Глава 12. У каждого своя правда. (1/1)

Хвамин в растерянности хлопает длинными ресницами, смотрит на Сокджина в ответ, ища какой-то помощи, но ничего не находит, потому что Русал и сам не знает, что им делать. Он только растерянно поправляет лицевую маску, с которой никогда почти не расстается, и отворачивается, рассматривая окружающую обстановку. ?Вот же засранец!?— Я.. — Хвамин оступается, пытаясь придумать себе оправдание, но потом выдыхает, понимая, что врать совершенно не в ее стиле, — я объясню все позже, обещаю, — она смотрит на друзей с надеждой. В ее голосе отчетливо читается чувство вины. Она знает, что кормила Ханну завтраками слишком долго, знает, что подруге это не нравится, но другого выбора сейчас у Хвамин нет.— Опять? Нет, ты серьезно? — ее недовольство было ожидаемым, — в твоих же интересах ничего не утаивать от меня. Я не просто любопытствую, я волнуюсь! — Ханна крайне эмоциональна.— Прости, правда, но сейчас я не могу, — Хвамин понурила голову. Сокджин, стоящий рядом, все еще чувствовал себя максимально неловко. Что и как сказать он не знал. Да и вмешиваться в это, наверное, не стоило. Русал отследил мимолетный ужас, скользнувший во взгляде Ханны, поэтому он живо перевел взгляд на Хвамин. Зомби внезапно закатила глаза и потеряла сознание.— Хвамин! — едва успев поймать ее, Сокджин обеспокоенно оглядел ее лицо. Хвамин была будто в полусне, — Хвамин, ты как? — он похлопал ее по щекам, а потом одной рукой вытянул из набедренной сумки небольшой бутылек.— Что это? — недоверчиво спросил Чонгук, будто останавливая доктора.— Спирт с примесью цветов риспосты, это приведет ее в чувства, — объяснил он и, открыв бутылек, махнул им у самого ее носа. Резкий запах концентрированного спирта вперемешку с риспостой, усиливающей его, ударил в нос, заставляя Хвамин все-таки приоткрыть глаза.— Хвамин, прости, я не должна была кричать! — Ханна обеспокоенно оглядела подругу.— Я просто очень устала, не беспокойся, — Хвамин вымученно улыбнулась. Сокджин отпустил ее, как только она смогла самостоятельно стоять на ногах.— Идем в мед.пункт, я дам тебе лекарства, — тоном, не терпящим отговорок, сказал Сокджин.— Нет-нет, я правда просто устала, я уже в порядке, Джи.. — Хвамин запнулась, вспоминая, что они все-таки не одни, — спасибо вам, Сокджин-сонбенним, я буду в порядке, — она поклонилась в знак уважения. ?Черт, это так раздражает?, — подумал Русал, но виду не подал. Если приводить их возраст, например, к человеческому, то он совсем был ненамного старше нее. Правда знали об этом всего несколько человек, в число которых Чонгук и Ханна не входили.— Тогда тебя нужно..— Я сам, — раздраженно бросил Чонгук, встав между Сокджином и Хвамин. Русал едва ли успел дотянуться до ее сумки, чтобы помочь. Видимо, Чонгук подумал, что доктор хочет взять ее за руку, — я сам доведу ее до комнаты, — повторил Невидимка, не глядя взяв у Хвамин сумку и схватив ее за руку. Вид у него был действительно недружелюбный. Сокджин спорить не стал, хотя это и показалось ему очень странным.— Зайдешь вечером, — коротко проинформировал доктор и поспешил в сторону третьего, самого дальнего корпуса, где он работал.— Зачем? — переспросила Хвамин, недоуменно глядя в его сторону.— Сегодня вторник! — как-то даже слишком бодро ответил тот и ушел.*** Чонгук был очень напряженным, так что ни Хвамин, ни Ханна говорить ему что-то не стали. Вампирша, тактично слиняв по каким-то своим делам, оставила Зомби и Невидимку вдвоем. Чонгуку Сокджин явно не понравился. Он был каким-то подозрительным. А может, это вовсе не банальная недоверчивость и осторожность. Просто тот факт, что Сокджин был рядом с Хвамин, Чонгук находил раздражающим. Атмосфера была не самой приятной. Тяжелые шаги Чонгука эхом отдавались во всем общежитии. Постепенно он начал идти быстрее, так что Хвамин едва ли успевала за ним.— Чонгук, — осторожно позвала она его, — Чонгук! — настойчивее высказалась Зомби, — Чонгук, мне больно! — Хвамин почти пискнула, когда тот резко остановился и обернулся на нее, все еще с силой сжимая ее хрупкое запястье.— Если ты будешь скрывать от меня что-то.. Если.. Если я узнаю, что он.. — Чонгук не мог подобрать слова, он будто бы давился ими, будто бы сам себе противился. Он не мог совладать с гневом, просто не умел, — если так, то будет ей, но страшно было почему-то — Тебе стоило бы остановиться раньше, — снисходительно говорит статный мужчина, поправляя темно-зеленый пиджак строгого костюма, — а теперь ты пойдешь с нами.— Но моя дочь..— О, не стоит беспокоиться, — он усмехнулся, — о ней кто-нибудь сможет позаботиться, — слова его звучат совсем не успокаивающе, а скорее с издевкой. Он знает, что одинокий отец свою дочь больше не увидит. Хвамин стоит за дверью и внимательно смотрит, как отец ее добровольно покидает дом вместе с каким-то мужчиной. Для малышки все эти люди слишком высокие, так что она видит только его руку: естественного розового цвета, с синими венами и кольцом с гравировкой на безымянном пальце. Ей кажется, что она вот-вот увидит, что же на нем написано, но свет от лампы отражается в полированном золоте, не давая Хвамин прочитать несколько слов на нем написанных. Все это Хвамин помнит еще с детства, но дальше ее замученное воображение начинает над ней издеваться, рисуя самые ужасные картины. Они расплывчатые, все как-то скомкано, отчетливо Хвамин слышит только крики. Крики своего отца. Кажется, его пытают. Или бьют. Понять было невозможно. Но даже не видя четкой картинки, для чувства страха и всепоглощающего ужаса достаточно было просто слышать. Хвамин трусиха. Она забивается в самый дальний угол. Самый темный из всех, где никто