Часть 3 (1/1)

— Антон, Антон, смотли, смотли!Антон оборачивается, уже по привычке сгибаясь в три погибели, чтобы ?посмотлеть?: девчушка Наташа из его группы протягивает ему громоздкого робота, собранного из ?Лего? и обвитого проводочками.— Божечки-кошечки, это что за Альтрон? — с восхищённым испугом восклицает Антон. — Ты что, планируешь устроить захват Земли?— Да! Нет! — путается она. — Помоги включить!— Что, прям очень надо? — Антон с преувеличенной опаской забирает робота из детских ручонок. — Очень-очень? Ты уверена? Это не станет угрозой для всего человечества?— Не-ет! — Наташа заливисто смеётся. — Он холосый!— Ну ладно. Под твою ответственность. Пойдём включать.Он берёт Наташу за ручку, и они вместе идут к компьютеру, чтобы подключить робота.— Антон, Антон!— Что!— А ты показешь ещё ту штуку?!— Какую!— Ну, ту!Наташа поднимает ручки и начинает крутить ладошками на манер ?фонариков?.— Ах, ту-у, — загадочно тянет Антон, откладывая робота на стол. — Вот эту?Он скрещивает руки над головой и делает танцевальное движение из вога — ?бабочку?. Наташа восхищённо взвизгивает; за ней — остальные детишки.— Показы ещё! — просят они, подбегая ближе.— Так, что за бунт на корабле? — Антон растерянно оглядывает детей, которые, как высыпавшиеся из коробки котята, копошатся под ногами.— Показы ещё!— Это так красиво, — говорит Никита, робко держа Антона за штанину и глядя на него своими огромными голубыми глазами. — Научи меня тоже!— И меня, и меня! — галдят остальные.— Ох, господи, — вздыхает Антон мученически и, присев на корточки, шепчет строго: — Только тс-с! А то Настя придёт и всех разгонит.Дети радостно хлопают в ладошки и с горящими глазами облепляют Антона со всех сторон.— Стёпа, стой на шухере, — командует он. — Боря, вытащи детальку из носа, фу, гадость. Так. Все вытянули ручки вперёд и повторяем за мной. Раз.Ребятня, толкаясь локотками и сосредоточенно пыхтя, пытается повторить движение: первое — простое, удаётся всем.— Два. Варя, собери пальцы, а то Коля щас останется без глаза. Три, молодцы-ы. А теперь оп. — Антон прокручивает кисти, возвращая их в исходное положение, и все детишки ахают. — Вот так-то. Ну что, ещё раз? Или кто-то сдаётся?— Не-ет! Ещё!— Ладна, — вздыхает Антон и снова тянет руки в начальную позицию. — Приготовились. И-и раз.Они проделывают то же самое ещё раза четыре, пока половина детей в процессе не дезертирует на свои места. В итоге на его импровизированном мастер-классе остаются только самые выносливые, но Антон всё равно ужасно гордится всеми.— Шухер! — кричит Стёпа, который всё это время героически держал свой пост.

Антон поднимает голову, глядит поверх парты и видит идущую к ним решительным шагом Настю.

— Антон, там... Вы что тут делаете?— А-а-а, да мы это-о... зарядку делаем. Все устали. Разминаем кисти.Настя смотрит на него с подозрением, потом воинственным движением сдувает выбившуюся из блондинистой косички прядь и говорит:— Там уже родители пришли, мы заканчиваем.— Слыхали, бандиты? Кыш собирать рюкзаки.?Бандиты? разочарованно стонут, и Антон не может сдержать улыбку — ему приятно, что дети не хотят уходить с занятия. Он берёт девчонок за руки — вернее, это они его берут, цепляясь маленькими ручонками за его длинные пальцы, — и ведёт к партам, пока в класс заходят нетерпеливые родители.— Ну что, пират, как дела? — слышит Антон краем уха. — Всех роботов построил?Он этот голос распознаёт из десятка других каждый раз безошибочно — мягкий, бархатный и ласковый, в нём всегда слышно улыбку: за Никитой пришёл его папа — Серёжа.— Всех! — звонко восклицает Никита. — Смотри, что могу!

