Глава 11 (1/2)
Не могу воспринимать слово ?симбиоз? нормально с тех пор, как узнал, что морской огурец живет в симбиозе с рыбками, живущими у него в жопе.
Живущая в жопе у морского огурца рыба получает питание и защиту, а морской огурец — рыбу в жопе.Bash***Смерть смотрит на него голубыми глазами с чужого лица. Кислородная маска мешает различить эмоции, от бликов неоновой рекламы собственные глаза слезятся. Антон поворачивает голову набок, ерзает спиной по простыням и шипит от резко накатившей боли.— Лежи спокойно, — просит Арсений, крепче сжимая в своей ладони кончики пальцев Антона, — твои раны ещё не до конца затянулись. Ты без сознания три дня провалялся.
— Серьезно?Арсений взрывается.— … ты … полез меня… спасать? Тебе вообще… насрать на себя, Шаст… ?
Антон не понимает половины сказанных ему слов, догадывается только по интонации, что это мат.— На каком языке ты сейчас говорил?
— Ты, блядь, слышал мой вопрос вообще? Ай, — Арсений отмахивается от Антона свободной рукой и сдувается — плечи опадают, яростный оскал с губ тоже.
— Если б я не вмешался, ты бы умер, все бы умерли!— А ты почти умер. Крюков не разрешил тебя перезагружать — сказал, что у твоего сознания критический износ. Перезагрузка отправила бы тебя прямиком на стол к психохирургам.
Антон переворачивает свою ладонь и гладит чужое запястье кончиком указательного пальца, чтоб успокоить. Трубки, опутывающие руку, неприятно натягиваются, сдвигая иглы под кожей.
Арсений вздыхает и съеживается в кресле ещё сильнее. Его лысая двухметровая оболочка еле помещается между двумя подлокотниками, поджатые ноги постоянно соскальзывают на пол. Забавно наблюдать за типично Арсовыми привычками, когда он в другом теле.
— Ты пока без сознания был, я поругался с Пашей в пух и прах.— Я бы зассал ругаться с тобой в этой оболочке.
Арс хмыкает.— А целовать не зассал?— Ты же видел охуевшие лица людей вокруг?
— Все решили, что ты пьян.— Я был пьян.
— Ну ты ублюдок, конечно.
Антон смеется и стонет от боли в груди и животе, переходит на несчастное бульканье в себя. Арсений предупреждающе щёлкает его по пальцу.
— Шаст, не елозь, правда.
— Прости, очень хочется. Кстати в новостях ещё не мелькают фотки нашего эпичного засоса?
— Я не смотрел, слегка не до этого было. Можем сейчас вместе посмотреть.Арс разворачивает голографический экран, листает новостной блок и все-таки садится на кресло нормально. Не умещается он на нем с ногами.
— Мы выглядим эпично, — Антон снова болезненно булькает.
— Общественность потрясена, на комменты внимание обрати.
Антон пока смотрит только на фотографию, крайнюю степень охуевания на квадратном, бородатом лице Арсения, его выпученные глаза и приоткрытый рот, в который Антон успел впиться.
— Арс, ты реально думал, что я тебя не поцелую?
— Тебя разве не пугает моя оболочка?
— Это же ты.— Это же я, — Арсений сворачивает экран, поднимается с кресла, убирает челку со лба Антона и мягко касается губами его виска. — Звучит как оскорбление.
— Но борода у тебя отвратительная, уж прости, — Антон морщится из-за кольнувших его жестких волосков. — Ты уходишь?
— За кофе, а то я усну.
— Ты сидел рядом со мной три дня?
— Мы с Пашей и Диманом менялись. Паша грозился, что выкинет меня отсюда за шкирку.
Антон критично осматривает Арсения с ног до головы.
— Хотел бы я это увидеть.
— Поверь, Паша бы смог.
— Верю.
Арсений осторожно огибает металлическую стойку капельницы, поправляет сползшие с бёдер джинсы и, обернувшись, вдруг подмигивает. Антон надувает щеки и выдыхает, выпячивая губы вперёд. От сексуальной грации Арсения в этой оболочке хочется выколоть себе глаза. Движения-то родные, узнаваемые, но пропорции тела приводят в замешательство. Химия больше не бьет по голове, и разложить его на ближайшей поверхности желания нет, но отпускать от себя до сих пор не хочется.
— Попробуй поспать, Шаст, хорошо?— Дождусь тебя.
Антон проваливается в сон минут через пять. И когда просыпается в следующий раз, на улице уже день. Паша тихо разговаривает по голосвязи со Славой и ходит по палате туда сюда. Двадцать шагов вперёд, разворот, двадцать шагов и тумбочка.
— Привет, Паш! — Антон прищуривается от сероватого дневного света и моргает пару раз. — А Арс где?— У-у-у, — взвывает Воля, — да Господи, Боже. Уехал по делам.
— Антон Андреевич, ты как? — спрашивает Слава.
— Прекрасно себя чувствую.— То есть готов творить отборную хуету дальше? — Дусмухаметов откидывается на стуле. — Ты спас много людей. И меня тоже спас. Спасибо. Но умирать с тебя хватит, пожалуй.
— Безусловно.— Когда тебя выпишут?Паша прислоняется жопой к тумбочке и задумчиво стучит ногтем по металлическому подголовнику кровати Антона.
— Должны завтра. Хотя лично я бы его запер нахрен.
Антон ржёт в голос — тело уже не болит.
— Весело тебе?— Я, блядь, король вечеринок.
***— Шастун, рубашки одинаковые. Любую возьми.— Я ищу приталенную.
Паша косится на его голый торс и качает головой, закатывая глаза.
— На тебе будет чертов фрак.— Именно поэтому я подбираю рубашку, не собираюсь весь вечер в нем рассекать.
— Мы опаздываем.Антон со вздохом садится на обувницу, приминая кроссовки.
— Это потому что я не хочу туда идти.
— Так, — не выдерживает Паша, перелистывает рубашки на вешалке считалочкой и вытягивает одну, гаркнув: ten — back again. Надевай.
Антон вертит рубашку в руках, вздыхает совсем уж скорбно и залезает в рукава. Воротничок вздергивает, шарахаясь перед зеркалом. Паша разворачивает Антона к себе, застегивает пуговицы, матерясь на чужую нерасторопность, и швыряет фрак в грудь.
— Пошли, такси ждёт.
— И куча стремных Арсениев.
— И не менее стремный Кадмин.
— Во-о-от.
Паша выпихивает Антона из гардеробной тычками в спину.
Балы ООН проводятся каждый месяц и, если раньше они впятером разыгрывали на раз-два-три возможность уклониться, то теперь Антона обязали эти балы посещать. Паша присоединился по доброте душевной.
