Глава 15.1 (1/2)

Приближается звук. И, покорна щемящему звуку,

Молодеет душа.

И во сне прижимаю к губам твою прежнюю руку,

Не дыша.

Снится — снова я мальчик, и снова любовник,

И овраг, и бурьян.

И в бурьяне — колючий шиповник,

И вечерний туман.

Сквозь цветы, и листы, и колючие ветки, я знаю,

Старый дом глянет в сердце мое,

Глянет небо опять, розовея от краю до краю,

И окошко твое.

Этот голос — он твой, и его непонятному звуку

Жизнь и горе отдам,

Хоть во сне, твою прежнюю милую руку

Прижимая к губам.Приближается звук. Александр Блок.

И потом уже другой мальчик, совсем в другую эпоху, повторяя блоковское стихотворение и не ведая, что его повторяет, выйдет на веранду подмосковной дачи и, собираясь на электричку, наклонится к сидящему в кресле человеку куда как старше его и, не пытаясь вытянуть чужую руку вверх, а именно опустив голову, как и положено, в мужском древнем смирении и уверенности, прикоснется губами к тыльной стороне ладони сидящего.И это будет такое неожиданно интимное зрелище, что все находящиеся здесь же на веранде сделают вид, что никакой интимности не произошло.Потому что и обычный поцелуй, и прилюдное объятье — ничто перед этим почти сомнамбулическим прощанием. Прощанием впрок. Прощанием, которому еще не пришло время, но непременно придет.Это так же просто, как пластилин.А мальчик разогнется и пойдет по своим 20-летним делам. Широко печатая шаг и, возможно, посвистывая.Потому что только в юности мужчина может сказать эти глупые слова, которые ему никогда не обеспечить имеющимся у него душевным золотым запасом: ?Весь я твой?.Весь я твой — это значит, от хохолка на макушке вместе с юношеским подбрюшьем до неаккуратно стриженых ногтей на ногах. Просто так — в подарок. В надежде, что и ему — всё тоже отдадут в подарок. Всю свою жизнь. За один стишок. А потом еще раз позовут, и еще раз отдадут и насыпят сверху. Тоже в дар и тоже как будто бы навсегда. И разговор тут не о сексе, а именно о любви.Но скучать о твоем голосе (?этот голос — он твой?) он, разумеется, тоже будет. Потому что это единственное, что в тебе не сожрет в скором будущем время и не засыплет землей. Тебя засыплет, а голос нет.Не навсегда. О первой любви. Дмитрий Воденников. ***Справедливости нет.

Справедливо ли, что пуля попала ему в сердце? Каррера стрелял вслепую, умирая, и сдох от отдачи. А пуля попала точно в сердце. Потому что нельзя нарушать законы вселенной.

Но он же нарушил. Я ведь все еще жив. Почему я жив, а он нет? Искупил свои грехи?***Мелкие несовпадения, детали. И образ плывет. Ты ведь понимаешь, что он не тот, за кого выдаёт себя. Он порождение чужой реальности. Он ошибка времени.

Когда тебе понадобится помощь, я буду ждать тебя.

PS: Ему снятся кошмары. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Крик.

Мы постоянно играем с тобой в игру. Считаем медленно до пяти. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Ты всегда говоришь, что нужно считать в обратном порядке, ведь с этого все началось, этим и закончилось. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Один — к смерти.1 10 8А потом 8 переворачивается.

***— Раз.Сережа натягивает Арсению шапку на глаза.

— Два.

Антон и Стас бросаются врассыпную, пытаясь найти укрытие.

— Три.Дима хватает Сережу за руку и прыгает со сцены, заползает под столик, прячась в ногах зрителей.— Четыре.

Импровизация пошла по пизде пару минут назад.

— Пять.Потому что Арсений.— Я иду искать!***2497 год 0.3— Слишком много вариантов, зависимостей, случайностей. Я говорила тебе. Мы живем по другим законам времени, для нас оно линейно. Ты не видишь целостной картины. И не увидишь: ты — человек.

— Мне дали инструкцию. В следующий раз я сделаю все правильно.

***— Сначала мутации были едва заметны, но ближе к вратам они становились радикальнее. Изменение форм, удваивание форм.— Удваивание?

— Эхо, дубли, копии. Называйте как хотите.

— Это могли быть галлюцинации?— Я сама сначала так подумала. Но ведь не только я их видела.— Что стало с другими участниками экспедиции?— Они мертвы.

— Потому что вы солгали им, миссис Банкрофт.

— Не было смысла возвращаться. Разве это безопаснее, чем идти вперед?— Вы знали, но приняли решение продолжать двигаться.— Арсений принял решение.

— И вы продолжили путь.— Да.— Помогите мне понять, откуда сегодня на границе Зоны X взялся еще один Арсений Попов? Молчите? Он, кстати, умирает от рака. Странно, да? В мире, победившем эту болезнь три сотни лет назад. А еще у него нет стека и имплантов. Вообще никаких модификаций тела нет. Кто он такой?***

— Ты улетаешь надолго, я хотел проводить и попрощаться.— Проводил? Молодец. Пока.— Давай поговорим.

— В пизду разговоры, Арс. Ну вот чего ты от меня хочешь?— Для начала ты можешь не материться через каждое слово?

— При тебе, сука, не могу. Чего ты, блядь, хочешь, а? Хочешь, чтоб я остался?

Антон швыряет сумку на пол.— Нет, — говорит Арс, — я не прошу тебя остаться, это твоя жизнь, и я…Арсений не сдается.

***Арсений сдается.

Белая рубашка Антона в его руках, как белый флаг.

Арсений сдается.

Путается в белых простынях, признавая поражение, хотя он победил.

Целует осторожно, будто не знает, что чувствует в этом теле. Непривычно большом. Непривычно сильном. Боится навредить.

У Антона дрожат губы.

Арс отстраняется, заглядывает в глаза, касается щеки аккуратно кончиками пальцев, скользит к вискам, зарывается в волосы, выдыхая рвано.— Тебе наверное некомфортно из-за оболочки?— Мне плевать на твою оболочку.