Антон всё ещё помогает девочкам разложить вещи по местам и в открытую пялиться не может, но видит боковым зрением: пацанёнок поднимает ручки над головой и крутит ?бабочку? по-детски неловко, но умильно.— Ух ты-ы! — восхищённо тянет Серёжа. — Это кто же тебя так научил, Никит?— Антон!На этот раз Антон рефлекторно оборачивается на звук своего имени и встречается взглядом с Серёжей — тот точно так же поднял голову одновременно с ним, чтобы отыскать среди людей героя сынишкиных рассказов. Они смотрят друг на друга мгновение — и Серёжа расплывается в тёплой улыбке до ушей; в уголках таких же тёплых карих глаз появляются лучики-морщинки. У Антона от этой улыбки в солнечном сплетении щемит волнительно-радостно, она ласковая и искренняя, такая, будто Серёжа счастлив его видеть больше, чем кого-либо в мире.Никита взмахивает ручкой вверх, машет Антону на прощание, и тот, улыбаясь, машет в ответ. Они с Серёжей уходят; Антон оборачивается к остальным детям с машинальной, будто приклеенной лыбой и думает: он по уши. Встрял, влип, влюблён — не знает.Сердце колотится так, что аж трудно дышать.*Арсений приходит в ?Гейл? первым, до полудня, пока ещё нет никого, даже охранников и уборщицы. Он часто так делает, чтобы спокойно поработать, и сегодня тонна дел: составить расписание выступлений на следующую неделю, доебаться до декораторов, которые, по-честному, уже шарахаются от его сумасшедших идей, связаться с поставщиками алкоголя — и, самое главное, найти того мудака, который приставал к Антону.

Он решает начать с главного: идёт в помещение охраны, включает компьютер и лезет в записи с камер наблюдения. Когда это произошло? Бал закончился в десять, но последний номер откатывали без него; во сколько вчера приходил Руслан? Им хватило двадцати минут?Осознание абсурдности этой мысли долетает с запозданием — но долетает; Арсений чувствует всплеск жгучей обиды — двадцать ёбаных минут, и Руслан снова ушёл, как обычно. Когда это стало для них нормальным? Так и должно быть? Так теперь будет всегда?Арсений пытается выровнять дыхание, надо успокоиться, сейчас у него есть дела поважнее. Он находит запись с камеры над дверью уборной, прокручивает интервал с десяти до половины одиннадцатого: лица, лица, все разные-одинаковые, бухие, разукрашенные. Он на автопилоте двигает ползунок, мысленно находясь хрен пойми где: в голове набатом ухает тупое ?нормально-нормально-нормально?. Ничего у них не нормально.Внезапно на экране появляется родное ушастое недоразумение — Антон. Арсений напрягается, придвигается ближе к экрану и прокручивает дальше: вслед за Антоном в туалет заходит какой-то носатый бугай — откуда он, блядь, вообще взялся в их клубе? Арсений скринит его лицо несколько раз и отправляет картинки на принтер, чтобы отдать Руслану.Снова, блядь, Руслану.Это невыносимо; Арсений вздыхает, снимает очки и трёт лицо ладонями — как же он заебался. Неужели всё не может быть проще? Он снова начинает злиться на себя: Руслан же не виноват, что не оправдывает его ожиданий, но это похоже на ебучий тупик. Они так долго шли вместе, вытаптывали их общую, одну на двоих колею, заранее зная, что она приведёт в сраное болото, так какого чёрта он удивляется? Какого чёрта ему так мало?Он слышит звук шагов за дверью, глухо раздающийся по пустому залу, смотрит на часы и нехотя вынимает из ушей ?подсы?. Утихшая было обида вспыхивает с новой силой, перерастая в раздражение, колкой шипучкой вскипающее внутри: сейчас, сейчас он скажет — ему ведь нужно сказать, сейчас. Он не улыбнётся, он раздражён, надо сказать.Дверь позади открывается. Руслан подходит со спины и целует его в шею. Арсений выдыхает резко, улавливает его древесный ?Хьюго Босс? и больше не хочет ничего говорить.— Привет, детка, — шепчет Руслан ему на ухо; кусает мочку, мягко прихватывает губами.Арсений чувствует, как по загривку бежит дрожь. Он запрокидывает голову, подставляясь под ласку, и закрывает глаза.Сука.— Привет.Руслан колючий, но губы мягкие, влажные, касаются за ухом, как Арсений любит.— Ты чё тут спрятался? Полчаса тебя искал, блин. — Он стягивает с себя куртку и снова утыкается губами в его шею.