народа. Погиб, как подобает — крепко сжимая в копытах оружие, в неравной битве с полчищами врагов. Он наверняка уже присоединился к вечному пиру Укко, воссев среди подобных себе под сенью огненных чертогов***Снаряды с диким свистом перепахивали белый песок вейверфронтского пляжа. Погибших уже никто никуда не оттаскивал, они валялись на земле как пустые войлочные мешки, раненых становилось всё больше. Снаряды так же рвались и в воде, вызывая фонтаны брызг и переворачивая уже отчалившие от берега шлюпки. Последние части армии Мантельхейма уходили с пляжа. Из города уже доносились звуки пальбы, но судья по всему, Сконсон ещё удерживал вошедшие в город части чейнджлингов, выигрывая драгоценные минуты. Из прибрежных деревушек и городков продолжали приходить суда, принимавшие на борт солдат и офицеров. Раненых решено было увозить самыми последними, времени становилось в обрез и Маршал был готов ими пожертвовать.
Йоаким начал приходить в себя. В ушах ещё звенело, но муть и головокружение отступали. Он лежал на носилках в госпитале, а вернее в месте, которое называлось так. Между двумя или даже тремя тысячами раненых бешено носилось несколько десятков врачей и медсестёр, они успевали только менять бинты да давать воду, трудно это было назвать это лечением.
— Что вы здесь делаете? Посторонним сюда нельзя! — Над ним послышался голос врача, он довольно чётко видел его белый халат.
— Мы подчинённые майора Эклунда, мы пришли забрать его. — Йоаким тут же узнал голос Карлссона, как же он был рад этому голосу!
— Зачем? Я вам не могу вам позволить, я отвечаю за этого раненого, я не могу отдать его вам!
— Немедленно отдайте его нам, иначе я вас пристрелю! — Раздался звук расстёгиваемой кобуры. Врач отпрянул и прошептал под нос: "Делайте с ним всё что вам угодно..."
Его носилки взяли и понесли. С Карлссоном был так же Матти. На его молодом лице была глубокая царапина — отметина после вчерашнего авианалёта. Как он потом в шутку признался, царапину ему оставил не осколок бомбы, а щепка от тех толстых досок, которые он принёс. От плота, который они делали, попадание бомбы не оставило ничего.
— Бросьте носилки, я могу идти сам. — слабым, но твёрдым голосом произнёс майор. Его просьба была исполнена, ходить он действительно мог, пусть пока и не так хорошо. Ему оказали своевременную помощь, поэтому он смог так легко отправиться. — Карлссон, Матти, вы меня отбивали у докторов?— Герр майор, вы слышали, что всех раненых хотят бросить? — Офицер ответил вопросом на вопрос.
— Нет, не слышал. — От этих слов Йоакиму вдруг стало немного хуже. Как Маршал мог опуститься до такой подлости?!
— Этим учёным эскулапам жуки ничего не сделают, а вот раненные им уж точно живьём не нужны... — в разговор высших чинов вклинился Матти, чему оба не были сильно против. — Мы, как бы вам сказать, зафрахтовали тут один кораблик. Места хватит для всех наших кто уцелел, да ещё на оленей пять-шесть в придачу.
Йоаким вскоре сам увидел, о чём идёт речь. У небольшого самодельного причала стояло рыбацкое судно, у причала ждал его крохотный отряд и ещё несколько прибившихся солдат. Таких причалов было сооружено несколько штук, к шлюпкам с крупных кораблей присоединились и вот такие малые посудины.
На борту судна была прибита жестяная доска с выдавленным на ней названием на центрально-эквестрийском. Рядом с дощечкой белой известью было аккуратно выведено изображение солнца с тонкими вьющимися лучами.
— Герр Винди, этот пассажир последний! — С этими словами Карлссон взошёл на борт. Капитаном судна был пони, из-за войны застрявший в одном из оленийских рыбацких деревень.