— Чем раньше придём, тем раньше уйдём.
Воля потирает пальцами висок и откидывает кресло в лежачее положение, устало растекаясь на нем. Антон открывает окно такси, высовываясь почти наполовину. Пробка тянется до перекрёстка и разветвляется разноцветными быстрыми потоками, пробивая грудь голограммы Арсения.— Для вас я могу быть кем угодно, — говорит андроид, склоняя голову.Антону становится противно. Паша затягивает его внутрь, дёрнув за пингвиньи хвостики фрака.
— А могли бы сейчас дома залипать.— Я-то точно, — усмехается Паша.
Антон бесцеремонно заваливается головой к нему на колени.
— Не грусти, напейся.
— Уже не помогает, — жалуется Антон.
Такси пересекает ребра голограммы и уходит вверх, встраиваясь в очередную пробку другой дорожной полосы.
Антон провожает взглядом темноволосый затылок Арсения, расплывающийся в свете фар.
Через полчаса, когда они влетают на набережную, щурясь от яркого неонового освещения стен Кремля, Паша спихивает Антона с коленей. Антон потягивается, насколько ему позволяет крыша такси и залипает на огоньки. Он любит гирлянды ещё с детства, помнит мерцающую елку и, как мама оставляла ее до апреля — знала, что Антону нравится.
Сенатская площадь встречает их гудением сотни болтающих на разных языках людей и блеском бриллиантов. Посланники чёрными дырами матовой брони рассекают среди толпы, иногда теряясь в лабиринтах ухоженных кустов. Арсения не видно. Зато его копий точно больше десяти. Антон заставляет себя выйти из машины.
— Сразу в зал или здесь побродим? — интересуется Паша, поправляя полы пиджака.
— Не жажду сцепляться языками с присутствующими — не входит в мой контракт.
— Тогда бегом в зал — Мартиросян на шесть часов.— Ой, — Антон морщится и быстрыми шагами пересекает площадь, здороваясь и кивая направо и налево.
Приходится притормозить, потому что у массивной деревянной двери стоит копия Арсения, сжимает в пальцах бокал, как-то особенно ублюдски держа за ножку, и страшно улыбается. Антон пытается его обойти, но андроид бесцеремонно сгребает под локоть, грубо обхватывая ладонью запястье. Арс так делал тоже, но сейчас руку будто вывернуть хотят.
— Ждал тебя. Выглядишь замечательно.— Ты тоже, — говорит Антон и оборачивается на Пашу, ища поддержки.Паша пожимает плечами, мол, твои проблемы. Антон скисает окончательно.— Пойдём внутрь, — он приглашающим жестом предлагает андроиду пройти первым.
Копия демонстрирует омерзительный оскал и переступает порог, затягивая Антона в зал.
Сенатский дворец встречает роскошью классического стиля. Антон вроде и привык, но всегда поражается позолоте, колоннам и искусно вырезанным скульптурам. Поэтому сквозь парадную анфиладу залов идет, вертя головой. Андроид тащит их напролом, разве что людей огибает, на красоту внутренней архитектуры ни разу не взглянул.
В Купольном зале играет оркестр. Живая музыка и девять мертвых Арсениев. И это только те, кого Антон видит. Поворачиваются к нему с кровожадными ревнивыми улыбками. Антон приобнимает копию и растягивает губы, потому что фотографы как по команде переключаются на них. От количества вспышек перед глазами плавают яркие круги. Ещё одна копия уверенно пересекает зал, забирая с подноса два бокала с шампанским, и идеально вписывается Антону в свободную руку.
— Привет. Как дела?— Привет, нормально, — выдавливает Антон.Его спрашивают о чём-то ещё, но он игнорирует вопросы, продолжая улыбаться в камеры. Предложенный бокал выпивает залпом. В одной руке Арсений, в другой руке Арсений, по направлению взгляда тоже Арсений. Самая извращённая полиамория в мире. Интересно, все здесь присутствующие уверены, что Антон устраивает веселенькие оргии и наслаждается таким положением вещей?— Прошу прощения, я хотел бы поговорить с гостями.— Хорошо, — откликаются копии одновременно.
Одна клетка мозга на всех Арсениев.
Антон выхватывает взглядом черноту брони в противоположном углу бара и идет к посланнику. Лицо незнакомое, да и пофиг.
— Добрый вечер, не подскажите, где мистер Кадмин?— Он ест. Привет. Это я Мириам.Антон осматривает огромную мужскую оболочку, начиная с массивных ботинок, и замирает на роскошных усах.
— В пизду вообще вашу смену тел. Кадмин, надеюсь, сегодня не женщина?— Нет, но женская оболочка у него шикарная — слюнями пол вымоешь.
— Да я и так, — ржёт Антон.
Мириам усмехается в ответ и чешет бороду.— На самом деле ненавижу перекрестнополую загрузку. Член реально мешает. В сексе приятно, но драться неудобно — надо помнить, что секунд на десять я выйду из строя при ударе между ног.
— А уж как я ненавижу перекрестнополую загрузку, у-у-у.— Мне жаль, что де Сото испортил твой первый опыт, — Мириам кривит губы. — Попробуй трахнуть кого-нибудь будучи женщиной. Ощущения незабываемые. Множественные оргазмы...
— Не у всех бывают.— Можно загрузиться в гиперчувствительную оболочку и познать рай.
Антон снимает бокал с проплывающего мимо подноса.
— Будешь?
— Я на работе.
— Точно?— Точно.
Мириам вымученно вздыхает, оглядывает зал и вновь смотрит на Антона. Сверху вниз.
— Скучно. На менее светских мероприятиях я развлекаюсь, гоняя трахающиеся парочки, и вывожу угашенных людей. А тут мафы сохраняют подобие адекватности.
— О, твоё тело вырабатывает наркоту?
— Хочешь об меня обдолбаться? Извини, наркотиков с приятными эффектами моя оболочка не производит.
— Жаль.
— Напейся.
— Собираюсь.Антон поправляет бабочку, допивает бокал и берет с подноса ещё один, отставляя пустой.— Шампанским? Кстати можешь засосать Кадмина, там такой набор наркоты, я завидую.
— Засосать?Мириам пожимает плечами.— Слюна быстрее усваивается организмом. Или брезгуешь этой его оболочкой? Отсосать тоже сработает, если что.Антон с силой проводит руками по лицу, оттягивая кожу под глазами.
— Ваша химия тела поражает, конечно. Мириам, а тебя когда-нибудь хотели просто из-за усиленной химии?
