Глава 13 (2/2)

— Что? Твой андроид так не умеет? — спрашивает он, подняв брови.

Антон вместо ответа касается родинки-беглянки губами, обрывая чужой вздох, и отстраняется, ожидая реакции.

Арсений сглатывает и, качнувшись неловко, обнимает, оседает в подставленные руки, утыкается лбом в плечо.

— Я могу тебя поцеловать? — шепчет Антон.— Отвратительная идея.

— Ладно, тогда пошли пить пиво.— Тебя, конечно, из крайности в крайность швыряет. Мы можем просто постоять?Антон не отвечает. Возможность касаться именно этого человека беспричинно на глазах у множества людей кажется благословением. И неважно, какие боги ему разрешили. Он готов им молиться день и ночь.

Арсений не разжимает объятия даже спустя минуту — Антон считает секунды, перестает лишь на триста двадцать первой. Боится шевелиться, потому что сам Арс — живая сопящая статуя. Хорошо хоть не храпит.

— Я могу спать стоя, — подтверждает мысль Арсений.

— Я верю, но применять свои умения не обязательно. Если хочешь, поехали домой.

— Да, поехали, — Арс осекается и резко отступает на два шага. — Привет, Сереж.— Привет, не знал, что ты тоже здесь, — Матвиенко окидывает его удивленным взглядом. — Что за срань на тебя надета?

— Моя футболка — запасной комплект, — ухмыляется Антон и тыкает пальцем себе в грудь. — А эта — его.

Сережа поджимает губы, на секунду его лицо искажается злостью. И Арсений сжимается, будто ждет удара.

Матвиенко не разочаровывает:— Я от Пашиного звонка сегодня охуел, Шаст, а ты и слова не сказал. Есть новости после вчерашнего взлома экранов? Арс с тобой связывался?

— Он не стал бы связываться с Антоном, — вмешивается Арсений. — Опасно.

— Не опаснее, чем твое здесь присутствие. По крайней мере для Антона.

Арсений опускает взгляд в пол.— Тут ты прав.

— Херня, — уверенно восклицает Антон. — Серый, мы собирались домой, так что завтра поболтаем, извини.— А я сегодня хочу. С Арсением. Оставишь нас на пару часов?

— У вас от меня секретики? — Антон спрашивает игриво, пытаясь перебить агрессивный тон Матвиенко, но в итоге сдается и резко обрубает:

— Нет, давай завтра. Мы устали.

— Знаешь что, Шаст? Мне насрать. Я должен наконец понять, в какое говно он, — Серый склоняет голову в сторону Арсения, — нас окунает. Надоело давиться ложью.

Арс мрачно смотрит в раненое закатом небо, потирает лоб рукой и приглашающим жестом предлагает сесть за один из дальних столиков.

***Звон льда в бокале Сережи неимоверно бесит, даже больше, чем сам Матвиенко сейчас.— Могли бы делать и покруглее, — высирается Антон и замолкает, высверливая взглядом в пространстве между Сережей и Арсением черную дыру и надеясь, что Матвиенко туда засосет.

— Что? — Арс вскидывается и непонимающе моргает: уже полчаса делает вид, будто его здесь нет.

Матвиенко продолжает мучать вИски об стенки бокала и вискИ Антона.

— Лед — покруглее. Ты кушай, кушай.

Несколько минут слышно лишь звуки активного, слишком тщательного пережевывания еды Арсением. Антон вообще никогда не видел, чтоб Арс столько ел. Ну кроме вечеров, когда они накуривались.

— Я не понимаю, — начинает Сережа, — какого хрена происходит?

— Я тоже не понимаю, — говорит Антон мягким тоном, а хочется проорать.

— Между вами, — добивает Матвиенко.

— А что-то происходит?

Арсений уходит в защитную театральщину, лучшую свою роль отыгрывает — хрупкой принцессы. Морально разложившийся граф.

— А что происходит? — вторит ему Антон.— Заткнись, Шаст.

Сережа зол, и влезать в их дружеские разборки Антон на самом деле не жаждет.— Арс, тебя слишком долго не было. Две человеческих жизни — огромный срок. И вот ты воскресаешь как феникс из дерьма…— Куда упал, оттуда и воскрес.

— Упал. Да мы нихрена о тебе не знали, получается. Как можно было столько наворотить?

— Ну, это же он, — бубнит Антон, прячась за бокалом. — Чему ты удивляешься?

— А ты уверен, что это он, блядь? — рявкает Сережа. — Хотя тебе ведь плевать, главное, внешность должна быть вот такая, — и указывает на Арсения.

Антон замирает, глубоко вздохнув. Внутри поднимается слишком обжигающая ярость, но выплеснуть ее он не имеет никакого права.

Арсений вжимает ладонь ему в грудь, припечатывая к стулу.

— Не надо. Он прав.— Нет.

— Я не тот человек, которого он знал. И уж тем более не тот человек, которого ты любил.

— Арс, что ты несешь? Ты — это ты.

Сережа закатывает глаза, смеется и вдруг шарахает бокалом по столу, расплескивая виски.— А другой Арсений? Он кто, Шастун? Ты его обманул…— Серый, — предупреждающе говорит Арс.

— … разменял мгновенно, не задумываясь, на хуй пойми кого. Мы же, блядь, не знаем, кто он, Шаст. Мы нихуя о нем не знаем. Убийца, манипулятор…Антон открывает рот, закрывает и плавно поднимается из-за стола под непрекращающуюся тираду Матвиенко.

Эмоции с лица Арсения стекают в какую-то почти предсмертную маску. Он кивает на каждое хлесткое слово и молчит, кулаки только под столом сжимает и разжимает.

— Сереж, — просит Антон, угрожающе нависая, — прекрати.

— Пусть продолжает, — возражает Арс. — Мне интересно, каким видит меня сейчас мой лучший друг.

Матвиенко спотыкается.

— Продолжай, чего ты? Нам давно стоило поговорить.

— Я не буду просить прощения за свои слова— Я и не жду. Понимаю все прекрасно. Радует, что ты до сих пор сохранил способность мыслить здраво и анализировать.

— Ты на Арсения не похож. Наш Арс больше похож, хотя вы разные. Всегда вас разделял.

— Спасибо, — шепчет Арсений.

Под Антоном загорается асфальт, раскрывается личный ад. Объяснить свою шаткую позицию о различии их с андроидом личностей он не сможет, не разъебав на куски сложившееся доверие. Сережа вот смог, Сережа честен с собой.— Ты хочешь, — продолжает Арсений, — провести так называемый обряд опознания, да?

Матвиенко кивает.

— Я его не пройду. Моя память — решето. Я вспоминал вас лет пятьдесят. И я тебе солгал, мне нужно твое прощение, потому что я будто растворяюсь, перестаю быть собой, превращаюсь в чудовище.

— Ты уже чудовище, Арс, — выдавливает Сережа.Может он и не хотел этого говорить, но сказал.

Антон выдергивает его из-за стола. Грубо, не контролируя силу. И шипит:— А давай мы с тобой побеседуем, а? Уверен, у тебя куча претензий. Я ублюдок, да?

— Шаст! — Арсений пытается вмешаться, тянет на себя, перехватывая поперек груди. — Антон!— Я ублюдок, согласен. Такая вот мразь. Меня же интересует только оболочка. Синие глаза, родинки, завитки волос на челке. Очень красиво на набок зачесывает. Каждый раз хуею. И руки тоже заебись. Пальцы особенно. Ресницы длинные, вблизи вообще хорошо.

Сережины брови ползут вверх, хоть ему определенно точно больно.— А почему мы так удивляемся? Арсений у нас пушка. Оболочка, во! — Антон выставляет большой палец. — И я ослеплен. Ничего не могу с собой поделать уже шестьсот лет. И знаешь, насрать мне, что ты сейчас думаешь. На все насрать. На всех. Лишь бы он остался жив.

— Вот об этом я и говорю, — Сережа, дернув плечами, вырывается из захвата и отступает на шаг. — Пойду покурю.

