Глава 13 (1/1)

За бортом одинаково непроглядная, клубящаяся клочьями дыма от горящих листьев, унылая хмарь. Непонятно, что он хочет в ней отыскать? Почему с пугающей регулярностью торчит в этом самом месте изо дня в день, выкраивая не менее получаса до шестой склянки пополудни, знаменующей начало вахты, и бессмысленно таращится в серую пустоту?Богдан сам этого не знал. Наверное, привык, что за бортом любого судна, даже воздушного, должно быть что-то реальное, а не какой-то непонятный туман.Он ведь означал неизвестность, которой так страшились моряки, мог таить в себе невидимые препятствия или вообще каких-нибудь ужасающих морских чудовищ, кракен им всем в ребро. И теперь он понимал, почему местных завоевателей пустых пространств сухопутные мазуты называли не иначе как сумасшедшими. В свои первые дни на «Гурур-Такиме» он с трудом избежал безумия, хотя и не только по причине страха.Сначала все вроде шло нормально, хотя больше на инерции. Слишком уж быстро все случилось. И события продолжали развиваться стремительно: капитан принял в команду, очнувшийся Малик протащил по всему судну, оказавшемуся огромной трехпалубной пятимачтовой плоскодонной парусной посудиной. Богдан даже не пытался запомнить все закоулки и зубодробительные названия типа «грот-брам-стеньга», «бушприт» или вовсе непотребное «грота-лось-штаг», не совсем врубаясь, причем тут лось? Хотя и догадывался, что все эти названия просто звучат словно пересказ «Острова сокровищ», а на самом деле все совсем иначе, но решил не заморачиваться еще и на это.Потом он получил кое-какие шмотки взамен истрепавшейся пижамы, а так же гамак из плотной ткани и два крюка, вбитых в противоположные стены, в большом помещении над трюмом. Следом произошло зачисление в палубную команду с непосредственным подчинением боцману тахи Кемалю. Мужик скептически оглядел едва живого от впечатлений и непривычной двигательной активности парнишку и отдал первый приказ: «Отбой!». В скором времени Богдан понял, что это теперь и единственная команда, которой он следовал с удовольствием.С трудом умостившись на зыбкой койке, Богдан приготовился отдохнуть, но тут-то оно и навалилось. Да так, хоть волком вой.Стоило напряженному телу расслабиться, а мозгу слегка отвлечься, непрошеные воспоминания мощным тайфуном ворвались в успокоившееся было сознание, заполнив каждый уголок чернильно-черной мглой самой тяжкой депрессии. Кажется, так хреново ему не было даже во дворце. Ведь там он частенько отключался, полностью отрешаясь от действительности, возведя неприступный барьер между страшной явью и собственными ощущениями. А сейчас не получалось.Каждый удар, каждый укус, каждый толчок внутри его тела, он словно пережил все заново, всю ту боль и карябающее душу опустошение от предательства людей, которым он доверял. Богдан крепко, до боли, стискивал зубы, сдерживая рвущие горло и душу рыдания, ведь только сейчас, обретя свободу, в полной мере осознал, как сильно все произошедшее искалечило его психику. Мало того, ему еще придется провести неизвестно сколько времени среди людей, знающих наверняка обо всех его унижениях, кто он есть такой и что с ним неоднократно проделывал озверевший от похоти шах.

И это не рафинированное общество, которое деликатно продемонстрирует обратное, это сборище самых оторванных товарищей, и ему еще очень повезет, если они ограничатся только словами. А что? Чего ему терять-то после всего? Конечно, это весьма весомый аргумент, и кусок от него не отвалится, да? Господи, неужели еще ничего не кончилось? Неужели ему снова придется с боем защищать подступы к собственному телу? И как он сможет обороняться от такой толпы, если не справился с одним… в общем, с одним.Богдан даже в мыслях не называл шаха по имени, слишком велико было его отвращение к этому человеку. И тяжелые, мутные мысли о мести периодически атаковали и без того мечущийся разум. Но что он мог? Самый распоследний матрос на пиратском корабле, пусть и под командованием легендарного Гоатина, грозы и ужаса фризской границы и не только ее. Богдан хорошо помнил, как взбесился шах при одном упоминании этого имени, но больше всего тогда удивил проглядывающий сквозь неистовое возмущение страх.

