Часть 9 (1/1)

Эд крадётся к двери на цыпочках, сжимая вспотевшей ладонью рукоять складного ножа. В глазок заглядывать не лезет, знает эти приколы. Он косится на биту, стоящую в углу, и прикидывает, сколько у него уйдёт секунд, чтобы схватить её, пока ему не прострелили башку.Стук повторяется, а затем внезапно раздаётся знакомый голос, но в первое мгновение Эд не может вспомнить, откуда он его знает.— Эд! Бро, это Егор, ну, сосед. Я просто услышал звуки из твоей квартиры и решил проверить, вдруг это воры.Эд тихо матерится и всё же смотрит в глазок. На пороге действительно стоит тот самый хрен из пятьдесят восьмой — Егор; только его, блядь, не хватало. Он чересчур красивый, как всегда, аккуратный и выхоленный, в большой небесно-голубой толстовке. В руках у него зачем-то сковородка — он ей воров собрался выгонять или планирует Эда огреть? Вдруг Тимбо взял его в заложники и сейчас использует как приманку?— Я вот даже оружие с собой принёс, прикинь. — Егор машет сковородкой перед глазком — весело и расслабленно, на заложника вроде бы не похож. — Такой бред.Эд шумно выдыхает и прислоняется лбом к двери, нож прячет в рукав. Толстовка мокро липнет к спине, Эд чувствует, как холодная капля пота стекает прямо на рукоять ?Беретты?, спрятанной за поясом.Егор переминается с ноги на ногу, смотрит своими умильными глазами-бусинками в потолок и кусает розовые губы — терпеливо ждёт. Эд наблюдает за ним ещё пару секунд и наконец проворачивает ключ в замке.— Шо надо, дядь? — спрашивает он, открыв дверь всего на несколько сантиметров.— Всё-таки не воры. — Егор расплывается в белозубой улыбке, но потом тут же озадаченно хмурится, заглядывая в темноту квартиры. — Почему ты без света? Ты спал? Я тебя разбудил? Прости.— Я не спал.— А, — крякает Егор, — перегорела лампочка?— Нет.— Ну... ладно. Привет, кстати.Он тянется для рукопожатия, и Эд зависает: у него в правой ладони — лезвие ножа, торчащее из-под рукава, и Егор вряд ли заценит юморок, так что Эд просто угрюмо пялится на него, оставляя по-идиотски стоять с протянутой ладонью.Повисает неловкая пауза.— Ладно, — Егор мнётся, видимо, поняв, что диалога не получится; всё равно продолжает улыбаться и теребит серёжку в ухе, но глаза теперь грустные, — раз воров нет, то я тогда, наверное, пойду.

— Ага. — Эд откашливается, собирается уже захлопнуть дверь, но вдруг перебарывает себя и добавляет: — Спасибо.— Не за что, — усмехается Егор и, отсалютовав сковородкой на прощание, идёт к себе, а затем внезапно тормозит на полпути и разворачивается обратно с обречённым видом. — Слушай, бро... Сегодня ёбаное четырнадцатое февраля, меня бросили, оставив в одного оплачивать счёт на восемь косарей в ?Чайхоне?, я разбил айфон, а ещё мой кот чуть не выпрыгнул с балкона. Я очень хочу нажраться. Дома есть текила, ?Джек?, ещё, кажется, остатки рома и пивас. Хочешь со мной?Эд смотрит на него, открыв рот, как дурак. Лезвие ножа тычется в ладонь.— Никогда не ходи проверять, воры или не воры, — говорит он хрипло. — Сиди тихо или звони мусорам.— Л-ладно. — Егор растерянно моргает.— Пожрать есть чего?— Да, да, — его лицо меняется в ту же секунду, озаряясь радостной улыбкой, — холодос битком, сейчас что-нибудь придумаем.Эд складывает нож и засовывает его в задний карман штанов. Пару секунд раздумывает, насколько хорошей будет идея включить перед уходом все ловушки — не напорется ли он на них сам, когда приползёт домой после попойки.— Заебись. Я щас приду.— Дверь открыта.Егор слепит белоснежными зубами и топает к себе — ебать какой странный малый, думает Эд мимоходом, пока возится с ловушками. Весь такой светлый и кукольный, но есть в его кукольности что-то фальшивое — как будто под ней скрывается обычный неидеальный, несчастливый человек. И для кого тогда вся эта вылизанная картинка?Эд заходит в его хату — и она такая же чистая и холёная, как хозяин, пахнет неестественным дорогим уютом, который Эду чужд. Эд морщится и уже жалеет, что вообще пришёл, — но внезапно из-за угла, манерно протираясь об косяк, выныривает большой пушистый кошак — белобрысый, как Егор.— Э-эй, — тянет Эд, присаживаясь на корточки. — Ну, привет?