Арсений отпускает Антона тоже, обходит, закрывая Матвиенко собой, и убирает челку со лба. Антон впивается в жест взглядом. Ярость мгновенно улетучивается, сознание перегорает под давлением чужой почти откровенной манипуляции.

— Пламенная речь.— Оценил?

— Если б не боялся, что ты придушишь Сережу, даже похлопал бы.

— Я рад.

Арсений задумчиво рассматривает свои руки, разводит пальцы, сгибает.

— Не провоцируй, — Антон усмехается.

— Красивые руки?

— И ноги. И шея. И спина. И… Блядь, зачем ты спросил?

Арсений пожимает плечами.

— Восстанавливаю самооценку.

— За счет комплиментов внешности? Очень на тебя похоже. — Антон серьезнеет. — Он не имел в виду то, что говорил.

— Имел. Я ведь предупреждал тебя.

— Я верю тебе.— Ты всегда слепо мне доверял.— И слепо любил.

Арсений отворачивается, закрывая глаза, и качает головой. Отрицает чувства, которые Антон не в состоянии оставить при себе.

— Арс, не чавкай.

— Что?— Я слышу, как ты себя сжираешь. Прекрати. И я, кстати, тоже не против покурить.— Сережу сейчас лучше не трогать.

— Иначе завоняет, да-да, — Антон кривит губы. — На километр к нему не подойду.

И делает шаг назад, намереваясь обогнуть стул. Чужой внимательный взгляд он ощущает спиной. Перехватывает его, резко развернувшись, и замирает в замешательстве на несколько секунд. Белый вздрагивает очень явно, будто его поймали за чем-то постыдным, и заторможенно кивает, приветствуя. Арсений замечает жест боковым зрением и хмурится.

— Привет, Арс. Шастун, — зовет Руслан, — я до тебя не дозвонился сегодня. Дело есть.

— Ага, я к тебе подсяду минут через десять. Покурить схожу только.

— Давай.

— Перестал я быть осторожным, — шепчет Арсений и быстрым шагом сваливает с территории кафе и траектории взгляда Белого.

Антон за ним бежит, одновременно хлопая себя по карманам и понимая, что Матвиенко опять взял его сигареты. Никак не сформирует привычку покупать свои.

Сережа находится в переулке между зданием кафе и ?Перекрестком? почему-то за контейнером переработки, в нормальную курилку не пошел. Обтирает стену светлой футболкой и пялится в пустоту, стряхивая пепел.— Сереж? — начинает Арсений осторожно.Матвиенко реагирует мгновенно:— Мне тебя жаль. И жаль, что так получилось. Но я тебя не прощаю, Арс. Все это последствия твоих решений. Один за всех и сам с собой, — он смеется грустно. — Ты мог нам рассказать. Мы бы помогли. Поправка, блядь. Компромат. Копии. Думаешь, не выкрутились бы вместе?

— Дело не в поправке шестьсот пятьдесят три, не в компромате и не в копиях.— В смысле?

Арсений нервно разглаживает бровь, стирая пот, набежавший со лба.

— Слишком сложно объяснить.— Сложно? — взвивается Сережа. — Мы в опасности из-за тебя. А ему, — он оглядывается на Антона, качнувшись ближе, — ты петлю на шее затянул.

— Мы с ним на одной виселице болтаемся.

Антон вынимает сигарету из чужих пальцев и закуривает, улавливая на периферии неприятно-знакомый звук, но понимает его источник слишком поздно.

Луч бластера крошит кирпичи на углу здания и попадает Сереже в грудь, следом рассекая Антону руку. Арс закрывает его собой, хотя это бесполезно, и выдыхает рвано. Их прошивает насквозь. Антон даже не успевает испугаться, ощущает только, как чужая кровь пачкает лицо. Арсений подхватывает оседающее под ноги тело, заваливается вперед сам и ударяется о стену, съезжая по ней ладонью и виском.

— Еб твою мать, — орет Белый.

Он бросается к ним, но застывает, когда Арс все-таки отпускает тело Антона и оборачивается с тихим: ?Блядь?.

— У тебя кровь, — Руслан быстро неровно моргает, — красная. Ты же андроид.

— Новая модификация. Очеловечивание.

— Сумасшествие какое-то. Как тебе помочь? Провода может замкнуть? Вы же живучие.— Не в данном случае, — хрипит Арсений и падает на колени.Сережа слепо смотрит в пустоту. У Антона ресницы трепещут, он умрет через несколько минут. Луч пробил легкое, и это очень больно.

Руслан приседает рядом, пытается зажать рану рукой, но кровь толчками льется сквозь пальцы. Арс дрожит. Шепчет в полубреду: ?Антон?. И тянется к нему.— Ты не андроид.

— Новая модель.— Ты, блядь, не андроид, — голос Белого срывается в истерику.

— Антон…— Кто ты такой?

— Арсений.***— Антон!Над головой сгущается темнота, скапливается в углах комнаты, сжирает очертания предметов. Он переворачивается на живот, пытается встать на четвереньки, но сил хватает только поднять подбородок от пола. Это похоже на грипп, температура выше 40, когда ты, если не провалился в бред, утопаешь в адском котле, не контролируя собственное тело. На языке привкус крови, хотя губы обветренные и сухие. Мысли не формируются, бессвязным потоком распирают голову пульсирующей болью.

— Антон, ты слышишь меня?

— Слышу, — собственный хриплый голос бьет по вискам.— Тогда открой мне дверь.Антон вяло поворачивает голову из стороны в сторону.

— Здесь нет дверей.— Нарисуй ее, — предлагает Арсений.— Я не могу встать.

— Поднимайся сейчас же. Ты проваливаешься в свое сознание. Впадешь в кому, и тебя не вытащат.

— Я и шага не пройду.

— Ползи.Антон подчиняется. Ползет, подтягивая себя руками. Тени вокруг вбирают в себя все его личные вещи. Фотографии, медали, украшения, одежду на спинке стула. Из-за слабости создать что-то в углероде он не в состоянии. Рисовать нечем.

— Антон, ты должен открыть мне дверь.— Которой нет. В тебе ни грамма паники, — дышать тяжело. Слишком много слов, слишком много усилий. — Я же вроде умираю.

— Дефрагментация с потерей участков памяти уже началась.

Антон встает на четвереньки, и в глазах темнеет. С трудом шевелит ногами, двигаясь к пылающему камину. Скользит ладонями по полу, падает на грудь, выбивая воздух из легких. И задыхается, слепо глядя в яркие отблески пламени.

В детстве он как дурак хватал горящие палки из костра голыми руками. Ни разу не обжегся. А сейчас палит себе челку и ресницы, выбив обугливающееся полено из камина.

Угольная линия на светлом паркете получается прерывающейся и кривой. Четырехугольник с неравными сторонами и жирной точкой рядом с самым длинным отрезком.

Снизу стучат.

— Ты пробил днище, — выстанывает Антон.Арсений толкает дверь руками и подтягивается в комнату. Помятый, в драной одежде и весь в крови.

— У тебя в сознании неспокойно.

Антон свешивает голову в белую пустоту и тут же откатывается в ужасе от пролетевшей мимо тени.— Что это?— Понятия не имею. Ты дверь на полу нарисовал?— Я художник, я так вижу.

— Вставай.

— Арс, мне больно.

— Жить вообще больно, — вздыхает Арсений и кладет ладонь Антону на грудь. — Неприятный способ выкинуть тебя в реал, но действенный. Прости меня.

Рука проходит сквозь кожу и ребра, сжимает сердце. Еще раз и еще. Заставляет его биться.

— Твоя способность управлять своим телом из углерода полезная, но очень опасная. Ты молодец, у многих не получается даже после обучения. Сделай вдох.Антон понимает, что не дышал все это время, ему лишь казалось. И теперь он хрипит, выгибаясь на полу. Задыхается.

— Давай! Там твой андроид пришел, и мне придется…Захлебывается.Антон захлебывается в резервуаре. Беспорядочно бьется о бортики, теряя остатки сил. Если он умрет здесь, то премию Дарвина точно получит.