Однако, вопреки ожиданиям, к огромному облегчению Богдана, предчувствия не оправдались, вернее, не полностью. На борту присутствовало немного праздных шатунов, у которых не было иных дел, кроме как задирать новичков. Вернее, таких вообще не наблюдалось. Поэтому период нервных перебежек и настороженного озирания по сторонам сменился вполне себе нормальными перемещениями. Тем более что в первое время Малик и Крашин, оказавшийся помощником кока, самые молодые на судне, редко оставляли его одного, если позволяла работа. Другие члены команды обращали мало внимания на тихого новичка – не путается под ногами, и ладно. Но исключения были. Вернее, одно, но очень уж назойливое.Это произошло на третью ночь. Богдан проснулся от ощущения удушья и, резко открыв глаза, обнаружил рядом со своим гамаком темную фигуру, чья рука жестко накрыла его рот. От неожиданности он задергался, еще сильнее запутываясь в плотной ткани, а рука на лице сжалась сильнее, короткие ногти вонзились в щеку, оставляя на бледной коже кровоточащие царапины.Но Богдан не собирался сдаваться. Он пережил многое и слишком ценил внезапное освобождение, чтобы снова позволить измываться над собой. Поэтому задергался с удвоенной силой и как можно громче замычал сквозь скрючившиеся пальцы, попытался их укусить.- Сссууученышшшш… - прошипел ночной визитер и отвесил несколько тумаков по корпусу, не снимая продолжавшей душить руки. – А ну тихо, а то отправишься за борт!- Отвали от него, Сатх! – Богдан вдруг увидел тускло блеснувшее лезвие клинка, приставленного к шее напавшего.Тот дернулся, но клинок только сильнее прижался к коже и даже слегка поцарапал.- Отвали, говорю, гнида! Иначе за борт отправишься ты, и не думаю, что найдется много сожалеющих.- Ты за это ответишь, гаденыш! – прошипел Сатх, убирая руку, после чего Богдан сделал несколько судорожных вздохов. – Ничего бы с ним не стало, очко уже разработано.- Поболтай еще! – с угрозой протянул Краш, ощерив мелкие острые зубки.Этим оскалом и сморщенной переносицей парнишка до ужаса напоминал разъяренного тигренка, только ничего умилительного в этой картине не было. Это очень страшно, когда подросткам, почти детям, приходится защищаться от домогательств взрослых.Сатх ушел тогда, но тот эпизод не остался единственным. При любом удобном случае он не упускал ни одного повода облить словесной грязью, мерзкими намеками на похождения Богдана уже на судне, его неразборчивость в связях и интрижки со всем руководящим составом, вплоть до капитана. Самое плохое то, что эти отравленные семена иногда падали на почву, удобренную подобными желаниями, только благодарным слушателям не хватало решимости на конкретные действия, однако Богдан не давал ублюдкам ни одного шанса, стараясь либо не попадаться на глаза, либо не оставаться одному. Поэтому пока дальше сплетен и намеков дело не продвигалось.За последующую двухлетнюю службу на «Гурур-Такиме» Богдан повидал многое. Через шесть декад после его появления на борту, очередной рейд закончился в одном из самых крупных портов Архипелага, Квадруе. Здесь их ждала долгая стоянка и отдых. С деньгами капитан не обидел и выразил желание видеть его через девять декад на борту в качестве постоянного члена команды. После чего отвел в трюм и подверг странному ритуалу.