— Хорошо. В трюме поместится. — Вид у жеребца был неважный, он будто сидел на иголках. Судно было всем его состоянием, он боялся того, что при попытке уйти в Эквестрию оно будет потоплено или повреждёно силами одной из сторон.
— Погодите-ка, он наш командир. — Возмущённо, но всё ещё учтиво возразил Карлссон.
— Ладно, ладно! Простите мне мою дерзость. — Капитан явно испытывал страх перед Карлссоном, а вернее перед содержимым его кобуры. Вокруг рвались снаряды, один из них упал рядом, заставив кораблик сильно накрениться. Пони начал быстро и резко отдавать указания на эквестрийском языке, в его приказной речи часто мелькало слово на букву "ф".
Вскоре корабль отчалил, родной берег Олении остался позади. Там уже начинали грузить на суда и шлюпки раненых, силы оцепления вокруг пляжа так же начали отходить для эвакуации. Сюда смог пробраться и кто-то из юнкеров Турссона, некоторые гражданские так же смогли прошмыгнуть на эвакуационные корабли. Последние оленийские военные покидали пляж, жертва юнкеров и оставшихся в строю полицейских позволила перевезти на корабли всех раненых, которых сначала собирались бросить на откуп врагу. С моря Вейверфронт выглядел особенно красиво, это были восточные торговые ворота Олении, где всегда кипела жизнь и бурная коммерция. Сейчас же над ним возвышались столбы чёрного дыма от горящих нефтехранилищ и заводов. Война изуродовала это место как и много других.
Корабль Винди смог выйти из зоны артиллерийского огня, наступило хоть какое-то спокойствие. Вид брошенного города и отходящих от него кораблей, пляжа, на котором уже не оставалось живых. Эклунду вдруг стало очень горько. Они ведь и впрямь уподобились крысам, бегущим с корабля, какие они теперь солдаты? Там, на суще он делал всё, чтобы сохранить свой батальон, сейчас же у него под командой осталось меньше взвода. Он стремился спасти свою жизнь, но теперь, видя уходящую землю Восточной Олении, его родную землю, он чувствовал себя ничтожеством, предателем и грязным подлецом. Ужасная трагедия, несчастная страна...
Вдруг у него над ухом кто-то резко и яростно выругался. Это был Карлссон.
— Что произошло? Зачем так крыть? — Спросил его Эклунд.
Карлссон просто указал на небо. Там снова показались они, и было их уже не девять, а двадцать семь. Пикировщики чейнджлингов шли в сомкнутом боевом порядке, шли бомбить и топить корабли вейверфронтской эскадры. На кораблях началась суета. В спешном порядке приводились в боеготовность орудия ПВО, старые оленийские корабли не имели мощной противовоздушной защиты, на них в данный момент находились десятки тысяч солдат и гражданских... Эклунд, Карлссон, Матти и капитан эквестрийского рыбака принялись наблюдать за этим чудовищным зрелищем.
Забило корабельное ПВО, пикировщики же всем скопом ринулись на старый броненосец "Хьортланд", на котором было меньше всего зенитных пушек. Они стремительно приближались к набитому оленями кораблю, готовясь сбросить на него свой смертельный груз, но зенитные пушки с нескольких эсминцев и стоявшего рядом "Эндрёкта" сбили несколько бомбардировщиков, вынудив их отступить. Тогда чейнджлинги предприняли вторую атаку, на этот раз избрав целью лёгкий крейсер. Перегруппировавшись в воздухе, они снова пошли в атаку. Теперь ПВО атаковало их под прямым углом и его огонь стал менее опасным. Чернокрылые машины приблизились на нужную дистанцию, и с воем сирен начали пикировать, их бомбы легли точно в цель.
"Эндрёкт" на несколько секунд превратился в огненный шар. Чудовищная вспышка света ослепила всех вокруг. Взорвался орудийный погреб крейсера. Несколько тысяч погибло в первые секунды после взрыва, остальным же не оставалось ничего иного, как прыгать за борт, в холодную воду Лунного залива. Выловить смогли не всех. На многих кораблях, стоявших на рейде Вейверфронта уже не хватало места, чтобы принять ещё солдат. Их спасали как могли, и многих удалось втащить на палубы эсминцев и гражданских судов, тогда как многим другим не оставалось ничего, кроме как плыть обратно к берегу, либо гибнуть в смертельно холодной воде.