Крышка отъезжает автоматически, гель вытекает в слив. Антон лежит на дне и трясется. Судороги неконтролируемые, тело как натянутая струна — еще немного и разорвется в местах сочленения конечностей. Вместо криков изо рта вырывается сипение и кашель. Врачей рядом нет. Остается паниковать внутри себя внутри капсулы со скользкими стенками.

Антон сцепляет стучащие зубы, вцепляется в бортики дрожащими пальцами, перекидывает ногу и переворачивается вместе с резервуаром на холодный мрамор. Орет от боли: голос возвращается.

Хранилище озаряется красными бликами тревоги, и убитый организм испытывает непередаваемые ощущения. Антон блюет себе под ноги и отползает, кривясь. Встать ему не удается, конечности разъезжаются на мраморе из-за скользкого геля.

Звонок от Арсения активирует оставшиеся импланты и приносит дикую боль, до этого, оказывается, самочувствие было вполне приемлемым.

— Антон, мне нужна твоя помощь.

— Я сдохну сейчас, — хрипит Антон.

Он раскладывает себя по полу в сторону выхода из хранилища, пытается двигаться быстрее, чем черепаха под барбитуратами или краб под насваем, но клешни болтаются почти бесполезным грузом.— К тебе врачи придут с минуты на минуту, — предупреждает Арс, — и заберут в… — он захлебывается фразой, а следующую выдает только через пару секунд: — Что за хуйня?— Это я, привыкни уже.Арсений, вздернув брови под челку, с нескрываемым отвращением пялится в пространство позади Антона.

— Я про…

— А-а-а, мы соорудили алтарь после твоей смерти. Очень старались. Нравится? И раз уж он тебе все равно не нужен больше, я позаимствую отсюда одежду.

— Будет коротковато.Антон зачем-то пожимает плечами, и волна боли чуть не смывает его в обморок. И одеться без красной пелены перед глазами не удается. Одеваться лежа вообще неудобно, особенно пролезать в узкое горло чужой футболки и узкие чужие штаны.— Переживу. Или нет. Ты не особенно, я смотрю, беспокоишься за мою менталочку.

— Ты переживешь, — голос у Арсения странный, срывающийся, интонации Антона однозначно настораживают, — а вот твой андроид вряд ли.

— Что? Где он? Он в зале ожидания? — паникующий мозг за секунду выбрасывает в кровь столько адреналина, что Антону удается встать, все-таки дойти до выхода из хранилища, открыть дверь и выпасть в коридор. — Арс, я умоляю тебя: не трогай его.

— Скоро здесь будет Ортега. Ты должен свалить вместе с ним до ее появления, понятно? Поэтому поторопись, с минуты на минуту за тобой придет Крюков и заберет на психохирургическую операцию, без которой ты пока можешь обойтись. А я без тебя сейчас обойтись не смогу. Шаст, быстрее.

— Арс, не трогай его.— Ты меня слышал? Быстрее.Антон идет, цепляясь за стены, шаг за шагом, не видя перед собой ничего. Жар прокатывается от груди к слабеющим ногам, заставляя оседать все ниже. На лестнице он чуть не разбивает голову, рухнув с трех последних ступенек, и в зал ожидания вываливается почти трупом.

Арс подскакивает со скамейки, отблескивая алым диодом. Антон ищет взглядом другого Арсения и не находит. Ужас пробивает все нервные окончание, сдающийся организм накрывает смесью ярчайших галлюцинаций: пол краснеет, растекается кровью, которая смывает Антона бурлящим потоком. И он захлебывается опять.

— Успокойся, — просит женский голос. — Сейчас станет легче. Прости меня.

Иглу в шею практически вбивают, но это даже не больно, только холодно слегка. Антон промаргивается. Голубые глаза смотрят в ответ из-под челки и капюшона с какой-то невероятной обреченностью. Эта оболочка Арсения без макияжа на лице узнаваема с трудом.[3] Свои длинные волосы он обрезал: рядом с ключицей болтается неаккуратно завязанный хвостик.

— Арс, не трогай его.

— Я не собираюсь, успокойся. Тебе легче?— Да.

— Эффект недолгий, но полчаса тебе должно хватить, чтоб уйти с ним отсюда. Дальше мы разберемся. Я обещаю.

— А ты…

— Я бы мог, — перебивает Арсений, — я бы мог решить все свои проблемы одним выстрелом. — И вынимает из кармана пистолет.

Антон сжимает чужую руку с оружием до побелевших костяшек пальцев, переводит к своей груди, приставляя дулом под ребра.

— Я — твоя главная проблема.

— Ты, — соглашается Арс, вырывает руку из хватки, разворачивается и стреляет.

Антон вздрагивает. Ортега не успевает даже к стойке администратора подойти, падает замертво с пулей в голове.

Крики людей заполняют пространство. Кто-то бросается к выходу, кто-то падает на пол, кто-то в испуге замирает. В поднявшейся неразберихе Арсений убивает еще двух посланников, прежде чем они вообще понимают, что произошло. Остальные рассыпаются по залу, прячась за мебелью.

Антон заставляет себя бежать, хотя сознание все еще кроет галлюцинациями, а тело взрывается болью от каждого нового шага.

Диод рябит кошмаром эпилептика. Движения у Арса дерганые, будто его системы не справляются с нагрузкой. Антону приходится рухнуть за скамейку вместе с ним, уводя их обоих из-под выстрела.

— Нужно выбираться. У тебя оружие есть?— Антон, — начинает Арсений, сканируя его состояние, — ты…— Я в порядке, — перебивает Антон. — Оружие?— Нет.

— Блядь, почему ты ходишь без оружия? Ты совсем не боишься за свою жизнь?— Я не буду убивать.

— А я буду, потому что боюсь.

В нескольких метрах от них на пол оседает раненый посланник. Антон не дает себе времени на раздумья, бросается к нему и, выхватив бластер, сжигает шею вместе со стеком.

Арсений смотрит, открыв рот, а диод просто тухнет. Антон дотягивается до чужой руки и дергает на себя, заорав от боли. У его тела и сознания все-таки есть лимит терпения.

— Давай, Арс, уходим, — стонет он.Арс наконец-то активизируется, помогает Антону подняться и бежит к выходу. Резко выросшего перед ними посланника отбрасывает в сторону, другого убивает Антон.— Не надо, я могу…— Надо, Арс. Придется. Прости.

Дверь съезжает вниз, прохладный воздух окатывает их с ног до головы, и Антону становится легче, сознание проясняется настолько, чтобы позволить ему нормально воспринимать окружающую реальность, улавливать детали: тухнущий диод и чужую дрожь, которая пробивает током кончики пальцев.— Антон, у тебя кровь из носа.— Я в порядке. Чувствую себя лучше, чем мог бы. Арс, мне нужно увезти тебя отсюда. Мы поговорим, но потом.

— Ты не в порядке. Ты должен быть в психохирургии.— Я должен увезти тебя отсюда, — повторяет Антон. — Пожалуйста, пошли к парковке.

Арсений кивает, обхватывает Антона за плечи и буквально тащит на себе. Машин непривычно много для вечера среды. Вечером в середине недели люди умирать не любят. Обычно все-таки — по выходным и понедельникам.

— Обрушилась станция метро в центре, — говорит Арс. — Возможно, это рабочие андроиды. После выступления президента многие напуганы и действуют агрессивно.— Неважно, мне плевать, Арс. Мы заслужили.

Антон останавливается у первой попавшейся машины, хлопает по капоту, молчаливо прося Арсения взломать ее электронную начинку. Тот хмурится, но не спорит. Замирает на секунду — диод вспыхивает голубым, возвращается в красный, и дверь открывается. Он не спешит садиться внутрь, головой качает, борясь с собой.— Я не хочу, чтоб люди умирали. Я не хочу убивать.— Наша история безжалостна. Ни одна революция не обошлась без крови.

— Я не хочу, чтоб ты убивал из-за меня.— Я буду защищать тебя, — Антон сжимает плечо Арсения и буквально заставляет смотреть себе в глаза, надеясь, что в них читается абсолютная решимость, — и если мои руки окажутся по локоть в крови, так тому и быть.— Ты не должен.