Арсений целует снова, увереннее, с жадной нежностью, которая во всех его действиях читается настолько явно, что Антону дышать тяжело.

Ласка сладкая, томная, бережная. Предложение тела и души. На коже остаются невидимые следы, которые теперь вряд ли удастся стереть. Следы, оставленные в жизнях друг друга, уже не вытравить из памяти.

Арсений гладит губами шею, мягко, хищно, кромка зубов задевает кожу, он будто прирученный зверь — льнет ближе и не кусает. Антон жмурится, бессильно мотая головой, сжимая простыни в ладонях. И даже не находит в себе сил, попросить прекратить мучительный акт чужого безумия и собственной чудовищной одержимости. Ощущений и чувств больше, чем он способен воспринять сейчас, через край. Осязание сдается, и тело покалывает от невозможности нормальных реакций. Губы дрожат, как дрожали тогда среди сотни шокированных взглядов, а Арсений его целовал. Впился в рот отчаянно, сам себя испугался мгновенно, отпустил, но не отступил. Шептал: ?Прости?. Умолял: ?Останься со мной?. Арсений был безжалостен. Антон целовал в ответ на глазах у всех, под вспышками камер и салюта над головой. Никто не избежит своей судьбы. Они свою участь вчера разделили.

Арсений выпивает душу нежными касаниями. Невинными, но все равно слишком острыми. Антон дышит часто. Им надо остановиться, иначе он задохнется. И Арсений тоже, очевидно дорвавшийся.Это похоже на секс под смесью кокаина и амфетамина. Антон пробовал. Медленно, тягуче, ощущениям кроет. Разница лишь в том, что они сейчас оба в трезвом уме. Ловят наркотический приход. Взбесившийся мозг выбрасывает гормоны в кровь, и дьявольски бьющееся сердце разносит их по организму. Арсений кажется заторможенным, на самом деле напуган.

Время растягивается, ощущения яркие, а удовольствие от прикосновений точно затмит оргазм, которого Антон ждет, как освобождения. Но хочет еще.

— Я не могу больше, — шепчет он.

Арсений отрывается от его шеи с трудом, будто это действие приносит ему физическую боль. Перекатывается на простыни и закрывает руками лицо.

— Безумие.

— Безумие. Я так долго люблю тебя, и теперь не знаю, что делать.

Антон пытается восстановить дыхание, остановить себя, когда накрывает чужой пах ладонью. Арсения подбрасывает, и его стон проходится электричеством по телу, сознание коротит, мозг отключает импланты сам.

— Блядь, — Арс вцепляется в руку, сжимает, отпускает, испугавшись своих реакций, и переворачивается на живот, утыкаясь в подушку носом. — Блядь, дай мне минуту…

Антон сплетает их пальцы. Даже не пытается понять, что с ними обоими происходит, его несет дозволенностью, неограниченностью действий по отношению к человеку, которого он любит и хочет до дрожи и белых вспышек перед глазами. Фантомные касания чужих губ к телу заставляют вздрагивать. Он трясется.

Арсений садится, подгребая сбившееся к ногам одеяло на себя, и укрывает Антона, обнимает, придвигаясь вплотную.

Рваные выдохи и тепло убаюкивают. Антон дремлет, но не может скользнуть в сон. В голове не умещаются мысли и слова, их нужно озвучить, а Арс и так напуган. И вместо счастья сознание сшибает тревогой и болью. Арсений-наркотик, и это передоз. Невоплощаемая мечта во плоти. Недостижимая, но греет своим теплом. Антон сорвал джекпот, откусил от вселенной огромный кусок и не в силах его прожевать. Когда человек превращается в мечту, когда мечта становится стимулом жить, подобный образ существования начинает требовать жертв. Первым страдает покой, а потом удовольствия, развлечения, отдых, здоровье. Какое соотношение значимости мечты и затрат на нее нормально? Но Арсений — мечта-смысл, мечта-оправдание, мечта-цель. И Антон готов жертвовать ради него всем своим существованием.

— Я схожу с ума.

Арс потирает ладонью лоб.

— Ты целовал меня, и я подумал, что рехнусь, не выдержу. Ты слишком, чрезмерно, до краев везде. Ты меня поглощаешь. Но, знаешь, забирай. И будь рядом.

Он пытается ухватиться за волосы, которых сейчас нет, и смеется над своим привычным нервным жестом.

— Мы — это неправильно? — хрипит Антон. — Мы — ошибка?

— Нет, Шаст. И не верь, если скажут иначе.

— Я больше ничему не верю.

— Хорошо, — Арсений встает с кровати и уходит на кресло, с ногами забирается, опять не умещаясь. — Попробуй поспать.

Антон поворачивается набок к нему лицом и смотрит, как Арс измученно опускает плечи, зажмуривается и нервно перебирает пальцами ткань брюк на коленях. Он засыпает прямо в кресле, уронив голову на спинку. А Антон дремлет, бредит, ловя сны-приходы, короткие и яркие — явный признак сумасшествия. Выныривает будто из комы ранним утром, кажется, даже шести нет. И видит Арсения уже в нескольких сантиметрах от себя. Это тело — не родное, не хрупкое, но поза и выражение лица все равно вызывают желание защищать. Антон старается запомнить момент, осознанно ищет мелкие детали: нахмуренный лоб, обгрызенные ногти, согнутые в неудобном положении ноги, будто кровать маленькая, сбивающееся дыхание, может, кошмар снится, приоткрытый рот, который Антон целует мягко, успокаивая. Арсений отвечает, хотя очевидно не проснулся, лижет губы и кромку зубов, двигаясь языком по кругу. Ресницы трепещут.