Экипаж и пассажиры рыбацкого корабля ошеломлённо смотрели на картину, будто бы вышедшую из чьего-то ночного кошмара: огромное множество копыт, туловищ, голов бултыхались в воде, пытаясь ухватиться за обломки быстро ушедшего под воду корабля. Их спасали, для них спускали шлюпки и плоты, но их было слишком много...
— Я... Я ещё могу помочь им. — С сильным акцентом сказал пони, сглатывая слюну.
— Да... — почти прошептал Матти, заворожённо смотревший всё это. — Герр капитан, пожалуйста, помогите им!Они смогли поднять на борт ещё тридцать оленей, но к ним тянулись ещё сотни копыт и голов, снизу доносились мольбы и проклятия. К сожалению, они уже не могли им помочь. Взяв на борт всех кого могли, корабли флота эвакуации стали покидать вейверфронтский рейд. Этот день стал чёрным днём страны, которую они покидали. Для десятков тысяч оленей начиналась тяжёлая и непредсказуемая жизнь в эмиграции с мизерным шансом увидеть свою страну вновь. Они будут желать вернуться, умолять Селестию вернуть им их страну, но это будет потом. Сейчас они просто спасали свои жизни.
***День подходил к концу. Подавляя остатки разрозненного сопротивления чейнджлинги не успели застать эвакуирующиеся войска на берегу. Вид самого пляжа поражал: горы брошенного оружия и амуниции были раскиданы тут и там, олени бросали всё, лишь бы спастись. Сегодняшний день не должен был быть омрачён тяжёлыми потерями, но некоторые роты и батальоны тианхольмского полка потеряли довольно много штыков ранеными и убитыми в ходе стычек.
Агриас стоял на перепаханном бомбами и снарядами, заваленном мусором пляже. Вдалеке мелькали едва видные силуэты уходивших оленийских кораблей, на месте ушедшего под воду "Эндрёкта" всё ещё плавало много обломков. Вид морского побережья поражал воображения чейнджлинга, за свою недолгую жизнь видевшего лишь сушу да ульевые коридоры. Оно было прекрасно и бесконечно, а розовые краски заката лишь делали его красивее.
***Генерал-майор Кресп стоял на высокой набережной и тоже смотрел на море. Вдруг, сзади послышался звук двигателя штабного автомобиля. Командир дивизии обернулся, и увидел как выехавшую из-за угла машину покидает генерал-полковник Ларинкс. Ченджлинги обменялись салютами.
— Герр Кресп, я доволен вашей проницательностью и тем, что вам не потребовалось иных сил кроме ваших для овладения этим важным городом.
— Рад служить Королеве, герр Ларинкс. Но мы упустили оленей, они улизнули от меня в последнюю минуту.
— В этом нет вашей вины, таковы превратности военной удачи. Надо понимать, что оленийский командующий спас вовсе не армию, но бесформенную и безоружную толпу. Такая же толпа недавно переправилась через реку Сиддл, к северу отсюда. Не стоит беспокоится о том, что они усилят нашего будущего врага.
— Да... — Кресп снова повернулся лицом к морю. Ларинкс присоединился к созерцанию Лунного залива. Однако, в их взгляде не было восхищения, лишь жадность и амбиции. Генералы не видели моря и неба, но видели землю, что начиналась за Лунным заливом.
Они видели богатую и великую страну, желанный приз для их Королевы и большой куш для их честолюбия. Им представлялись завоёванные города, военные парады и торжественные банкеты, орденские ленты и новые звания, белые флаги с чёрными коронами, что будут реять на белокаменных башнях, величайшей столицы мира...Они видели славу и почёт, воплощение всех своих планов и амбиций. Едва закончив одну войну, они уже мечтали начать другую.