Воспаление (2/2)
-Как самочувствие?Рядом сидел кто-то, чей голос уже был мне знаком - из тех, что даже о самочувствии спрашивает так, как будто желает тебе сдохнуть побыстрее, а не выздороветь. Саркастичный и ублюдочный. Медик.Я молчала, пытаясь рассмотреть обстановку. От подушки мерзостно пахло, ее не стирали много лет. К тому же она вся была мокрой. Либо меня так неаккуратно поили водой, либо это мой пот.
За стенами сильно шумело, кажется, началась череда ливней. Палатки затапливаются водой, поднимается наводнение, шторм сносит прибрежные жилища, и в этой суматохе нам с топографом удается сбежать…
-Эй, слышишь меня? Нет смысла притворяться.
Видно, моя голова еще не протрезвела после болезни. Как же я снова хочу забыться, только так, чтобы не чувствовать страха, не ощущать реальность совершенно. Пока я лежала в забытье, она являлась мне дурным сном. Не хочу больше этого… я хочу только покоя.-Решила поиграть в молчанку? Как пожелаешь. Твоя подружка уже достаточно рассказала.Тишина. Шум воды.-Во время болезни ты была разговорчивее, - смешок. – Но несла полную чушь. Хотя для меня как для медика довольно странно было наблюдать твое скорейшее выздоровление. Ты пролежала всего двое суток, а сейчас уже слышишь меня, способна говорить, способна встать с постели. Как быстро ты пришла в себя. Ты просто уникальна!Это намек? Игра в словесные обороты? Значит, Ясность не убила меня. Я остаюсь зараженной ею. Он знает о регенерации или же пытается проверить это? Неизвестно, что сболтнула топограф.-Где она? – спрашиваю осторожно.-Твоя подружка? Под надзором моих людей. Она не похожа на тебя.
В этом он был прав, но дело в том, что на меня в принципе не похожа ни одна женщина. И тем более, я единственная из плюс двенадцатой экспедиции, кого использует Ясность. Интересно, минусовики уже поняли, что на меня не действует гипноз? Что я не только не убиваемая, но и не убеждаемая? Если нет, то… придется им в этом убедиться. Как и во всех флегматиках, упорства во мне с лишком.Набравшись смелости и храбрости, я сказала себе, что не спасую перед этими людьми, что бы они ни преследовали.Я приподнялась на локтях, чувствуя, как струями скатились по моей коже капли, когда тело приняло более вертикальное положение. Больше всего сейчас не помешал бы душ. Здесь, в условиях антисанитарии, выковыривания пуль из трупов, зашивания наживую и всего прочего мне могли пустить в кровь какую-нибудь дрянь. Надеюсь, Ясность не позволит ей цвести.-Питье и еда для тебя, - медик кивнул на тумбу рядом с моим ложем.
От тарелки пахло рыбой. Конечно, им пришлось ловить рыбу, если они проживают здесь уже долго, а по многим следам обжитости, возведенным строениям, устройству быта, изношенной до нитки одежде и уже израсходованным пожиткам я могла судить, что минусовики здесь не первый год. Кто-то, быть может, не первый десяток лет…Рыба из Зоны. Еда Зоны. Но мне уже нечего терять. Пусть так.На тумбе также валялись использованные шприцы и таблетки. Заметив мой взгляд, медик объяснил:-Тебя лечили. На тебя тратили медикаменты.Сказано это снова было с укором. Так, словно я еще и обязала тут кого-то брать меня в плен и выхаживать!Да не надо было тратить. Или исконно мужское население так истосковалось по женскому вниманию, отчаялось когда-либо вновь увидеть женщин, что просто не могло позволить мне умереть?Я наконец рассмотрела медика повнимательнее. Смуглая кожа, как и у всех, кто вынужден находиться достаточно долго на солнце. Если это не от рождения, то медик здесь уже давно. Бледная радужка глаз, но взгляд не ясный, не открытый. Черная несбритая щетина. Но все-таки менее неухоженная, чем по нашему прибытию в лагерь. То же самое касается и одежды. Да неужто медик прихорашивался перед моим телом, лежащим в беспамятстве?Мысленно я взглянула на себя и топографа: лысые, грязные, изодранные, изуродованные отсутствием предметов личной гигиены и комфорта. Но тот простой факт, что мы родились с вагинами, решал, видимо, все. Минусовики почувствовали себя самцами. Интересно, как они обходились тут так долго без женщин? Эта мысль так увлекла меня, что я даже забыла, о чем хотела подумать.?На тебя тратили медикаменты?, вспомнила я.Да. Укор в его словах неспроста. Мне кажется, или это должно было прозвучать для меня так: ?Какого хрена мы тратили на тебя медикаменты, если ты и так излечилась бы Ясностью?!?Он ведь медик. Он знает, как может протекать болезнь. Знает, что просто так от той хрени, которая меня скосила, люди не поднимаются на ноги даже после переливания крови и убойных уколов.