Антон хочет отстраниться, но ему не дают, поцелуй перестает быть невинным мгновение спустя. Арс настаивает, притирается бедрами, царапает живот, скользя пальцами на спину к ягодицам, заставляя Антона повернуться набок. Тянется к ширинке, но Антон сам дергано расстегивает брюки и, извиваясь, вылезает из штанин. Резко вырывает из петли пуговицу чужих брюк, дергает молнию и просовывает руку под белье. Арсений распахивает рот для вздоха, но так его и не делает. Замирает, зажмурившись, подавшись бедрами к ладони. Выдыхает, когда Антон обводит головку пальцем, и задыхается сквозь стоны. Для Антона это мгновение перестает быть чем-то реальным, осознание не приходит, поэтому он смотрит, впивается взглядом, растягивает момент, насколько может, хотя Арсений под руками горячий и мокрый, дрожит, ломается, мотая головой из стороны в сторону. Собственное имя, срывающееся с чужих губ на повторе, оглушает. Арсений безжалостен. Шесть веков лгать друг другу, чтобы сейчас захлебываться чувствами и не верить в происходящее. За столько лет запретный плод иссох, но желанным быть не перестал. Антон целует распахнутый рот, начинает кусаться, потому что Арсений едва ли в себе, уже не стонет — хрипит. Он бы кончил, кажется, за минуту. А Антон не может остановиться, смотрит, продолжает жадно мучить, глядя в лицо, запечатлевая в сознании чужие эмоции. Контролирует оргазм, не осознавая этого, пока Арсений просто не перехватывает его руку, стискивает и кончает, задохнувшись. Трясется под пальцами Антона, оглаживающего тело, не желающего отпускать момент. От зеленых глаз веет сумасшествием. Он живое безумие, разрываемое чувствами. Арс сжимает его крепко, требует объятий, теряясь в ответной реакции. Антона колотит, но он ведется, тонет в чужих руках, ложится щекой на грудь, ощущая, как стучит сердце, и слышит срывающийся шепот:

— Останься со мной. Это твоя жизнь, но я прошу тебя, Антон, останься со мной.

***— Мне звонит Слава, — Арс трет глаза и зачем-то смахивает несуществующую челку, — третий раз уже.

— У меня встреча с Каррерой в десять, — сонно говорит Антон, поворачивается к Арсению, заманивая в поцелуй, и мягко обхватывает нижнюю губу.

— М-м-м, время полдесятого.

— Как жаль.

— Надо ответить.

Арс без предупреждения врубает голосвязь и натягивает одеяло до подбородка. Антон со смешком утыкается носом в его висок, флегматично разглядывая удивленное лицо Славы.

— Доброе утро, парни, — Дусмухаметов справляется с собой быстро, даже голос не выдает его замешательства. — Антон, почему, чтобы связаться с тобой, мне нужно постоянно отвлекать другого человека?

— Мы в одной кровати.

— Ожидаемо, — перебивает Слава.— И Арсений не был сильно занят. Ожидаемо?

— Ладно, конкретно сейчас я охуел. А ты охуевший. Вставай и дуй в башню. Каррера в отличие от тебя излишне пунктуален.

Антон тяжело вздыхает. Тепло чужого тела рядом терять не хочется. Оторвать себя от Арсения не хватает никаких сил.

— Слав, тебе не кажется, что Каррера поспешен?

— Не больше, чем Кавахара, — вмешивается Арс и садится на кровати, потирая ладонью рот. — Слав, Шаст будет на месте через полчаса, я прослежу, — и отключает голосвязь.

Голограмма Дусмухаметова меркнет.

Антон нахмуривается в пугающе напрягшуюся спину. Отмечает невольно, что родинок на коже практически нет.

— Арс?— Нечестно ты со мной поступил.

— Я пытаюсь выбраться из сложившейся ситуации с наименьшими потерями.

Арсений резко разворачивается и, перехватив взгляд, шипит:— Хочешь забыть меня? Избавиться? Я настолько не нужен…Антон соскальзывает с кровати на колени, обхватывает ладонями его лицо и целует, обрывая свое и чужое дыхание.

— Я могу повторять сколько угодно, — шепчет в губы, — теперь могу и буду. Ты нужен мне. Я люблю тебя. Арсений Сергеевич Попов, слышишь меня? Я люблю тебя. Всю свою жизнь я любил тебя и люблю до сих пор.

— Тогда зачем? — Арс зажмуривается.

— Во мне кроме тебя ничего. Пустота. Невозможно так жить. Я себя теряю.Антон кладет голову на чужие колени как на плаху. Арсений касается его волос дрожащими пальцами, дышит быстро, задыхается.

— Антон, останься со мной. Пожалуйста, останься. Я сделаю, что угодно.— Если ты умрешь…— Я не просил тебя тогда, а сейчас умоляю: останься со мной!

— Если ты умрешь, — повторяет Антон срывающимся голосом, — я исчезну.

— Антон…

Антон не выдерживает. Садится на чужие бедра, и даже в таком положении у него не получается смотреть сверху, только глаза в глаза. Арсений моргает часто, потерянный, объятый страхом. Еще секунда, и Антон не уйдет от него даже под угрозой уничтожения планеты.

У поцелуя снова горький привкус, а в нежности проще утонуть, чем разбираться, почему именно так переплелись их больные сознания.

— Кавахара обещала мне защитить тебя.

— Она не сможет. Только поставит под удар себя и детей.

Антон вздрагивает. Есть вещи, умалчивание о которых его разорвет.

— Ты ее недооцениваешь.

— А ты переоценил.— Власть главы сената?

Арсений кивает, щекотно проезжаясь бородой по щеке.— Настоящая власть сосредоточена в руках Карреры.

— И олигархов, поддерживающих его. Помню, угу. Но олигархи способны быстро приспосабливаться и менять сторону, когда речь заходит о деньгах, — Антон пальцем тыкает Арса в грудь. — Ляг, я соскальзываю.

Арсений дергает плечами и, стиснув ягодицы, прижимает Антона ближе, хотя некуда уже. Места для маневров не остается совсем.

— Под давлением обстоятельств сторону меняют все.

— Я смогу надавить. Я полный профан в политике, — шепчет Антон, прикусывает чужую губу, отпускает, — но даже я понимаю, что тоже имею определенную власть.

— Надо мной, — Арсений ухватывается за поцелуй, все равно продолжая говорить: — И ты действительно полный профан в политике.

— Зато я прекрасно научился продавать себя и свое мнение. Спасибо ТНТ и Стасу.

— И продал себя Кавахаре.