не сможет найти ее. Она прячется от этих людей, от мира, от самой себя. И вот она вроде взрослая, но так же, как и тогда, не в состоянии шевельнуться. Она не может ему помочь, не может ничего сделать и одновременно корит себя за свою трусость. За то, что упустила его. За то, что позволила уйти. Оставить ее. Хвамин в замкнутом кругу долгие годы. Все время с самого детства мысли о собственной ничтожности не покидали ее никогда. Она была приемной, неродной дочерью, чувствовала себя нахлебником, проблемой, занозой в заднице. Она боялась лишний раз подойти и спросить о чем-то. Боялась рассказать о чувствах. Боялась признавать ошибки. Ей всегда казалось, что она слишком назойлива, что слишком часто она оступается, и что за это тетушка и дядя совершенно точно ее возненавидят. Даже будучи взрослой, понимая, что тетушка правда любит ее, а дядя, уже ушедший в мир иной, любил не меньше, Хвамин не может справиться с этим. Хвамин страшно, а сердце ее колотится быстро-быстро. Поскорее бы все это закончилось, поскорее бы эта чертова жизнь подошла к концу. Ей уже невыносимо от всего этого. Невыносимо от самой себя. Она отдаленно слышит голос, пробирающийся в ее сознание. Он разгоняет мрак вокруг, и ей вдруг становится действительно тепло. Крики отца на фоне постепенно стихают, а голос из пустоты становится только громче, отчетливо выговаривая ее имя.— Ах, — выдохнула она, распахнув глаза. В комнате раздавалось ее тяжелое дыхание, Хвамин непонимающим взглядом окинула помещение. Часы показывали 18:38, а значит, сейчас все должны быть на ужине.— Хвамин! — голос раздался из-за двери. Зомби соскочила с кровати от осознания, что это ей все-таки не просто приснилось. Голова закружилась от такого резкого подъема, так что ей понадобилось время, чтобы немного прийти в себя. Хвамин живо подбежала к двери, боковым зрением уткнувшись в зеркало, подметила, что выглядит не очень, — Хвамин, ты в порядке? — повторил он, стукнув еще пару раз в дверь. Зомби живо поправила прическу и стряхнула с одежды невидимую пыль. Едва Хвамин открыла входную дверь, Сокджин влетел в комнату, хлопнув этой самой дверью. Он взял ее лицо в обе руки и, тяжело дыша, принялся всматриваться в ее сонные растерянные глаза, в которых осталось еще немного прежнего страха.— Мне..— Я знаю, тебе снился кошмар, — перебил ее Сокджин. Хвамин слабо кивнула. Просто притягивать ее к себе, успокаивающе гладя по спине, стало уже чем-то привычным, даже необходимым для него. Он гладил ее волосы и обещал, что все будет в порядке. Хвамин слышала, как быстро бьется его сердце, и понимала, что ее бьется точно так же. Сокджин тоже мог чувствовать то, что чувствует она, поэтому он сейчас здесь, рядом с ней. Ни Ханна, ни Чонгук, ни Тэхен. Здесь и сейчас с ней Ким Сокджин. И не только потому, что чувство страха, внезапно овладевшее им, заставляло испытывать дискомфорт, причиной было что-то, что Сокджин сам не мог вычислить. Будто из огромного собранного пазла внезапно пропала одна маленькая деталь, без которой картина просто не имела места быть. Тащить Хвамин в третий корпус для осмотра было бы просто глупо, да и по ней итак видно было, что Зомби просто эмоционально вымотана. Поэтому доктор принял решение пока остаться ненадолго тут. Чтобы Хвамин могла немного отойти от кошмара.— Эти лекарства.. — Сокджин взял в руки баночку, стоящую до этого на полке, — не видел у тебя их раньше.— Мне каждый месяц присылают их. Власти пристально следят за Зомби.— Так они новые? — удивился Русал.— Да.— И ты принимала их, даже не спросив меня? — Сокджин посмотрел с укором, Хвамин виновато кивнула, — почему?— Не хотела доставлять неудобств, да и какая разница, в какой они упаковке. Это все те же лекарства, что и раньше, — она пожала плечами.— А вот в этом я не уверен, — доктор покачал головой, — идем.— Куда? — Хвамин соскочила с места, зашагав вслед за Сокджином в сторону двери.— В мою скромную обитель. Обителью Сокджин назвал свою небольшую лабораторию, находящуюся в третьем, самом дальнем корпусе кампуса. Рядом с той самой палатой, где Хвамин раньше лежала, была дверь. В отличии от двух других, она была грузной, немного старой, темного цвета. Сокджин достал из кармана все такой же старый ключ и открыл дверь, приглашая войти.— Эй, Хвамин,— он попробовал отвлечь ее от своих мыслей,— чего ты так смотришь по сторонам?— А? — она наконец обратила на доктора внимание,— просто у меня ощущение, будто мы совершаем что-то противозаконное.— Поэтому ты так испуганно по сторонам озираешься? — хохотнул Сокджин,— на самом деле, так и есть. Это не совсем законно.— Намжун знает?— Конечно. Первоначально комната выглядела совсем обычной, что-то вроде подсобки или небольшого склада: тут все было завалено коробками и еще бог знает чем. Но потом Сокджин подошел к одной из них, отодвинул подальше и приподняв доски пола, открыл вид на подвал.— Нам туда,— проинформировал он, увидев удивленную Хвамин,— закрой дверь на замок и выключи свет, а потом полезай за мной,— Русал принялся спускаться,— я помогу,— он подал Хвамин руку, когда та, уже выполнив все его указания, в темноте пыталась спуститься вслед за ним.— А если кто-то найдет это место? — обеспокоенно спросила она.— Вряд ли мы будем живы,— Сокджин пожал плечами и принялся передвигаться в небольшом коридоре темного подвала, предусмотрительно держа Хвамин за руку. Та шикнула от боли в запястье, но виду не подала. Чертов Чон Чонгук и его грубые замашки! Тут было очень темно, так что Зомби то и дело запиналась о собственные ноги. Хвамин боится темноты. Вроде бы глупо и по-детски, но ведь у каждого есть свои слабости, верно?— Боишься темноты?— Как ты..