— Смотрю записи с камер, — бормочет Арсений, лениво ведя головой, чтобы Руслан продолжил целовать ниже. — Вчера какой-то бухой мудак домогался Антона.— М-м?..— Всё нормально, но я тебе фотки распечатал. Припугнёшь? Только, пожалуйста, без жертв, ладно, Рус?Руслан глухо угукает ему в воротник, всё ещё стоя за его спиной; запускает ладонь под коралловую ?монохромовскую? толстовку, гладит соски через футболку, царапает, чтобы они встали. Арсений рвано дышит; в низу живота сладко тянет — он начинает возбуждаться. Тёплая, сильная рука забирается под футболку и с нажимом проводит по животу, цепляя пирсинг в пупке; Арсений выдыхает громче и выгибается навстречу.— Соскучился, — говорит он вместо всего того, что должен был сказать, и ему похуй.Он поворачивает голову и за шею притягивает к себе Руслана, чтобы поцеловать. Борода колется, но ему приятно, Руслан целуется кайфово, медленно, с языком; они оба идеально-привычно подстраиваются друг под друга сразу же, как всегда. Большая ладонь скользит с живота ниже, ложится между ног, с оттяжкой сжимает член через джинсы, и Арсений тихо стонет Руслану в рот, машинально царапая его шею пальцами.— Вижу, — не отлипая от его губ, смеётся Руслан и с намёком трогает сильнее: Арсений уже твёрдый, елозит на стуле, подаваясь бёдрами вперёд, и шумно дышит через рот.Руслан кусает его раскрытые губы; расстёгивает пуговицу на его джинсах и лезет под бельё, чтобы вытащить член — пиздец тесно, Арсений хнычет громче, у него стоит так, что терпеть уже невмоготу, хочется больше. Он разрывает поцелуй, смотрит вниз, как крепкая рука обхватывает его член, трёт пальцами головку, выдавливая из неё смазку. Руслан смотрит тоже, дышит размеренно-глубоко у него над ухом, разгоняя по коже мурашки.— У тебя не хуй, а произведение искусства, — хрипит он.Арсений слабо усмехается и тут же стонет, когда Руслан как-то по-особенному двигает рукой; он-то, конечно, самый главный ценитель хуёв в этом заведении.— Мне твой тоже нравится, — шепчет Арсений, а затем снова поворачивает к нему голову и мокро лижет за ухом — Руслан от такого вздрагивает каждый раз, и это охуенно.— Хочешь? — спрашивает он.— Хочу.Арсений хватается за его штанину и тянет к себе, заставляя встать рядом; сам весь подтягивается на стуле и быстрыми движениями расстёгивает его ремень, как будто опаздывает куда-то, — просто кроет пиздец. Руслан смотрит сверху вниз, как он второпях дёргает его застёжку на джинсах, — усмехается с этого еле слышно, а потом тут же охает от первого прикосновения. Арсений тычется носом в головку через боксеры, мягко трётся, как большая кошка, присасывается ртом; ткань намокает от слюны. Руслан рвано выдыхает, и от этого вздоха в паху тянет ещё сильнее. Арсений опускает руку и трогает себя, пару раз проводит двумя пальцами вверх-вниз; затем, спохватившись, отстраняется от Руслана, чтобы снять с себя толстовку — зальют же к чертям.Он смотрит вверх: Руслан дышит через рот, глаза затуманенные, тёмные; он гладит Арсения по изгибу шеи — хочет притянуть уже к себе, но сдерживается, Арсений знает, и это заводит чертовски. Он обожает чувство власти над чужими желаниями, он обожает, что Руслан хочет его, и осознание этого пробирает до мурашек каждый раз, как в первый.Руслану всё-таки не терпится: он сам берёт его ладони и кладёт на резинку боксеров — стягивай. Арсений стягивает, по-прежнему глядя ему в глаза: Руслан сглатывает сухо — давай же, давай, давай.— Я не слишком тороплюсь? — с издёвкой спрашивает Арсений; он за это получит, но отказать себе не в силах.— Бля, Арс, не беси, — просит Руслан севшим голосом; угрожающе это не звучит ни разу.Арсений не может не усмехнуться — это охуенно. Он открывает рот, ловит головку языком и наконец прикрывает глаза. На языке солёно и вязко, Арсений толкается кончиком в щёлку, слизывая смазку; Руслан выдыхает в голос — от этого тоже кроет жёстко, его полустоны для Арсения едва ли не охуеннее ебли. Внизу всё сводит от возбуждения, ему жарко — и мало, он берёт глубже, сосёт, втягивая щёки. У самого стояк — пиздец, Арсений отрывается на секунду, сплёвывает на ладонь и скользит по своему члену — сразу быстро, он долго не продержится.