Кошак вопросительно муркает и пытается заигрывать, набивая себе цену, но в итоге всё-таки подходит познакомиться. Эд даёт ему понюхать руку, а потом вплетает пальцы в мягкую шёрстку.— Поздравляю, теперь ты наша новая игрушка, — раздаётся сверху голос Егора; Эд краем глаза видит его босые ступни. — И как удачно ты одет в чёрное.Эд хмыкает и под громкое мурчание чешет коту мягкий, тёплый бок, чувствуя, как вибрируют пальцы.— Девочка, мальчик?— Мальчик.— Как зовут?— Лошарик.— Прикол. Ух ты чудище. — Эд берёт Лошарика за пушистые щёчки и притягивает к себе, чтобы поцеловать в розовый нос.Кот не сопротивляется — тарахтит, как маленький трактор. Эд покорно замирает, позволяя ему в ответ обнюхать татуировку на носу.— Интересно, да? — говорит Егор, умилённо наблюдая за ними. — Как мы с первого взгляда можем полюбить котика или собачку, и эта любовь сразу настолько абсолютна, что мы тут же тянемся их целовать. Почему так?Эд поднимает на него взгляд ?ты-чё-мелешь-дядь?.— Хуй знает. Потому что ты не ждёшь от животных доказательств, шо они не куски говна и заслуживают твою любовь. Они вроде как априори не куски говна. И ты не боишься их любить. Типа того?— М-да. — Егор грустно вздыхает, но тут же старается принять непринуждённый вид. — Ладно, братан, у нас есть паэлья, остатки минестроне, тушёная спаржа, бри, всякие нарезки, цельнозерновой хлеб, капустный пирог из нашей кулинарии, черри, цукини, авокадо, кейл, шпинат, манго, клубника, папайя, консервированные персики, черника, фейхоа... Чего? — Он ловит на себе охуевающий взгляд Эда. — Окей, можем заказать пиццу. Только я есть не буду, у меня послезавтра съёмка.— Не, никаких заказать. — Эд наконец поднимается с корточек и закрывает за собой дверь, поворачивая замок на все обороты; в жопу курьеров, не сегодня. — Веди меня к своему мини-Тору.— Минестроне, — смеётся Егор, заворачивая в кухню. — Это итальянский овощной суп.Эд скучающе укает: об Италии он мало что знает, кроме того, что это родина мафии и спагетти. Второе ему не нравится, а первое хочется поскорее вычеркнуть из своей жизни. Паранойя просыпается снова: надо подойти к окну и проверить улицу. Спотыкаясь об Лошарика на каждом шагу, он плетётся следом за Егором; Лошарик вертится рядом, наступает Эду на ноги своими мягкими лапками, и в этом косолапом танце, как в ?Ну, погоди!?, они добираются до окна. Эд оглядывает двор несколько раз и без спроса закрывает жалюзи — Егор даже не обращает внимание, он копошится в шкафу, одну за другой доставая бутылки с алкоголем.— Чё за съёмка? — спрашивает Эд, чтобы прервать молчание.— Для журнала. Я работаю моделью.Эд понимающе кивает; теперь всё встаёт на свои места: милая, ухоженная мордашка, странная жратва в меню и круто обставленная хата — видать, хорошая из Егора модель.— Предлагаю начать с текилы. — Он машет пузатой бутылкой ?Дона Джулио?, и Эд хмыкает. — Холодос в твоём распоряжении, а я пока кальян забью.Очень хорошая.*Руслан затягивается самокруткой, лёжа на спине; Арсений ютится у него под боком, втиснувшись между ним и спинкой дивана. Ему охуенно — и он впервые за долгое время не злится от мысли, что Руслан, наверное, сейчас снова уйдёт.— Останешься у меня до завтра? — говорит тот вдруг.Арсений поднимает на него глаза.— Тебе никуда не надо?— Не-а.— Невероятно. Это мой подарок на День Святого Валентина?— Ага. Наконец-то в отношениях я дорос до того, чтоб в какой-нибудь тупорылый праздник торжественно сказать: ?Я дарю тебе себя?.Арсений косится на него с подозрением, поджав уголки губ, чтобы не рассмеяться.— Ладно, твой подарок вообще лежит в машине, — говорит Руслан.— А твой... тоже лежит. Прямо тут. — Арсений показывает на свои голые ноги. — Прости, я тебе ничего не подготовил. Думал, сам скажу: ?Я дарю тебе себя?.Руслан вскидывает брови.