— Рука дрожит,— он обернулся. Даже в темноте можно было разглядеть его нежную улыбку. Ему совершенно не обязательно было знать, что это еще и от синяков, которые остались от цепкой хватки Чонгука. Благо, тут было темно, и доктор не мог их увидеть. Сокджин ориентировался тут прекрасно, и кажется, даже с закрытыми глазами нашел бы заветную дверцу. Войдя в очередное помещение, Сокджин включил свет, и перед ними предстала небольшая, но довольно светлая лаборатория. Тут были и длинные светло-серые столы, и стеллажи, заполненные не то книгами, не то какими-то склянками неизвестного происхождения. По периметру были расположены различные приборы, назначение которых для непосвященной Хвамин оставалось тайной. А вот Сокджин ориентировался во всем этом просто потрясающе, поэтому без труда нашел все необходимое для анализа лекарства.— Поверю, что там они тебе намешали,— проинформировал он и принялся растворять одну из таблеток в какой-то светло-голубой прозрачной жидкости.— Она так и должна шипеть?— Вообще-то нет, ну-ка,— Сокджин взял уже помутневшую шипящую жидкость и подошел к какому-то прибору, опустив в него колбу. Внимательно вглядываясь в небольшой экран, Сокджин подозвал к себе Хвамин, — посмотри.— Что это? — в лекарствах она совсем не разбиралась, как и многие другие люди на самом то деле, но все-таки странные молекулы, которые недобро подрагивали, выглядели как-то подозрительно.— Погоди, а если.. — Сокджин говорил скорее сам с собой. Он живо подошел к одному из стеллажей и вытянул с полки коробку с какими-то реактивами.— Риспоста?— Она отлично усиливает действие некоторых веществ, да и катализатором для ускорения реакций служит неплохим, — Сокджин снова подошел к прибору и через небольшую трубочку подал в колбу масло с лепестков, которые в этом приборе сами и измельчились. Да, это место хоть и было подпольным, но довольно современным и функциональным.— И она красива. Смеральдо тоже неплохи. Лилии, — Хвамин просто говорила о чем-то, чтобы не чувствовать себя так неловко и глупо. Но цветы правда любила.— Ну, сейчас она нужна нам не для эстетических целей. Немного ускорим реакцию. Хочу узнать, что будет с твоими клетками через пару лет применения этой версии лекарства, — прибор пискнул, оповещая, что готов начать свою работу, — посмотрим, — доктор быстро перемещал пальцы по дисплею, а потом наконец запустил реакцию последней кнопкой. Хвамин пристально следила за быстрыми движениями, а потом глупо подняла взгляд на Сокджина, с серьезным выражением лица и нахмуренными бровями наблюдающим за происходящим на экране. Маска была спущенная с лица, потому что от Хвамин ему скрывать особо было нечего, он задумчиво прикусил губу. Когда Сокджин работал, он выглядел так.. круто. Казалось, он относится к своему делу со всей положенной тому серьезностью.— Так и думал, — заключил он через минуту, Хвамин дернулась и быстро перевела взгляд на дисплей.— Так и должно быть? — она снова посмотрела на доктора, тот отрицательно закачал головой.— Будешь пить их, умрешь еще быстрее. Русалки, кажется, хотят совсем вас угробить. Говоришь, ничего необычного? Ты хоть понимаешь, что могло случиться с тобой, не заметь я эти таблетки у тебя, а? — Сокджин выглядел немного раздраженным и обеспокоенным, — сколько ты их принимала?— Примерно две недели.— Прекрасно! Компоненты слишком сильные и непривычные для тебя, — Сокджин действительно забеспокоился. Это было странно, потому что за долгие годы одиночества он уже успел забыть, что такое переживать за кого-то, — это из-за них ты потеряла сознание сегодня.— Но что мне тогда делать? Я не могу не принимать лекарства, иначе я буду заразной..— Выход есть всегда, — заключил доктор, изучая какие-то бумаги и пытаясь оставаться спокойным,— я сделаю для тебя лекарство.— Что? Как? Ты можешь?— Да, вполне. Я учился не только врачевательству у мамы. Я так же неплох в травах и лекарствах, как мой отец, — он пожал плечами, — так что тебе не стоит беспокоиться за мою квалификацию. Я сделаю это. Правда, есть одна проблема, — тут Сокджин замолчал, видимо, не зная, как правильнее стоило бы об этом сообщить Хвамин.— Проблема? — на его месте было глупо думать, что она не переспросит.— Да. Одно из веществ в твоем лекарстве.. Оно наркотическое. Если тебя просто его лишить, скорее всего, у тебя ухудшится состояние.— Так, и что ты предлагаешь? Продолжать давать мне этот наркотик?— Нет, Русалки делали это, чтобы без лекарства Зомби чувствовали себя плохо и неизбежно его принимали. Я хочу избавить тебя от этой зависимости. Поначалу придется просто снижать дозу. Потом я выведу токсины. Правда, нужно обсудить это с Намджуном, мне нужны определенные травы, которых у меня пока нет, — Сокджин что-то писал на листочке. Было похоже на список. Вдруг откуда-то послышалось не то шуршание, не то шаги. Хвамин сначала подумала, что ей показалось, но звуки становились все громче и громче, оповещая, что кто-то сюда стремительно приближается.— Джин! — пискнула она, — кто-то идет, нужно смываться!—Вспомнишь солнце — вот и лучик. Успокойся, это Намджун, — заверил ее Русал. И правда, директор показался из-за.. шкафа. Вообще-то Хвамин была так шокирована, что не могла даже двинуться. По всей видимости, не один тайный проход в третьем корпусе вел в эту лабораторию. Этот корпус отведен для специализированных учебных предметов и, конечно, мед. пункта. Сюда, на уроки, ходили только старшие курсы, и то не так уж и часто. В основном ради лабораторных работ, опытов и прочих практических занятий.— З-здравствуйте, — Хвамин низко поклонилась.— О, не нужно этого, — Намджун по-доброму хлопнул ее по плечу, — сейчас мы не в кампусе, а под ним. И я не директор, а просто один из.. Скажем, ваших друзей.