Руслан перебирает его волосы, гладит за ухом, притягивая к себе — продолжай. Арсений поднимает на него взгляд снова, лижет по всей длине — и наблюдает; они смотрят друг другу в глаза какое-то мгновение, пока Руслан не обхватывает его голову ладонями, заставляя взять до горла, и сам не начинает трахать его рот. Слюна течёт по подбородку и шее; Арсений задыхается, выпускает член изо рта и жадно глотает воздух, продолжая скользко дрочить Руслану свободной рукой. У того взгляд уже совсем поплывший, дыхание хриплое, шумное — он почти. Арсений насаживается снова, чувствует языком, как член пульсирует сильнее. Руслан стонет в голос, запрокидывая голову, и двигает бёдрами навстречу, вновь наращивая темп, шепчет невнятно — ?блядь, блядь, блядь?, Арсений обожает этот момент — когда доводит его до грани. Они оба на грани.Он не успевает отследить, кого из них оргазм накрывает раньше, — только каким-то чудом додумывается прикрыть свой член ладонью, чтобы не испачкать ничьи джинсы. Руслан дрожит в его руках и кончает, продолжая по инерции толкаться в рот. Они оба стонут, Арсению нечем дышать, но он всё ещё не отпускает, сосёт, пока тёплое и вязкое не перестаёт течь на язык. Руслан выскальзывает сам, водит головкой по губам; всё, блядь, мокрое, капает на белую футболку.Ладонь у Арсения тоже мокрая; он устало усмехается, слыша сверху хриплое ?ух, блядь?, облизывает губы, не прекращая лениво водить рукой по своему члену — пиздец хорошо.— Ты, блядь, что вообще за зверь дикий, — говорит Руслан — всегда охуевает, как будто в первый раз, и для Арсения это самый сладкий комплимент.Он пожимает плечами и вытирает подбородок тыльной стороной ладони.— Какой-то из Красной книги.*Эд просыпается — и тут же подскакивает на кровати, не понимая, где он находится. Комната светлая, напротив кровати стоит открытая вешалка с какими-то костюмами из перьев — чего, блядь? Всё ещё не вдупляя, Эд поворачивает голову, видит вторую кровать — пустую — и наконец вспоминает.— Су-ука-а...Он падает обратно на подушку и трёт глаза пальцами. Башка трещит от похмельдоса, в горле мерзотно саднит, икры ноют после бега. Воспоминания о вчерашнем дне тут же обрушиваются на сознание, и сердце ёкает от иррационального страха — блядь, он действительно сделал это.Он кинул Тимбо.Эд снова смотрит на пустую кровать Антона и охреневает: он даже не слышал, как тот ушёл, хотя слух у Эда по-кошачьи чуткий — Эд привык всегда быть на стрёме. Это ж надо было так самозабвенно вырубиться — охуел он, что ли, совсем? Такими темпами не услышит, как Тимбо подкрадётся со спины и перережет ему глотку.

Он медленно выползает из-под одеяла, надевает выданную ему вчера чёрную футболку и прямо так, в трусах, шлёпает на кухню, гадая, есть там кто живой или нет.По коридору тянется еле уловимый сладкий аромат чего-то съедобного, Эд пытается вспомнить, что это за запах, но не может — у него с домашней едой тяжёлые отношения, им вместе редко бывало по пути. Он выруливает на кухню и замирает в дверях: за столом сидит девчонка с коротким белым ёжиком на голове. У неё огромные наушники ?Битс?, съехавшие с одного уха, и ложка с хлопьями в руке — выглядит вдохновляюще.— Ого, фига се, — тянет она немного детским, но хриплым голосом. — Вы, сударь, кто такой?— Салют, — хрипит Эд в ответ — два хрипуна. — Бля, сорян, я в труханах. Ща, сек.— Да забей, все свои.Эд пожимает плечами, приземляется напротив и вытягивает ноги под столом.— Я Дана.— Эдос.— Что ты здесь делаешь, Эдос? Арсений разрешил тебе остаться с ним на ночь? Вот так дела-а, он обычно не...— Чего, бля? — таращится на неё Эд.Дана заливисто смеётся, запрокидывая голову, и по-дружески пихает Эда в плечо. Эд замечает татуху на её шее — какие-то тонкие буквы, написанные в линию. Интересная малая.— Да расслабься, я прикалываюсь! Ну и лицо у тебя сейчас было, улёт. Мне Ник вчера всё рассказал. Блинчики будешь? Арс на тебя тоже приготовил.Дана болтает слишком быстро для замедленных спросонья мозговых процессов Эда. Он тупо пялится на горку остывших панкейков и только теперь понимает, что сладкий запах по всему дому тянется от них.