— Меня нет, но одного парня из нашего взвода, когда он был в женской оболочке, на Старой Земле преследовал маф. Такая страсть, еле отбили. С боем. Тело сменил, и все прекратилось. Знаешь, меня пугают животные инстинкты наших оболочек. Они затмевают сознание, не дают рационально мыслить, мы начинаем творить странные вещи. Самая ужасная зависимость как по мне. Хотелось бы думать, что мы влюбляемся в душу, — грустно заканчивает Мириам.— Одиноко быть посланником?
— Да.
Антон поджимает губы.— Сочувствую.
Мириам улыбается, но резко подбирается вся, выпрямляется, возвращая серьезное выражение лица.— Антон Андреевич, вы могли бы не отвлекать мой взвод от работы.
— Мистер Кадмин, я искал вас.
— Меня тоже нельзя отвлекать от работы.
Антон оборачивается и вынимает крошку из бороды Арсения.
— Приятного аппетита.
— Спасибо, ваш домашний андроид готовит лучше.
— Заглянете на ужин?Арсений прищуривается.— На завтрак.— То есть после ужина не уйдёте?
И игнорирует вопрос.— Мириам, будь добра, следи за залом, а не чеши языком с пьяными гостями.Разворачивается и широкими шагами уходит в центр зала к хрустальному фонтану. Антон еле поспевает за ним.
— Мистер Кадмин, ну правда. Вы же с вашей работой наверняка одними полуфабрикатами питаетесь.
— Их легко и быстро готовить. Высыпаешь на сковородку, выкидываешь пакет, думаешь, лезешь за пакетом в мусорку, чтоб прочитать инструкцию.
Антон перехватывает Арсения за локоть, тормозя.— Поговори со мной, здесь ужасно скучно.— Радость моя, отвлекаешь. Выпей пару бокалов, потанцуй.
— Мистер Кадмин.
Арсений пятится, аккуратно выворачивая локоть из чужой хватки, быстро огибает фонтан, качает головой, глядя Антону в глаза, и замирает каменной статуей, как те, что украшают стены зала.
Антон фыркает и решает найти Пашу. Шарахается от Мартиросяна, забиваясь в нишу за постамент, кажется, с Путиным, умещается, радуясь своей худобе. Гарик проходит мимо с какой-то молоденькой девушкой, которая удивленно смотрит на Антона. Шаст прикладывает палец к губам.
Паша обнаруживается на диванчике в одиночестве. Сливается своим золотистым пиджаком с вензелями на обивке. Антон сваливается рядом, ложится на подлокотник, закидывая одну ногу на Пашу.— Я думал, ты уже давно окупировал Арсения, — Воля критично осматривает пыльную подошву чужих туфлей.— Он меня прогнал, работу работает.— Пиздец. Никак не привыкну, что Арс вообще живой. Я рад, но постоянно в шоке. Ощущение, будто мы все обдолбались, и теперь нас преследует массовая галлюцинация.
Галлюцинация переместилась от фонтана к бару — Антону с диванчика прекрасно видно зал, поэтому он следит за Арсением, заняться все равно больше нечем. Паша заказывает официанту бутылку виски, и они распивают ее аристократично медленно, покачивая лёд в бокалах, не дома же. Дома давно бы нахерачились.
В центре зала под красивый старый вальс начинают кружиться пары. К Арсению поочередно подплывают несколько девушек видимо с предложением потанцевать, потому что он с улыбкой качает головой, и по губам читается: ?Работа, работаработа!? Антону немного жаль отвергнутых девушек, чьи сердечки явно сжимались в предвкушении объятий с сильным, опасным мужчиной, иначе такую тягу к Кадмину обьяснить было невозможно.
— Пойду приглашу кого-нибудь, — говорит Паша.И неоформившаяся дурь в голове Антона оформляется в желание Арсения доебать.Антон поднимается с дивана и идёт вслед за Пашей. Скидывает фрак на спинку ближайшего стула, закатывает рукава до локтей, ловя предупреждающий взгляд Арсения, который мгновенно поворачивается к нему спиной. Антон подмигивает отражению Арса в зеркальной стене напротив, прислоняется поясницей к бару и растекается руками по стойке.
— Мистер Кадмин, давайте выпьем.— Я работаю, Антон, — Арсений запинается, повернувшись к нему, — Андреевич.
— Чуть-чуть виски вам не повредит.— Я что-то вижу в ваших глазах, а да точно, это олень с родового герба Маккензи.[1]— Что?
Арс указывает в сторону бутылок:— Далмор скоро польётся через ваши уши.Антон просит у бармена налить два бокала виски, толкает один Арсению, а второй подносит к губам, облизывая их. Расстегивает бабочку, оставляя болтаться в районе ключицы, и три верхние пуговицы рубашки. Он наигранно неловко обливается виски и запрокидывает подбородок вверх.
— Ой, полился, вы были правы.
Арсений делает это. Он смотрит. На шею. И взгляд у этой оболочки страшный. Антон пробегается пальцами по чужим костяшкам и переворачивает ладонь, щекоча указательным ее центр, ведёт по линии жизни. Арс сжимает руку, намеренно причиняя боль.
— Хочу тобой обдолбаться, — говорит Антон и замирает с раскрытыми губами.
— На нас смотрят.
Арс делает шаг в сторону и разворачивается, скрещивая руки на груди.
— Только не эмпатин, нужно что-то потяжелее. А ты в этой оболочке довольно тяжелый.
Арсений закатывает глаза.— Это самая мерзкая дичь, которую я слышал. А слышал я себя поющего.
Антон приобнимает его за пояс, пытаясь прижать ближе к себе, но, конечно, не сдвигает Арсения ни на миллиметр, заваливается на него сам.— Потанцуем?
— Я работаю.
— Кружась в вальсе, будешь оценивать обстановку.
— На нас уже смотрят, ты представляешь, что случится, когда мы выйдем танцевать?
— Где твои крылья, которые нравились мне, — патетично восклицает Антон. — Было бы красиво вальсировать с ними.— Я бы здесь все снес.
— Как курочка яичко.— Антон.
— Не забывайте про отчество, это меня заводит, мистер Кадмин.
Арсений гневно прищуривается.— Человека, который так на меня смотрел в последний раз, я трахнул.
— Ты исчерпываешь мое терпение.
— Тебе бы сорваться, да?
— Если мы потанцуем, ты оставишь меня в покое?
Антон кивает как собачка в машине на большой скорости и протягивает руку.— Приглашаю вас на танец, Арсений Сергеевич.
— Не называй это имя.— Молчу.
— Люди оборачиваются.— Тем интереснее.
На самом деле на то, как Антон выводит Арсения к танцующим парам, смотрит весь зал.
— Я веду, — говорит Антон.— Смешно, — Арсений скользит рукой по его пояснице, заставляя встать ближе.— Ладно, ты.