— Ты не понимаешь, все очень плохо. Тебя сделали подопытной мышью и теперь боятся, не зная, на что ты способен и что ты можешь сотворить с ними.— Я ничего не могу, Антон, — шепчет Арсений, опирается на капот ладонями, роняя подбородок на грудь. — Я лишь усугубляю ситуацию. Мне верят, а я могу привести их к смерти. Из-за меня сегодня умер ты.— Из-за тебя?

— Белла охотится за тобой.

— То есть это она стреляла в нас, и она же взорвала мою машину несколько недель назад?Антон обессиленно падает на пассажирское сиденье, дрожащие ноги отказываются его держать.

— Прости меня, я виноват. И абсолютно бесполезен. Я пытаюсь как лучше, но становится только хуже. И я втянул тебя.

Арсений отводит взгляд, обходит машину, движения нечеловечески резкие, слишком экономные, будто боится сделать что-то лишнее, будто боится навредить.

Когда он садится в машину, Антон касается его сошедшего с ума диода, обводит, гладит висок в попытках успокоить. Арсений дрожит все равно, вцепляется в руль, и руки белеют до локтей. Взлетает дерганно. Машина трясется так, что Антону приходится упереться в приборную панель ладонями.— Арс, что бы ни случилось, мы выберемся, ладно? — убеждает он. — Главное… — и осекается, уловив в зеркале заднего вида хрупкую фигуру в капюшоне, шаткой походкой спускающуюся по лестнице хранилища.— Кто это?

Арсений тоже смотрит в зеркало и, кажется, сканирует, прищурившись.

— Тот, кто помог нам.

Антон заставляет себя отвернуться.— Я видел, но кто это?— Он нам помог и…— Он? Это что Кадмин? — Арсений распахивает глаза. — Антон, зачем? Как ты… Ты его целовал, потому что...

— Ты не сказал мне, что был на балу.— Я хотел, но не успел, ты всегда был с ним рядом.— Арс, то, что произошло на балу, сумасшествие.

Машина кренится на правый бок, еще чуть-чуть и притрется дверями к другой в слишком плотном вечернем потоке.— Ты используешь человека, который в тебя влюблен — это сумасшествие, — голос Арсения на последних словах уходит в машинное хрипение.— Он не влюблен в меня, — возражает Антон и думает: а я, блядь, его люблю.

— Я хорошо считываю людей. Он влюблен. Учащающийся пульс, срывающееся дыхание, изменение температуры тела, расширяющиеся зрачки, дрожь, мурашки — так он реагирует, когда ты рядом. Я не понимаю, Антон, зачем?— Я пытаюсь помочь тебе.

— Не надо! Не надо мне помогать. Не надо манипулировать ради меня. Не надо убивать, — Арсений почти кричит. — Не надо переступать через себя.

— Я не переступаю, я просто плохой человек.— Может быть, но я знаю, как ты мыслишь, и я могу…— Готов все мне простить? — горько спрашивает Антон.— Не все, — говорит Арсений на выдохе и поворачивается к Антону, перехватывая взгляд. — Ты что-то не договариваешь мне, да? Тебе что-то сказал Кадмин обо мне? Не обо мне, — скин стекает с половины лица, и диод остается кровавой дырой, как от выстрела в висок, — о моем прототипе, так?— Арс, единственное, что я хочу, обезопасить тебя, увезти отсюда, пожалуйста.

— Ты ищешь виновных в его смерти?

— Я пытаюсь спасти тебя. Ты должен бежать с этой планеты, я прошу.

— А ты полетишь со мной?

Антон должен ответить немедленно, но слова не даются, застревают в горле, и пауза непозволительно затягивается.— Не полетишь, — Арсений кивает, будто знал ответ с самого начала, — потому что тебе нужна месть. Трупы. Руки по локоть в крови. Нужны чужие страдания и боль. Ведь ты со своими не справляешься. И я…— И ты не обязан, — хрипит Антон, — любить меня таким.Арсений выдыхает и перестает дышать. Его грудь вздымается и опускается, а звука дыхания не слышно. Зато громко свистит воздух, когда машина ныряет на перекрестке вниз.— Не обязан, — наконец говорит он, — но я люблю тебя. А Арсений Попов мертв. Прими это, иначе сам загонишь себя в могилу.

— Дело не в нем. Ты хоть понимаешь, что если умрешь, у тебя не будет возможности восстановиться по стеку. Ты андроид.— Я андроид. У тебя с восстановлением по стеку теперь тоже проблемы. Неужели тебе настолько невыносимо без него, что плевать на собственную жизнь? — Арсений неверяще качает головой. — Неужели месть за человека, умершего почти два века назад, хоть что-то решит?

— Арс, я никому не мщу, — пытается убедить Антон и сжимает чужое запястье. — Я хочу, чтоб ты жил нормально. Чтоб мы жили нормально. Вместе. За тобой охотятся три корпуса посланников. Тебя убьют, и я не смогу помешать. Ты должен бежать, я умоляю тебя.— Ты целовал Кадмина, — лицо Арсения становится больным, — а за мной до сих пор охотятся. Видимо, ему не понравилось, — он бьет словами наотмашь. — Или поцелуя мало, нужно было его трахнуть. Ты удивлен. Что? Мой прототип бы так не сказал? А я не он.— Ты это ты, — Антон повторяет эту фразу сегодня уже во второй раз и чувствует горечь во рту.— Но недостаточно он, — режет Арсений.— Арс, пожалуйста, улетай.

— Я не могу. Есть вещи важнее выживания.— Хочешь справедливости?

— Свободы, возможности быть собой, а не играть чужую роль и проживать чужую жизнь.

Антон разжимает пальцы и роняет руку к себе на колено.

— И из чужой жизни тебе больше ничего не нужно?

— Ты нужен. Любовь к тебе — лучшая ее часть.

— Если я нужен, давай улетим.— Я не хочу бегать и скрываться.

— Тебя убьют.— Я верю в хороший исход.

Арсений наклоняется к Антону и касается губами волос. Антон закрывает глаза.— Что я должен буду делать, если ты умрешь?— Найдешь меня в другой жизни.— Это хуйня собачья, — взрывается Антон. — Ты ведь не веришь в бога, рай и ад. Какая другая жизнь?— Видоизмененный углерод. Мы ничего про него не знаем. Может, это наш рай и ад.

— Это же полная хуйня, Арс.

— Я постараюсь не проверять свою теорию, — Арсений улыбается грустно.— Мы можем сбежать и жить нормально. Пожениться.— Ты не улетишь со мной. Твое прошлое тебя держит. Он тебя держит. Дай мне шанс исправить свою жизнь. Может, это исправит и твою. Может быть, прошлое перестанет на тебя давить, и мы действительно будем счастливы.

— Высади меня здесь, — просит Антон.

Потому что прошлое давит на сердце, путает мысли. Страх, иногда исчезающий, теперь плотно поселяется где-то в груди и сжирает остатки рассудка.— Тебе нужен врач.

— Я знаю, но не прямо сейчас. Высади, я доберусь до дома сам.

— Антон, — Арсений проговаривает имя с какой-то внутренней болью, хрипит металлическими нотками.

Это имя могло бы звучать иначе, но Антон, кажется, не способен приносить близким людям счастье в принципе.— На себя плевать, а на меня нет? Интересно. Ну, просканируй меня. Я умираю?— Твой мозг заставляет импланты работать неправильно, примерно через неделю их закоротит, если ты не обратишься за помощью. Еще одну смерть твое сознание не перенесет. Потеря памяти, шизофрения, синдром котара. Или ты просто не вынырнешь из углерода, застрянешь в виртуальной коме.— Найдешь меня в другой жизни.

Антон делает рывок, удивляется, что смог, удивляется, что Арсений не успевает его остановить, и поворотом руля уводит машину к земле. Они заваливаются на бок, и Арс оказывается зажат между Антоном и дверцей машины, которую Антон распахивает, перегнувшись через панель управления. Арсений падает на асфальт, приземляясь на ноги, успел сгруппироваться. Антон еле выравнивает машину, с трудом останавливая вращение перед глазами и позывы проблеваться.