Надо сказать, Богдан не слишком часто сталкивался с местной магией. А точнее, в тот единственный раз, когда расцвел его первый цветок. Чаще всего ему казалось, что все это вымысел и слишком живучие старинные мифы, тем более что, кроме первого ириса, никаких цветов больше не появилось, как и приступов всепоглощающего гнева, хотя они отбили еще несколько атак, да и сами совершили два успешных абордажа. Будучи обычно законопослушным гражданином, далеким от безбашенного авантюризма, Богдан нашел такой способ заработка несколько беспокойным, хотя и признал, что вот Стас, например, пришел бы от всего этого в щенячий восторг и уже на первом абордаже вовсю размахивал бы шашкой. Но, к сожалению, Богдана никто не спрашивал.Более того, он, никому не нужный и опасающийся любого косого взгляда в свою сторону, вообще предпочитал держать свое мнение при себе, а во время военных действий мгновенно забивался в одно из нескольких облюбованных мест, прихватив с собой Малика. К слову, боцман признал его действия вполне приемлемыми, одобрив стремление не путаться под ногами, пока взрослые чинят свои разборки, только посоветовал в следующий раз прихватить и бедового Краша. Богдан ничего не обещал, потому как поймать поваренка в такие моменты не представлялось возможным.Так вот, ритуал. Там, в трюме, за множеством дверей и переборок, в небольшой полупрозрачной сфере, опутанной ребристыми шлангами, мерно билось сердце корабля. Киримич – так назывался тот самый минерал, наследие мертвого материка. Сам камень… или как там он выглядит, скрывался за оранжевым свечением, отсветы которого и уходили в присоединенные к сфере трубки.- Коснись его рукой, - тихо попросил капитан и подтолкнул опешившего Богдана к сфере.- Что? – с трудом оторвав взгляд от оранжевой пульсации, Богдан обернулся уточнить, что не ослышался.- Приложи ладонь к вместилищу. Ну, не бойся.- Я и не боюсь! – фыркнул парень, однако подступал к сфере с опаской.В тот момент, когда он приблизился, внутри нее что-то активизировалось. От свечения оторвалось несколько сгустков плазмы, которые начали подниматься над ним, словно солнечные протуберанцы, объединились в одно большое мерцающее облачко, которое медленно подплыло к стенке сферы и затанцевало, словно пыталось проникнуть сквозь нее.

Богдан сглотнул и снова оглянулся на капитана. Тот выглядел удивленным, если только эту эмоцию можно представить на столь невыразительном лице. Но снова кивнул. Тогда Богдан, отринув страхи, сделал еще один шаг и отчаянно приложил ладонь прямо напротив танцующего золотисто-оранжевого свечения. А то прильнуло к толстой стенке со своей стороны.Ничего страшного не произошло, равно как и необычного. Через пару минут облачко отлепилось и медленно, словно неохотно, вернулось к пульсирующему центру, но в момент их соприкосновения, на краткий миг Богдану почудилось, что клубящееся нечто приняло черты его лица. Резко обернувшись к капитану он понял, что тот тоже это заметил.- И что это значит? – спросил он уже на палубе, спеша надышаться свежим воздухом.- Неужели не ясно? «Гурур-Такима» теперь твой дом.

