Глава 6 (1/1)

Жутко болела голова. Причем не в обычном понимании. Не в смысле сухой боли с похмелья или пульсирующих спазмов мигрени. Сейчас горела поверхность – макушка, виски, затылок, словно его в кипяток кто макнул. А еще ныло лицо, как будто он часами позировал художнику-психопату, рисующему только устрашающие гримасы. Даже глаза в лом открывать. Несмотря на то, что он всей кожей чувствовал чье-то большое тело, буквально исходившее внутренней силой и теплом, а так же примерно догадывался, на каком краю кровати оно (в смысле, тело) сидит. Потому что левую руку держит горячая сухая ладонь.- Ну что на тебя нашло, а?- Ничего такого, - с трудом прошептали напряженные губы. – Решил прическу поправить.- У тебя получилось! – облил сарказмом рокочущий голос. – Вообще никакой прически не осталось. Но это не страшно.- Да? А мне казалось, лысым я как раз страшен, как смертный грех, зато извращенцы разные отстанут.- Глупый маленький джанесин! – в голосе послышалась улыбка.- Хто, блин?! – Богдан не сразу понял, кем его обозвали, слова вроде знакомые, а вот сочетание… о, точно! – Сам ты заяц!

- Не возмущайся, ты настоящий джанесин – солнечный зайчик! Золотистый, подвижный и…- Безмозглый! – угрюмо отрезал Богдан.Теперь открывать глаза не хотелось еще больше.- Заметь, не я это сказал! – нет, он точно издевается.Кто же это? Голос не похож на блеяние ни одного из дебилов. Так хочется посмотреть на новое лицо, но глаза открыть не судьба.- Спи, маленький джанесин, и ничего не бойся.- Не обзывай меня зай…Богдан заснул на полуслове, так и не высказав претензии, а широкоплечая фигура долго еще сидела на краю кровати, охраняя сон неугомонного бритого «зайчика».***В этот раз сил открыть глаза ему хватило. Что он и сделал, сразу посмотрев на левую сторону кровати, и чуть не подпрыгнул на месте: там скромно притулился назойливый Амат, преданно таращась маниакальным взглядом лучшего работника сферы услуг.- Что вам угодно, господин?- Аааа… где?... – Богдан повел вокруг еще мутным сонным взглядом, но кроме уже доставшего дебила никого не обнаружил. – Тут кто-то… ну, был, короче.- Тут никого больше нет.- Ага, а я бредил, да?Амат только плечами пожал, а Богдан вдруг осознал, что эту возможность исключать нельзя: он ведь правда мог услышать тот низкий рокочущий голос во сне, вот только как быть с отчетливым воспоминанием, что его называли солнечным зайчиком, причем неоднократно. Где раньше он мог слышать это сочетание? Немного поразмыслив, все же пришел к выводу, что нигде.

Богдан осторожно ощупал голову – повязка. Судя по ощущениям, совсем как у будущего Шарикова после операции по пересадке гипофиза в одном из его любимых фильмов «Собачье сердце». Если честно, и себя Богдан ощущал сейчас вот таким же недочеловеком.Это же надо было додуматься, а?! Ну что на него нашло? Вполне ведь мог кровью истечь. Словно затмение какое, он даже не помнил, как накрутил себя до такого состояния. Он никогда не считал суицид выходом. У самого-то причин никогда не было, но был один случай в параллельном классе – из-за травли одноклассников повесился парень. Богдан жалел его, не осуждал, но не мог понять причин, толкающих на самый последний, роковой шаг. А сам-то, получается, что? Тоже разнюнился?

