Часть 13 (1/1)

Арсений просыпается рано оттого, что замёрзли плечи; одеяло немного сползло, он лежит, прижавшись к Эду со спины, и обнимает его крепко, перекинув руку через грудь, — греет и его, и себя. Так удобно спать у него не получалось ни с кем, даже с Русланом — они вообще редко ночуют вместе и на сон в эти ночи тратят так мало времени, что им обоим становится не до уютных нежностей — главное, просто поспать.С Эдом всё по-другому, Арсению до сих пор странно и удивительно, как быстро они привыкли спать рядом и как доверчиво Эд вырубается в его руках и спит крепко всю ночь, на каком-то физическом уровне чувствуя чужое тепло и продолжая держаться за него, чтобы не потерять до самого утра.Арсений осторожно подтягивает одеяло и укрывает его голые татуированные плечи, а потом сонно тычется губами в чернильную букву ?А? на шее — там набито пафосное гангстерское ?Cash only?. Эд даже не шевелится — спит, как убитый, и Арсений позволяет себе ещё немного — греет кончик носа о выступающие позвонки, мягко ведёт до загривка, вдыхая запах, — в глубине души надеется, что Эд сейчас проснётся, но тот по-прежнему не реагирует, и Арсений решает больше не тревожить его: нехотя убирает руки и тихо выскальзывает из-под одеяла.Он поспал всего часа четыре; на улице едва начало светать, но он выспался — и сегодня до работы нужно успеть заехать к Руслану — Арсений сам напросился, хотя Руслан, в отличие от него самого, вообще ни разу не утренний человек, но на этот раз почему-то согласился на удивление легко, Арсений не ожидал такой лёгкости после всего, до чего они успели договориться в субботу.Третья волна истерики случилась, когда он сказал, что Эд живёт у них, и понадобилось много терпения, чтобы убедить Руслана, что это самый безопасный вариант из возможных. Руслан долго спорил: по его мнению, самый безопасный вариант — ?вышвырнуть твоего Скруджи, блядь, из дома на хуй?, и винить его за это желание нельзя.Арсений волнуется — как они теперь встретятся? Ему надо, ему хочется, они не виделись с субботы, и он почти два дня провёл в мучительной неизвестности — что Руслан успел там надумать наедине с собой? Он собирается быстро, чтобы времени у них двоих до работы осталось побольше; приезжает к нему, уже чуть успокоившись: в конце концов, Руслан согласился, значит, всё должно быть в порядке.По утрам он не особо разговорчивый, но Арсению всегда удаётся растормошить его по-лисьи ненавязчиво, так что Руслан сам каждый раз в ахуе: ?Что ж ты за человек, блядь, такой, даже до мёртвого доебёшься. До мёртвого изнутри?.Он молча открывает дверь, немного хмурый, как сегодняшнее пасмурное утро; сразу плетётся на второй этаж в спальню, оставляя Арсения хозяйничать в одиночестве. Арсений стягивает куртку и толстовку тоже — у Руслана дома жарко; притормозив возле зеркала, поправляет волосы и наконец поднимается в комнату. Руслан уже заканчивает заправлять кровать — встал совсем недавно.— Привет. — Арсений подходит к нему и обнимает за шею. — Я соскучился.Он улыбается и прижимается губами к его рту. Руслан неуверенно кладёт руки ему на талию и отвечает еле-еле, даже губы не размыкает, а потом и вовсе отстраняется. Арсений хмурится непонимающе.— Что?Руслан отводит взгляд, шумно выдыхает, и Арсений всё понимает по одному этому вздоху.— В чём дело?— Бля, да чё-то как-то... — Руслан убирает руки с его талии и отходит на шаг. — Не знаю, слушай, мне ебать как странно после... всего этого, чё было. Я теперь только и думаю о том, как ты там... — Он откашливается и проводит рукой по голове, всё ещё не глядя на Арсения. — Бля, не знаю.— Боже, Рус... — Арсений закатывает глаза. — Ладно, знаешь что? Мы с ним не спали. Если тебе от этого станет легче.— О, блядь, спасибо, полегчало, — огрызается Руслан, а потом добавляет язвительно: — Мне вообще каждый день теперь легчает, слушай. По вечерам. Когда пишу тебе в конце дня, а ты, ну — до сих пор живой! Лёгкость во всём теле сразу, м-м. Как будто трахнул в рот палочку Коха и, блядь, не заболел.Арсений устало вздыхает — ему снова надо быть очень терпеливым, и это сложно.