- И что, она всех так принимала?- Вовсе нет. Из нынешнего состава четверть экипажа не удостоена этой чести.- Ну, типа, я польщен! – криво усмехнулся Богдан.- Не думай, что это мелочь, матрос Хичвар. Но не буду тебя уговаривать, скоро ты сам убедишься.Надо ли уточнять, что через девять декад, проведенных с Маликом и Крашем, они все трое стояли на борту и без особых сожалений прощались с большим городом-портом, где успели хорошо покуролесить.***Богдан поежился. Сегодня свежо, это гуляют отголоски сменившегося течения. Но ничего, к счастью, мостик крытый и там тепло, так что сильно замерзнуть он не успеет – скоро вахта. В этот рейд он пошел в качестве ученика штурмана, поэтому вахты теперь нес как помощник рулевого. Сейчас еще немного, и прозвенит склянка. Еще чуть-чуть. И он замрет возле сосредоточенной фигуры у большого колеса. А позади, слегка левее, застынет неподвижная молчаливая тень. Капитан Гоатин. Человек, с недавних пор занявший львиную долю всех его размышлений.Когда именно все это началось, Богдан не заметил. Вроде, они не контачили часто и близко, да кэп вообще ни с кем не сближался, кроме господина Мадины. Просто в какой-то момент он начал ощущать на себе очень пристальный и внимательный взгляд, сопровождавший, казалось, каждое движение.Сначала Богдан подумал, что это Сатх его подкарауливает, ищет, как бы зажать в углу. К своему огромному разочарованию, вернувшись после стоянки, он заметил этого неприятного субъекта на борту, хотя серьезно рассчитывал на то, что тот срулит в неизвестном направлении.Но нет, украдкой оглядевшись, назойливого преследователя Богдан не нашел, и оторопел, наткнувшись на пристальный взгляд капитана. Офигел и стушевался. Но большим шоком для него стало, что и капитан, чуть поморщившись, поспешно отвел взгляд и сразу ушел, словно вспомнил о неотложных делах. Но до сих пор иногда парень ощущал на себе этот тяжелый ищущий взгляд, совершенно теряясь в догадках, что он может означать.Сначала он придумал, что капитан жалеет о том, что принял в команду человека с подобной… репутацией. Но корабль принял его, он сам так сказал, так чего же буравит, словно врага народа, ну вот хоть бери и кидайся за борт.Богдан стиснул зубы, давя невольный стон. Просто теперь-то он знал, что означает этот взгляд.Раздался тихий мелодичный звон, слышимый на всем корабле. Пора. Он спрыгнул с ящика, поправил рукава длинной футболки, как привычно называл эту штуку без швов из мягкой эластичной ткани, и одернул кожаную безрукавку, плотно облегающую узкий торс до выступающих тазовых косточек. Далее шли кожаные же брюки, крест-накрест перевитые на талии двумя широкими клепаными ремнями. Завершали наряд круглоносые сапоги с высокими голенищами, немного не доходящими до коленей, тоже все в ремешках.Две лестницы, невысокая дверь, вот и мостик. Там уже все в сборе: всего четыре человека, включая его и капитана.Раньше, только попав на судно, он удивлялся, как можно вообще передвигаться в таком густом мареве? При этом еще и увертываться от хаотично носящихся огромных кусков разрушенного материка и повсеместно рыщущих боевых каперов, до зубов вооруженных разного рода смертоносными штуками. Пока не попал в рубку.Оказывается, ничего хаотичного в этих передвижениях нет, все подчинено строгим закономерностям и движется в соответствии с направлениями многочисленных течений. Что есть специальные карты, созданные предками нынешних отважных флибустьеров, а корабли оснащены чем-то вроде эхолотов или сонаров, позволяющих засекать объекты посредством отражения ими звуковой или радиоволны. Эти приборы напоминали что-то из его прежней жизни: матово-черный экран и движущиеся на нем светло-зеленые штучки – обнаруженные объекты. Именно тот интерес, который он проявил ко всей этой кухне, и привлек внимание капитана к его скромной доселе персоне. Ответил на вопрос, задал свой. Почувствовал заинтересованность. Разговорились. И остались довольны. С обоюдным желанием такие разговоры продолжить.Вот что Богдан узнал. Оказывается, самым важным человеком на судне является именно штурман. Например, если вдруг исчезнет вся команда вкупе с капитаном, кроме штурмана, судно все равно сможет продолжить следовать выбранным курсом. Ведь двигает его киримич – пылающее сердце. А вот вся команда без штурмана обречена на долгий дрейф либо на немедленную смерть от столкновения с обломком. Даже в дне пути от большой земли. Вот так-то. А хороший штурман получается только из опытного рулевого.Стоит ли говорить, что и капитаном может стать только хорошо послуживший штурман, ведь в его обязанности входит тщательная проверка всех проложенных курсов. И это назначение… Неужели ему доверят навигацию?! Это же… это так круто!Воодушевлению парня не было предела. Он ведь даже не мечтал о подобном: стать профессионалом, востребованным специалистом. И дело даже не в пиратской романтике и славе покорителя туманных трасс, а просто быть нужным не только как чья-то постельная игрушка, в какую пытался превратить его фризский шах.Жить бы да радоваться. Да только…Богдан до боли скосил глаза, пытаясь рассмотреть лицо капитана. Невыразительная каменная маска. Парень удивлялся, как вообще можно было родиться с такими чертами. Вроде все на месте, и глаза, и нос, и рот. Только взгляд будто соскальзывает, не способный задержаться и разглядеть выражение, ни даже просто запомнить. Если бы не выдающийся рост и широкие плечи, а так же длинный камзол из чего-то вроде замши, шитый золотой нитью, и неизменная бандана на голове, которую он не снимал ни при каких обстоятельствах, его могла не признавать даже собственная команда.Но дело не в этом. Вернее, и в этом тоже, просто… Черт, черт!