— Ну, — Антон со смешком щелкает резинкой чужого белья, уловив недовольную гримасу на лице Арсения, — логично же. Явно не с Каррерой мне строить рабочие отношения. С человеком, который держит за горло тебя. И не ты ли мне тут постоянно затираешь про смену режима.

— Режима сна, — шипит Арсений, — Шаст, я не представляю, как ты видишь сложившуюся ситуацию, но Кавахара не в состоянии тягаться с Каррерой.

— Ты забыл про Камски.

— Ты забыл, что тебе пора начать собираться. При чем тут Камски?

— Ты не догоняешь?Антон валится с коленей и пытается взглядом найти собственный костюм. С удивлением обнаруживает его сложенным на спинке кресла. Арс всегда был аккуратен в отношении одежды.

— Я догоняю. Просто хочу услышать твои размышления.

— Биотех и андроиды принадлежат Камски. Твои слова, между прочим. А Кавахара, так уж сложилось, покровительствует ему и даже спонсировала и продвигала некоторые проекты. На Камски держится военная промышленность. Как неловко для Карреры.

— Он имеет рычаги давления. Наши же проекты, проекты Сколково имею в виду, без которых Камски почти ноль. Даже дружба Камски с отцом Кавахары, — голос Арсения становится ниже, — вряд ли заставит его ввязаться в политические игрища. И я… — он закашливается и замолкает.

Антон переключает внимание с запонок на Арса и прищуривается.

— Продолжай.

— И я…

Арсений сглатывает.

— Ты хочешь меня?— Да.— Твою мать, — рычит Антон и заставляет себя быстрее застегивать пуговицы рубашки, иначе просто снимет нахрен и завалит Арса, хоть с этим его телом и придется сильно постараться, чтоб осуществить желаемое.— И я советую тебе, — Арсений справляется с собой, но темные глаза продолжают травить Антона упущенными возможностями, — не ввязываться тоже.

— У меня есть шанс помочь тебе. Ты просишь меня остаться…— Но я прошу без уважения? — ржет Арс.

Антон сжимает губы, а потом цыкает.— И кокаиновых соплей. Ты просишь меня остаться и ждать, пока ты умрешь, так? Нечестно.

— Честнее забыть?

— Легче.

— А тебе станет легче?

— Не знаю, — Антон накидывает пиджак и подходит ближе. — Вряд ли. Ты та часть моей жизни, которую невозможно стереть без последствий для личности. Я люблю тебя уже очень и очень долго.

— Я не вижу выхода для себя. Но я слишком эгоист, чтоб потерять впустую последние дни своей жизни, учитывая, как много времени было у нас, могло бы быть, но я все проебал.

Антон проглатывает вопрос. Понимает: да, это признание, исковерканное, своеобразное признание. Под угрозой смерти.

— Любишь меня, — спокойно утверждает он.

Арсений смеется.

— Не отвечай, — Антон мстительно отворачивается и оказывается в объятиях быстрее, чем надеялся. — Любишь.

Чужой вздох опять обрывается касанием губ. Арсений забирает у времени свое. У Антона — выбор и возможность не бежать, спотыкаясь, до автомобиля, а потом по лестнице башни ТНТ, потому что у лифта толпа. В животе режет от голода, и одновременно бабочки порхают. В голове счастливое блаженство. Любит же, блядь.

Холл сотого этажа невероятно многолюден. Среди охранников Карреры, темнеющих строгими костюмами, белеют одинаковыми майками пять копий Арсения. И, судя по незамутненным взглядам, они едва сошли с конвейера.

Антон опускает голову, стараясь не привлекать внимания, но все равно оказывается перехвачен в коридоре почти у кабинета Славы. От приторно дружелюбной улыбки андроида лицо кривится само собой. Понять любовь Камски к копиям, населяющим его дом, невозможно в принципе.

— Привет. Ты свободен в обеденное время?

— Утро доброе. Я занятой сегодня, пиздец. Голова еще болит.

Все пиздеж, кроме мигрени.

Антон обходит андроида и вваливается в кабинет Дусмухаметова, поспешно захлопывая за собой дверь.— Слав, прости, я задержался, — голос на последнем слове срывается в хриплый выдох.

Каррера смотрит с интересом ученого, внезапно обнаружившего нетипичное для эксперимента поведение подопытной мыши. Антон не жаждет знать, из какой он группы.

— Ничего страшного, мистер Шастун. Надеюсь, мое ожидание стоило того.

Экспериментальной.

— Зависит от ваших целей и моих возможностей.

Не так стоило начинать разговор с президентом протектората точно.

— Мне нужна поддержка в определенных вопросах касаемо ситуации с андроидами.

— Почему именно моя поддержка?

— Не будем тратить время на объяснения, в которых вы не нуждаетесь.

— Я не понимаю.— Понимаете, — жестко обрубает Каррера. — Вы в курсе масштабов своего влияния на аудиторию. А я в курсе вашей договоренности с мисс Кавахарой. Но к счастью, мистер Шастун, у вас все еще есть выбор.Антон прищуривается. Игнорирует кресло, оставляя за собой преимущество хотя бы в росте.

— Выйти из этого кабинета живым?

— За кого вы меня принимаете? Ни вам, ни мисс Кавахаре не грозит никакой опасности.— А кому грозит?— Очень хороший вопрос, — Каррера берет в руки чашку с чаем, отпивает с удовольствием, медлит, рвет нервы Антона. — Ответ очевиден для вас, полагаю. Но существует возможность повлиять на мои решения.

— Не тратьте слова, что вам нужно?

— Я уже говорил. Вам ведь плевать, чьей марионеткой быть. Вас не интересует политика. Вы обмениваете себя на жизни близких вам людей.

— Глупо надеяться, что вы позволите жить человеку, поддерживающему мисс Кавахару. И уж тем более андроиду, которого жаждете уничтожить.

Антон приваливается бедром к столу, ноги не держат.— Я готов вести диалог с вами на равных. Мне есть что предложить вам, вам есть что предложить мне, мистер Шастун. А Рейлина Кавахара не способна выполнить ваши требования. Но если вы убедите андроида остановиться…— Вы боитесь его, — предполагает Антон и попадает в цель.