— Но вы старше..— Сокджин старше меня, — Намджун усмехнулся, — хотя если бы мы приводили наш возраст к человеческому..— Тебе было бы лет так тридцать пять, — съязвил Сокджин.— Тридцать, — поправил его Намджун, — ну, ничего, я ненамного старше. Сейчас он совсем не был похож на директора. Когда Хвамин впервые его увидела, еще пару месяцев назад, Намджун выглядел очень строгим, неприступным и замкнутым. Взгляд его был всегда прямой, но не раздражающий. Скорее, очень властный и пронизывающий. Будто бы рентгеновский. Его движения были сдержанными, он был крайне скуп на слова. Но в личной беседе, когда вокруг нет посторонних глаз, Намджун становился намного проще. Он доброжелательно улыбался и даже шутил, но все так же был очень скромным и немногословным. Да и вместо строгого костюма сейчас на нем был серый и спортивный, выглядел он немного уставшим. ?Может, занимался спортом?? — мысленно предположила Хвамин, но вопрос озвучивать не стала. Намджун на самом деле зашел ненадолго. Только лишь убедиться, что дела идут полным ходом. Ну и узнать, не нужна ли его помощь. А она нужна была. Травы же нужно где-то достать. И, как выяснилось, у Намджуна и в третьем корпусе был свой кабинет, но значительно меньше, чем в первом, основном. Именно оттуда ход вел сюда. Лаборатория была почти под кабинетом. А вот от подсобки сюда нужно было идти через те самые темные коридоры, которые Хвамин уже успела сотни раз проклясть.*** Чонгук места себе не находил и, наверное, разгромил бы к черту всю комнату, если бы не воспоминания об отце. ?Только научившись управлять своими чувствами, ты станешь достойным существовать в тени. Сейчас ты бесполезен?, — так он говорил. Чувство ревности, каким-то неконтролируемым потоком ворвавшееся в его сердце, раздражало, от него хотелось избавиться. Ко всему прочему, появилось чувство вины. Все-таки не стоило Чонгуку вести себя настолько по-свински и эгоистично. И тут уж никакая русалочья кровь ему в оправдание не пойдет. В последнее время он правда сам не свой. Хотя когда последний раз Чонгук вообще был честен хотя бы с самим собой? Лицемерие приросло к нему. Ему приходилось казаться сильным, казаться неприступным, бесчувственным, когда душа желала свободы, когда сердце от бешеного ритма рвалось наружу, когда он тянулся к кисти, а в руки попадались лишь ножи, которыми он сам себя и уничтожал. Он сам уже не знает, какой на самом деле: злопамятный или добродушный, замкнутый или общительный, злой или добрый. Фальшь и реальность давно уже смешались, а сил разбираться в этом практически не было. Чонгук слишком долго не рисовал, но снова взять кисть в руку не решился, только открыл свой ящик в столе и достал оттуда нарисованный портрет матери. Женщина с меловидной внешностью, светлыми вьющимися волосами и самым нежным взглядом смотрела на него с листа бумаги. Тогда творчество Чонгука достигло своего апогея, потому что так точно отразить кого-то на листе бумаги он больше не смог. Та доброта, та любовь, что каким-то естественным образом исходила от матери, напитала его, вдохновив на эту работу. Фотографий у Чонгука осталось совсем немного — отец постарался уничтожить все, а некоторые просто спрятал. ?А папа скоро вернется?? — вспоминал он собственные глупые вопросы, которые так любил в детстве задавать маме. Знал бы он тогда отца получше, вообще бы не заикнулся о таком. Мама лишь понимающе и терпеливо гладила ребенка по волосам, говорила, что ?папа обязательно приедет?, в тайне надеясь, что на самом деле никогда больше не встретится с ним. Невидимка пропустил ужин, просидев на полу, напротив портрета, слишком долго. ?Нужно извиниться?, — кивнул он сам себе и наконец покинул комнату, направляясь к Хвамин. В голове был рой мыслей, разобрать которые не было никакой возможности. Что ей сказать? Как оправдаться? А может, просто честно признать, что Чонгук действительно был неправ?— Ужин давно закончился, где она? — спросил Чонгук в пустоту, когда на очередной стук в дверь, комната ответила молчанием. И только когда он спустился на первый этаж, у самой его комнаты, Чонгука осенило. Хвамин шла по коридору третьего корпуса, отмечая для себя, что зря пропустила ужин, потому что живот урчал нещадно. Да и все эти стрессы, информация с таблетками изрядно ее вымотали. Помимо вопросов по поводу лекарства от инфекции Зомби, ее беспокоили их с Сокджином взаимоотношения, а точнее, та странная связь, которая вдруг появилась между ними. Не говоря уже об откровенно ревнующем Чонгуке и разозленной Ханне. Да и Тэхена почему-то она сегодня утром не встретила. Кажется, он уезжал к своей семье на какое-то время. Голова кругом!— Напугал! — взвизгнула Хвамин, наткнувшись на внезапно вышедшего из-за поворота Чонгука. Он снова выглядел недружелюбно.— Где ты была? — грозно спросил он, ударяя по стене за ее спиной. Хвамин вздрогнула. Сегодня она уже сжималась от страха у стены, может, хватит уже?— Я ходила в мед.пункт.— К этому доктору? — не менее агрессивно переспросил Чонгук.— Не говори чепухи! Каждый вторник и пятницу у меня осмотр. Я зомби, меня легко ранить, поэтому меня нужно контролировать, — Хвамин попыталась уйти, но на ее пути встала еще одна рука, так же громко стукнувшая стену. Пути отступления были перекрыты.— И тебе обязательно ходить сюда? С тобой все в порядке, зачем это делать? Ты же не поранилась! — его голос стал громче, — если ты скрываешь от меня что-то..— Эй, парень, — со стороны послышался знакомый голос. Чонгук убрал одну руку и обернулся в сторону мужчины, идущего в их сторону.