А Ясность ведь – тоже болезнь своего рода. Вирус? Паразитирующая сущность?Как много известно этим людям? То, что проложит луч света к ответам на мои вопросы. Даже если правда скрыта от минусовиков, они знают, в каком месте рыть. Это уж точно.
И как-то позорно в последнюю очередь я вспомнила о Границе как о способе вернуться домой. Дома меня ничего не ждет, так что вернуться без правды мне просто… тупо. Я не могу позволить себе этого. У топографа есть свой смысл жизни, как это ни смешно. Я тоже хотела бы стать преступницей и лелеять мечту о свободе. Но это невозможно, потому что я уже свободна дальше некуда. Стремиться больше не к чему. Можно умирать, смотреть на ядерные грибы, разрастающиеся на горизонте, изучать их, попадать в плен. Нет смысла бояться, нет возможности поплакать, прочувствовать свою скорбь. Это бессмысленно. Получается, что полная свобода отняла у тебя даже возможность выплакаться. Не облегчить душу больше.
Медик думает: у биолога нет ни оружия, ни силы, она заговорит в любом случае, а если нет, ее можно начать пытать. Это будет очень удобно, Ясность не позволит ей умереть от пыток, так что рано или поздно она сдастся. Она думает, что информация дает ей какое-то преимущество на случай побега. Она бы хотела обменяться информацией мирно. На равных. Без этого вынужденного рабства. Но две женщины в лагере мужчин – это слишком роскошно, и в обмен на информацию она не получит свободу. Хотя бы потому, что никто не отпустит ее просто так.Или же нет? Или мне действительно пытались помочь, а оружие отняли в штатном порядке из общей безопасности? Если минусовики здесь уже давно, то должны уже понимать, что насилие над новоприбывшими невыгодно, если мы хотим выбраться отсюда… Но что если они попросту не желают выбираться?
Или это нечто вроде дедовщины здесь?Я боялась насилия, клетки, меня и правда пугало все это. Но вместе с этим я понимала, что обязана открыть ответный огонь, ведь единственный способ узнать правду – разговорить минусовиков. Они пытаются прижать к стенке меня, а мне просто необходимо сделать то же самое с ними. Снова у меня все парадоксально и абсурдно. Это слишком для простого биолога…Медик какое-то время сидел возле меня молча, наблюдая, как я ем. Еда казалась мне пресной из-за слабости после температуры, но я соскучилась по такому простому человеческому обычаю как потребление пищи. Мне теперь все равно, вкусно это или нет, отравлено ли оно, из чего приготовлено. Иногда все эти такие привычные, но необходимые, мелочи становятся несущественными перед какими-то другими обстоятельствами, и мой случай – то самое обстоятельство.-Я хочу в туалет и мыться, - сказала я.Впервые я купалась под надзором совершенно посторонних людей противоположного пола. Они любовались представлением, полагая, что меня заботят их взгляды. Я плохо переношу жару, каждые два часа освежаюсь в море, если есть такая возможность. Но сейчас море падает с неба. Я стояла под тропическим ливнем, меня радовали твердые ноги и уверенные собственные движения, постепенно восстанавливающийся тонус. Мыть лысую голову под дождем так легко. Я просто живу мгновениями настоящего, потому что неизвестно, есть ли у меня вообще будущее. Но зато я могу импровизировать.