— Рус, мы же обсуждали это, никто на меня не охотится, сейчас все точно в безопасности. Не начинай, пожалуйста.— Отлично. Отлично, — всплёскивает руками Руслан. — Слушай, серьёзно, ну круто, чё. Тогда ебитесь?— Да господи... Так дело всё-таки в этом?Руслан молчит, жуёт губы, как обычно, когда сосредоточен или нервничает; признаться вслух ему трудно, но Арсений и не настаивает — за два года он научился понимать его и без слов.— Рус, послушай. Это всё не про секс вообще, ты понимаешь? Я рассказал не для того, чтобы получить твоё разрешение спать с кем угодно. Мне это, блядь, вообще не нужно. Я рассказал, потому что, блин, почувствовал к нему... то же, что чувствую к тебе. И молчать об этом было бы нечестно. Мне плевать, разрешил бы ты мне делать что-то или нет, просто если бы я... не смог быть честным с тобой, это всё... Всё это между нами потеряло бы смысл. А я не хочу. Чтобы оно теряло смысл. Слышишь?Он протягивает руку и ласково ведёт ладонью по щеке Руслана, заставляя поднять взгляд.— А чё, если б я не согласился?— Мне было бы очень плохо и больно, и ты разбил бы мне сердце. Но я не изменял бы тебе.— Слушай, я не хочу, — мнётся Руслан, продолжая кусать губы, — чтоб тебе было плохо. Но и... это всё меня как-то тоже, ну, не то чтоб ебать как прикалывает. Это ж какая-то полная срака, Арс, ну, полная. Не знаю, не знаю. И, блядь, дело не только в том, трахаетесь вы там или нет. Я б, может, в этом тебя и не понял, но постарался бы как-то, не знаю, ну, смириться. Просто, блядь, детка, он же, ну... ёбаный тимуровец? Он же ёбаный, сука, тимуровец. Ну, я имею в виду, ты помнишь вообще, что он, блядь, человека пришил? И что его ищут по всей Москве, ты помнишь? Мне, блядь, тупо страшно за тебя. Я спать вообще не могу.— Что, опять? — тихо выдыхает Арсений, с беспокойством глядя на него.Под конец первого года, когда они решили, что у них всё серьёзно, Руслана начали мучить кошмары — как будто всю уязвимость их положения он осознал только тогда. Арсений его успокаивал, как мог; сам он хоть и мнительный часто по жизни, но из-за их отношений не боялся никогда — так сильно он Руслану доверял.— Рус, он больше не работает на Тимура. И он... осторожен, насколько это возможно. Он даже из дома не выходит. Если бы они знали, где он, то давно бы... Ты же сам знаешь, как дела делаются, ну.

— Да срать, Арс, всё равно это очко полное, как ты не понимаешь?Арсений трёт глаза, вздыхает, думает — ищет решение и найти не может.— Я понимаю. Но исправить ситуацию не могу. Что мне сделать, чтобы ты больше не переживал?— Мой вариант тебе не нравится, так что… Бля, я не знаю. Это пройдёт, когда он съебёт куда-нибудь подальше от вашего дома.Он говорит это без злобы — говорит как факт, и Арсений не может обижаться; ему жаль, что всё так, и ещё больше жаль, что он не знает, как помочь.— Сегодня тоже плохо спал?Руслан неопределённо дёргает плечом.— Хочешь поспать, пока я здесь? Может, так будет спокойнее?— Мне у Юльки надо быть в двенадцать.— Ну так до двенадцати ещё два часа.— Бля, не знаю. Не хочу я спать.— Рус…Отмахнувшись, Руслан с обречённым видом отходит и солдатиком падает на кровать — прямо лицом в подушки. Арсений терпеливый: присаживается рядом и ласково гладит его щиколотку, а потом решает залезть на него сверху — укладывается всем телом, чтобы Руслан от него никуда не делся, и начинает целовать его голую шею над воротником футболки.— Русалочка, — мурлычет он и мягко щиплет Руслана за бок, как крабик. — Обменяла голос на ноги и больше со мной не разговаривает?Руслан продолжает упрямиться — не отвечает, только едва заметно выгибает шею, чтобы Арсению было удобнее целовать.— Ну, эй... И даже не будет ни супер-минета, ни траха валетом?— Открывай рот.Арсений фыркает — и открывает: ткнувшись носом Руслану за ухо, прихватывает губами мочку. А потом, даже не отдав себе отчёт, притирается бёдрами к охуенной накачанной заднице — как удачно Руслан лежит на животе.— Ты чё делаешь?— Вот щас? — Арсений ещё раз медленно проезжается твердеющим членом между ягодиц Руслана и по-хулигански выдыхает ему на ухо: — Ни-че-го.