— Погреть? — предлагает Дана и, не дожидаясь ответа, ставит тарелку в микроволновку.Эд смотрит на светящиеся зелёные цифры на экранчике: почти полдень, пиздец, когда он в последний раз спал больше шести часов? Быть безработным нахлебником нравится ему всё больше.Дана оборачивается к нему и, прислонившись к тумбочке, скрещивает руки на груди.— Ну, давай рассказывай.?Как ты дрочил?, — вспоминается Эду мем.— Шо рассказывать?— Ну как что. Музыку любишь? Что слушаешь?Эд зависает на секунду, а потом смеётся, как будто поперхнулся, — это последнее, что он ожидал услышать.— Лютое шо-то слушаю, — отвечает он, — ты такое вряд ли знаешь.— Ну, ты в меня совсем не веришь, — с вызовом возражает она. — Давай посмотрим.— Рик Росс.— Фьючер, — подхватывает Дана.— Мигос.— Лил Джон.— Вака Флока Флейм.— Тайлер.— Еба, мэн, — тянет Эд с уважением, а потом щурится наигранно: — Как, говоришь, тебя зовут?Дана смеётся — юмор заценила, и это пиздато вдвойне.Микроволновка пищит; Дана достаёт тарелку и ставит перед Эдом, а затем придвигает ему какой-то джем и мёд.— Арс сказал дать тебе шастунский пухан, а то ты вчера весь синий был — по цвету, в смысле, не по кондиции. Передаю цитату.Эд молчит, пережёвывая блинчик, и ему до хуя всего хочется сказать — чей-чей пухан? спасибо, благодарю, храни вас господь — но он просто молчит: слишком охуевает, чтобы что-то говорить.*Арсений стягивает мокрую футболку и вытирает влагу с груди; Руслан наблюдает за ним сквозь облако дыма: сидит, развалившись на диване, и курит свою убийственную самокрутку, запах которой — Арсений уже знает — потом не выветрится из комнаты ещё неделю.Он надевает толстовку на голое тело, кутается в неё уютно — охуенные длинные рукава — и пересаживается к Руслану под бок, чтобы стало ещё уютнее.— Как вчера всё прошло?— Да, — отмахивается тот, густо выдыхая терпкий дым — Арсений залипает, ему нравится смотреть. — Пока ничё не ясно. Накрыть бы парочку их притонов, но Юлька сомневается. Чё кота за яйца тянет, непонятно.Арсений забирает сигарету из его пальцев и затягивается; бумага солёная, табак удущающе горький — гадость та ещё, но Руслан так вкусно курит, что сдержаться невозможно.— Бегунка она этого хочет, блин, отловить, отщепенца их. Но это ж очко какое-то вообще, где нам его взять и, главное, на хуя?Арсений не знает, где и на хуя, он возвращает Руслану сигарету и просто смотрит на него, прижимаясь к его боку, обнимает руками свои коленки, подтянув их под огромную толстовку, — и ему хорошо.— Она думает, что коль он Тимура опрокинул, то за нашу команду поиграет с радостью.— А ты что думаешь?— Чё-чё, очко полное, говорю ж. Орёл не охотится на муху, он одной мухой не нажрётся. Я считаю, надо устраивать облаву в ?Тринадцать?, а не вот этой вознёй мышиной заниматься, бля.— Погоди, ?Тринадцать? — это что, тоже их казино? Охуеть.— Все казино — их казино, Арсений.— Кроме ?Стора?, — поправляет Арсений. — М-да, я вообще думал, что ?Тринадцать? — просто ночной клуб.— Слушай, пол-Москвы в таких ?ночных клубах?. Будто сам не знаешь, как это работает.— Знаю. Когда город засыпает — просыпается мафия. Просто я пытаюсь верить в людей, — оправдывается он.— Ты слишком наивный для этого мира, — хмыкает Руслан.— Поэтому запал на плохого парня. — Арсений улыбается и тянется к нему, чтобы поцеловать.Они целуются медленно, от Руслана пахнет табаком, но Арсению по кайфу эта медовая горечь, он мягко толкается в его рот языком и лижет, наслаждаясь привычным вкусом. Руслан отрывается от его губ первый.— Ладно, сколько там? — Он вдавливает сигарету в пепельницу и кидает взгляд на свои ?Рэймонды?. — Ух, бля, всё, я помчал.— Уже? — переспрашивает Арсений, глупо хлопая глазами.Губы горят, дыхание чуть сбилось; он поворачивает запястье и тоже смотрит на часы — время, блядь, засекал, и это полный пиздец, но Руслана как будто ничего не смущает.— Надо работать. — Он поднимается с дивана, натягивает куртку и берёт со стола распечатки с камеры наблюдения. — Может, завтра вечером заеду.— У меня завтра выступление, — на автомате бормочет Арсений, пялясь в пол. — Я буду занят.— Найдёшь для меня минутку.Арсения как током шарахает; он поднимает на Руслана негодующий взгляд.