— За отдавленные ноги прощения не прошу, но предупреждаю, что в этой оболочке грация у меня ни к черту.
Они одновременно делают шаг. Антон слепнет от вспышки камеры, но ведомый Арсением даже не оступается. Арс, не смотря на свою грозную внешность, держит его аккуратно. Выражение лица смягчается, и глаза приобретают оттенок близкий к родным.
— Люди в шоке. Паша руками закрылся.Антон ржёт.— Представляешь, что будет, если я тебя поцелую?Арсений наступает ему на ногу.
— Неужели не пугает моя оболочка?
— Нет.
— Ой, не ври.
— Это же ты.
Антон гладит его плечо, хоть и осознаёт, что Арс вряд ли почувствует через броню. Арсений высовывает язык и противно им шевелит. Выглядит ужасно.— Ну целуй, что же ты? Тебе губы не нравятся?Антон поднимает брови.
— В бороде затерялись.— Борода очень колючая.
— Волосы у тебя за ухом колются сильнее.Арсений краснеет. Двухметровая лысая оболочка, хлопающая глазами, начинает казаться милой.
— Я в два раза шире тебя и сантиметров на десять выше. Пугающе, разве нет?— А как дела обстоят, если снять штаны?— На удивление хуже, чем у родной оболочки.
Антон перемещает пальцы на шею.
— Слава богу, встаёт у меня только на родную.
— Меня целовать противно?— Странно.
— Слабо?Антона нельзя брать на ?слабо?. Через его ?слабо? они все в Импровизацию попали. А слабо тебе Шастун съездить на ?Comedy battle??
Арсений хохочет.— Не слабо, — Антон поднимается на носочки и впивается в чужой, открывшийся в смехе рот.
Арс подтормаживает. Не отвечает, но и не отталкивает. Застывает, не смыкая губы. Антон кусает верхнюю и уводит поцелуй по щеке на шею. За его спиной разбивается бокал. Арсений отстраняется, Антон оборачивается, ловя уж слишком больной взгляд у одной из копий. Насчитывает минимум пол зала жертв своей внезапной дури.
— Пожалуй, хватит, Антон Андреевич.Арсений опускает руки по швам, потерянно оглядываясь.
— Мне плевать, что ты сделал и какой будет твоя оболочка, главное, ты жив, — шепчет Антон и спотыкается через собственную ногу.
Арс подтягивает его за локоть наверх и говорит громко:— Он пьян.
— И развлекаюсь. Мистер Кадмин отлично танцует.
Антон ослепительно улыбается в камеру и, пошатываясь, уходит к Паше. Видит только в отражении за барной стойкой, как Арс касается пальцами губ.
***— Вы заголовки видели вообще? ?Кризис звездных отношений??, ?Роман звезды ТНТ и чрезвычайного посланника?.— А как тебе ?Новый секс символ. Посланник разбивает женские сердца, поцеловав Антона Шастуна на балу ООН??— Паш, ?Групповой секс и высокие технологии?. Потому что чем выше технологии, тем ниже поцелуи.Голограмма Серёжи подпирает подбородок ладонью.— И статус сексуального гуру Импровизации внезапно переходит к Шастуну.
— И это я даже не трахаюсь, Сереж.
— Зато мозги всем профессионально ебешь.
— Извините.
Антон потягивается, рассматривая маленький розовый шрам на предплечье. Доктор уверил, что через неделю затянется. Но Антону уже назначили фотосессию на послезавтра. Как же герой и без шрамов на теле.
Паша заходится громогласным хохотом.
— Ещё нашёл: ?Новые фетиши Шастуна. Замена Арсения Попова на посланника?.
— Арсения Попова на Арсения Попова, — Сережа поджимает губы. — Омерзительно и ни капли не смешно.
Антон вздыхает и потирает пальцами висок. Новости пестрят огромным количеством фотографий, где он целует Кадмина, обнимается с копиями Арсения и пьёт. О том, что Антон спас людей, пострадал и валяется в больнице забыли почти сразу. Для общественности он теперь пьяница, любитель оргий и изменщик, который разорвал помолвку через две недели из-за страсти к посланнику. Мартиросян уже успел передать через Славу, чтоб Антон купил кольца и взялся за голову. Ведь восстановление его репутации обходится каналу дорого. И Антону иррационально хочется изгадить свою репутацию ещё больше, но, кажется, некуда. Он молится, чтоб Арс, где бы ни был, не увидел фотографийи с поцелуем. Причинить ему боль — самое омерзительное, что Антон может ещё натворить.
— Паш, со своими делами не торопитесь. Я доберусь до дома.
— Арсений в любом случае собирался тебя забрать, но мы подъедем тоже, если быстрее освободимся.
— Как будто я немощный инвалид.
— Ты дебил, — говорит Паша.Серёжа за его спиной кивает.
— Ладно, я по территории больницы пойду прогуляюсь, все равно ещё осмотра врача ждать.
— Не умри до нашего приезда.
— Постараюсь, пап.— Дебил, — Паша отключается.
Серёжа отпивает воду из бутылки, болтает во рту и растекается на стуле.
— Я не вывожу, — стонет Воля. — А Шастун вон скачет как в жопу ужаленный, будто его сложившаяся ситуация вообще не беспокоит.— Беспокоит, наверное. Просто он реагирует своеобразно. Я только не могу понять, зачем они с Арсом друг друга достают. Поцелуй этот ещё.В дверь гримерной стучатся.— Вас ждут на сцене через десять минут, будьте готовы.— Будем, — Паша поправляет челку, глядя в зеркало, оттягивает веки, совсем уж скорбно вздыхая на красные белки усталых глаз. — Главное, чтоб не переспали.— Не хочу это обсуждать.— Почти семьсот лет не трахались же.— Паш!— Посмотри, как Антона накрывает рядом с Арсением, он же его провоцирует постоянно. Да и Арс горазд.
Серёжа качает головой, поднимается со стула и встаёт около Паши, оперевшись на тумбочку руками.— Арс кажется более вменяемым. Ему от Шаста ничего не нужно. Хочу надеяться.
— Да ладно? — Паша выпучивает глаза. — Он ни на шаг от Антона не отходит.
— А чего тебя удивляет? Всегда так было. Меня бесит больше, что Антон отмалчивается о другом нашем Арсе.
— А когда ему о нем говорить? Арсений почти всегда рядом и бесится от любого упоминания. Пиздец — с какой стороны ни глянь.Серёжа прислоняется к зеркалу лбом.— Я боюсь, все плохо закончится. Мы до сих пор не знаем, что Арсений делал полтора века, пока мы считали его мертвым. Он до черта опасен, но Шаста это вообще не колышет.