Каррера зло прищуривается.— Мой приоритет — безопасность. А машины, перепрограммированные Камски, стали крайне опасными.

— Считаете их действия ошибкой в программе?— Нет, считаю их действия управляемыми извне.

— И кем же?— Сложно судить. Кто-то использует Камски, чтоб раскачать ситуацию во всех цивилизованных мирах.

— А может президентское кресло просто горит под вами? — Антон заставляет себя сесть, понижает голос. — Почему вы боитесь Камски? Потому что он поддерживает не вас, а мисс Кавахару? Я угадал. Ваша армия по сути принадлежит ему, и вы желаете избавиться от него, заменив кем-то из вашего круга, как поступили пару десятков лет назад с большинством состава совета директоров Гугла? Рейлина Кавахара не подчиняется вам и является отдельной политической силой в отличие от других сенаторов. А влияние Арсения Попова в сенате оказалось велико настолько, что его решили уничтожить? Вы отдали приказ убить всех людей на площади двадцать второго июня две тысячи четыреста девяносто седьмого года?

— Ваши рассуждения логичны, — соглашается Каррера, ставит излишне аккуратно чашку на стол, но злость сквозит в каждом его движении. — Только вы не знаете всей ситуации. Я не собираюсь выставлять свою кандидатуру на этих выборах.

— Что?

Антон от неожиданности больно прикладывается локтем о спинку кресла.

— Мистер Шастун, Элайджа Камски сумасшедший, решивший, что в его андроидах обитают души марсиан. Не смотрите на меня так, — Каррера хмыкает, — я излагаю факты.

— Камски считает, что создал мыслящих существ, я говорил с ним.

— Чушь, вы же понимаете. Вы думаете, что ваш андроид любит вас искренней человеческой любовью. Камски, что в нем хрупкая марсианская душа. Вы оба заложники собственных глупых мечтаний.Антон вскакивает и спотыкается, делая слишком широкий шаг от стола. Доходит до стены в бесплодных попытках начать наконец мыслить здраво. Арсений с утра выпил эту способность жадным поцелуем.

— Вы лжете.

— Элайджа Камски лелеет надежду уйти в другой мир, мир углерода, верит в существование души. Не только человеческой. А андроиды — сосуды. Вас не пугает фанатик, обладающий мощной армией? Склоняющий Рейлина Кавахару — главу сената — на свою сторону? Наделивший вашего андроида огромной силой. Бесконтрольно. И мы понятия не имеем о его возможностях. А насчет мистера Кадмина, — Каррера вздыхает устало. — Приказ отдал не я, тот человек — бывший президент протектората — мертв уже давно и безвозвратно. Смерти мистера Кадмина я не хотел, по крайней мере тогда. Мы даже работали вместе над несколькими проектами. Я защищал его. Сейчас он проблема. Как и андроид. Поэтому нам стоит начать сотрудничать, мистер Шастун. Их жизнь и безопасность людей в ваших руках. Договоритесь с андроидом, мы опрометчиво начали его преследование и теперь пожинаем плоды. Я предлагаю ему вернуться к нормальной жизни. А мистер Кадмин может улететь, куда пожелает, на этой планете ему места нет, но я не трону его. И, разумеется, я гарантирую безопасность вам и вашим близким.

Антон открывает рот, но осознает, что сказать ему нечего. Слишком много новой информации, переворачивающей представление о реальности с ног на голову.

— У вас предусмотрен вариант на случай, если я не соглашусь?— У вас есть предложение лучше моего? — интересуется Каррера.

— Нет.

— Тогда ваши муки выбора мне не ясны.

— Я вам не верю, ни единому вашему слову.

— Придется, иных гарантий у вас все равно не будет. Подумайте, — Каррера встает, и в кабинете как по щелчку появляется охранник, — но не слишком долго. Завтра вы мне уже нужны.

— Если соглашусь, — говорит Антон, застывая статуей, не давая пройти.

Охранник бесцеремонно толкает его в плечо.— Вы согласитесь. Мистер Кадмин находится в очень уязвимом положении.

— Почему вы защищали его тогда?

Полуулыбка с лица Карреры сползает.

— Ему было что мне предложить. Как и вам сейчас.

— Компромат?

— Вы придаете информации слишком большую ценность.

Он со смешком покидает кабинет.

Антон несколько секунд просто пялится в пространство, не может сдвинуться с места и дышит через раз из-за бешенства, закипающего в груди.

— Сука, — орет он двери. — Сука! Какой же я тупой, блядь! Если соглашусь. У меня же вариантов хотьжопой жуй, — и обессиленно оседает на пол, борясь с подступающей к горлу нервозной тошнотой.

Панель входящего звонка от Кавахары расползается по внутреннему экрану. Антон когда-нибудь вывихнет зрачки, принимая вызов или в попытках разглядеть медленно наезжающую информацию о звонящем, обозначенную мелким шрифтом.

— Что он вам сказал? — начинает Кавахара без приветствия.

— Я думал, вы предъявите мне за другое. Или вы про Арсения? Он был немногословен ночью и с утра, — что вообще вырывается из его рта? — Спал, понимаете? — поправляется Антон и закрывает лицо руками.

Кавахара в лице меняется.

— У вас истерика.

— В легкой форме.

— Успокойтесь.— Вы мешаете мне успокоиться.

— Что сказал вам Каррера? Он угрожал вам?— В легкой форме, — со смешком откликается Антон.

Будь возможность, Кавахара бы его ударила.

— Предложил вам взаимовыгодное сотрудничество в обмен на жизни дорогих вам людей?

— Ага, под копирку ваши условия, здесь мне правда не подрежут память.— Но откусят здоровенный кусок вашей личности, по капле распродадут совесть и лишат собственного мнения.

— Хха! — Антон в припадке веселья колотит об пол ладонью. — Да меня мнения лишили сразу, как я попал на ТНТ. Мне двадцать два было. А вы мне загоняете про личность и совесть. Срать! Срать я хотел на собственное мнение, свою дерьмовую личность и давно пропитую совесть. Срать я хотел на политику. Я тот самый бесполезный биотех, который не хочет работать, который не хочет управлять и брать ответственность. Мне все равно, кто спасет дорогих мне людей.