Неееет, все, хватит! Никаких больше кровопусканий и подобной чуши. Если уж и придется, как говориться, предстать перед создателем, то только от естественной или насильственной смерти. А то как представишь, что заявишься в чистилище или с жадно раззявленными красными ртами распаханных вен, или с сизой змеей странгуляционной борозды на шее, так сразу такая стыдоба охватывает! Нет, не дождутся, назло всем будет трепыхаться до последнего!***Дни снова потекли унылой скучной чередой. Единственным радостным событием стало известие о том, что в том полусознательном бреду он все же не причинил себе необратимых увечий. Когда он самостоятельно снял так пугавшую его тотальную повязку с головы, с облегченным матом обнаружил, что ничего особо страшного она не скрывала. Наверное гады решили его специально помурыжить, чтобы понапредставлял себе ужасов в стиле Фредди Крюгера или каких-нибудь восставших из ада. Надо сказать, у них получилось.Как тряслись его руки, пытающиеся осторожно убрать бинты и открыть якобы нечто совершенно кошмарное, Богдан предпочитал не вспоминать. Но вместо жутких рубцов оголилась только пара уже заживающих царапин. А тогда казалось, что кожа прямо пластами срезается, да и кровищи налилось соответственно. И он был прав – лысая голова выглядела убого и по-детски, с ублюдско торчащими ушами. Какой-то учащийся труд-колонии, блин, мелкий шкет. Но от сердца все же отлегло, а уже слегка отросшая щетина приятно покалывала ладонь. Волосы дело наживное, действительно, отрастут.Даже этот непонятный статус наложника мало теперь волновал. Просто Богдан дал себе слово, что ни под каким видом ни один козел, будь он хоть расшахиншах, император или наместник бога на земле, не получит его задницы. Для этого им придется его убить, а вот как там этот гаремщик потом будет разбираться со своей совестью и замаливать грех некрофилии, это уже не его забота. К тому времени его тело перестанет быть храмом души.Теперь его больше волновало, с кем же он разговаривал тогда, полуочнувшись с больной головой, кто называл его этим долбанным зайцем, и почему голос казался таким знакомым. Ведь не толпы же здесь народа, с которым он разговаривал. Но только вот при воспоминаниях о голосе перед глазами ни в какую не хотело возникать лицо. И это очень нервировало, как не дает обычно покоя обрывок мысли, ни в какую не желающий вспоминаться полностью.***Что-то назревало. Богдан сердцем чувствовал тревожное напряжение, хотя дебилы восторженно летали вокруг него и быстро лопотали нечто неразборчивое. А еще, выходя в сад, он слышал музыку и крики, доносившиеся из-за высоких белых стен, хотя раньше по ту сторону царила полная тишина. Но как бы он не старался, долезть до вершины, чтобы заглянуть одним глазком, ни разу не смог, падал, обламываясь еще у самой земли. Даже растущие по периметру деревья не доходили тонкими ветками до зубчатого края.А в один день дебилы вдруг снова накинулись на него, зажав в гардеробной, однако он и испугаться толком не успел, а затем сразу успокоился, когда понял, что его не обнажают, а вовсе даже одевают. Только наряд вызвал вопросы: сам он никогда не одевался так вычурно – все сияет, блестит и переливается. На пальцы нанизали чуть ли не по два перстня на каждый. Госсспыди, да они руки к полу оттягивают! Снял половину, вроде обратно надеть не заставили. На голову намотали белое полотно. Он и так теперь редко снимал платок, приспособленный под бандану, даже когда не стало заметно следов от царапин. Но сейчас ему снова прикрыли лицо, и – о, счастье! – наконец-то вывели за ту всегда неукоснительно закрытую дверь. Правда, вели под неусыпным конвоем.Все помещения, что Богдан увидел во время этого перехода, стилем и планировкой напоминали его покои: яркое разноцветие, орнамент – то растительный, то геометрический – резные колонны и перегородки, луковичные вершины на окнах и проемах. А вели его анфиладой длинных залов, коридорами и переходами, пока вся процессия не вышла на балкон. Все, кто попадался навстречу или обгонял, будь то простые слуги или кто-то важный и толстый, бегущий вперевалку и мучимый отдышкой, не выказывали никакого удивления и не выясняли, чего они тут забыли. И вот один из коридоров вывел на длинный, увитый интенсивно-зеленым плющом, балкон. Представшее глазам зрелище поражало воображение.На большом, посыпанном мелким песком, дворе, шло какое-то грандиозное представление. Десятки, если не сотни ярко одетых танцоров вытворяли нечто невообразимое, и оттуда, свысока, это смотрелось наиболее эффектно. То, как танцоры сходились и расходились, синхронные перебежки и движения руками и ногами, а также тщательно подобранная цветовая гамма костюмов, говорило о бесконечных репетициях для того, чтобы явить свое мастерство один раз перед избранной аудиторией. Выглядело действо так, словно оживали статичные картины какого-то очень позитивно настроенного художника. А то, как именно шло движение, сразу намекало, на чье расположение рассчитывал танцевальный коллектив.На другом балконе, напротив, чуть ниже, больше, и богаче украшенном цветами и тканями, расположилась довольно многочисленная пестрая группа, где он заметил и мужчин, и женщин, обряженных не менее роскошно, однако взгляд притягивал только один человек, одетый, как ни странно, только в белое, что и выделяло его из толпы. Хотя, выделяло не только это. Ни у кого больше не было таких широких, горделиво развернутых плеч, той особой стати, делающей одного человека первым среди равных. Да и нельзя было назвать его равным ни одному из окружающих его вельмож. И все это представление явно было рассчитано только на него, остальные просто статисты.