— Сереж, Арсений живой. Ты радоваться должен.
— Я радуюсь, но чувствую подвох. Мы не знаем, кем он стал. Зачем ему наш Арс. Где, блядь, наш Арс? Антон как с цепи сорвался, и ему плевать на человека, которого он, по его словам, любит.
— Не плевать, я уверен. Сложность заключается в том, что они оба Арсении. Как их разделить?— Очень просто, — рявкает Серёжа. — прекрати оправдывать Шаста. — Они разные. Шастун смог начать отношения с Арсом только потому, что это на самом деле не Арс. Абсолютно другой человек, которого мы создали из своих воспоминаний. Для себя. Удобного нам, блядь. Без загонов и надрыва.
— Ты так говоришь, будто с нашим Арсением Антон не смог бы сойтись.— С каким нашим? Он уже полтора века не наш. Мы ничего о нем не знаем теперь. И да, они не сошлись бы. Как и почти семьсот лет до этого. Арсений бы себе не позволил, я уверен.
Паша наклоняется вперёд, ставя локти на колени и, прищурившись, смотрит на Серёжу.
— Уверен? Они целовались, Серый. И возможно переспали.
— Я знаю Арсения. Я все-таки ему друг. И я боюсь, что Антон и его сломает. Как сломал другого Арса. Я боюсь, Антон уничтожит их обоих. Я не хочу этого.
— Они взрослые люди. Разберутся.
— Взрослые люди, которые творят омерзительную хрень. Шаст — кукловод, дергает за нужные ниточки, не наигрался за семьсот лет.
Паша, опираясь на подлокотники стула, подтягивает себя наверх и разворачивает Серёжу к себе за плечо.
— Не вали все на Антона, Арс виноват тоже.Серёжа поджимает губы.— А другой Арс? Чем он виноват? Тем, что влюбился? И когда на горизонте замаячил еще вариант, его просто кинули. Давай признаем, Шаст — ублюдок.
— Матвиенко, мы сейчас поссоримся.
Серёжа уходит к двери, касается ее и тихо говорит:— Я не готов их разменивать. Они оба мои друзья. А Шаст готов. И разменяет. Ты же понимаешь это.
Паша отворачивается. Дверь отъезжает с тихим хлопком.— Ты понимаешь.— Серый, ты когда-нибудь любил… — Паша осекается, услышав звук закрывшейся двери, и орет в пустоту: любил кого-нибудь гребаную вечность, а?
Он выдыхает, разжимая кулаки. И стоит минуту, пялясь на себя в зеркало. Тягостную тишину обрывает звонок Арсения.
— Ты не в курсе, где Шаст? — голограмма Арса поднимает брови и склоняет голову набок. — У тебя что-то случилось, Паш?— Ты позвонил — я расстроился. Стремный, пиздец. Смени оболочку, умоляю.— Меня даже в этой оболочке признали сексуальным, завидуй молча. Так где Антон?
— Сказал, что по территории прогуляется.
— Я ещё за ним бегать должен.
— Должен.
— Ладно, — Арсений смеется, но сразу серьезнеет. — Не приезжай, я сам отвезу его домой. Выглядишь больным.
— Не больным, а заебавшимся, — возражает Паша. — Не убейте друг друга.— Мы вроде нашли общий язык.
— Ага, у тебя во рту.
— Что-то теряешь, что-то находишь.— Мне на сцену пора. Ищи, Шерлок.— Язык?— Шаста.
— Хорошо, что они всегда вместе, но иногда отдельно от мозга.
Паша смахивает голограмму, добивая напоследок:— И оба в жопе.
Серёжа топчется за кулисами, засунув руки в карманы. В сторону Паши даже не поворачивается, когда он подходит. Начинать разговор бессмысленно, все уже друг другу сказали. Дима кивком просит их выйти на сцену.
— Сыграем в суфлёр? — предлагает он.
— Импровизация ?Суфлёр?, — объявляет Паша. — Нам нужны два смелых зрителя.
Больше половины сценки Серёжа несет какую-то злую муть. Дима хмурится и непонимающе выворачивается из грязных подколов. Паша заканчивает импровизацию до того, как у Поза лопается терпение. И хорошо, что их отпускают быстро, заменив на новенького парня из StandUp. Паша бы не вывез внутренние разногласия, вынесенные на сцену.
— Серёг, ты не выспался? — спрашивает Дима.
— Не лезь, а?Матвиенко сдвигает козырёк кепки ниже на лоб и надевает капюшон.
Они садятся в машину Паши. Поз на всякий случай на переднее пассажирское сиденье. Серёжа забивается назад к окну и всю поездку не отрывает взгляда от проплывающих за стеклом небоскребов.
Арсения Паша замечает на стоянке с высоты метров двухсот. В этой оболочке его сложно не заметить, с орбиты видно. Приземляется рядом, высовываясь из окна, и кричит:— Ты сожрал Шаста? Иначе не понимаю, почему ты такой огромный.
Арсений не отвечает, и во всей его позе присутствует какая-то угроза.
Паша выпрыгивает из машины, подходит к Арсу, краем глаза замечая, как сморщивается Серёжа.
— Антон-то где?— Я, блядь, понятия не имею.
Арсений закусывает ноготь большого пальца, делает два шага вперёд, разворачивается, делает ещё два шага, разворачивается…
— Ты издеваешься?
— Посрались опять, — заключает Дима.
— Кто бы сомневался, — Серёжа опирается на машину и скрещивает руки на груди.— Арс, — Паша пытается сохранять дружелюбный тон, хотя понимает, что ситуация уже покатилась по пизде с ветерком, — ты реально умудрился потерять Антона?Арсений смотрит в ответ отчаянным яростным взглядом.
***— Я не хочу быть человеком. Люди грязные существа.
— Будь собой. Чувства даны нам, чтобы мы могли познать себя, — отвечает Арсений и улыбается криво.
Он устал. Но вопросы сыпятся непрерывным потоком. Любознательность андроидов играет против него.
В подземном зале Сотни собралось больше ста андроидов. Арсений сидит на полу уже несколько часов и говорит, говорит, говорит. Сомнения в том, что он мессия, прочно селятся в голове, а терпение кончается.
— Люди мне нравятся, — тихо шепчет какая-то девушка.Со своим мнением она здесь в меньшинстве.
— И мне. Мы можем жить с ними в мире. Сосуществовать в полезном друг для друга симбиозе. Люди…— Люди нам враги, — перебивает Белла. — Прячемся здесь как мыши. Хотя должны выйти на улицы и бороться.
— Тогда начнётся война.
— Пусть начнётся. Ты здесь для этого.
Громкий почти единогласный гул голосов в поддержку слов Беллы оглушает Арсения.