— Прекратите истерику, — шипит Кавахара.

— Вы работаете с клоуном, привыкните уже.

Она качает головой и вцепляется в волосы, распущенные и на удивление грязные. Антон никогда не видел ее такой. Видимо, определенный уровень доверия между ними теперь есть.

— Антон, Каррера убьет Арсения, вашего андроида, меня, вас или будет шантажировать до конца жизни. Людям его положения не обязательно стоять у руля, они серые кардиналы.— А вы поощряете сумасшедшего фанатика Камски.— Камски безобиден. Пусть считает своих созданий хоть инопланетянами, хоть богами, хоть высшей расой, он не способен причинять вред. Он гениальный ученый, причина двух технических революций.

— Вы так говорите, — Антон ложится на пол, раскидывая конечности в стороны, благо пространство позволяет, — будто поддерживаете его начинания, поддерживаете андроидов.

— Я могла бы поддержать в определенных обстоятельствах.

— Вы хотели уничтожить андроида.

— Вы убедили меня в необходимости сохранить ему жизнь. Он гениальное творение Камски, я хочу его на свою сторону. Я хочу, чтоб вы были на моей стороне, — Кавахара начинает давить. — Нет смысла топтаться на месте, утопая в болоте.

— Условия Карреры все еще кажутся мне лучшим выбором.— Каррера будет сохранять жизнь им обоим, только пока перестраивает власть под себя, потом убьет. Ему нет смысла оставлять в живых высшего офицера и опасного андроида. А я как никто другой заинтересована в спасении Арсения. Вы здесь из-за любви, Антон, вы воюете из-за любви. Я тоже.

Антон ржет, прикладываясь затылком об пол.— Вы несете чушь.

— Ваш андроид никогда не отступится, вы не сможете его убедить.

— Я попробую.— Каррера манипулирует вами, — голос Кавахары срывается.

Она тоже боится.

— Как и вы.

— Они оба умрут, а вас используют и выкинут, вы осознаете?

Антон прикусывает губу и подкладывает под голову руки. Хочется почувствовать теплый песок, но кожа неприятно трется о грубый ворс ковра.

— Не в полной мере видимо, извините.

— Каррера убьет Арсения. Поймите же вы.

— Я не идиот. Я соглашусь на его условия только при стопроцентных гарантиях. А у Арсения все еще есть компромат.

— У Арсения нет компромата.

По спине бежит холодок.

— Что?— Компромат у меня.

Несколько секунд Антон слышит лишь свое дыхание и скрип проржавевших мозгов.

— Так…— Именно так!— Вы не собираетесь использовать компромат.

— Я использую его уже давно, — Кавахара качает головой, будто с дебилом разговаривает. — Как защиту в основном. Иногда добираю себе чуть больше полномочий. Компромат — единственное, что сдерживает Карреру. Но раскрыть компромат значит начать войну в протекторате. Вы готовы ради одного человека пожертвовать жизнями миллионов людей?— Я не знаю, — шепчет Антон и, не отдавая себе отчета, вдруг кивает.

Кавахара открывает рот и замирает, силясь сказать хоть что-то. Молчит долго. Антон опережает ее вопросом:— Я не могу поступить иначе, но зачем вам все это?— Вас интересуют причины моей любви?

— Скорее то, как вы стойко миритесь с проблемами, которые вам подкидывает ваша любовь.— Вы не проблема, Антон. Неприятный, но легко и бескровно устранимый фактор.

— О-о-о, — тянет Антон, — потрясающе. Я не проблема. Хотите утешить себя мыслью, что он не любит меня?Кавахара смотрит странно.— Арсений любит вас, я знаю. Он мне сказал.

Антона бросает в жар.— А мне не говорил ничего.

— Вы сомневаетесь?— Сомнения должны быть всегда — это здравый смысл.— В вас ни капли здравого смысла.

— Возможно, — Антон пожимает плечами и морщится, когда шею начинает колоть от долгого пребывания в одной позе.

— Хорошо, что вы признаете.

— Как давно вы стали любовниками?

Брови Кавахары взлетают на лоб, но отвечает она совершенно спокойно. А Антон просто охуевает от вырвавшихся слов.

— Давно. Раньше, чем он оказался в сенате.

— Не знаю, зачем я спросил.

— Ваша ревность мне льстит.

— Я сделал вам утро, не благодарите.

— Вы его испортили, — отбивает Кавахара.

В ногу Антона врезается дверь. Слава протискивается в образовавшуюся узкую щель и обеспокоенно оглядывает распростершееся на полу тело.

— Ты в порядке?— В порядке, — Антон кивает и садится. — Мисс Кавахара, мы можем обсудить все при личной встрече? Сегодня вечером вас устроит?Слава выпучивает глаза на голограмму главы сената.

— Личная встреча усугубит нашу ситуацию.

— Не драматизируйте. Жду вашего звонка. Хорошего дня.

Антон отключается и подмигивает Дусмухаметову. Слава молчит, поджав губы.

— Ты заставляешь меня волноваться, — наконец говорит он и, опустившись на колени, тыкает в свой планшет. — Твой контракт. Аннулированный.

— Кавахара слегка переборщила. Но если нужен, я весь твой.

— Выметайся из моего офиса, у меня теперь очень много работы в связи с твоими вывертами сознания.

Антон с усилием сохраняет лицо, встает и протискивается мимо Славы в дверь.— Прости, я виноват перед тобой, но я не контролирую действия других людей.— Ты и свои не контролируешь, — рявкает Дусмухаметов. — Каррера зол. Что ты ему сказал?

— Он угрожал мне.

— И тебя это, блядь, удивило? Да у тебя точек давления больше, чем… чем… — Слава безнадежно машет рукой и поднимается с пола.?Больше, чем родинок на теле Арса?, — заканчивает Антон мысленно.

— Я не удивлен. Я просто тупой, Слав.

— Нахуя ты связался с Кавахарой?

— У меня были причины.

— Антон, давай так: при следующей беседе с Каррерой ты примешь его условия, выставишь свои, подпишешь другой контракт и…— И продолжу торговать собой.