В тот свой первый отпуск Богдан сначала просто бродил по большому портовому городу, наслаждаясь обретенной свободой и возможностью в любое время покинуть небольшую комнату в гостинице, которую ребята сняли на троих. И, несмотря на предыдущий негативный опыт, его вовсе не напрягало находиться рядом с двумя не всегда полностью одетыми парнями. Всю глубину ужаса он осознал, когда друзья затащили его в бордель, где он не отреагировал ни на одну обольстительную красотку, даже на знойную брюнетку, к которым был раньше неравнодушен, а вот при взгляде на крепкого парня в шелковых шароварах член вдруг дернулся и уверенно пошел вверх.

Богдан не помнил, как выскочил, в какую сторону помчался, очнулся лишь у фонтана, окунув горящее нездоровым румянцем лицо в холодную воду. Расставание с иллюзиями проходило тяжело, в терзающих душу муках.До этого момента он был уверен, что не испытывал в гареме ничего, кроме отвращения и боли. Но ведь большую часть времени с тех пор, как… ну, в общем, с того момента, как он… Ладно, короче, с того самого момента, он почти все время находился в принудительной отключке, и не может с уверенностью утверждать, что… да, блин, вообще, можно ли кончить без сознания? Ну, можно же во сне, ведь так? Неужели… неужели у него вставал? Боже…Его вырвало. Долго и обильно, недавно съеденным вкусным обедом. И тут же накатило, все стало гораздо хуже, чем даже в гареме или в первые дни на «Гурур-Такиме», ведь теперь он преисполнился отвращения к себе. За то, что гипотетически получал удовольствие от всего, творимого с его бесчувственным телом. Не таким уж и бесчувственным, да? Господи, да за что ему это?Парни вообще ничего ему не сказали, не дали понять, что заметили его побег, а сами оттянулись знатно. После того происшествия они по молчаливому уговору никак не обозначали свои визиты в гнездо порока, а Богдан в эти часы тихо сидел на подоконнике и даже думать боялся, что же теперь будет. Да только думай, не думай, а при возвращении на корабль стал чуть ли не шарахаться от всей команды, со страхом ожидая повторения той реакции.