Руслан замирает, не сопротивляясь, только дышать начинает громче и чаще. Арсений мокро лижет его за ухом, не переставая плавно двигать бёдрами, и это заводит — их обоих, потому что Руслан вдруг подаётся навстречу, вжимаясь ягодицами в его пах.— Блядь, Рус...— Это не приглашение, — слабо бормочет Руслан в подушку, но не отстраняется, продолжает тереться бёдрами о его стояк.Арсений запускает руку под его футболку, ведёт ладонью вверх по спине, затем снова вниз — и сжимает ягодицу. Руслан резко выдыхает.— Ты меня с ума сводишь, — шепчет Арсений, цепляя зубами кожу на его шее. — Какой же ты пиздец.— Если мы так и продолжим, ты трахнешь меня?— А ты хотел бы? — спрашивает Арсений, задевая губами его покрасневшее ухо и через ткань толкаясь головкой прямо в ложбинку.Это невыносимо горячо, Арсению нравится чувствовать власть, и такую власть он с Русланом ещё не пробовал — а она, оказывается, сладкая. У него стоит так сильно, что каждый толчок отзывается в низу живота жаркими волнами; ему самому жарко, и воздуха не хватает.Руслан молчит — дышит по-прежнему рвано — и позволяет всё, поддаётся, его молчание — прямое ?да?, ему тоже хочется, и это охуенное ебанутое открытие, которое им обоим надо переварить, чтобы позже — позже — взять друг от друга всё.— Перевернись, — шёпотом просит Арсений, и, когда Руслан ложится на спину, они тут же впиваются друг другу в губы.Арсений скользит ладонью под резинку его джоггеров и сразу сжимает рукой член — головка влажная от смазки, Руслана все эти игры завели не меньше, и Арсений улыбается от этой мысли, пока кусает его раскрытые в полувздохе губы.

Больше не разговаривают — только дышат друг другу в рот, пока Арсений двигает рукой. После Руслан отсасывает ему так, что у Арсения ноги начинают подрагивать; его супер-минет — всегда какой-то ёбаный пиздец.*Антон топчется возле Серёжиного подъезда, ходит туда-сюда, без остановки прокручивая кольца на пальцах, — нервничает; впервые за долгое время жалеет, что бросил курить, когда занялся танцами, — сейчас было бы кстати. Они уже виделись утром на работе, снова вместе одевали Никитку в конце занятия и договорились пересечься вечером после лекций Антона — втроём погулять с собакой, и сейчас Антон ждёт их с минуты на минуту — в квартиру не напрашивался, сказал, что останется внизу.

— Анто-о-он! — радостно кричит тонкий детский голосок, и вслед за ним раздаётся такой же радостный собачий лай.Антон оборачивается и едва успевает присесть на корточки и раскрыть объятия — Никита влетает в него с разбега и заливисто смеётся. Антон смеётся тоже и поднимает его на руки, прижимая к себе.— Привет, бандит. Привет-привет.— Вообще, я хотел так сделать, — слышит он ласковый Серёжин голос, — но Никитка меня опередил.Сразу становится шумно — Никита пищит, пока Антон подкидывает его ещё выше; внизу лает большая чёрно-белая собака, тычется мордочкой Антону в ноги, высунув язык, и пытается на него прыгнуть, но Серёжа держит её, как может.— Дейзи, фу, фу! — строго приговаривает он и улыбается Антону: — Напали со всех сторон.— Дайте мне тоже напасть на кое-кого. Привет.Антон опускает Никиту на землю и тянется, чтобы обнять наконец Серёжу. Объятия долгие и крепкие; от него вкусно пахнет, как всегда, и Антон, отстраняясь, позволяет себе еле-еле, совсем незаметно проехаться носом у него за ухом и вдохнуть поглубже. Серёжа выпускает его из рук и смотрит с улыбкой, закусив губу.— Привет, — шепчет он.Никита за это время успевает повиснуть на ноге Антона, обхватив её всеми конечностями, и Антон подыгрывает ему, делая вид, что всё так и должно быть, — враскоряку шагает за Серёжей, который уже бежит вслед за Дейзи — та тащит его к пустым клумбам.— Каков план? — спрашивает Антон, когда они наконец равняются и Никита отлипает от его ноги.— Прогуляемся немного, а потом можно кофе попить, тут рядом моя любимая кофейня. Главное, дождаться, когда Дейзи пописает, и надеяться, что это произойдёт до захода солнца.— А после захода солнца она что, будет писать оборотнями? У неё какие-то траблы с тем, чтоб пописать?— Мне кажется, её это просто не сильно интересует по жизни, — смеётся Серёжа.