— Вы за ней даже тут следите, да? — съязвил Чонгук, внезапно почувствовавший себя зазнавшимся подростком. Сокджин его проигнорировал. Опять он в своей маске. Чонгука это бесит. Что он скрывает? Уродливое лицо?— Ты забыла, — он отдал Хвамин баночку с ее таблетками. Та уж было потянулась за ними, но одернула руку и взяла баночку правой. Левую спрятала за спину, скрывая синяки за рукавами толстовки. Чонгук отошел немного в сторону, — а ты.. Не нужно так обращаться с девушками, — Сокджин посмотрел на Чонгука строго. Все-таки не мог он злиться на этого ребенка. Пусть Чонгук не воспринимает его как брата, пусть он даже не знает, что это так, но зато Сокджин уже искренне заботится о нем. Уже давно. Даже тогда, когда еще ни разу не видел его, тогда, когда даже приблизительно не знал его. Уже тогда Сокджин проникся к нему самыми настоящими братскими чувствами.— А как надо? Как вы? Вежливо и обходительно? — Чонгук засмеялся. Все это его уже реально достало.— Хвамин, — Сокджин напрягся, — вернись в кабинет.— Сокджин-сонбе..— Иди, — тверже сказал Русал, намереваясь, кажется, серьезно поговорить с этим дерзким мальчишкой. Выбора как такового ей не дали, да и вставать между двумя здоровыми мужчинами, которые, к тому же, являются сводными братьями, совсем не хотелось, поэтому Зомби поспешила уйти, — у нее.. серьезные проблемы со здоровьем, — Сокджин постарался расслабиться, — она еще не совсем понимает всю серьезность проблемы, но даже на этом этапе ей очень тяжело. Если ты ее друг, не дави на нее. Ей нужна поддержка, а не твоя ревность. Она может скрывать боль и не говорить тебе, но ей хочется, чтобы ты поддерживал ее, а не устраивал вот такие сцены, — кажется, Чонгук тоже немного успокоился, потому что во взгляде его пропала та самая дерзость и злость.— Извините, сонбенним, я.. Должен был разобраться в ситуации, — Чонгук низко поклонился. Сокджин даже удивился такой неожиданной вежливости, — спасибо, что заботитесь о ней.— Парень-парень, — доктор призвал его наконец встать прямо, — не стоит, это просто моя работа, — он выдержал паузу, — ты говорил ей?— Что говорил?— Что она тебе нравится, — напрямую сказал Сокджин. Чонгук даже растерялся.— Так заметно..?— Я бы сказал, даже очень, — он улыбнулся, а вот Чонгуку было как-то не до смеха. Слова отца о контроле над чувствами и его бесполезностью давили, — но в этом нет ничего плохого, — Чонгук из-за такого заявления даже взгляд от пола оторвал, — добрые чувства нельзя скрывать. В контроле нуждаются только злые. Но и их подавлять не стоит. Лучше разбираться со всем этим сразу, — Чонгук в изумлении приоткрыл рот. На секунду ему показалось, что он уловил сходство в манере общения Сокджина и его отца, но он почитал это абсурдным. Вот что Чонгук хотел услышать тогда. Вот что отец должен был сказать ему, если бы правда желал Чонгуку счастья. Они мирно расходятся, Чонгук торопится вернуться в общежитие, а Сокджин — в свой кабинет. На душе у него кошки скребут, и это так его раздражает.— Ты, черт возьми, должна была сказать мне раньше! — он повышает голос на пару тонов и измеряет шагами комнату.— Разве это важно? — Хвамин недоуменно посмотрела на него.— Конечно это важно! Чонгук влюблен в тебя. Как мне говорить с ним?— А что не так? Разве это как-то помешает?— Не строй из себя дурочку, Хвамин, ты понимаешь,— Сокджин обреченно выдохнул, стараясь не паниковать,— ты должна была выступить в роли посредника в нашем с ним разговоре. Потому что я думал, что вы хорошие друзья, а тут.. Узнай он о наших поездках и о нас, то есть.. В общем, он явно будет зол. Я итак еле-еле смог добиться его доверия.— Ох, ну прости, что я такая непредусмотрительная! — теперь вспылила Хвамин,— прости, что Чонгук влюбился в меня, и что я совершенно не могу это контролировать. Прости, Сокджин, что я не стала нагружать тебя лишними проблемами, когда тебе итак было тяжело. Я должна была предвидеть эту ситуацию и сказать тебе раньше,— максимально саркастичным тоном сказала она.— Ладно, извини, я не должен был, — Сокджин закрыл лицо руками, пытаясь сосредоточиться. Что-то подсказывало ему, что разговор у них с Чонгуком будет не из простых, — пока ничего не случилось, не нужно мне было поднимать панику.— Ты тоже извини, — он поднял на Хвамин удивленный взгляд, — нет, правда, я должна была предупредить тебя заранее, — Зомби виновато опустила голову.— Что это? — Сокджин вскочил с места, живо задирая рукав толстовки Хвамин. Та даже не успела среагировать.— Э-это..— Чертов засранец, я научу его обращаться с девушками! — Сокджин снова разозлился.— Стой-стой! — Хвамин уперлась ладонями в его грудную клетку, не пропуская дальше, — ты какой-то вспыльчивый сегодня, все хорошо? ?Не смотри так наивно и невинно, Хвамин, мне итак тяжело себя контролировать?, — обреченно простонал он в своих мыслях, но вслух обозначил лишь одну проблему:— Сейчас нам нужно думать, что делать дальше. Мне нужен кто-то, кого я могу попросить помочь. Один на один говорить с Чонгуком рискованно.— Я знаю, кто поможет.*** Природа кампуса особенно удивительна в дневные часы, когда небо не такое синее, как в любое другое время. Именно днем, когда света сюда попадает больше всего, небо становится светло-фиолетовым, переходящим скорее в лиловый или нежно розовый. А над самой линией горизонта небо совсем голубое, почти белое. Явление так называемого полу-рассвета можно наблюдать в полуденное время пару раз в неделю, когда большинство учащихся кампуса выходят на обед. Вот и сейчас Ханна, наконец освободившаяся от занятий минут на тридцать, сидела во внутреннем дворе первого учебного корпуса и с удовольствием доедала обед. Хвамин вернулась еще вчера, но сейчас снова куда-то убежала, пообещав Ханне прогуляться с ней после. Погода была не то чтобы недружелюбной, скорее наоборот — очень комфортной, а небо радовало нежными лиловыми переливами, только вот удовольствия от происходящего Ханна совсем не получала. Она всегда улыбается, всегда смеется. Ханна не позволяет себе быть печальной и уязвимой. И пусть все думают, что она бесконечный оптимист, или что ее нельзя задеть, ранить. Так даже лучше. Ханна душа компании, девочка, с не сходящей с лица улыбкой. Она всегда поможет, всегда поддержит и приободрит. Да, такой она себя сделала. Внешне. ?