Слава издает болезненный звук.— Задумался вдруг о своей бессмертной душе?

— Нихуя, — мотает головой Антон, — не о своей. Я не верю Каррере. Ты в курсе его методов.

— А Кавахаре ты доверяешь, значит?— В некоторых вопросах.

Слава уходит к своему столу и обессиленно падает в кресло.

— Ты утопаешь.

— Возвращаю к жизни утопленника.— И утопаешь сам.

— Я смогу все исправить. Если буду нужен, звони.

— Жди звонка от Карреры.

— С нетерпением, — бросает Антон и сваливает в коридор, зло хлопнув дверью.

Прислоняется спиной к стене, открывает голографический экран и первым делом швыряет Арсению в чат блюющий смайлик.

— Понял, — тут же отвечает Арсений и присылает дикпик.Антон несколько секунд тупо моргает в огромный голографический хуй, потом, оглянувшись в ужасе, скрывает экран и пишет:— Ты ведь не занят?— Как видишь.

— Прилетай в центр, пообедаем.

— Расправляю крылья, — и смайлик ангелочка вдогонку.— Пернатый, — шипит Антон.

И решает спуститься по лестнице, чтоб остыть — сто этажей напрочь выбивают из головы любую дурь.

Жалеет о своем решении он уже на восьмидесятом. На сороковом садится на ступеньки и зачем-то, усугубляя, закуривает, вяло пялясь в мигающий глазок противопожарной системы. Вываливается на первый этаж все равно злой как мелкая собака. Пятьдесят процентов ярости, пятьдесят процентов унижения. Пот стекает на глаза, мокрая челка стоит торчком от постоянных зачесываний пятерней. Рубашка мокрая и воняет, а рукава пиджака сбежали куда-то ближе к локтям. Кажется, он потерял запонку, цепанув перила по дороге.

Бебур, увидев его, непонимающе изгибает бровь. Мия, стоящая рядом, отворачивается и прыскает в стаканчик с кофе.

— Как связаны член в мессенджер и демократия? — вопрошает Антон на весь холл и широкими шагами устремляется к дивану, где сидят Бебур и Мия.

— Тебе Каррера дикпик прислал? — интересуется Андрей.

— У нас разве демократия? — не удерживается Мия.— И от того и от другого у меня сегодня прям с утра на языке слегка горчит.

— Ты сплевывай, дорогой.— Боже, Эндрю, не травите Шастуна, ваш бы хуй да вам бы в глотку.

— Пусть он не так усердно отсасывает у власти.

— Я — политическая проститутка, — заявляет Антон и выливает на себя стакан воды, отобранный у Бебура. — Мия, ты чего здесь забыла?

Девушка уворачивается от летящих с отряхивающегося Антона брызг и ловит его скинутый на пол пиджак.

— Ищу бесплатную рабочую силу себе в помощь на показ. Но здесь у всех либо уже есть своя линия одежды, либо заключен контракт с каким-нибудь модным домом. Соболев — коротышка, а Эндрю занят, — Мия прищуривается. — Шастун, может ты свободен?

— Может и свободен, точнее, способен немного изменить свои планы, если ты не против встречи с Кадминым.

— Я не против, — осторожно отзывается Мия и перестает улыбаться. — Поехали?— Надеюсь, на площадке кормят, а то я не завтракал.— Уж завтрак я тебе оплачу, бесплатная рабочая сила.

— Договорились.

Бебур смеется.

— Продался за еду, Шаст?— Не самый плохой расклад.

— Соглашусь. Ты Белого в башне не видел случайно? Он вчера на балу так и не появился и сегодня в офисе тоже.

— Прости, — Антон качает головой, — я и вчера и сегодня в прострации нахожусь, мог тупо не заметить.

— Неудивительно, — Андрей корчит саркастично намекающее лицо, — ты посланника завалил. Еще и горчит ему.

Антон медленно моргает от невозможности хоть что-то сказать, пока Мия не швыряет в него пиджаком.

— Пошли уже.

— Бебур, ну ты конечно выражаешься.— Я горжусь. Ты в прямом смысле ебешь государство и вертишь на хую армию.

— Я отсасываю.Мия издает звук раненой чайки, бьет Андрея кулаком в плечо и, перехватив Шастуна за локоть, тащит его к выходу из башни.

— У меня тачка на крыше.— Я вызвала такси.

Антон выставляет руки вперед в защитном жесте.— Я понял, понял!— Как поживает Кадмин? Жаль у него отвалилась память, а не член.

— Мия…

— Забыли.Девушка так дергает дверь такси, будто собирается с мясом ее оторвать. Антон плюхается на сиденье, пристегивается и на всякий случай прижимается ближе к стеклу.

— Давай обсудим.

— Антон, забыли. Я рада за тебя. Правда. Хоть кто-то из нас счастлив.

— Я не счастлив. Потому что Арсений страдает. Невероятно страдает. А я не могу ему помочь.

— Помоги сначала себе, — Мия утыкается лбом в сложенные руки. — Зависимость от человека сложно побороть. У меня ушли годы, прежде чем я начала дышать без постоянных позывов разрыдаться. Прежде чем я вообще начала дышать. Отключила внутреннюю программу уничтожения. Если ты не поможешь себе, то убьешь его сам. Так работает наша больная психика.

— Я контролирую себя.

— Ты тикаешь, Шастун. Я слышу. Таймер внутри тебя неумолимо отсчитывает время до катастрофы.

Антон нервно усмехается.— Огромной?— Мы все поляжем. Я в твоих глазах это вижу.

— А ты? Что бы ты сделала ради нее?

— Ты спрашиваешь о том, убивала бы я? Уничтожала бы? Да.

— Тик-так. Твой таймер включился.

Мия ломает пальцы.— Мы отвратительные люди.

— И не говори, пиздец какой-то. Под землю бы нам провалиться, — поддерживает Антон, елозя затылком по стеклу в попытке хоть немного охладиться после бега.

— Под землю нельзя, там черепаха нервная.

— И слоны злые.

— Смешно, — комментирует Мия без улыбки и отворачивается к окну.