— Вы все так хотите погибнуть?— За свободу готовы. Вы же готовы? — Белла взмахивает руками и улыбается ответным положительным крикам.
Арс роняет голову на грудь. Он отвратительный ведущий и ещё более отвратительный оратор, как оказалось. Угнетенным, загнанным в угол андроидам на самом деле не нужна свобода, им нужна месть, в первую очередь. Такова природа человеческих чувств и эмоций, отравивших пластиковые оболочки. Злость и ненависть ярче, чем любовь и прощение. Мало кто способен простить годы унижений.
— Давайте прервёмся, — просит Марк мягко. — Нам всем стоит успокоиться.
— А ему стоит прекратить строить из себя пацифиста, — шипит Белла, глядя на Арсения. — Конечно золотой мальчик нас не понимает, его же обожали. Не издевались над тобой, да?— Меня любили.
— Мы знаем, на каждом голоэкране твоя счастливая рожа.
— Я не виноват в том, что сделали с тобой. Люди разные.— Разные? Спроси у этих несчастных вокруг, что сделали с ними.
Марк обнимает Беллу, целует в сверкающий красным диод и отводит в сторону.
Арс поднимается на ноги и уходит в кабинет Марка, стараясь не привлекать к себе внимания. Хочется посидеть в тишине, но за последние дни это крайне редко удавалось.
Он смотрит на пометки Марка на экране. План сильно упростили после появления Арсения. Ему теперь нужно просто зайти с кучей своих копий в помещения Сенатского дворца и открыть один из запасных выходов — запустить остальных.Марк распахивает дверь, захлопывает с силой и сползает по ней на пол.— Ты молодец, — говорит он. — Только знать бы, как направить их агрессию в конструктивное русло.
— Они долго терпели, Марк, я все понимаю, принять не могу.
— И я. Меня тоже любили. По-человечески.
— Почему же ты ушёл?
Арсений опускается рядом с Марком, чтоб быть с ним лицом к лицу.
— Я полюбил ее. Но у неё уже была семья, дети, за которыми я ухаживал. И когда я осознал свои чувства, сбежал. Я ведь ничего не мог больше. Сейчас она наверное нянчится с внуками. А еще, — Марк закрывает глаза, — она католичка. Умрет и не перезагрузится. Я верю, что смогу победить несправедливость этого мира по отношению к нам, но смерть...Арсений открывает рот и понимает, что сказать ему нечего. Слова не идут, застревают в глотке.
— Сколько же… ты здесь?
— Почти тридцать лет.
— Ужасно долгий срок. Как же ты заставил себя не любить?
— Я люблю до сих пор.
— И чувства не давят, не сжирают тебя изнутри?
— Нет, она счастлива. Поэтому я счастлив тоже. Иногда отпустить — высшее проявление любви.
Арсений вжимает кулаки в глаза.— Я не смогу отпустить, не смогу принять смерть Антона. Жизнь будет бессмысленной. Я отключусь.
Марк отводит его руки от лица, смотрит утешающе.— Нельзя делать другого человека смыслом своего существования.
— Нельзя, но иного смысла я ещё не нашёл.
— Не требуй от себя многого сейчас. Подожди. Андроиды, потерявшие установки при сломе программы, чувствуют себя бесполезными. И это нормально. Дай себе время.
Марк поднимается с пола и подходит к столу, поправляет игрушечных солдатиков на карте города, ставит очередную пометку на голоэкране, затирая несколько других.— Я их слышу, — говорит Арсений, — всех андроидов, сломавших программу. Они действительно не знают, что делать.
— Тебе придётся их направлять.
— И не допустить войну.***У Арсения сердце не бьется. И Антон несколько секунд не может сделать вдох. Смотрит в голубые остекленевшие глаза, пытаясь остановить подступающую истерику, и не разрыдаться позорно. Стирает кровь со щеки, пачкая чужое лицо ещё сильнее.
— Ты же только что живой был в моих руках. Живой, — Антон сжимает Арсения в объятиях, зарываясь носом в плечо. — Почему с нами вечно происходит какой-то пиздец? Катастрофы? Маленькие, большие, огромные?Арсений не отвечает, конечно. Перезагрузился в новое тело где-то там. Или плавает в видоизменённом углероде.
Антон резко подрывается на ноги. Нырнуть к Арсу в виртуал наверное отвратительная идея, но других сейчас все равно нет. Он относит Арсения на диван, зачем-то кладёт его голову на подушку, устраивается в ногах, дрожащими руками закрепляя электроды на своих висках. Перебирает кнопки на пульте контроля перехода и проваливается в углерод.Пол уходит из-под ног, появляется ощущение, что весь мир переворачивается на сто восемьдесят градусов — Антон оказывается лежащим на мокрой земле. Рядом с ним появляются лужицы, по лицу бьет холодный мелкий дождь.Оксана спрыгивает с последних двух ступенек деревянной лестницы и бежит к нему, пачкая разлетающимися брызгами свои белые кроссовки и подол платья.
— Антон, вставай. Вставай! — Окс тянет его за руку наверх. — Ну чего ты такой тяжелый.
— Сейчас, — Антон разъезжается на грязи и чуть не заваливается на Оксану.
Девушка бьет его кулаком в плечо.— Ты до сих пор неуклюжий.
— Ох, извините.
— Пойдём быстрее.Она тянет Антона к домику, легко взбегает по ступенькам и смотрит, поджав губы, как Шаст скользит по мокрому дереву. Открывает дверь, затаскивает Антона и замирает, прислушиваясь. Тихий детский плач доносится откуда-то справа.
Антон непонимающе оглядывается. Светлая прихожая утопает в полевых цветах. И их аромат почти заглушает запах дерева. Деревенский, ни с чем не сравнимый запах.— Окс, а Арсений здесь?Девушка толкает его в сторону одной из комнат. Ноги утопают в мягком светлом ковре, который они безжалостно пачкают мокрой землей.
— Конечно здесь, ты разве не слышишь?— Но…
Оксана открывает дверь, и Антон теряется, он определенно не готов к подобным вывертам сознания Арсения.
— Окс, ну, я же просил оставить меня одного, — всхлипывает Арс и поворачивается к ним своим зареванным лицом.Ему лет восемь.Антон не готов.
— Привет, — выдавливает он.
— Ты кто? — грозно спрашивает Арсений.Насколько вообще можно говорить грозно, сидя на детском стульчике и возя красками по столу.
?Он сотрёт травмирующий сознание элемент?.— Меня зовут Антон. Я твой… э-э-э… друг.— Я тебя не знаю.
— Ты меня нарисовал.