— Ты чё, надеялся, что я не приду и не надо будет ничего дарить? Ебать ты, блин, находчивый.— Да, именно надеялся. — Арсений делает ударение на последнее слово, закатывая глаза. — На самом деле я шучу, есть для тебя кое-что. Потом, ладно? Когда домой поедем.?Поедем домой? звучит потрясающе, но Арсений всё ещё не собирается загоняться, что не может говорить так всегда. Ему хорошо.— Рус?— А?— Прости, что послал тебя, это было грубо, не стоило такое говорить.Руслан молчит, жуёт губы — готовится что-то сказать.— И ты меня. Я... Ну, я не знал, что всё хреново, ты ж молчал, как партизан. Мне иногда ебать как сложно понимать тебя, детка. Хуй вообще знает, что происходит в твоей голове, ты сложный, как дифференциальное уравнение.Арсений смеётся.— Там всё не так страшно, как кажется. Я научу тебя решать, хочешь?Он ласково гладит большим пальцем бородатую щёку, невесомо ведёт выше, касаясь брови, нежно массирует хмурую морщинку на переносице.— А оно, ну, решится? Арс, я вообще без понятия, честно говоря, чё делать.— Я пока тоже. Но мне стало легче, когда я сказал тебе. Может, это уже неплохо?— Может быть.Арсений целует его в ухо — прямо в крошечную родинку на хрящике, у него самого в левом ухе такая же. Потом кусает плечо, водит ладонью по груди, а затем тянется и широко лижет сосок.— Давай ещё раз по-быстрому?Руслан заёбанно кряхтит.— Арсений… Мне сорок, блин, лет. Давай дома? В джакузи, а?— Так, где чек от подарка?— Секс. В джакузи. Четырнадцатого февраля. Ну, я имею в виду, даже Святой Валентин охуел бы, не?Они смеются друг другу в губы; потом целуются долго и лениво, и Арсений улыбается всё это время.— Поехали.*К концу третьего кальяна и литрухи ?Джека? Эд уже мало что соображает; они оба, развалившись на кухонном диване, почти клюют носом, но продолжают базарить о какой-то чепухе. Лошарик сбежал от них в гостиную и не показывался уже пару часов — наверное, дрыхнет. Эд думает, что ему самому поспать бы не мешало — пить хватит точно, вдруг обоссанные собаки Тимбо всё-таки заявятся — а пьяный мастер из него такой себе.

— Вообще, ты похож на музыканта, — говорит Егор — невнятно из-за облака дыма во рту.Эд вяло прихрюкивает, забирая у него мундштук; Егор уже минут двадцать настойчиво пытается угадать, чем Эд занимается по жизни; почему это всех, блядь, так волнует?— Чё ты ржёшь, правда. Как американский рэпер из этих гангста-тусовок.— А ты похож на попсового певца, по которому текут школьницы. Твой фэйс можно печатать на подушках, понял?— Спасибо, — лыбится Егор.— Это не комплимент, — вообще-то, он самый, — на таких подушках обычно сидят, если ты понимаешь, о чём я.— Фу, боже, чува-ак, ну блин.Егор пихает его ногой в бедро, выхватывает мундштук и, прежде чем затянуться, добавляет немного смущённо:— Хотя, если честно, мне это нравится.— М? — вопросительно мычит Эд, присосавшись к стакану.— Ну... Когда сидят. На лице.Эд закашливается, поперхнувшись, и вискарь чуть не выливается через нос. Егор бездушно ржёт, запрокинув голову.— Я бы прожил без этой инфы, — хрипит Эд, — но ладно.Егор перестаёт смеяться — только улыбается и облизывает губы.— А тебе?— Чё?— Нравится?— Хуявится, блядь, — передразнивает Эд; этот разговор начинает напрягать — к чему он вообще ведёт? — Не ебу, я не пробовал. Ни усаживать, ни усаживаться.— Попробуй. Это охрененно помогает сблизиться. Ну, знаешь, новый уровень доверия и все дела.Эд зачем-то думает про Арсения — они и без того неплохо сблизились. Есть куда расти, конечно, но неужели для большего успеха обязательно надо сесть друг другу на лицо? Он спросит его об этом позже.— О чём замечтался? — спрашивает Егор. — У тебя щёки красные.— Шо ты гонишь, — морщится Эд. — Ты не можешь видеть это под татухами.— Это тебе так кажется. Забился с головы до ног и думаешь, что спрятался за этими рисунками. Не-а, бро. Тебя видно. Видно, какой ты.