Дейзи громко гавкает и, видимо, в опровержение Серёжиной теории прячется в кустах, чтобы пописать. Антон прихрюкивает и косится на Никиту — тот тоже хихикает.— Пойдём на тошниловку! — предлагает он и тянет Антона за рукав в сторону детской площадки.— Прошу прощения, куда, Никит? — промаргивается Антон.— Это у нас тут карусель так называется, — поясняет Серёжа.— И чё, на ней людей прям тошнит?— Я не видел, но ходят слухи.Никита отпускает руку Антона и убегает вперёд. Серёжа тормозит, чтобы подождать Дейзи, пока та рыскает в кустах; Антон кивает ему, что пойдёт за Никитой, и в это самое мгновение раздаётся короткий глухой шлепок: Никита спотыкается, падает на ладошки, растерянно смотрит перед собой несколько секунд, а потом начинает плакать.— Ох батюшки, дитя убилося! — вздыхает семенящая мимо старушка.Антон в два шага подскакивает к Никите и берёт его на руки.— Где ранение?Тот, хныча, показывает расцарапанные ладошки. Антон осторожно дует на них и объясняет:— На вавку нужно подуть, чтобы больно не было.Никита огорчённо завывает пару раз, но держится молодцом и не голосит; по его щекам катятся крупные слёзы.— Ну всё-всё, я знаю, это неприятно, ёжик, но ничего страшного, ты перепугался больше. — Антон вытирает ему сопельку из-под носа и оборачивается к подбежавшему Серёже: — Серёж, промыть надо.— Ох, чудо-юдо рыба-Никит, — вздыхает тот, обеспокоенно рассматривая ссадину. — Пойдёмте домой.Он забирает расстроенно шмыгающего, но уже почти успокоившегося Никиту к себе на руки, отдаёт Антону поводок Дейзи, и они все вместе направляются к подъезду.— Дейзи пописала? — спрашивает Антон на всякий случай.— И не только.Антон проглатывает шутку ?пересралась из-за Никитки? и вместо этого говорит:— Какая мы отличная команда.Они поднимаются в квартиру, и Антон чувствует себя неловко — сейчас он увидит, как Серёжа живёт, и это почему-то волнительно. Он, конечно, предполагал, что когда-нибудь это произойдёт, но никак не думал, что это ?когда-нибудь? наступит именно сегодня. Впрочем, на всякий случай перед выходом он всё равно надел совсем новую пару носков.— Разувайся, заходи, будь как дома. — Серёжа тепло улыбается ему, несмотря на то что торопится поскорее обработать царапины Никиты, и Антон в который раз удивляется, как это у него получается быть внимательным даже в таких мелочах.Серёжа тащит Никиту в ванную мыть руки, потом — сразу на кухню, чтобы достать аптечку. Антон проходит вслед за ними и замирает на пороге, оглядывая кухню целиком и вдыхая запах: она просторная, красивая, уютная, немножко в беспорядке — сразу видно, что в доме есть маленький ребёнок и большая собака.— Сейчас щипать будет чуть-чуть, ёжик, — предупреждает Серёжа и осторожно касается Никитиной ладошки ваткой, смоченной в перекиси.Никита ойкает, но потом тут же дует себе на руку, как учил Антон, и Серёжа умилённо поднимает на Антона глаза — смотри, работает. Они фыркают вместе.— Поставить чайник? — спрашивает Антон.— Да, отличная идея, — улыбается Серёжа. — Спасибо.Антон выдыхает — ему просто надо себя чем-то занять, чтобы не ходить неприкаянным и не чувствовать себя ещё более неловко.— Никит, с нами посидишь? — спрашивает Серёжа, заканчивая обрабатывать его ручонки.— Нет! Хочу рисовать!— У тебя же царапки на руках.— Уже не болит!— Ну, как скажешь. Щас вернусь, — говорит он Антону и, подмигнув, уходит за Никитой в детскую.Антон остаётся один и, поставив чайник, решает времени даром не терять — заглядывает в шкафчики в поиске кружек, долго роется по коробкам, выбирая чай, и в итоге всё равно не успевает ничего сделать — сзади к его шее прикасаются тёплые, влажные губы. По загривку бежит дрожь; он шумно выдыхает, извернувшись в Серёжиных руках, оказывается с ним лицом к лицу и тут же впивается в губы — боже, как он этого ждал. Серёжа, видимо, ждал не меньше: он тихо мычит в поцелуй и привстаёт на носочки, как в прошлый раз, прижимаясь теснее. Антона от этого простого жеста прошибает горячей волной снизу вверх; Серёжа заскальзывает ему в рот языком и, обхватив лицо ладонями, притягивает ближе. Они целуются гораздо смелее, чем тогда, возле театра: кусаются, мокро толкаются языками, еле-еле трутся друг об друга — Антона ведёт окончательно; если так продолжится, то у него, блядь, встанет, но оторваться от Серёжиных губ кажется невозможным.