— Арс, я не вправе указывать тебе, как жить. Но умереть я тебе не позволю, что бы там в итоге ни вышло. А на этой машине уезжаю в закат, прости, ее уже ищут. Тебя тоже. Спрячься, прошу тебя.

— Антон, стой.— Прости меня.Антон уносится вперед, не давая себе возможности оглянуться. Бешено петляет по улицам нижнего города, надеясь, что, даже если его преследовали, Арсения не отследят. Спустя час, когда боль в голове становится невыносимой, он останавливается в километре от дома По, бросает машину и идет к нему.

В глазах мутная пленка, ноги слабеют с каждым шагом. Походка бухого в говно бомжа из этих трущоб выглядела бы, наверное, более нормальной, чем попытки Антона держаться прямо, а не ползти по земле.Из пыльных окон домов за ним наблюдают, взвешивая возможность стрясти бабла и не получить пулю в лоб, сердце или живот. Хотя Антон сейчас вряд ли способен куда-то попасть, кроме как в очередную желтую статью или дурную историю. Его не трогают, скорее всего потому, что он выглядит слишком плохо для человека, с которого можно хоть немного поиметь. Подошвы ботинок скользят в грязи, Антон забрызгивает себе все щиколотки, пару раз падает на колени, стесывает ладони об асфальт и измазывает футболку, вытирая об нее руки.

Вокруг фонаря у дома По кружит разная дрянь, не испугавшаяся даже накрапывающего мелкого дождя. Огромная бабочка обугливается от удара о защитную электрическую сетку в окне и облетает в лужу, размывая отражение улицы.

Антон пялится на открытую дверь и вырванный глазок камеры. На кровь, стекающую через порог и смешивающуюся с дождевой водой. По лежит лицом вниз, сверкая белыми костями в развороченной шее. Стек вырезан.

Антона начинает тошнить от запаха и чувства вины, щекочущего горечью под небом. Он доходит до тела, рассматривает зачем-то внимательно, цепляясь за каждую деталь, надеясь, что По страдал недолго.

— Ему свернули шею, — голос у Арсения слабый и, судя по его бледному лицу, говорить громче он вряд ли может. — Стек забрали, чтоб лишний раз не пачкаться в реальной крови. Будут выбивать информацию в углероде.

— Его пытают?

— Я не знаю, я тебя искал. Сложное занятие, когда не имеешь доступа к геолокации.— Я гонял по трущобам, боялся, нас отследят.— За вами не следили, они только через полчаса в ситуации разобрались.

Антон выдыхает и опирается на стену, давая себе время на отдых.— Ты умер?

— Пришлось утопиться. Меньше доказательств, что вам помог именно я. Но умереть два раза за день — это неприятно, конечно, — усмехается Арс, кривя уголок губ.

— Тебя когда-то побили два раза за день еще в той жизни.— Было такое.

— А инстинкт самосохранения до сих пор не появился, — на последних словах Антон опускается до шепота, делает несколько шагов к Арсению и оседает в подставленные руки. — Не мой сегодня день.— Хорошо, помою завтра, — соглашается Арс, перехватывая Антона под лопатками крепче одной рукой, не давая рухнуть на асфальт; второй — гладит по затылку и щекам, пытаясь привести в чувство.

Шутка до Антона доходит сразу, но сгенерировать ответ он сейчас не способен и выдает то, чем забита вспухшая голова.

— Я живу лучше, чем девяносто пять процентов всех людей в галактике. Я здоров, у меня много денег, у меня хорошие друзья, интересная работа, а я все равно не могу подавить в себе желание орать от бессилия.

— Ну, ситуация располагает. Ори. И пойдем в дом, ты ляжешь.— Там По, — Антон дергано поворачивается в сторону трупа, — его же пытают. Надо ему помочь.

— Я разберусь. Но для начала остановим кровь из твоего носа и отдохнем, а то ты на ногах не держишься.

— Арс, я нормально.— Блядь, Антон, ты умираешь. У тебя давление скачет, ты не чувствуешь?

Антон только сейчас замечает, что Арсений вообще-то паникует, испуган до дрожи на кончиках пальцев.— Я везу тебя в больницу, — рычит он.— Из которой сам меня и вытащил пару часов назад. Причина была весомая. Но знаешь что? Я сам завтра к врачу схожу.

Арс открывает рот и, кажется, подбирает слова: молчит слишком долго.

А Антона несет и плющит от чужой заботы, всплеска эмоций, направленных именно на него. Разводить на чувства и получать крышесносный приход слишком приятно. Особенно если человека перед собой ты любишь так, что ноги подкашиваются.

— Я тебя услышал, но мы едем в больницу.

Антон громко фыркает.

— Шаст?

И отступает, отталкиваясь ладонями от груди. Арсений не отпускает, обнимает сильнее.

— Я говорил с ним, — хрипит Антон.— И что? — в голосе ни грамма интереса и тонна плохо замаскированной злости.

— Я лгал.

— Не думаю, что лгал. Ты не лжец.— Лжец.— И ужасный человек?

— Да.— Нет, Шаст, — Арсений качает головой, поджимая губы, пытается взять Антона на руки, но он сопротивляется, вцепляется в запястья мертвой хваткой.

— Плевать я на всех хотел, Арс. Я через себя переступил и даже не чувствую, что не прав. Я делаю все только ради тебя, насрать мне на остальных, понимаешь?— А я по твоему что делаю? — шипит Арсений. — И зачем?

— Почему у нас ничего не вышло? — Антон зарывается в темные волосы, убирает челку со лба, потому что пряди мешают смотреть в глаза и скользит большим пальцем по скуле и линии подбородка. — Я думал об этом так долго, что все причины потеряли важность. Осталось лишь стойкое ощущение безнадежности, будто я не управляю своей жизнью, будто где-то плетут нить моей судьбы, и твоя рядом, но мы не пересекаемся. Ни одной важной причины, но мы упорно идем параллельно.

— Шаст, то, что ты от меня хочешь, я тебе дать не могу.

— Почему с тобой ничего не вышло, а с ним получилось? Вы ведь…— Мы похожи, — перебивает Арсений и горбится: собственные слова тянут к земле. — Вы знали меня хорошо, только лгал я лучше. И тебе — больше всех.

— Ты не любишь меня, но пока держишь вот так, мне достаточно.

— Блядь, Антон, ты нихрена не понял.

Арс все-таки берет его на руки, пресекая вялые попытки отбиться, хотя сам с трудом стоит на ногах.

— Нихрена. Знаю только, что ты человек, которого я любил сотни лет, и буду любить, пока не сдохну.

— А сдохнуть ты можешь прямо сейчас.

— Ну, нет, — тянет Антон, — не сегодня, когда ты такой заботливый.

Арсений вздыхает.— Ты меня раскачиваешь? Приятно получать эмоциональный отклик, даже испытывая боль?

— Я мазохист.

— Я не садист.

Антон фыркает, прижимая щеку к чужому плечу.

— Ты мне нужен, ясно? — тихо говорит Арсений. — Я здесь с тобой. А на любовь нужны ресурсы, у меня их нет. Но ты с завидным упрямством продолжаешь тянуть из меня эмоции, выводишь из равновесия. Чего ты хочешь? Трахнуться? Так мы уже.

— В состоянии аффекта.

— Ты в нем постоянно, кстати. Может в этом проблема?

— Ты совсем дебил? — зло интересуется Антон. — Трахнуть тебя — последнее, что мне нужно.

— Ну да, — хмыкает Арс и, делая короткие шаги, выходит из-под света фонаря в темноту.

Антон испуганно промаргивается, на секунду кажется, будто он опять провалился в углерод.

— Если б не твоя химия, Арс, я бы в жизни не творил того, что творю сейчас. Вчера ты бы остановился, начни я вырываться и орать?— Вряд ли. Поэтому я испугался. Полная потеря контроля, — Арсений нахмуривается.— Что?