Смеются больше всего те, у кого внутри очень много боли?. И это действительно правда.— Не думал, что когда-то увижу, как ты плачешь, — снова этот язвительный голос.— Знаешь, про Мир Тьмы все его жители примерно одного мнения, — вдруг ответила Ханна, — все они думают, что вот таков он — скучен, сер, и что солнцу тут совсем нет места, — она даже не попыталась скрыть свое состояние, — мы похожи. Все обо мне одного и того же мнения. И только от силы пару раз в неделю мы с этим миром можем наконец стать настоящими. Он — наполненным светом, а я — болью, — Вампирша как-то вымученно улыбнулась, неотрывно наблюдая невероятной красоты рассвет.— Но ты ведь сама поставила себя в эти рамки, — справедливо заключил Чимин, остановившись у ее лавочки.— Да, так и есть, — Ханна снова горько усмехнулась, — я решила казаться для всех сильной, чтобы спрятать свою слабость. Я трусиха. Я ранимая. Я жалкая, — она пожала плечами, — не хочу, чтобы об этом знали все. Оставь это между нами.— О, нет, я прямо сейчас пойду и разболтаю об этом всем! — он саркастично повел головой, — долго планируешь так себя вести?— Как?— По-дурацки, — он засмеялся, — Тэхен очень искренний парень, ни за что не обратит внимание на такую лицемерку, как ты, — Чимин заулыбался во все тридцать два. Раньше его шутки задевали, но сейчас Ханна понимала, что он совершенно точно прав. И отрицать тут было нечего.— Это на тебя никто внимания не обратит, ты понял? — она передразнила его в ответ. Ханна спешно стерла со щек слезы и повернулась на Оборотня, который так же продолжал смотреть на нее сквозь сощуренные от смеха глаза. С ним правда стало проще говорить. Видимо, к такому через какое-то время привыкаешь, понимая, что у человека нет цели задеть тебя. Скорее наоборот, приободрить. Просто делает он это одним ему понятным способом.— За мной итак уже пол-кампуса бегает, куда еще? — Чимин самодовольно поправляет блондинистые кудрявые волосы и обворожительно улыбается. Кажется, когда он это делает, Оборотень совершенно ничего не видит — так сильно он щурит свои голубые глаза.— Хвастаешься? — Ханна осуждающе смотрит и складывает руки на груди, — пол-кампуса, подумаешь.. Тогда почему же ты все еще одинок? — после этого вопроса лицо Чимина стало каким-то не очень веселым.— Потому что все они ненастоящие, — он сказал это коротко, но емко, так что Ханне нечего было предоставить ему в ответ. Чимин вдруг стал действительно серьезным.— Ты и я, оба мы такие же, как все они, — Ханна с трудом могла связать слова. Атмосфера отчего-то стала слишком напряженной, — ты тоже ненастоящий, как и я. Никто и никогда не может быть честным с кем-то до конца.— Проблема не в том, что они не могут. Проблема в том, что они не хотят.— А ты хочешь? — быстро выпалила Вампирша. Чимин уж было хотел сказать ей что-то, но его отвлекли. К Оборотню подошел какой-то преподаватель и попросил его как можно скорее пойти за ним. Кажется, это был их библиотекарь. Последнее, что Чимин помнит более менее адекватно — вопрос Хосока-сонбеннима, заданный ему в коридоре первого корпуса: ?Ты помнишь меня, Пак Чимин?? А потом — пустота. Будто вакуум какой-то, совершенно ничем не заполненный. Чимин тонет в кромешной тьме, словно находясь в невесомости, почти задыхается от нехватки кислорода. Оборотень чувствует до боли знакомую беспомощность. Детство он помнит урывками. Только то, как постоянно гулял в одиночестве, как на деревню его напали Сирены, и как он чудом спасся, когда в лесу на него наткнулась мама. Все эти образы расплывчатые, а картинка неполная. В отличии от Сокджина или Хвамин, кошмары к которым приходили в периоды сильного эмоционального упадка, Чимина злые сны преследуют с самого раннего детства. Абсолютно каждую чертову ночь он просыпается в холодном поту, но совершенно не помнит, что ему снится. Каждый раз ему кажется, что он вот-вот разгадает тайну своего прошлого, восстановит пазл, соберет по крупицам свои воспоминания, но все улетучивается, когда он открывает глаза. Призраки прошлого настигают его каждый раз, показывая то, что в нормальном состоянии от Чимина скрыто. Да, у каждого человека есть свой сундук с воспоминаниями, который этот человек сам же запирает на сотни замков, боясь лишний раз выпускать их наружу. Только вот Чимина будто насильно заставили что-то забыть. Забыть что-то действительно важное. И сейчас в этой тьме вдруг появляется маленький, еле заметный, едва ощутимый луч света, что приятно щекочет его небольшие ладони. Чимин наконец может дышать и вместе с тем, начинает падать вниз. Слева и справа, всюду мелькают картинки его пусть короткой, но насыщенной жизни. Мама, папа, вся его стая, их деревня, и наконец, он сам. ?