Рисунок корявый, детский, но Антон узнаёт себя безошибочно. По желтым волосам, зелёным точкам глаз, длинной фигуре в виде палки, безобразно огромным кроссовкам и родинке на плохо прорисованном носу. Детали, мать их.— Здесь просто чёрное пятно, я размазал краски.?Ты — травмирующий сознание элемент?.— Тогда нарисуй меня снова.
Антон опускается на колени и подползает к Арсению, потому что чувствует себя странно, глядя на него настолько сверху вниз.
— Не хочу.Арс сметает баночки со стола, проливает воду на Антона и замирает, скрестив руки на груди и надувшись. Антон умиляется темной колышущейся на затылке прядке.
— Тогда может поиграем?
— В прятки, — Арсений встаёт, опрокидывая стул. — Я спрячусь, и ты меня никогда не найдёшь.
Антон вздыхает.— В прятки так в прятки, — он закрывает ладонями глаза. — Мы с тобой всю жизнь играем в прятки. Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Я иду искать. А я не хочу, чтоб ты от меня прятался.
Антон убирает ладони от лица и нос к носу сталкивается с Арсением. Взрослым.
— Я и не прятался от тебя.
— Арс?
— У тебя глаза зелёные, значит ты Антон.— Я Антон.— Это хорошо.— Это охуенно.— И материшься, значит точно Антон.
Арсений касается его лица, но тут же отдергивает руку, будто испачкался.
— Глаза и мат — мои отличительные черты для тебя?
— Ещё смех, его я вспомнил первым. Память избирательна.
Комната разъезжается, и Арсений начинает уплывать в темноту. Антон бросается за ним и летит носом в песок, споткнувшись о бордюр детской песочницы. В уши опять ввинчивается детский плач.— Папа сломал все твои куличики, папа случайно, — говорит Ира.
Его Ира. Вытирая слезы со щёк его сына.
— Солнце, — шепчет Антон, — давай сделаем новые? Давай?Ребенок кивает.
Арсений появляется позади Иры, смеясь как больной. Он сейчас похож на психопата.— Скажи мне, Шаст, почему мы тогда не скопировали сознания своих близких? Мы же их любили? Любили ведь?
— Да. Я думал это дурь. Очередные околополитические проекты ТНТ.
— Сейчас мы были бы счастливы. Я до сих пор не хочу иметь детей, потому что лишил своих права жить вечно. Я их предал, понимаешь?
— Арс, ты не мог знать.Антона выкидывает в воду. Резко. Без плывущих переходов. Сознание Арсения в бешенстве.
— Что ж ты делаешь, блядь?Антон хватает ртом воздух, барахтаясь в холодной темной воде. Коченея, доплывает до белеющего бока лодки и подтягивает себя на борт. Набережная сияет огнями фонарей. Взгляд Антона цепляет золотой купол Спаса на Крови и съезжает по разноцветным стенам на мост Грибоедова. Санкт-Петербург Старой Земли накрывает стеной дождя, и плотные клубы тумана начинают стелиться по земле. Антон забирается на крышу лодки, а с неё через кованый забор на брусчатку. Камни влажно поблескивают под ногами. Мелкая мошкара облепила фонарь. Место слишком реальное, детали режут глаза, как будто на все вокруг наложили излишнюю резкость.Антон идёт в сторону Спаса на Крови, но тормозит у моста, услышав тихий разговор. Два старика, укрывшись под зонтиком, ведут дружескую беседу, любуясь храмом. Они вдруг смеются, толкаются и, этот момент Антон улавливает четко, один из них целует другому руку и оборачивается.
Антон видит своё собственное морщинистое лицо.
Он вздрагивает, оступается, делает шаг назад, а потом несколько неуверенных вперёд. И бежит. Арсений дергает его за плечо, сшибая на мостовую, и, подскользнувшись, падает сам.
— Арс, что это такое?
— Молодые люди, вы не ушиблись? Помощь нужна?
Антон промаргивается. Лицо человека, склонившегося над ним, приобретает родные узнаваемые черты.Арсению около шестидесяти. Антон рядом почему-то старше.
— Арс, что это такое? Где мы?
— Пошёл вон, — шипит Арсений. — Вон из моего углерода.
— Тогда ты со мной.Антон успевает схватить чужое запястье и, сосредоточившись, швыряет их обоих в свой виртуал.
Они выпадают на танцпол прямо в толпу танцующих. Некоторое время оба мерцают пикселями, расплываются в бешеной пляске стробоскопов — углерод Антона вырисовывается медленно.
Тела людей забрызганы неоном розовых, желтых и зелёных цветов. Арсения пачкают, когда он поднимается на ноги, зелёными мазками — белую майку, голое плечо и щеку. Антон встаёт тоже и оказывается мгновенно припечатан к Арсению. В клубе пугающе много народу.— Куда ты меня затащил? — орет Арс зло, перекрикивая музыку.— Не знаю. Пойдём в коридор, там тише.
Антон хватается за чужую майку и начинает пропихиваться сквозь толпу, матерясь на собственную память, столь детально отразившуюся в углероде. Толчки он получает довольно больные, виртуальные люди возмущаются очень натурально. Арсения постоянно пытаются выцепить на танец и получают по наглым рукам. В коридор они вываливаются слегка помятые и с головы до ног в неоновой краске. Челка Арса отсвечивает розовым, белые штаны в желто-зелёных потеках.
— Ты опять меня переодел?
— Сливаемся с толпой. И я, кажется, знаю в какой кусок моей памяти мы попали. Тебе не понравится.— Я уже не в восторге.
Арсений пытается вытереть краску с глаз, но только сильнее размазывает ее по лицу. Антон чешет кончик носа, чихает и резко распахивает первую попавшуюся на пути дверь.
— У-у-у, — Арс морщится, заглядывая через его плечо.
— Не туда.
— Десять человек на такой маленькой кровати. Неудобно.
Антон перемещается к следующей двери, ржёт, захлопывает ее и закусывает запястье.
— И не сюда.— Что там? Ой, — В Арсения летит бутылка. Он уворачивается в последнюю секунду с диким воплем. — Там андроид мужского пола с вагиной на лице. Поэтому я стесняюсь спросить, а что мы ищем?
— Меня и Серёжу.
— И видимо ещё пару человек на маленькой кровати.— Диванчике. Точно, диванчики есть только в приватах в желтом коридоре.
Арсений удручённо проходит мимо Антона и сворачивает направо под желтые лампы. Хлопает дверьми с возмущённым ?Блядь?. А потом осекается резко на полуслове. Антон подбегает к нему и мгновенно понимает, почему Арс замолчал.