Такая же, как и у Богдана, повязка плотно обматывала голову, а край ее надежно укрывал лицо, скорее всего, самого шахиншаха Фризского. А вот и твой хозяин, Боня!Богдан чуть не плюнул, неизвестно почему припомнив это ненавистное, данное Стаськой, прозвище. Сколько раз он шутливо мылил тощую шею товарища, надеясь навсегда искоренить похабную кликуху, но так и не смог. А сейчас к чему-то вот вспомнил.- Это и есть местный заправил… то есть, этот самый шах? – почему-то шепотом поинтересовался Богдан, не отрывая взгляда от белой фигуры, сидящей, чуть скрестив ноги, на огромной красной подушке.- О, да, пред вами сам пресветлый шахиншах Исмаил, да не пресечется род его во веки веков, и да будет править благословенной Фризой! – восторженно пропищал Зиф.Надо же, а Богдан всегда думал, что парень немой. Хотя, с таким голосишкой и он бы стеснялся лишний раз открыть рот.- А чего у него лицо закрыто?- Таков обычай, - коротко и без объяснений озвучил Амат.Досмотрев до конца красочное представление, приуроченное, как объяснили дебилы, ко Дню первого урожая, они тем же макаром пошли обратно. Тем же, да не совсем. Решив немного разнообразить местный быт, а больше всего – расчухать обстановку на предмет смыться из навязчиво гостеприимного дворца, в одном из коридоров Богдан совершенно неожиданно для конвоиров нырнул в примеченную еще на пути туда дверку. И ринулся очертя голову по незнакомым коридорам, понадеявшись на национальное авось.

Надо сказать, начало самоволки протекало успешно. Даже если на пути кто и попадался, никому не было дела до несущейся на всех парах блестящей фигурки. Его явно приняли за отпрыска одной из гостивших во дворце вельможных семей, а прикапываться к балованному барчуку – себе дороже. Способствовала и удобная для подобных целей экспликация дворцовых переходов, запутанная так, словно, рисуя чертежи, архитектор находился уже в полной обкурке, а перед этим долго изучал паутину на потолке туалета.За первым же поворотом образовалось тройное разветвление коридоров. Дебилам придется разделиться, яростно возликовал Богдан, ныряя в средний проем. Еще два поворота и двойная развилка. Тут он уже действовал не наобум, ринулся туда, откуда явственно пахло едой. Еда – это кухня. А любой приличный дворец имеет как минимум один отдельный выход из кухни, причем явно прямо на улицу, чтобы транспорт поставщиков не загромождал двор. В том, что обитателям дворца требуется чертова прорва жрачки, Богдан не сомневался. Значит, там всегда столпотворение, особенно в праздничный день, и можно затеряться и выбраться наружу. А там – общага и Инан, или, наверное, сразу в Афир? Да на эти болты, что унизывают его руки, их семье можно несколько лет безбедно жить, особо не надрываясь на работе.С кухней он не ошибся – это был многолюдный пылающий ад. Полуголые, блестящие от пота, смуглые, как настоящие черти, повара и подмастерья носились как оглашенные, выполняя какую-то известную только им работу, а руководил всем этим хаосом, как и положено в приличной преисподней, огромный детина в белой чалме, шеф-повар и сатана местного разлива.Богдан струился по стеночке, стараясь прикинуться половником, благо был такой же блестящий, стремясь подобраться к высоким стеллажам, за которыми темнел дверной проем. До вожделенного места оставалась всего пара метров, когда на кухню ворвались его дебилы, словно стая адских гончих, пущенных по следу сбежавшего грешника. Грешник нервно дернулся, рывком преодолел эти метры, проскользнул в дверь и уже почти переживал восторг освобождения, как вдруг внезапно стремления его столкнулись с суровой реальностью, как сам он впечатался в твердое тело, устоявшее под, казалось, таранным ударом на всех парах летящего не совсем хилого парня.