Осторожнее, Чимин~а, — слышится откуда-то издалека. Голос снова до ужаса знакомый, но Оборотень никак не может вспомнить, чей он, — ты можешь пораниться, если будешь залезать на деревья без ведома родителей?. Во время этой реплики Чимин буквально рухнул на Хосока с дерева. Тот заботливо поставил мальчика на землю и поправил растрепавшиеся волосы. С ужасом для себя же, Оборотень обнаружил, что снова стал ребенком. Значит, это очередной кошмар. По закону жанра, деревня сейчас должна начать рушиться. Хосок вот-вот вручит ему книгу, в которую вложил записку об опасности для его отца. Чимин чувствует отчаяние и безысходность. Он никогда не был один. В детстве с ним всегда был Хосок, которого Чимин по праву мог назвать родным братом за его заботу. Хосок всегда был рядом, всегда помогал и поддерживал, и это именно то, что Чимин всегда почему-то забывал. И сейчас осознание того, что все это исчезнет из его памяти, едва Чимин откроет глаза, убивает его, заставляет чувствовать себя жалким и беспомощным. Истинным ребенком. Не гордым волком, а каким-то жалким щенком. Он снова проснется в холодном поту, понимая, что упускает что-то важное. И внутри него снова будет только лишь пустота.— Чимин~и, отдай эту книгу лично папе, думаю, она важная, вдруг он потерял ее? — как заговоренный повторял Хосок. Из раза в раз, из кошмара в кошмар, он всегда говорил одно и тоже. Чимин сходит с ума.— Хорошо, — сказал мальчишка. Чимин не контролировал себя, он просто был наблюдателем, и это делало его еще более жалким в своих же глазах. Он побежал в дом, к отцу. Слова Хосока всегда были авторитетными и действенными для него. ?Хён просил передать тебе лично?, — с чувством выполненного долга сказал Чимин, протягивая рослому мужчине сборник детских сказок в потертом переплете. Тот погладил его по голове и даже похвалил, а потом принялся проверять книгу. Отец его знал, что Хосок бы просто так не просил Чимина о таком. Тревога поднялась сразу, как только отец Чимина прочел записку. Он чувствовал, что Сирены готовят что-то ужасное, но не думал, что настолько. Отец покинул дом, чтобы предупредить об этом всех воинов и всех самых важных Оборотней своей стаи, чтобы те донесли информацию в каждый уголок деревушки. Эвакуация началась немедленно. Первыми отправили женщин и детей, которые либо были не слишком сильными, либо пока еще не умели правильно обращаться в волков. Следом отправились молодые юноши и мужчины среднего возраста, которые в своем облике быстро бы догнали женщин и детей. А вот старики и главные в родах остались. И как бы отец не говорил тогда Хосоку, что все это принцип и ?отстаивание чести Оборотней?, на самом же деле это было необходимой мерой. Не останься самые крепкие бойцы в деревне, Сирены быстро бы догнали всех сбежавших. А сражаться и одновременно защищать других воинам было совсем не выгодно — пострадало бы много невинных людей. Они задерживали их так долго, как могли, и все до единого погибли. Погибли, сражаясь за своих матерей, сестер, жен, детей и внуков — за своих близких. Чимин моментально сбежал из дома, едва до его ушей дошли слова матери об эвакуации. В отличии от других детей, Чимин неплохо управлялся с телом волка. Вся его семья была такой талантливой, потому то их род и считался самым сильным, а отец Чимина был вожаком стаи. Устав от долгого бега, он все-таки обратился потом обратно и упал где-то около одного из деревьев. Слезы неконтролируемым потоком обжигали пухлые детские щеки, маленькие ладошки закрывали лицо. Чимину было страшно.— Слава Богам, — прошептал Хосок, взяв мальчишку на руки, — ты один?— Я сбежал, — признался он.— Отлично, значит, поблизости твоих нет?— Нет.— Тогда держись крепко, — Хосок вдруг обратился в Сирену, выпуская крылья, и, разрезая ими воздух, взмыл в небо. Чимин от страха и неожиданности зажмурил глаза, а потом распахнул их, удивленно оглядывая пейзаж вокруг. Сирены такие счастливые — они могут наблюдать всю эту красоту в любое время. Жаль только Чимин не знал, что они предпочитают любоваться собой. Через пару минут полета, Хосок наконец приземлился. Это место изначально было Чимину не знакомо, но в своих снах он видел деревню Сирен уже ни одну сотню раз. К ним подошла какой-то не слишком симпатичной наружности женщина (хотя почти все Сирены были такими). Она оказалась матерью Хосока. Тот быстро что-то сказал ей, а та, посмотрев на Чимина особенно обеспокоенно, будто отговаривала сына от какой-то затеи. В конечном счете Сирена сдалась и, опустившись на колени, провела ладонью по его светлым кудрявым волосам. Чимин знал, что произойдет в следующую секунду. Сколько раз он уже видел ее лицо, печально оглядывающее маленького, еще ничего не подозревающего мальчишку? Сколько раз он уже падал в темноту после того, как Сирена начинала петь? Сколько раз после этого Чимин просыпался в холодном поту в своей комнате? Он уже сбился со счета. ?Нет, нет, нет! — кричит его внутренний голос, призывая остановиться, — пожалуйста, не нужно, я не хочу забывать! — просит Чимин, но его голос никто не слышит, кроме него самого.? Секунда, и Чимин вновь падает в пустоту. В тьму, где нет воздуха. И каждый раз Чимину хочется пробыть тут чуть дольше, чтобы окончательно перестать дышать. Он устал бороться. Чимин успел смириться со своей судьбой. Но почему-то в этот раз он не просыпается сразу же. Как-то даже слишком мягко приземляясь на невидимую поверхность, Оборотень чувствует заполняющий легкие воздух, чувствует слабое дуновение ветра, а еще теплую руку, коснувшуюся плеча.— Хён? — он оборачивается, обнаруживая, что это и правда библиотекарь, работающий в их кампусе.— Я.. не знал, что тебя мучают кошмары, — он виновато опустил голову, — я думал, если сотру тебе память, смогу уберечь тебя от этих ужасных воспоминаний и боли.— Сейчас я проснусь, да? Сейчас я проснусь и снова ничего не вспомню? — по щекам Чимина потекли слезы, — пожалуйста, хен, не оставляй меня.— Нет, ты вспомнишь, — заверил его Хосок, — вспомнишь, когда проснешься. Я просто должен был открыть сейф с твоими воспоминаниями.