— Какой? — спрашивает Эд севшим голосом — хотя слушать ответ не хочется.— Хороший. Мягкий такой. Как большая тёплая кошка. И романтик — пиздец.Егор подпирает щёку рукой и ухмыляется — совсем открыто, будто действительно понимает, о чём говорит. Эд смотрит в его красивые, умильно-косые глаза и сухо сглатывает.— Ты меня не знаешь.— Просто говорю то, что вижу. Хотя... — Он глубоко затягивается кальяном и, расплывшись в хулиганской улыбке, выдыхает дым Эду прямо в лицо, — есть один способ узнать друг друга получше. Перейти на новый уровень доверия.Они пялятся друг на друга секунду, а потом оба ржут.— Бля, дядь, иди нах с такими приколами.— Надо выпить за проблемы с доверием.Не надо, — думает Эд, — больше пить не надо, но Егор достаёт с пола бутылку и разливает вискарь по стаканам.— У тя какие-то проблемы с доверием?— Не знаю. Столько людей вокруг, все чего-то хотят. И я... ведусь, как кретин, а потом оказывается, что им от меня нужно только это. — Он показывает на свою мордашку. — Ни хуя настоящего, понимаешь. Я так заебался, что теперь везде ищу подвох. И... кажется, я разучился влюбляться.Эд понятия не имеет, каково быть на его месте, но догадывается, что это полный отстой.— А чё было в этот раз? Ты сказал, тебя киданули.— Его жена узнала, что у него есть я. А я узнал, что у него есть жена.По мужикам, значит, — думает Эд лениво; он уже настолько привык к тому, что все вокруг спят со всеми, что перестал удивляться.— Вот ведь чиркаш сортирный.Егор фыркает и, отложив мундштук в сторону, трёт лицо ладонью.— На хуй его. На хуй всех этих гондонов.— Звучит как тост.Они улыбаются друг другу и, звонко чокнувшись стаканами, пьют до дна.— Знаешь, бро, мне так хотелось, — пьяно бормочет Егор, еле шевеля языком, — хоть раз отметить этот долбаный праздник с тем, кого я люблю.— Хуйня это всё, тупо число в календаре, — отмахивается Эд. — Я тоже никогда не отмечал его, как положено, ну и похуй. Кого это ебёт.— Да, да, ты прав. Я был бы счастлив, если бы кто-то вообще любил меня. В любой день в году. Не обязательно четырнадцатого февраля. И чтоб, ну, я тоже любил. Но этого нет ни хрена, Эд. Иногда мне кажется, что у меня никогда не будет такой любви.Егор берёт бутылку вместо стакана, грустно присасывается к горлышку и, сделав большой отчаянный глоток, ставит её обратно на пол. Он выглядит таким несчастным и опустошённым, что Эду становится его жаль. Он хочет сказать: всё будет, дядь. Кому-то с тобой повезёт.Эти мысли так медленно перекатываются в голове, что Эд не успевает их озвучить; Егор задумчиво смотрит на пустой стакан и говорит:— Знаешь... Хочется разыскать нас в высоких чувствах, а не в горах алкоголя.— Чё? — икнув, переспрашивает Эд. — Сам понял, чё спизданул?Вместо ответа Егор глядит на него блестящими хмельными глазами и вдруг упирается руками в его колени, подтягиваясь резким движением, — а потом впечатывается губами в его рот — пьяно, влажно, но уверенно. Эд замирает в ступоре, затем несильно толкает его в грудь и отпихивает от себя. В голове немного проясняется.— Ты шо, на хуй?— Прости... — Егор растерянно хлопает пушистыми светлыми ресницами и дышит тяжело; он растрёпанный и с покрасневшими глазами, но от этого почему-то выглядит ещё красивее. — Очень захотелось просто.— Бля, слух...— Ты не любишь парней? — спрашивает он — и не отодвигается.— Не, норм, просто... — Эд мотает головой. — Я типа это...— Асексуал?— Чё-сексуал? Бля, нет, я...— Женат? — хмурится Егор.— Какой, на хуй, женат. Я просто...— Любишь другого мальчика?Эд зависает, тупо пялясь на него и не зная, что ответить. Егор широко ухмыляется, щуря красивые глаза, — понял, что угадал.— И вы с ним встречаетесь?— Нет. Не знаю. Нет. У него... есть кто-то.— Тогда расслабься. Хочу сделать тебе приятно.