— Просто подумал… Неважно.

— Арс, я хочу тебя до дрожи постоянно.

— Это химическое воздействие.

— Дай мне сказать, — рычит Антон. — И вообще опусти меня на землю. Я способен идти сам.— А я способен тебя нести.— Ты усугубляешь.— Ты тоже.

— Блядь, желание заботиться о тебе, видеть тебя рядом, говорить с тобой — к твоей химии отношения не имеет. Не надо принижать мои чувства.

— Не души меня ими.Антон закрывает глаза, обмякая в руках.

— Я пытаюсь. Но тебя долго не было, и я боюсь снова тебя потерять, поэтому цепляюсь за каждую секунду, проведенную рядом с тобой.

— Я понял. И не просил оправдываться. Оправдываться должен я.

— Не должен.

Арсений не отвечает. Продолжает идти, изредка спотыкаясь, крошит осколки стекла массивными подошвами ботинок. Антон успевает несколько раз скользнуть то ли в сон, то ли в обморок, но на посторонние звуки всегда вскидывается.

— Не нервничай, — просит Арс. — Мы почти пришли.

— Ты взял мою тачку, да?— Сегодня на своей.— Ты сказал: у тебя нет своей, — Антон подтормаживает. — Так погоди… ебать, — то, что он изначально принял за очередную стену, озаряется голубым светом. — Это, блядь, звездолет.

— Доступ: офицер Димитрий Кадмин.

— А если ты скажешь ?Арсений Попов?, он от тебя убежит?

— Расплачется. Антон, — Арс смотрит предупреждающе, — успокойся. Я по твоему состоянию даже понять не могу, насколько ты не в себе.

— В этом мы похожи. А чем я заслужил такую честь?

— Какую, Шаст? — устало интересуется Арсений, поднимаясь по мостику в загрузочный отсек корабля.— Меня тащит на руках сам командир корпуса посланников на звездолет военного флота протектората.

— А чего добился я? — патетично восклицает Арс, и мостик за ним захлопывается, оставляя их в полутемном пустом помещении.

Пахнет почему-то кровью и жженой плотью, Антона мутит и, когда Арсений опускает его на скамью, он просто заваливается набок.

— Мог не шарахаться по нижнему городу и включить геолокацию. Я бы тебя нашел. Доверься мне, не собираюсь я убивать андроида, пойми.

— Я не хочу, чтоб он пострадал, — Антон неловко переворачивается на спину, жмурясь из-за света диодной лампы над головой. — И По сейчас страдает. А я здесь…— Десять минут назад взорвалась допросная у нас на базе. Насколько я понимаю, у По сработал механизм защиты стека от вмешательства извне. Давно не сталкивался с подобной системой, Ортега видимо тоже, — Арсений криво улыбается.А Антон выдыхает.— Это отличная новость.

— Почему андроид не хочет улетать с планеты?

— Чувствует, что я не хочу. А еще отстаивает права своего угнетенного народа. И знаешь, он больше ты, чем ты думаешь. Надеется, что, изменив свою жизнь, улучшит чужие. Будто бы не в курсе, куда привела тебя твоя жажда справедливости.

— Я многое делал исключительно ради себя, он делает ради других. Возможно, шанс у него есть.

— А у тебя?Арсений качает головой.

— Ортега знает, что именно ты нам помог сегодня? — Антон старается дышать глубже и не в такт пульсирующей в затылке боли.

— Да. На камеры я не попал и документы фальшивые, но она не дура. Доказать будет сложно, впрочем, ей не нужны доказательства, чтоб прислать тебе бомбу. Или понять, что я лгу, защищая близкого человека.

— Кстати, мой автомобиль взорвала Белла. И пристрелила нас сегодня тоже, — Антон резко садится. — Блядь, она видела твою кровь точно. Стреляла с близкого расстояния. Если она расскажет Арсению…

— Не нервничай. Мы разберемся, — Арс упрашивает мягко, гладит плечи, взглядом мечется по лицу Антона, пытаясь определить его состояние.

— Мне нужно лечь и поспать, — хрипит Антон голосом на пару тонов ниже своего обычного.

— Прости, не здесь. Звездолет я пригнал, только потому что на нем есть необходимое медицинское оборудование. Хочу покопаться в твоей голове.

Антон настороженно изучает черноту чужих зрачков.

— У тебя есть навыки корректировки памяти?

— Сука, Шаст, — дальнейшую нецензурную тираду Арсения расшифровать сложно, он шипит и проглатывает звуки, но французский мат в его исполнении почти убивает. — Ты серьезно думаешь, что я буду трогать твой и так пришибленный мозг?

— Извини, я просто…— Думаешь, я могу причинить тебе вред?

— Если будешь считать, что это ради моего блага, — Антон продолжает смотреть в чужие глаза, моргая все медленнее, будто засыпает.

— Тебе явно хуже.

— Арсений сказал: у меня около недели. Дальше импланты меня убьют.

— Значит нужна несложная операция и терапия. Не понимаю, как ты без подготовки посланника выдаешь подобные показатели выживаемости.

— Видимо некоторые события моей жизни поспособствовали.

Арс молчит около минуты, тоже играет в гляделки. Травмирующая игра взрослых людей. Чтение невысказанных мыслей и чужой души. Впрочем бывают игры страшнее этой.

— Сможешь пройти пятьдесят метров?— Огромный звездолет, — жалобно стонет Антон, встает и оседает Арсению в руки. — Жаль, не крейсер.

— Где бы я здесь на нем сел? Эту махину втиснул с трудом.Арс обнимает Антона за пояс и помогает идти, как когда-то давно таскал его бухого до кровати в номера отелей и съемные квартиры. Антон шагает на чистом упрямстве, волочит ноги и спотыкается о чужие. Арсений распахивает дверь, отдает какие-то команды оборудованию, приглушает ярко вспыхнувший свет, когда Антон ахает и вжимается ему в грудь лицом.

— Потерпи, ложись сюда, — командует Арс, — в углероде будет легче.

— Если хочешь что-то узнать, можешь спросить у меня, а не копаться в моей голове.— Не нужны мне твои секреты. Проверю только твое сознание.

— Жги, мне больше нечего от тебя скрывать, — обессиленно шепчет Антон и валится в медицинскую капсулу.

— А раньше что скрывал?

— Любовь и прочую сопутствующую хуйню.

Арсений поджимает губы, закрывает капсулу и утыкается взглядом в панель, высветившуюся над телом Антона.

— Коррекция работы мозга неизбежна. Психотерапия, — комментирует он, — однозначно.

— У тебя все обозначения красные, как будто я умираю.— А ты умираешь.

— Я знаю, — Антона пробивает на ржач.— Антон, — Арсений смотрит на него через стекло очень серьезно, — твое отношение к собственной жизни меня пугает.

— Прямо сейчас я не сдохну?— Нет. Кстати на твоем состоянии сказываются алкоголь и наркотики, хоть тело и новое каждый раз.

— Бухать я не перестану. Не проси.

— Я прошу.

— Я подумаю.

Арсений отворачивается, тяжело вздохнув, говорит тихо:— Гарнитура для вхождения в углерод у тебя над головой, надень, пожалуйста.

Антон неловко ерзает, с трудом нащупывает тонкую металлическую полоску — мышцы ломает от неудобной позы — и надевает ее на лоб, присоединяя датчики к вискам.

Арс ложится в капсулу напротив и проделывает тоже самое.

— Представь комфортное для себя место и тащи меня к себе, здесь общая система.

Комфортное для меня место — рядом с тобой, — думает Антон, но покладисто закрывает глаза и проваливается в собственный чернеющий виртуал.

Темнота давит со всех сторон. Создать хоть что-то кажется непосильной задачей. Антон думает о гостиной в его доме, об уютных посиделках с дурацкими разговорами и вредной едой, о том, как Арсений недовольно мигал диодом, если музыка не нравилась, как сегодня Арс сжался в объятиях, уткнувшись головой в грудь и засыпал. Антон вдруг чувствует длинный ворс ковра ступнями, моргает медленно, каждый раз обнаруживая новые предметы своего домашнего интерьера, немного измененные, но стоящие будто бы на своих местах: диван, кресло, почему-то камин из другого конца гостиной, стол. И все висит в темноте. Стены полупрозрачные, испещренные помехами.