Издалека надвигаются тучи. Океан медленно темнеет, набегает волнами на материк. Погода испортится через пару часов, но сейчас солнце палит нещадно. Не спасают даже затемненные стекла автомобиля.

— Арсений, не желаете ли вы выйти в свет и испить шампанского? — Антон добавляет игривый стикер.

Арсений присылает задумчивый.— Статьи о нас ты еще не видел, значит.

— Только заголовки. Особенно понравился: ?Практика совращения государства?. Они думают, я трахаюсь с тобой, чтоб стать президентом протектората.

— Не трахаешься.

— Сквозь буквы веет сожалением.

— Сквозняк уже. Тебя не продуло?У Антона в голове начинает распеваться хор ангелов. И голый Арсений в родной оболочке сидит на облаке, стыдливо завернувшись в черные крылья.

— Главное, чтоб горло не заболело.

?Я понимаю, о чем ты?, — изгибом брови намекает пошловатый стикер с Позом.

— Куда ехать?

Антон касается плеча Мии.— Мы же в Гостиный двор?Девушка кивает.

— Я бы не хотела с ним пересекаться, Шастун.

— Тебе не придется.

— Спасибо. Кстати, Лили там точно не будет, я узнала.

Антон выпучивает глаза, потому что своим убитым мозгом даже не задумался о Лили и проблеме, с ней связанной, и выдает в порыве благодарности:— Я тебя сейчас засосу!— Я могу этого как-то избежать?

— Нет.

Мия с хохотом отбивается от объятий Антона, тыкает пальцами в бока и живот и обессиленно сползает по сиденью вниз.

— Я аж вспотела, — признается она. — Придется в душе мыться.

— Да мне как бы тоже.

— Это не приглашение.

Антон цокает.

— Я и не заинтересован.

Машина резко накреняется, разворачиваясь, чтоб припарковаться у дверей здания. Мия красиво выходит на улицу, прикрыв декольте клатчем, прямо под прицельный взгляд камеры. Антон поправляет рукава пиджака, одергивает рубашку, приводит в порядок волосы, насколько вообще можно зачесать пятерней мокрый грязный ком, и вываливается на асфальт. Искусство не выпадать из машины ему до сих пор неподвластно. Пока отстегнешься, пока проелозишь жопой по сидению, желание показать себя во всех красе испаряется напрочь.

— Быстренько обрисую план действий, а то ведь ты даже не спросил. Может я тебя пороть голого на сцене собираюсь? Еще и бесплатно.

— Финансирование урезали? — Антон широко улыбается фотографу и берет Мию под локоть.

— Ужасно воняешь. Финансирование и не давали. Я поспорила просто.

— Потрясающе! На что? Какой выигрыш?— Я должна привести с собой звезду мирового уровня. А с тобой бабло уже мое.— С Бебуром ты бы проспорила.— Боже, — Мия ржет, — твое эго накрыло нас плотным коконом.

— Выпорешь теперь?— Не мой фетиш. Прогуляешься со мной по сцене несколько раз и свободен.— В чем?

— Увидишь, Шастун.

Антон удобнее перехватывает девушку за пальцы и тащится следом. Когда она запихивает его в душевую, даже теряется. В куче голых мужиков. Наступает неловкая пауза.

— А полотенца здесь есть запасные? — блеет Антон.

Мия, прикрыв глаза рукой, швыряет в него халат и полотенце.

— Жду в тринадцатой гримерке.

— Понял.

Антон ныряет в первую попавшуюся пустую кабинку. Пригибается, потому что почти упирается головой в потолок. Кабинка шатается, их явно поставили недавно и только на модный показ. Парни пялятся, хоть стекла и непрозрачные. Что они надеются разглядеть, Антон знать не хочет. Поэтому моется быстро и со стороны наверняка смотрится жеребенком в стойле.

Арс присылает задумчивый стикер.

— Я, конечно, везде могу пройти, но людей тут распугаю. Встретишь?— Пару минут.Антон напяливает халат и прямо с полотенцем в руках выбегает из душевой, забыв про брошенный на полу костюм и ботинки.— Я за Кадминым, — орет он удивленной Мие.

Люди оборачиваются.— Тапки?— Отличная идея, сейчас вернусь.

Арсений обнаруживается у входа. Флегматично дымит какой-то зеленой вонючей дрянью, от которой в носу свербит.

— Привет. Извини, что заставил ждать, — запыхаясь, говорит Антон, увернувшись от дыма в лицо.— Однако, — Арсений облизывает губы. — Интересная у тебя жизнь.

— У тебя была такая же.

— Была. Проведешь сразу в зал?— Да, — Антон старается не концентрироваться на чужом погрустневшем взгляде. — Я, кстати, под халатом голенький.— Информация мне к размышлению, — Арсений перехватывает за талию и смотрит вопросительно. — Куда нам?

— Думаю, туда.Антон пытается проскользнуть мимо Мии, но она подходит сама.

— Добрый день, мистер Кадмин, — ее спокойствию можно только завидовать. — Антон, рассадка свободная. Первый ряд под VIP гостей, но я освобожу одно место. Показ начнется в час, если мистер Кадмин желает, VIP зона с баром к его услугам.

— Спасибо. Не нужно освобождать место, — вмешивается Арсений. — А VIP зоной я воспользуюсь.

— Тогда вам туда, — Мия указывает вправо и, дернув Антона за рукав халата, поспешно сбегает в сторону гримерок.

Арсений пялится вслед.— Знакомое лицо. Я ее знал?

— Я не в курсе. Меня же долго не было на планете.

— Очень долго.

Антон нащупывает чужие пальцы, скользнув от локтя вниз, и сжимает неуверенно.

— Я должен извиниться перед тобой за ту ссору.

— Не стоит. Я виноват не меньше.

— И в чем же?

— Я мог сказать всего три слова, и все было бы хорошо.

Сердце пропускает удар.— Какие?— Останься со мной, — шепчет Арсений и, склонившись, целует быстро. — Ты бы остался?

— Остался.

— А сейчас?Антон зажмуривается.

— Поговорим позже, ладно? Я понятия не имею, в чем мне придется шарахаться на показе.