В тот вечер он после окончания вахты долго стоял у борта, наслаждаясь ленивыми перекатами течения. Рейд длился уже третью декаду, конечным пунктом значился какой-то далекий материк с непроизносимым названием, и, к его счастью, никакого намека на… реакцию. Даже Сатх как-то затих, но это уже не из разряда хороших новостей.Внезапно сзади кто-то подошел, причем очень близко. Мгновенье, и тяжелое тело прижало его к борту, лишая возможности вывернуться, руки накрыли большие ладони, подбородок уперся в его макушку.Не Сатх, пронеслось в мыслях, тот хоть и крепкий, но ростом не вышел. Но тогда… Паника хлестнула по нервам, заставив задергаться в безвыходной, казалось, ситуации. Богдан был готов вырваться любым способом, хоть за борт, лишь бы избавиться от этого давления, вызвавшего острый приступ клаустрофобии, довольно необычный под открытым небом. Но он действительно почувствовал себя в ловушке, состоящей из стальных мускулов и горячей плоти, плотно прижавшейся к его спине и ягодицам.Богдан с бессильным стоном откинул голову назад, и она удобно улеглась на чье-то плечо, всколыхнув давние воспоминания. А потом одна из чужих рук поднялась и, крепко обхватив его подбородок, повернула лицо и чуть приподняла, чтобы через секунду его рот накрыли горячие, твердые и чрезвычайно жадные губы. Им нужно было все и сразу, и они намеревались получить это немедленно.Богдан замер, решив применить уже испытанную тактику: никак не реагировать, пусть все идет своей чередой, авось скоро его оставят в покое. Не всегда срабатывало, но сейчас иного выхода нет. Но не тут то было.Этим настойчивым губам было мало безжизненного повиновения. Утвердив свою власть несколькими легкими прикусами и властным языком, насильно проникшим в отчаянно сопротивляющийся рот, исследовавшим нёбо и десны, они вдруг стали неимоверно мягкими и нежными. Словно лепестки ириса, колышущиеся на утреннем ветерке… Не веря себе, Богдан сначала опешил от сравнения, а потом… потом, словно и не он вовсе, а кто-то другой, уже по своему почину открыл рот, давая разрешение на все, что последовало дальше.Его никогда и никто так не целовал. Конечно, там, дома, трудно было ждать подобного от девушек, ведь доминировать привык он сам. А здесь… нет, не было такого. До этого момента. Эти губы, которые могли обрушить на него шквал жестких поцелуев, граничащих с укусами, чтобы через мгновенье пройтись легким утренним бризом, успокаивая горящую от прежних прикосновений плоть. Этот язык, твердым тараном насилующий многострадальный рот, чтобы тут же запорхать невесомым мотыльком, заставляя слабеть ноги и вызывая в животе сосущую пустоту. Это было одновременно и страшно, и волшебно, и Богдан, уже на грани того, чтобы обернуться рывком в чуть расслабившихся объятиях и вцепиться в широкие плечи, вдруг мертво замер, ощутив навязчивое шевеление ниже живота. Это конец.Его неизвестный пока партнер тоже почему-то застыл, оторвавшись от губ, и тяжело дышал прямо в ухо. А потом вдруг отодвинулся, позволив и ему отлипнуть от борта и размять затекшие ноги. Не желая сохранить чужое инкогнито, Богдан все же обернулся, успев заметить темный камзол с золотым шитьем и едва уловимое выражение отчаяния, промелькнувшее в темных глазах капитана…***Богдан вынырнул из воспоминаний почти полугодовой давности. Печально усмехнулся и вздохнул, вспомнив последовавшие за этим метания и страхи: и что теперь капитан будет зажимать его в каждом углу, и что это в кратчайшие сроки заметит команда, что придаст его репутации яркую ауру достоверности, после чего его не будет зажимать только ленивый, и что он теперь опустился ниже плинтуса в своих собственных глазах, ведь задыхался от наслаждения в объятиях мужчины, сам, по своей воле отдаваясь его ласкам...Однако ничего такого не произошло. Капитан и дальше продолжал вести себя с ним вежливо и отстраненно, ничем не намекнув о недавнем происшествии. У Богдана даже зародилось подозрение, что тот был уверен, что его не узнали. Ну и, конечно, никаких слухов. Только вот что делать теперь ему? Как забыть эти крепкие объятия и жесткую нежность губ, которые на вид были совсем не такие, что он помнил на своих губах. Что ему делать?Богдан снова скосил глаза и чуть качнулся, заметив очередной пристальный взгляд. А вот хрен тебе, скотина! Раздраконил, и в кусты? Поражаясь самому себе, собственной непоследовательности и истеричности, Богдан твердо решил вывести капитана на разговор и узнать, а что же это было тогда, полгода назад, у левого борта после его вечерней вахты?...