Его подхватили, прежде чем он успел опомниться и оттолкнуть нежданную преграду. И, конечно, скрутили так, что он не мог двинуть ни одной конечностью, пока не подлетели ошалевшие Амат и Зиф, тут же рассыпавшиеся в благодарностях перед этим… этим… ну, короче, тем самым Акмалем, который и привез его во дворец от работорговцев. Интересно, он всегда так проводит время, в тишине и мраке задних коридоров? Чего он тут забыл? Словно ждал его, гад такой!Дебилы, не сказав ни слова, почти потащили его в личные апартаменты, но вот взгляды, которые они периодически кидали – смесь укоризны, страха и негодования – рассказали все, что они о нем думают. Ну как же, сбежал! От такой роскоши, богатства, неги и безделья! Какой неблагодарный Боня, ай-ай-ай! Плохой, плохой Боня, а мы тебе так доверяли!А то, что за все это надо всего лишь подставить задницу самому-крутому-чуваку-местной-песочницы, это так, ничего не значащая мелочь! Так вот, не дождетесь. Спокойной жизни вам не будет, лучше сразу потребуйте себе молоко за вредность. Или как вы тут еще справляетесь.***Бойтесь данайцев, дары приносящих! Слова, сказанные очень мудрым человеком. Кажется, им был некий троянский жрец, предостерегавший жителей впоследствии павшего города, чтобы они ни в коем случае не велись на дешевый развод и не тащили за ворота всяких непонятных гигантских деревянных коней. Ну, Зевс им судья. Эту историю все знают.