— Рус, слушай, это так не работает.— Ты о чём?Боже, он реально не понимает? Арсений начинает задыхаться, внутри всё клокочет от чувства несправедливости — ему так много хочется сказать, но Руслан его не понимает.— Почему я должен каждый раз под тебя подстраиваться? У нас вообще всё в порядке? А то в последнее время есть ощущение, что ты приезжаешь, только чтобы поебаться.— Да бля-я, — заёбанно выдыхает Руслан. — Ты же знаешь, что у меня сейчас работы до сраки.— У меня тоже, а ещё дом, но это не значит...— Ну и чё тогда, блин? — Он достаёт из кармана телефон — тот вибрирует, но трубку Руслан не поднимает. — Так, всё, детка, мне пора. Давай не дури, ладно?Он подходит к Арсению, наклоняется и целует его в шею — догадался, что губы Арсений снова отведёт? Борода царапается грубо, Арсений демонстративно дёргается в сторону, но Руслан не замечает — сам уже отстраняется и, не говоря больше ни слова, быстро идёт на выход, чтобы ответить на телефонный звонок.— Сука, — рычит Арсений, когда дверь хлопает. — Блядь.Он закрывает глаза, трёт большим пальцем указательный и дышит глубоко: наверх — вдох, вниз — выдох.— Сука, блядь. — Не помогает.Он поднимается с дивана и возвращается за стол, чтобы закрыть все файлы; скоро придёт охрана, а ему сейчас не хочется ни с кем пересекаться — надо побыть одному и сосредоточиться на работе. Через час созвон с декораторами, и это будет ещё один мозговынос; господи, как же он заебался.На экране снова всплывает окно с видео, Арсений на автопилоте почти кликает на крестик, но в последний момент передумывает и нажимает ?плэй?. Бугай заходит в туалет вслед за Антоном, и дальше минуты две ничего не происходит — а затем перед камерой появляется татуированное лицо. Арсений останавливает запись и смотрит на него совсем по-новому, как будто видит впервые: все эти татуировки, цепь на шее, кожанка поверх растянутой майки, пока ещё целый нос с надписью ?мнепохуй? — она специально перевёрнута в сторону Эда? Это что, напоминание? Он видит её, когда косит глаза вниз?Секунд через тридцать этот нос с дерзкой ?мнепохуй? будет разбит за его, Арсения, ребёнка, и Арсений не знает, что испытывает по этому поводу.Что-то настолько непонятное, что даже он не может подобрать нужное слово.*После завтрака Дана действительно выдаёт Эду чью-то куртку — без лишних вопросов, не интересуясь толком, собирается ли он вообще выходить из дома, словно и так знает ответ. В итоге съёбывает Эд по-тихому — даже не попрощавшись: прощаться ни с кем не хочется, ему стрёмно, он пытается оставить как можно больше незавершённых дел — вдруг хотя бы тогда ему повезёт прожить ещё один лишний день? Тимбо ищет его наверняка, и Эду теперь, при свете дня, гораздо страшнее, чем вчера ночью: с наступлением утра этот страх как будто вырубил режим невидимки и материализовался, идёт за Эдом по пятам и холодно липнет к спине.На улице Эд прячется за солнцезащитными очками и натягивает капюшон пониже — ни разу не подозрительно, конечно, но пуховик ему вручили отменный: огромный и настолько нелепый, что распознать под ним тощего Эда — тот ещё квест.Идти на тайную квартиру — что играть в русскую рулетку заряженным на все патроны револьвером; берлога Эда всегда была убежищем, он многое отдал, чтобы обезопасить это место и спрятать его ото всех, но сейчас он не доверяет даже себе самому — вдруг он где-то проебался? Вдруг его уже ждут там?Ему бы только зайти на минутку и забрать свой набор юного беглеца — отложенные на чёрный день бабки, новый телефон, шмотки первой необходимости и бумажку с адресами, по которым он будет собирать с нуля свою новую жизнь, если всё получится.Пока всё получается: добирается он без приключений, если не считать взмокшей чуть ли не насквозь футболки — он так трясся от страха, что прошибло на холодный пот, а пальцы, по ощущениям, намертво приросли к рукояти пистолета — так крепко Эд сжимал её в кармане всю дорогу.Он, как беглый вор, проскальзывает в подъезд, взлетает по лестнице, которую не видел уже несколько месяцев, и сердце колотится, как сумасшедшее; быстрее бы всё это закончилось. К двери он подбирается едва ли не на цыпочках, ему страшно вставлять ключ в замочную скважину, но он уже здесь, и так ли он дорожит своей шкурой, чтобы помирать от страха перед какой-то ебучей неизвестностью?Внезапно ему вспоминается улыбчивое лицо — не Арсения даже, а почему-то Антона; вспоминается, с какой решимостью он отобрал у Эда стакан перед выступлением — и эта его решимость теплой волной разливается теперь у Эда где-то внутри.