— Так... — Серёжа делает это вместо него — отлепляется с трудом, пытаясь выровнять дыхание, и зачем-то кладёт ладонь ему на грудь, как будто боится, что Антон снова потянется вперёд.— Охуеть, — выдыхает Антон, а потом лыбится по-идиотски радостно.Серёжа улыбается тоже и, ужасно мило смутившись, начинает суетиться, чтобы сделать чай.— Двадцать девятого ?Динамо? — ?Спартак? будут играть. Пойдём? — спрашивает он. — У тебя же как раз сессия закончится?— Блин, Серёж, — Антон не выдерживает и радостно целует Серёжу в покрасневшее ухо, потом в щёку и снова в ухо, — чё ты такой клёвый? Пойдём, канеш.Серёжа фыркает и, разлив кипяток по кружкам, ставит их на стол.— Никитоса с собой берём? — спрашивает Антон, усаживаясь напротив.— Не, холодно ещё, чтоб с ним на стадион идти. Бабушке сдам или няне.Антон задумчиво угукает и, уткнувшись носом в свою кружку, понимает: сейчас самое время поговорить о том, что им давно следовало обсудить.— Серёж, можно вопрос? Прости, если он дурацкий, я вообще золотой призёр по дурацким вопросам, но...Серёжа мягко улыбается — наверное, угадывает сам, о чём Антон хочет спросить.— Где Никитина мама?

— Она в Канаде. Ничего страшного, нормальный, закономерный вопрос. Её зовут Лера, мы развелись, когда Никите было полтора годика, и она переехала в Канаду. Вернее, не переехала — сбежала просто.— В смысле сбежала? — Антон таращится на него.— Ну, как люди сбегают, когда понимают, что не могут справиться с ответственностью. — Серёжа пожимает плечами. — Но мы... вообще женились по ошибке, там родители подсуетились и мои, и её, и из всего, что у нас было, только Никита не ошибка, а так... Не особо весёлая история, в общем.— И что, она сейчас с Никитой даже не общается?Серёжа поджимает губы и отрицательно качает головой.— А ты... что чувствуешь по этому поводу? Прости, если не хочешь говорить, не надо.— Всё это сложно. То, что Никита растёт без мамы... Не знаю, правильно ли это, у меня уже хронический страх, что это как-то... нанесёт травму его психике и он вырастет несчастливым человеком. Конечно, им много занимается бабушка, но... Не знаю.Антон понятия не имеет, что ответить, лишь с сочувствием смотрит на него; всё это действительно сложно. Он тянет руку через стол, сжимает пальцами Серёжину ладонь и заглядывает ему в глаза.— Я тоже... не знаю. Но знаю точно, что у него лучший папа на свете. Погнали посмотрим, как он там рисует?Серёжа расплывается в тёплой улыбке.— Погнали.*Вчера Арсений готов был заночевать в клубе — лишь бы домой не ехать и подольше остаться наедине с собой, чтобы притормозить, успокоиться, разложить по полочкам весь сумбур у себя в голове. Сегодня всё совсем по-другому; он спешит, хочет вернуться пораньше, и ему легко. Может, он просто переживал за Руслана, а теперь выдохнул, получив какие-то ответы, и всё действительно стало проще. Потому что с Эдом — проще. Арсений понятия не имеет, откуда у него в этом такая уверенность, но Эд кажется человеком, который принимает любого таким, какой он есть, и Арсения он тоже принимает всегда безоговорочно, доверяет полностью и без капли осуждения; Арсению с ним спокойно.Он едет домой, едва не задыхаясь от распирающего изнутри энтузиазма и волнения; что-то важное произойдёт, он готов, он хочет. По лестнице до седьмого этажа едва не взлетает; заходит в квартиру и замирает на пороге: из чьей-то комнаты громко звучит хип-хоп; взрывом раздаются дружный смех и матюги.— Не-не-не, ногу сюда. Не сюда, а сюда. Типа ток по ней идёт, представь. Прям бж-ж-ж, представь, — слышится голос — неожиданно — Кирилла; Арсений удивлённо прислушивается: такая развёрнутая конструкция от Киры — целое событие.— Господи, что ж ты такой деревянный, — это уже Ира. — Ладно, ничё, на каждое бревно найдётся свой папа Карло.— Просто слови флоу.Арсений разувается, скидывает куртку и идёт на звук — в комнату Кирилла. Приоткрывает дверь: они с Ирой держат Эда за руки и ноги и, видимо, пытаются поставить его в нужную танцевальную позу.