Богдан вот тоже знал, но все равно с любопытством уставился на большой блестящий деревянный ящик, инкрустированный камнями и отделанный золотыми полосками, притащенный Аматом и Рузом как-то одним не очень хорошим днем. Внешний вид тары явно кричал о том, что уж если коробочка такая богатая, то что же за драгоценность прячется внутри? Наверное, настоящее сокровище. Ага, ага, вот и он так подумал. А еще у парней был такой заговорщический вид, они его реально заинтриговали, настолько, что Богдан резвым козликом поскакал смотреть, а что же это за чудо ему притащили.Когда открылась тяжелая крышка, и Богдан с вытаращенными глазами засунул туда нос, сначала он ничего не понял. На синем бархате в специальных углублениях лежали три предмета, в предназначении которых он разобрался не сразу. Но потом…А-а-аааааааааааааа… это что, блядь, за хуйня?! О-ооооооооооооооо… мать вашу, он ослеп, ослеп! Это на самом деле не может быть то, что он видит, глаза ему нагло врут, чтобы лишний раз подергать за шаткие нервы! Ведь не могут же на самом деле в этом роскошном сундучке, достойном самых редких драгоценностей или древнейших артефактов, на темно синем бархате, в СПЕЦИАЛЬНЫХ углублениях лежать… три банальных фаллоимитатора: розового – потоньше и покороче, фиолетового – средних, так сказать, размеров, и нежно-зеленого – здорового, как елдак мамонта. И если вы думаете, что он это все любознательно разглядывал, вы катастрофически ошибетесь. Просто эти предметы были самыми распоследними, какие он планировал увидеть, и все пошлые подробности сами буквально метнулись в глаза.- Этттооо чтооо такоооееее… - у Богдана с трудом ворочался язык, а сам он потихоньку пятился от страшной коробки с мерзким содержимым.- Господин! – чуть ли не с восторгом предвкушения радовался Амат. – Это подарок великого шахиншаха. Нужно вас подготовить…Дальше Богдан уже не слышал, со всех ног рванувшись в сад.***В этот раз он убегал по серьезному. Не то что в тот раз, когда его собирались эпилировать. Кстати, волосы на местах, обработанных той смесью, так и не появились. Но это так, к слову. Те пробежки можно было назвать детскими салками, сейчас же он бегал, словно его жизни грозила настоящая опасность.Если кому-то удавалось схватить его за одежду или часть тела, вырывался как бешеный, в результате чего через часы такой беготни его костюмчик имел рваный вид, а сам он украсился множеством синяков, щеку пересекала царапина – парни не виноваты, это об кусты, в которые он с дури ломанулся. Горло было сорвано криками, основной темой которых стали угрозы и обещания немедленной расправы при первом касании его задницы, причем в выражениях он не стеснялся. Однако, не войдя во вкус местных ругательств, сыпал цветистым русским матом, который, к сожалению, оппонентами остался непонятым. Но с тоской понимал, что долго так не протянет, дебилы настроены серьезно и их трое против него одного.Очередной этап беготни по комнате, перевернутая мебель, разбитый в хлам столик. Дверь во дворик снова разблокирована и он ринулся туда, под хлипкую защиту кустов и клумб. И вновь с разбегу врезался в кого-то жесткого. Решив, что это снова вездесущий Акмаль, Богдан взвизгнул, уходя в ультразвук, и заизвивался активнее, но сник, полностью обездвиженный сильными руками.- Я вообще еще несовершеннолетний, - всхлипывая, выложил последний аргумент, уже не надеясь быть услышанным.Да, именно. Когда он неожиданно попал в это место, ему было шестнадцать с половиной. Сейчас, по не совсем точным подсчетам, до его восемнадцатилетия оставалось несколько месяцев. Но кого это колышет?Богдан затрясся в настоящей истерике, почти уже готовый разразиться слезами, но услышал шепот в левом ухе:- Несовершеннолетний? Сколько тебе?- С-семнадцать… с половиной.- У нас совершеннолетие наступает в шестнадцать.- А у нас в восемнадцать! – нашел в себе силы выдавить Богдан, прекрасно понимая, что последняя надежда только что рассеялась легкой дымкой.И, совершенно расстроенный, не сразу понял, с кем именно говорит. Обернулся. Офигел.- Аааа… Арслан? Это ты?- Я, - кивнул мужчина, осторожно опуская его на землю.

Краем глаза Богдан уже давно заметил, что преследовавшие его, как гиены добычу, ретивые слуги шахиншаха, при виде его давнего знакомца резко затормозили, словно наткнулись на стеклянную стену, после чего поспешно вымелись из садика, и, по ходу, из спальни тоже. Только дверь хлопнула.Богдан медленно отступил от мужчины.- Арслан… поверить не могу, что это ты! – парень едва переводил дух. – Ты приходил тогда?...- Приходил, - кивнул Арслан.- Извини, я не мог… я тут…- Не волнуйся, все уже в порядке.- Ага, как же! В порядке, блин! – Богдана снова затрясло. – Если бы никто ко мне руки не тянул. Ты прикинь… а, кстати, ты как тут оказался?- За кустом есть калитка, - невинно задрав брови, ответствовал мужчина насторожившемуся парню.- Я не об этом! – отмахнулся Богдан.- Да понял я, понял.- Ты здесь живешь? Во дворце?- Да.- Служишь где-то? В страже? – Богдан оглядел плотную темно-зеленую куртку мужчины и такие же штаны, очень похожие на форменное облачение дворцового гвардейца.- Можно сказать и так. Я ей командую.- Ох ты ж блин! Круто! – восхитился Богдан, а потом печально поинтересовался: – Но вывести меня отсюда ты не сможешь?

Тот только головой покачал.- Ладно, я и не надеялся, - вздохнул парень. – Пошли, приму тебя в своих апартаментах, если можно. Кальян забодяжим!- Пошли, конечно.Развороченная комната встретила тишиной и бедламом.

- Повоевали? – улыбнулся Арслан.- Повоевали! – согласился Богдан. – А знаешь, я рад тебя снова увидеть.