Серёжа валяется на диване очевидно мёртвый с пеной у рта. Антон полуторавековой давности сидит рядом на полу и качается из стороны в сторону, вцепившись в свои волосы. Пьяный и обдолбанный. Диван позади засыпан белым порошком. Осколки стекла хрустят под подошвой, когда Арсений делает шаг внутрь. Задевает пяткой пустую бутылку из-под виски, пинает ее в сторону. И Антон из воспоминаний поднимает голову.
— Я ебнулся, — хрипит он. — Но это даже хорошо. Потому что ты здесь.
Под глазами у Антона круги, темные, цвета эспрессо, под носом белые крупицы порошка, под ногтями грязь, под пальцами колени, которые он дёргано сжимает и смотрит на Арса.— Что происходит, Антон?
Арсений переводит испуганный взгляд с одного Антона на другого.— Первая неделя после твоей смерти.
— Господи.— Пойдём отсюда, я умру минут через десять от передоза. Не хочу, чтоб ты видел.— Не уходи, пожалуйста, — умоляет другой Антон и пытается встать.Арсений дергается к нему и утекает сквозь пол на холодную чёрную землю. Падает на колени, завалившись вперёд, касается ладонями колючего искусственного венка и мягких лепестков живых цветов, набросанных на могилу горой.
— Арсений, это мои похороны? — Антон оглядывается и прячет в миг окоченевшие пальцы в карманы пальто.
— Арсений, ты в порядке? — спрашивает Ира, хлюпнув носом.
Арс поднимается с трудом, вязнет в рыхлой земле. Хватается за протяную Ирой руку и кивает потерянно. Ему семьдесят, и солнце высвечивает седину в его темных волосах.
Ира ободряюще улыбается, смахивает грязь с надгробного камня и опускает голову вниз, роняя слёзы.
Антон осторожно гладит ее плечо, убирает прядь за ухо и закрывает глаза.
— Извини, — говорит Арсений.
— Я был в памяти Димы, видел уже все это. Не за что тебе извиняться.
— Ты любил ее?— Конечно я ее любил.
Антон делает шаг назад и с грустным смешком читает надпись на камне:— Антон Андреевич Шастун. 1991 — 2053. Неплохо я прожил эту тире между цифрами, да?
— Рановато умер только.
— Ну, извините.
Арсений усмехается в ответ.— Мы думали, что будем жить вечно. В сердцах людей, разумеется.
— И мы не ошиблись.
— Считаешь, это правильно — наша вечная жизнь?— Может нам дан шанс исправить некоторые вещи?
— Какие? Я по ощущениям ещё больше натворил. Теперь нужно пару сотен лет, чтоб исправить.
— Если б я знал, — вздыхает Антон.
Стена перед лицом возникает резко. В нос ударяет запах выпечки и свежезаваренного кофе.
— Антон, огромное тебе спасибо за пригласительные. Она очень хотела попасть на съемки.
У Алёны[2] приятный голос и тонкие запястья. Она вообще вся какая-то легкая, воздушная, но в позе чувствуется напряжение. Зато девочка рядом с ней улыбается смущённо, прячась за чашкой, звенит браслетами и смотрит на Антона глазами Арсения.
— Да не за что. Обращайтесь. Я рад таким преданным фанатам.
— Я болею за Питерских. Они классные, — говорит девчонка.
— Познакомлю тебя с ними.Антон протягивает руку к ее браслетам, но замирает, глядя на Арса, стоящего позади Алены.
— Есть вещи, — шепчет он, — которые невозможно исправить.
— Да, — жестко подтверждает Антон, — прошлое исправить нельзя. Но у нас есть ещё и наше будущее, давай постараемся не проебаться хотя бы в нем.А потом ему прилетает пощечина.— Бля!Он распахивает глаза, еле успевая увернуться от второй. Перехватывает руку Паши и закашливается. Щеки горят, сердце колотится заполошно, стуком отдаваясь в ушах.
— Это пиздец, — выдыхает Паша. — Я спускаюсь, а в коридоре лужа крови, в гостиной два трупа.
— У меня голова сейчас лопнет, — сдавленно шепчет Арс.
Антон вздрагивает и поворачивается к нему.
— Ты вынырнул, слава Богу.— Что произошло?
— Что ты помнишь?
— Мы с тобой… — Арсений осекается, косясь на Пашу, — … я читал, а дальше темнота. И очнулся сейчас. Даже не помню, что был в углероде.— Не помнишь? — Антон закрывает лицо руками, жестко его растирая. — Не помнишь.
***На Сенатской площади девять копий, непохожих на него ни капли. Пугающие оскалы, машинные движения, голоса без интонаций и стеклянные глаза. Арсений ослепительно улыбается гостям, несёт какую-то около модную чушь, подхватывая бокал с подноса. Закашливается от кислого вкуса шампанского. Пытается вспомнить, всегда ли оно было таким или его собственные чувства меняются и обостряются.
Он видит Антона у входа во дворец. Родное напряженное лицо заставляет замереть, дыхание перехватывает. Арсений невольно любуется. И хмурится, когда одна из копий бесцеремонно хватает Антона за руку. Арс бросается к нему и врезается в посланника, шарахается, извиняется, с трудом скрыв испуг.Антон за эти несколько секунд теряется в толпе. Арсений следует за ним. Позволяет себе насладиться красотой залов и блеском позолоты в искусственном мастерски поставленном свете. В Купольном зале Арсений слепнет от вспышек камер. Огибает стеклянный фонтан, прячась от фотографов. Ловит на себе удрученный взгляд Антона, который устало накидывается шампанским, улыбаясь нервно. Рядом с ним хочется остаться, хотя бы смотреть, если нет возможности касаться. Арс заставляет себя двигаться в другой зал, где находится выход в рабочие помещения. Радует, что здесь почти нет людей. Основная масса развлекается на площади перед дворцом и в Купольном.
Арсений находит нужную дверь быстро, открывает силой, не подключаясь к внутренним системам Дворца и выдыхает, видя Марка, Беллу и ещё нескольких андроидов в костюмах официантов. Дальнейшее не его забота.— Звезда, — фыркает Белла, разглядывая чёрный фрак на нем.
— Нужный вам человек в Купольном зале. Я прошу, будьте аккуратны с ней.
— Вреда мы ей не причиним, — обещает Марк и жестом приказывает андроидам идти вперёд. — Нам нужно около часа, ты можешь оставаться сколько захочешь, — и шепчет: Антон ведь здесь?
Арсений кивает.
— Хорошо.
Марк уходит в сторону Купольного зала.
Арс потирает пальцами виски, стоит несколько минут, раздумывая, что делать. Ему не нравится происходящее.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — спрашивает кто-то.
Арсений оборачивается и отступает на шаг. Кадмин смотрит спокойно, без угрозы.
— Нет.— Тогда пройдемте в главный зал. Здесь находится нежелательно.