— Как?— Позвать тебя полным именем, — ответил он, — сейчас тебе нужно поспать. Слишком давно тебя мучили кошмары.— Пообещай мне! — словно капризный ребенок потребовал Чимин, — пообещай, что я буду помнить, пообещай, что не оставишь меня снова!— Обещаю. Хосок открыл глаза, про себя отмечая, что все еще находится в коридоре первого учебного корпуса. Совсем рядом, уместившись у стены, колачиком свернулся Чимин, тихо посапывая себе под нос. Намджун, наблюдавший со стороны, одобрительно кивнул Хосоку, который сначала в ответ кивнул директору, а потом перевел взгляд на спящего Оборотня. Чимин улыбался.***— Юнги-сонбенним? — удивленно спросил Тэхен, все еще не совсем понимая, к чему вели эти двое.— Да, именно так, — подтвердил Сокджин, уверенно кивая.— Он очень спокойный, со всеми в хороших отношениях, а еще он единственный, кому мы можем полноценно доверять. Незаинтересованное лицо, — объяснила Хвамин, — так как ты думаешь? Это касается и тебя тоже, поэтому мы подумали, что стоит спросить у тебя.— Думаю, я могу доверять вашему выбору, — Тэхен наивно улыбнулся. Он был очаровательным просто потому что это он, и это нельзя было объяснить как-то иначе, — если вы считаете, что Юнги сможет помочь хёну поговорить с Чонгуком, то я буду только за. Теперь Русал и Зомби могли выдохнуть спокойно. Они смогут. Он сможет. Да, Сокджин определенно сможет поговорить с Чонгуком и завоевать его доверие, а Юнги в этом деле сможет ему помочь. Не зря Демон располагал к себе всех и вся, совершенно ничего не делая для этого. Разговор еще не состоялся, да и Хвамин вообще не принимала в нем участие, но трясло ее не меньше, чем волнующегося Сокджина. Дело осталось за малым: объяснить все Юнги и поговорить уже с Чонгуком. Только вот когда, казалось бы, до выполнения своей миссии рукой подать, Сокджин теряет всякую уверенность, беспокоясь о том, правильно ли он поступает, и не зря ли он вообще все это затеял. Хвамин перехватывает его дрожащую руку, переплетая их пальцы и накрывая его ладонь своей. Обеими руками она держит, кажется, весь этот чертов мир, если не больше.— Мы сможем, — утвердительно говорит она, делая акцент на ?мы?, чтобы дать Русалу понять, что он не один. Хвамин понимает, что сейчас Сокджину нужна эта уверенность. Пусть сама она боится до чертиков. Пусть она не до конца уверенна в их успехе, Хвамин знает, что должна. Должна сейчас вселить в него веру в себя.*** Когда Чимин ушел, Хвамин вскоре нашла свою подругу. Объяснять что-то было все еще рано, и Ханне было очень обидно, что подруга так и не поделилась с ней своими секретами. Поговорить все равно было о чем. Например о том, как зло выглядел Чонгук, увидев их с Сокджином вместе.— Он так напрягся, едва увидев , как вы выходите из автобуса, — хохотнула Ханна, — я не шучу, он переменился в лице! — Вампирша замахала руками, — ?Что это за хмырь рядом с ней?? — состроив недовольную гримасу, она попробовала спародировать Чонгука, — он так и сказал!— Верю-верю, — засмеялась в ответ Хвамин.— А вообще, жалко его, хороший парень, — Ханна выдохнула и присела на корточки у клумбы, осторожно срывая нежно-розовый цветок, — знает, что не светит ему, и все равно ревнует.— Почему это не светит? Может, он мне нравится? — Хвамин свела брови к переносице.— Чонгук? Тебе? Не смеши, — Ханна отмахнулась от нее, как от назойливой мухи и встала с места с розовым цветком риспосты в руках, — давай поиграем в ассоциации?— Что?— Просто скажи, что первое придет в голову, когда я задам тебе вопрос или что-то скажу, ладно? — Ханна хитро сощурила глаза. Хвамин в ответ лишь бросила скептичное:— Ну, давай.— Этот цветок, — она вытянула руку перед собой, демонстрируя невероятной красоты растение.— Сокджин.— Ответ очевиден, — Ханна пожала плечами, самодовольно улыбнулась и пошла вприпрыжку по аллее, оставив ошеломленную Хвамин стоять посреди дороги.— Сто.. Чт.. Погоди! Ханна чувствовала душевный подъем после этой прогулки. Ей правда необходимо было просто отвлечься, поговорить. А Хвамин была потрясающим слушателем, да и сама поговорить любила. Вспомнив, что сегодня она забыла в холле свой шарф, Ханна попрощалась с Хвамин, которая побежала на свой этаж в общежитии, а сама отправилась за своей пропажей.— Ты следишь за мной что ли? — испуганно и одновременно саркастично спросила Ханна, увидев в холле Чимина. Только вот сейчас он смотрел прямо перед собой, сидел на диване, будто ни живой, ни мертвый, ни на что не обращая внимания, — Чимин? — осторожнее спросила она, подходя ближе. ?Он плачет!? — промелькнуло в нее в голове. Это казалось Ханне дикостью, потому что ?Чимин? Плачет? Что?? Но в тоже время, Вампирша понимала, что так же многие думают и о ней, и что удивляться этому глупо и даже неуважительно.— Я помню. Я наконец-то помню все, — сказал он отрешенно, будто находясь далеко в своих мыслях, а потом вновь замолчал. Ханне казалось, что она тут явно лишняя, и судя по лицу Чимина, которое выглядело холодно и довольно грозно, он никого не хотел видеть.— Прости, что помешала, я просто забыла шарф, — она взяла его с полки шкафа, стоящего рядом с диваном, — я уже ухожу.— Нет! — Чимин почти крикнул. Оборотень потянул ее за свободную руку, и Ханна присела рядом, — пожалуйста, останься, — он обвил руки вокруг ее талии и упал головой на плечо, не переставая плакать. От неожиданности Ханна даже хотела отскочить, но потом почувствовала, как одежда на плече становится влажной от его слез. Да, Ханна была такой. Ханна душа компании, девочка, с не сходящей с лица улыбкой. Она всегда поможет, всегда поддержит и приободрит. Да, такой она себя сделала. И такой она была не только снаружи, но и внутри.