Он едва заметно подаётся ближе. Дыхание у него горячее, жгуче-алкогольное, Эд чувствует его и не замечает, как сам начинает дышать чаще.— Ты очень красивый, Эд, ты знаешь? Очень.Что, блядь, происходит.— Хочешь, сделаю так ещё раз? — шепчет Егор.Эд тормозит пару секунд, глядя в его тёмно-синие, почти чёрные глаза, замечает шрамик на правом веке; опускает взгляд на его пунцовые, блестящие губы, борется сам с собой. Егор ответа не дожидается — медленно тянется к нему и снова прижимается горящими губами к его рту.Они целуются. Эд размыкает губы — пошло оно всё на хуй — сам заскальзывает языком в тёплый, влажный рот, и Егор тихо хнычет, вылизывая его в ответ — сладко, приятно, слишком хорошо. Эд давно ни с кем не целовался так, чтобы было настолько хорошо. В голове пусто, он даже не улавливает момент, когда Егор забирается к нему на колени и начинает тереться бёдрами о его пах.— У тебя такие охуенные губы, — шепчет он Эду в рот. — С тех пор как увидел тебя, только о них и думал.Он осторожно прихватывает зубами нижнюю и тянет. Эд резко выдыхает, у него кружится голова, и он по-прежнему не уверен, что всё это отличная идея, но Егор его сомнений, кажется, вообще не разделяет — вновь жарко присасывается, ласкает своим охуенно умелым языком, гладит ладонями везде — шею, грудь, живот. Эда ведёт от его прикосновений, алкогольный туман мягко окутывает его голову, тело ватное, но реагирует остро — Эд вздрагивает, когда Егор лижет его за ухом и трёт пальцами соски через ткань толстовки. Его руки опускаются ниже, он обнимает Эда за талию, скользит к пояснице — и вдруг застывает, нащупав пистолет.— Блядь, — вырывается у Эда.— Ой... — Егор взволнованно выдыхает ему в губы, а потом пьяно смеётся. — Так... Окей. Я не спрашиваю.Эд испуганно смотрит на него, но Егор не отстраняется; в его тёмных, по-кошачьи гипнотических глазах — ни капли страха.— Про нос твой разбитый тоже не спросил тогда. Похуй, бро. Просто поцелуй меня. Ты так охуенно целуешься.Он наклоняется снова, и Эд целует его, сминая в руке голубую толстовку; истерично ржёт у себя в голове — почему его окружают люди, которые ебали инстинкт самосохранения? Он что, не выглядит угрожающе? Или людям по приколу — с огнём играться?— Хочу взять у тебя в рот.Егор отлепляется от него, быстро сползает на пол и становится перед ним на колени. Эд в полупьяном ахуе смотрит, как он начинает расстёгивать его ширинку.— Ебать...Егор рывком приспускает его штаны и утыкается лицом ему в пах, широко проводит языком по ткани белья, мокро смыкает губы на головке. Эд сдавленно скулит; пистолет вываливается из-за пояса.

— Ты не против, если я резинку надену? — бормочет Егор, продолжая тереться губами о его член через ткань.— Чё?.. На хуя?— Для взаимной безопасности.— Похуй. Делай чё хочешь.Егор удовлетворённо мычит ему в пах и вытаскивает из кармана презерватив. Эд зажмуривается, пытаясь представить, что это губы Арсения, но не получается: перед ним не Арсений, а Егор, и это, блядь, вообще не кажется правильным. Ему внезапно хочется сказать: блядь, притормози, мэн, это тупая идея, ты будешь жалеть утром. Себе или Егору — не знает, тот в своих действиях вроде бы уверен, а вот Эд, пожалуй, вообще нет.Когда чужая тёплая ладонь ложится на голое бедро и забирается снизу под трусы, он не выдерживает.— Блядь, нет, нет, стой. Блядь. Стопэ. Тихо-тихо-тихо...— В чём дело? — Егор поднимает на него помутневший, шальной взгляд, облизывая мокрые, опухшие губы.— Чё-т хуёвая это идея, не? — Эд подтягивается на диване, отодвигаясь подальше от его лица, и поправляет сползшую резинку трусов.— Почему?— Ну бля, ну. Оно же… тебе не надо. Мне не надо. На хуя? Мы оба синие и будем жалеть утром.— Что?..— Сорян.Егор таращится на Эда во все глаза, а затем до него вдруг доходит:— Ты что, отказываешься от халявного отсоса, потому что влюблён?— Ну... да?Он произносит это так легко, что пропускает все стадии принятия этого факта. Егор усмехается почти без улыбки, а затем утыкается лбом ему в коленку и замирает так, не подавая никаких признаков жизни.— Эй, — зовёт его Эд неуверенно. — Только если собираешься блевануть, давай лучше в толкан пойдём.— Я ж говорил, — глухо бормочет Егор, не поднимая голову.— Чё?— Романтик ты пиздец.