— О, Арс! — Ира замечает его первая.— Привет. А вы чё тут делаете? — с удивлённой улыбкой спрашивает Арсений.— Погружаем Эда в андеграунд-культуру, — отвечает она.— Разговариваем, — добавляет Кирилл.— Смотри, шо могу, — говорит Эд и, высунув язык от усердия, делает одно из любимых движений Арсения в хип-хопе — крисс-кросс.Он в майке, с голыми татуированными руками, с горящими красными щеками и блестящими глазами, красивый, живой, кайфующий от самого себя; Арсений залипает.— Вау. — Он восхищённо улыбается — для новичка у Эда получается хорошо.— Мы это час учили, — то ли с гордостью, то ли с претензией сообщает Ира.— Вы все молодцы. Эд, можно тебя украсть ненадолго?— Да, канеш.Эд хлопает Кирилла по плечу и выходит вслед за Арсением.— Чё такое? Как дела? — бодро спрашивает он; видимо, до сих пор на радостно-воодушевлённой волне после танцев.Арсений не отвечает — направляется в их спальню; Эд плетётся позади, глядя себе под ноги и продолжая тренировать один из хоперских шагов.— Слух, я хотел насчёт Ан... — начинает он, а потом внезапно стукается мизинчиком об дверной косяк и орёт: — Ай, сука, на хуй, ёбаный в рот!Он вваливается в комнату, прыгая на одной ноге.— О боже, ты в порядке? — бросается к нему Арсений.

— Бля-я-ядь, сука-а-а, яба-а-ать… Сука, на хуй. Фуф, всё-всё… — Эд медленно выдыхает и, взяв Арсения за подставленную руку, допрыгивает до кровати.Арсений садится рядом и, уложив ногу Эда к себе на коленку, начинает нежно растирать ушибленный мизинчик. Эд пялится на его руки, но не возражает, сидит смирно, закусив губу.— Отпустило немножко? — спрашивает Арсений, продолжая поглаживать его стопу большим пальцем.— Ага. Бля, пиздец, конечно, вот это я саданулся.— Ты чего босиком танцевал? Для хип-хопа обуваться надо, тебе Кира не сказал?— У него лимит по словам.— Действительно, — фыркает Арсений.— Кроссы закажу завтра, а то свои кеды на хате оставил.— Закажи.— Там какие-то специальные нужны?— Любые, просто удобные.— Лады. Бля, так уматово, — радостно выдыхает Эд, — меня вообще всегда хопчик прикалывал, и тут Кирюха такой типа...Арсений не дослушивает; сердце колотится от волнения; он вдыхает поглубже и, подняв на Эда глаза, перебивает его:— Эд.— А?— Ты мне нравишься. Очень сильно. У меня есть мужчина, которого я люблю, и он всё знает. Тебе из страны уезжать скоро, и то, что я сейчас говорю, возможно, вообще глупо и бессмысленно, но я не прощу себе, если оставлю всё так. Ты хочешь... участвовать в этом?Эд опускает ногу на пол, смотрит, распахнув свои большие серо-голубые глаза, ошеломлённый, взволнованный тоже — и от этого ещё более красивый — настолько, что Арсений, глядя на него, почти перестаёт дышать. Эта пауза перед ответом невыносимая, Эд медлит, облизывая губы, а потом вдруг протягивает руку и, коснувшись щеки Арсения, завороженно смотрит ему в глаза.

— Хочу с тобой быть, Арс. Похуй на остальное.