Арсений, мигая пикселями, появляется в кресле, накрытый пледом и с подушкой за головой.

— Ты очень конкретен в своих желаниях, — замечает он, пробуя пространство на ощупь.

— Чаю?

— Не утруждайся. Лучше дострой стены.

Антон напряженно ставит блоки стен, они заваливаются, складываются гармошкой, топорщатся неожиданными углами, идут волнами, меняют цвет, состав и даже агрегатное состояние.

Арсений не вмешивается, ждет, сжимая пальцами плед. Расслабляется, когда Антон наконец покрывает голые кирпичи бежевыми обоями.

Свет от камина танцует на их лицах, делая черты острее. Арс похож на демона, вызов которого стоил Антону души. И пламя в его глазах разжигает огонь иного рода.

— Арс, зачем мы здесь?— Я проверяю твою стабильность.

— Что я должен тебе показать?

— Пока ничего, — Арсений поднимается из кресла и садится на пол, подстилая под себя плед. — Сможешь детализировать интерьер? Опять же в рамках своего комфорта.

Антон скидывает подушки с дивана руками, проецирует на стол кучу разной еды, разворачивает экран с рекомендациями ютуба и, моргнув, переодевает Арса в домашнее.

— Почему на мне шорты? — интересуется он.Антон пожимает плечами.Ковер у камина становится больше. Ковер у ног Антона меняет цвет с белого на коричневый. Вокруг Арсения появляется куча пледов шерстяных, плюшевых, с рисунками и орнаментами, бокал вина, чашка чая, стаканчик с кофе и бутылка виски. Одежда, в которой Арс оказался в углероде, свешивается со спинки кресла. Из стен выплывают фотографии, на них Антон проецирует свое далекое прошлое, связанное с Арсением. Снимки, сделанные им. Снимки с ним.— Это происходит, потому что я здесь? — тапочки падают Арсению на голову. — Зачем ты связываешь свой комфорт со мной?— Я не знаю. Получается само собой.

— Чего ты сам хочешь?

— Побыть с тобой там, где о нас все забудут, где не будет проблем и обязанностей, где исчезнет страх смерти. Где я смогу шкаф освободить под кучу твоей одежды, достать вторую щетку и бритву. Где разберу за тобой гору чашек. Сережа говорил, что постоянно разбирал, и бесился. Ты вообще разбрасываешь носки? Храпишь? А моешься долго? Когда ходишь на пробежки? До скольки не спишь? Мне кажется, я забыл много твоих привычек.

— Ничего страшного, — хрипит Арс и прокашливается, — мои привычки за эти годы сильно изменились. Я изменился тоже. Одежды мало — полки хватит. Убираю за собой посуду. Не разбрасываю носки. Быстро моюсь. Постоянно бегаю. Сплю, когда придется.— Оно и видно, — не выдерживает Антон.

— Потому что проблем и обязанностей стало больше. И смерть часто оказывается спасением от жизни, которую я не выбирал, но обрек себя на нее.

— Ты бы выбрал вечность со мной?

— Не знаю.— Вечность с тобой — то, чего я хочу.

Арсений опирается спиной на кресло, запрокидывает голову к потолку, роняя челку со лба.

— Андроид не чистил зубы и не брился?— Ему не нужно было.

— Если тебе так будет спокойней, Шаст, я сегодня с утра достал вторую щетку. В стаканчике лежит. Ты не видел?

У Антона начинают дрожать руки.— Нет, я же в душе первым мылся и после тебя не заходил.

— Значит, после больнички увидишь.Они замолкают. Арс перебирает пледы, ощупывая каждый, будто ищет среди них клад. Как-то остервенело откручивает крышку и пьет виски прямо из бутылки, хотя Антон мгновенно материализует в воздухе перед ним бокал и ведерко со льдом. Арсений льдом просто закусывает, громко хрустит, другой кубик выскальзывает у него изо рта и падает около пятки.

— А чего хочешь ты, Арс? — Антон пялится на голую ступню, которой Арсений зачем-то топит лед, катая по полу.— Не знаю. Может, перестать быть собой и жить чужой жизнью. Легкой и бессмысленной. Или не жить вовсе, превратиться в сгусток энергии и вечно существовать.

Антон смеется, закрывая руками лицо и бормочет очень тихо:— Ты ненавидишь себя?

— Нет, я просто устал.

— И не хочешь жить?— Хочу.— А еще вчера ты хотел меня, — говорит Антон и перехватывает чужой тяжелый взгляд.

— Пообещай мне одну вещь, Шаст. Когда я умру, тебя не должно быть рядом. А если все-таки окажешься, не смотри на меня, не прикасайся к моему трупу. Я прошу тебя. Антон, пообещай мне. Тебе придется…По стене за спиной Арсения идет трещина.— Нет, Арс.

— Тебе придется меня отпустить. Я умру, я знаю. И поэтому сейчас ты должен прекратить строить свою жизнь вокруг меня.

— Не все в моей жизни вертится вокруг тебя, — взрывается Антон, подскакивая с дивана.

Арсений тоже встает.— В твоей гостиной никогда не было камина, Антон, зато был в моей.

— В моей гостиной есть камин.— Нет, ты воссоздал мою гостиную, когда я попросил тебя представить комфортное для себя место. Мы здесь по уши во мне.

Стена раскалывается и заваливается во тьму.

Антон открывает рот, но губы дрожат так сильно, что сказать хоть слово практически невозможно.— Ты не умрешь, — выдавливает он.

— Ты ничего не изменишь.— Я смогу.

Арсений поворачивается к камину и в пространстве появляются две человеческие фигуры. Черты лиц и линии силуэтов вырисовываются медленно, будто карандашными штрихами и мазками краски.

Антон узнает профиль Оксаны и темноволосый затылок, склонившегося над ней Арсения.

— Окс и ты?..— Мы пытались, и ее смерть…— Но ты спас меня, — хрипит Антон.

— Я спас тебя.

— Зачем ты мне это показываешь?Арс смаргивает образ, но на его место приходит другой.У Мириам сжаты зубы, из-за чего она похожа на дикое животное, когда садится Арсению на бедра и утыкается куда-то в шею.Рейлина Кавахара переворачивается на спину, с удовольствием демонстрируя красивые изгибы своего тела. Ее смех — смех демона-соблазнителя, человека, которому никто никогда не отказывал. Она знает, что идеальна и гордится этим. Раздвигает ноги, будто в рай приглашает. Арсений ложится на нее и, грубо схватив за бедра, придвигает к себе.— Арс, прекрати.

Он двигается рвано, не заботясь о чужом удовольствии, но Кавахаре, кажется, плевать. Стоны становятся лишь громче.— Хватит. Я не хочу на это смотреть.

Стоны обрываются резко, образы меняются, и нечеткий силуэт Арсения, выгнувшегося на ковре, Антон узнает мгновенно. Другой человек появляется в пространстве медленно, неуверенным наброском над Арсением. Его движения плавные, чересчур осторожные. Он нежно касается чужого тела, будто запечатлевая в памяти.

— Хватит. Прекрати, — орет Антон. — Зачем мне это видеть?

— Ты в курсе, как работают психохирурги. Они ищут то, что разрушает тебя, а потом собирают по кусочкам. Мне проще сложить этот пазл, я тебя знаю.

— Потому что ты меня и разрушаешь.

Образы на ковре сливаются в единое целое, вжимаются друг в друга, не оставляя пространства даже для дыхания, делят вздохи на двоих. Тягуче бережные движения завораживают, а жадность, с которой человек без лица целует Арсения, пугает. А потом его черты приобретают ясность, волна пикселей обрисовывает волосы, лоб, глаза, щеки и рот.