Эд открывает дверь, и — все его триггеры-ловушки стоят нетронутыми на местах. Никого тут не было.Он быстро обезвреживает все механизмы, идёт в комнату и собирает по разным углам заначку; потом потрошит скудный гардероб, половину напяливает на себя сразу — шапку и чёрную кофту без рукавов; остальное — трусы, носки и свою дутую куртку — пихает в рюкзак. Из ванной берёт запасную зубную щётку, в коридоре меняет кеды на чёрные боты — вот это делать ему по-настоящему жаль, кеды классные, он их любил, но на дворе ебучий февраль.Напоследок врубает все ловушки обратно — пусть порадуются те, кто эту хату всё-таки найдёт — и выходит из квартиры, не оглядываясь — на хуй. Он закрывает за собой дверь, медлит мгновение, выдыхая тяжело — пиздец, его снова начинает трясти, — а затем разворачивается — и вдруг врезается в чьё-то туловище.— Ёб твою мать!Рука рефлекторно тянется к карману куртки, чтобы вытащить ?Беретту?, но в последнюю секунду он успевает притормозить, рассмотрев наконец, на кого налетел: перед ним стоит чувак из соседней квартиры — то ли Елисей, то ли Егор.— Воу-воу, прости, бро! — виновато охает сосед, поднимая руки в сдающемся жесте и улыбаясь обезоруживающей белозубой улыбкой. — Не хотел тебя пугать. Привет!Он в розовой шапке и спортивном костюме, кончик носа красный, щёки яркие, румяные — с пробежки, что ли, вернулся?— Здорово. — Эд тяжело выдыхает и трёт шею — он чуть было не достал пушку, вот это был бы попадос.— Давно тебя не видно. Уезжал куда-то?— Ага, кхм, да я типа это, там... К бабуле ездил.— Странно. — Егор — точно, да, Егор, как Летов — щурится с подозрением.— Чё странно? — напрягается Эд.— К бабуле ездил, но по-прежнему такой худой. Магия вне Хогвартса.— У меня глисты.Егор округляет глаза и пялится на него ошарашенно, но через секунду его лицо вдруг расслабляется, и он смеётся. Эд не может не фыркнуть тоже — улыбка у Егора заразительная и красивая, он весь красивый, идеальный почти, Эд в такую красоту не верит, но сейчас она его внезапно завораживает — да нет, хуйня какая-то, он просто стрессанул.— Слушай, я там пирог купил офигенский у нас внизу в кулинарии, — говорит Егор. — Ты ешь малину?— Э-э...— Не хочешь зайти чай попить?Эд растерянно смотрит на Егора; тот глядит в ответ дружелюбно и тепло. Глаза у него немного косые, но это почему-то выглядит трогательно; блестят, как большие чёрные бусины — они синие на самом деле, но из-за огромных зрачков кажутся совсем тёмными.— Слух, да я это, — мямлит Эд, — сваливаю уже, труба зовёт, все дела. В другой раз, лады?— А, — улыбается Егор вежливо, но уже не так лучезарно. — Ну лады. В другой раз. Но малину ешь?— Ем-ем, — хмыкает Эд. — Бывай.— Давай, Эд, пока, бро. Рад был увидеться!Эд угукает, мчит к лестнице и быстро сбегает вниз с лицом ?шо-это-блядь-сейчас-было?.*Остаток дня он слоняется по Битцевскому лесу — тут тимуровским собакам уж точно не придёт в голову его искать. Хотя бы ноги наконец-то больше не мёрзнут, и настроение от этого почти радостное: Эду вообще для комфорта не так уж и много надо, не успел он зажраться под папиным люциферовским крылышком — иначе не ушёл бы так легко.?Скруджи — наша золотая уточка?, — с одобрением тянет Вальтер, заебал уже базарить в его голове. Конечно, золотая — приносил им монеты в клювике, а сам не брал ни хуя, его это не интересовало. Его, кажется, вообще тогда ничего интересовало — он как будто мозгами не пользовался лет десять, слонялся по жизни вслепую, а потом вдруг случайно нашарил выключатель — и очнулся.На улице уже темно, и это хорошо, Эд в своих чёрных шмотках сливается с тенью домов, бесшумно огибает квартал за кварталом, идёт вроде бы случайно, но — бля, перед кем он выёбывается? — маршрут построен, ровной дороги. Он даже не пытается разыграть приятное удивление, когда оказывается под знакомой неоновой вывеской; у него дежа вю.Лестница сегодня украшена красными гирляндами и воздушными шарами в виде сердец — Эд впервые видит, чтобы День Святого Валентина начинали праздновать за неделю до Дня Святого Валентина, но он сотку ставит: у Арсения наверняка для этого есть какая-то своя особая логика — надо успеть раздарить любовь всем нуждающимся или что-то в этом духе.Эд спускается вниз, снимая куртку на ходу, открывает дверь и ныряет в зефирно-розовый дым в точности, как вчера.— Бесплатные обнимашки! — кричит ему с порога какой-то бородатый коротыш-очкарик в лиловом костюме феи; в руках у него радужная табличка ?Free hugs от Клика?. — Эй, конфетка, иди сюда, обнимемся!