— Арс, — шепчет Антон, — Арс…Языки пламени камина обволакивают их тела. Капля пота срывается с виска и скатывается по ключице Арсения на грудь. Антон наклоняется и слизывает ее. Оставляет дорожку поцелуев на скуле и вжимается в губы. Жадно. Нежно.

Антон смотрит и думает, что ни с кем в своей жизни не был так нежен, но понимает: именно с Арсением хочет.

Арс смаргивает образы, и вместе с ними исчезает камин, диван, кресло — вся гостиная. Они висят во тьме.— Без тебя я больше не буду отстраивать свою жизнь заново, Арсений. Второй раз не стану. Исчезну в пустоте, которую ты после себя оставишь.

Антон смотрит Арсению в глаза. Смотрит, проваливаясь в синий грозовой океан переломанного чужого мира. И находит то, что давно искал.

***2021 год.Арсений сидит на стремянке и тыкает в нос Сереже свой пропотевший за длинный рабочий день носок. Разноцветный такой, с кусочками пиццы, аппетитно выглядывающими из штанин. Антон на полном серьезе готов отожрать чужую ногу. Заказывать еду в офис ночью уже бессмысленно, проще поесть дома через полчаса — Ира точно что-то приготовила и оставила на столе. Знает: Антон теперь успевает жрать только на ночь.

С этим, конечно, проблемы. У худого Шаста отрастает, блядь, живот. Сережа отыгрывается за все шутки про его собственный вес и, кажется, готов стебаться вечно. Зато Арсений как назло успевает каким-то невозможным образом держать себя в форме. Мышцы его предплечья хочется зарисовать, это если б Антон умел рисовать. Но он не умеет и пялится. На голые руки, на носки, на лицо, когда Арс начинает говорить.— Это беда журналистской этики и тех, кто считает, что забавно постоянно писать, будто мы геи.— Нам бабло фанаты приносят. В том числе и шипперы, — вздыхает Стас. — Ну, и те, кто текут с тебя и Антона по отдельности.— Надоело просто, но мы никак не можем этому помешать. Хотя Серый очень сильно недоволен в своих эфирах.

Сережа не поднимает голову от телефона и лишь изредка отмахивается от носка и трясет стремянку.— Хайпишь, Серый, — Дима усмехается. — Других тем для разговора нет?— Но есть факты, — Стас устало тыкает в доску маркером, рука соскальзывает, и тонкая полоса перечеркивает улыбающийся смайлик, нарисованный Арсением. — У нас проблемы: устали, перегорели, исписались. А на носу гастроли.

— А виноваты кто? Конечно, шипперы, Сереж, — ехидно говорит Антон.

— Конечно, ты, — рявкает Серый.

Арсений получает удар по бедру и вскривает, падая вместе со стремянкой под ноги Стасу.— Очень удобно перекладывать все наши проблемы на шипперов, — Дима кивает, сжимая губы в тонкую полоску. — Эдакий психологический перенос.— Вас это трогает? — интересуется Антон. — Меня нет. Сочувствую.

— Нормально ли, что это на нас так влияет? — Арсений перебирается с пола на подлокотник кресла Антона. — Почему нам не плевать? У нас ведь уже должна была отрасти толстая кожа?

— Но пока отросла только у Шаста, — вставляет Сережа.— Я тебе сейчас уебу, держите меня.

— Я его держу, — орет Арс и делает вид, что сжимает чужое горло локтем.

Антон роняет голову ему на руку, закрывает глаза и высовывает язык.

— Я помер и отправляюсь в рай, — он встает, скидывая чужую руку, — то есть к кулеру за кофе. Мы еще долго?— Не долго, — уверяет Стас, зевая.— Я все равно за кофе.— Я с тобой, — Арсений подскакивает тоже.Они выходят из офиса под какой-то пошлый Сережин комментарий.

На этаже темно. Все ушли пару часов назад. Даже Айдар, обычно засиживающийся допоздна или и вовсе ночующий в офисе.

Антон останавливается у кулера, чуть не ошпаривает руку, сунув стаканчик наугад, и высыпает туда кофе прямо из банки, не особенно запариваясь, сколько там в итоге ложек.

Арсений опирается ладонью на столик с микроволновой и подавляет зевок.

— Будешь? — Антон тыкает ему стаканчик в лицо.— Нет, спасибо. Я хочу сегодня уснуть пораньше.— А я хреново засыпаю, что с кофе, что без.

Арсений ловит Антона за предплечье, заставляет развернуться и смотреть в глаза. Пальцы на коже теплые, приятные.

— Ты сгораешь, Шаст, — говорит он тихо. — Мне иногда так хочется закрыть тебя руками, как огонек от ветра, но это ведь не спасет.

— Слишком много надежд на меня возлагают, но я их не оправдываю.— Ошибаешься. Ты молодец.

Антон качает головой.— Я неплохо играю роль счастливого человека, как ты — загадочного интеллигента. Но вот иногда ты что-то скажешь или сделаешь, и я хочу орать: шакал, вяжите его.— Шакал, — передразнивает Арсений и смеется.— Арс, ты склеиваешь нашу команду. Ты это осознаешь? — спрашивает Антон, любуясь чужой улыбкой.— Я клей с истекшим сроком годности. Постарел, иссохся, но вином не стал. Моральных ресурсов нет. Мне бы себя склеить, Шаст.

— Ну, на меня действуешь безотказно. Собираешь по кускам.

Антон обнимает Арсения, пытаясь хотя бы таким образом объяснить его для себя значимость. Но ответных объятий не следует. Арсений съеживается, сереет, теряет свет и устойчивость, будто его воздух держал, а сейчас он оседает, проваливается внутрь себя.

Антон неловко отступает, бросая какую-то извиняющую фразу, разворачивается и бежит к двери их офиса, забыв про отставленный на стол во время разговора стаканчик с кофе.

— Да не изменился он, — слышится раздраженный голос Стаса.

— Он настоящий только с Арсением, — возражает Сережа.

***2021 год.2— Иногда мне кажется, что этого не должно быть, что мы обманываем всех вокруг, наебываем вселенную.Антон вздрагивает, но только крепче прижимает к себе Арсения, теплого, изнеженного, разморенного, засыпающего.

— Множество причин, почему нас быть не может. И лишь одна, почему мы есть. Мы хорошая пара, не верь, если скажут иначе.

— Думаешь любовь стоит всего? — спрашивает Арсений, притираясь щекой к чужому плечу.Антон целует его руку, а потом макушку, вдыхая родной запах.

— Стоит, Арс. Я так много хочу тебе сказать.?Я так много за тебя отдал?, — думает он.

— Но я не знаю, как выразить это чувство. Будто огромный сгусток энергии, будто разжавшаяся внутри меня пружина. Что-то большее чем вселенная, которую мы наебываем.

Арсений хохочет.

— Тебе точно не тридцать. Скорее, сто тридцать.

— Плюс еще несколько сотен лет, — вздыхает Антон.

— Ктулху.— Что?— Хтоническое древнее чудище.— Я пришел из будущего.— Как здорово, — Арсений поворачивается набок, с интересом заглядывая в глаза. — Мне дадут главную роль в каком-нибудь фильме?

— Дадут, — серьезно отвечает Антон.

— Радостная новость. А когда я умру?— В две тысячи шестьсот сорок девятом.

У Антона эта дата выжжена клеймом в сознании.— Ого, — восхищается Арс, — не задумался ни на секунду. Долго же я проживу. А из-за чего умру, расскажешь?— Тебя застрелят. И это будет моя вина.

— Трагично. Брошусь за тебя под пулю?

— Не в первый раз.

Арсений начинает аплодировать.— Отличная импровизация, Шаст, я поверил твоему серьезному лицу и грустному голосу.

Антон истерично смеется.— И все эти шесть сотен лет ты будешь меня любить? Прямо сказочка о вечной любви.— Я люблю тебя, Арс. И сейчас и через шестьсот лет. Того, кем ты был, того, кем являешься и того, кем ты будешь.***— Я предупреждал тебя, ты ничего не изменишь.

— Теперь я понял, — шепчет Антон и приставляет пистолет к виску.