— Не, спасибо, — морщится Эд.У него другая цель визита, и он пытается высмотреть эту цель среди сотен людей, одинаково разодетых в крылатые костюмы псевдо-купидонов, — занятие, скорее всего, бессмысленное, его личное мифическое существо надо искать не иначе как где-то под потолком — они же там обитают, эти фантастические твари? Он предпринимает попытку свалить от коротыша, но тот снова орёт ему в лицо:— Как же так?! Капелька любви! Сегодня все должны получить хотя бы капельку любви!— Обойдусь, — рычит Эд, продолжая бегать взглядом по залу.— Никто не может обойтись без любви!Эд бы поспорил, но, прежде чем слинять окончательно, внезапно для самого себя бросает через плечо:— Я над этим работаю.— У тебя всё получится, котёнок! — доносится ему в спину. — Я в тебя верю!Эд шагает в толпу, пробирается через заросли перьев и мысленно ржёт над происходящим и над собой заодно — ну и чё он опять тут забыл? Мог бы давно уже признаться, что ему просто некуда идти, но, если по-честному, дело не в этом.— Потеряшка, — зовёт его знакомый голос позади.Эд оборачивается и видит его — высокого, во всём белом и с огромными золотыми крыльями за спиной — сегодня Арсений действительно ангел.— Ебать.На нём лёгкий прозрачный шифон, короткий, как коктейльное платье, и сверху перекинутый через одно плечо на греческий манер. Эд машинально пялится на грудь: ткань такая тонкая, что через неё видно тёмные соски, родинки по всему торсу и животу — миллион их — и аккуратную серёжку в пупке — охуеть, у него проколот пупок. На поясе болтается сверкающий, будто обсыпанный сахаром золотой лук и связка таких же золотых стрел. Ноги голые, длинные, сука, бесконечные, Арсений на этот раз не в туфлях, а в греческих сандалиях с белыми лентами — они обвивают тонкие щиколотки и поднимаются до самых коленей.Эд рассматривает его, по ощущениям, вечность, по факту — какие-то пару секунд, но картинка отпечатывается на подкорке мозга белым слепящим пятном, будто Эд из темноты на свет выбежал и, как дурак, посмотрел сразу прямо на солнце.До него с запозданием доходит, что он стоит с открытым ртом, но Арсений, кажется, даже не замечает его восхищение — он сам смотрит взволнованно и так, будто ждал Эда весь вечер. Его скулы покрыты мелкими золотыми звёздочками — блестят; большущие голубые глаза блестят тоже, и Эд сдаётся окончательно — сам себе проиграл.— А я, представляешь, боялся, что ты больше не придёшь, — нервно усмехнувшись, признаётся Арсений — пиздец, реально боялся? — Рад тебя видеть.Эд не успевает ничего сказать, вдохнуть тоже не успевает — Арсений тянется к нему и крепко обнимает. У Эда сердце стучит, как бешеное; он неуверенно кладёт руки Арсению на талию, под крылья; в голове ни единой мысли, и слова произносятся сами собой:— Ты очень красивый.Объятие длится дольше, чем требует ситуация; Арсений прижимается так, будто изголодался по человеческому теплу — он что, вечность людей не трогал? Послал сегодня всех этих феечек с бесплатными обнимашками?Эд расслабляется окончательно, уткнувшись подбородком в его голое, усыпанное родинками плечо, и думает: перепала ему не капелька, блядь. Море любви.