Глава 10 (1/2)

Сначала я стал просыпаться и думать,что вот еще пять или шесть лети можно окончательно махнуть на себя рукой.Потом я ходил по осенней гудящей землеи думал: ?Господи, сколько на свете яблок?,потом я вообще ни о чём не думал,а потом я увидел — тебя._____________… но все же может быть,что кто-нибудь из них,еще неназванный, протиснувшись от двери,мне скажет: ?боже мой, да что ж ты так кричишь?Ну я тебя люблю? — и я ему поверю…_____________Из всех русских сказок меня всегда в детстве завораживал только ?Аленький цветочек?. Не вся эта история с путешествием купца и его нарушенным словом, а совсем другая — основная — любовная его часть. Ближе к концу. Когда Аленушка (или Настенька, или как там звали младшую дочь), уже обещая Чуду-Юду вернуться (то есть надеть кольцо на закате, чтоб неведомый зверь не умер от тоски по ней на своем заколдованном острове), приезжает на короткую — почти солдатскую — побывку домой. А старшие сестры ее обманывают. (То ли от ревности к дорогим подаркам, то ли по плотносбитой коренастой сермяжной бабьей жалости: ?что ж ты с уродом и позором таким связалась?.) Но факт остается фактом. Они закрывают ставнями окна, и переводят часы. За окнами уже пылает закат, а Аленушка так ничего и не видит.… Но когда вдруг понимает, что время вышло, что она предательница и убийца, когда срывает ставни и глядит на пылающую полоску багрового закатного солнца, то кричит она сестрам: ?Что же вы со мной сделали??, надевает кольцо на палец — и сразу переносится на потемневший остров. Только там уже дурные дела.Низкие тучи ходят, деревья гнутся, земля стонет и птицы уже не поют.А на той поляне, где рос тот самый аленький цветочек, лежит, обняв бугорок, мертвое Чудо-Юдо. И шепчет (или не шепчет, а это я сам все сейчас придумал): ?Обманула меня Аленушка-Настенька, не пришла?.Ну а дальнейшее всем хорошо известно.Так вот именно в этом дальнейшем, в самом конце (когда расколдованный принц в сафьяновых сапожках и она в кокошнике уходили играть свадьбу и рожать белокурых детей), я испытывал сильное чувство, что это не его, а меня обманули.Потому что я бы на месте Аленушки остался бы с Чудо-Юдо. В том его зачарованном виде. Быть добровольным пленником чудища и одновременно его не бояться и быть им любимым — вот оно настоящее горькое счастье. Настоящий красный цветок.Хотя с другой стороны…. Какой же сладкой болью, тоской должно было сжиматься трусливое человеческое сердце, когда стоишь на пустынном берегу и смотришь (на опять же закатное) бурное безымянное море. Превращение отменилось, все корабли ушли, на острове никого.А из чащи — протяжный тоскливый призывный вой.Выходит на каменный пляж могучее заколдованное животное. Пахнет диким зверем.Ластится.… А она его гладит потом по квадратной огромной башке и говорит...:— Ничего-ничего, не бойся. Я еще немного с тобой поживу.Книга рун. Дмитрий Воденников.***Арсений орал.

Громко и долго.

Уши закладывало. Антон слушал молча, медленно моргал, иногда открывал рот, разве что слюна не текла. Хотелось устроить истерику, но наркотик даже иронизировать не давал.

— Принцесса не винила его ни в чем, ей было плевать.

— Почему?— Она его любила.— И как давно? — спокойным голосом поинтересовался Арсений.

Тут надо было напрячься.

— Всю свою жизнь, — честно ответил Антон, — ну, почти всю. Первые года два привыкала, конечно, потом лет пять стремалась, а дальше любила, да.

И Арсений начал орать.

Матерился на нескольких языках, метался по комнате, обвинял Антона во всех семи смертных грехах и еще в трех, которые сам придумал, валил с больной головы на больную.

Антон радовался, что дома никого кроме них сегодня нет.

И с утра радовался тоже, когда один сидел на кухне и напивался. Впервые не просто так, а ради дела. Потому что Мартиросян позвонил в десять и добровольно принудительно попросил Антона зайти в офис. Антон в ответ натурально всхлипнул. Реально расстроенно — в офис пилить не хотелось. Гарик поинтересовался его состоянием, переживал за лицо канала и деньги за перенос съемок. Лицо канала сморщилось и бухим голосом оповестило, что придет к часу дня. Мартиросян поморщился тоже, жаль по голосвязи нельзя было передать перегар, Антон бы дыхнул вдогонку и, может, поорал, как Арсений.

А Арсений орал оглушительно. Претензиями сыпал с избытком. Хотелось сказать: ?Горшочек, не вари!?— Не отворачивайся, — шипел Арс.— Тебе надо, чтоб я только на тебя смотрел?

— Да, — крикнул Арсений и выдохся.

Эмоциональные качели перевернулись в воздухе и завалились набок.

Спросил тихо:— Почему раньше не сказал?

— А зачем? Дать тебе повод для твоих дурацких каламбуров?

— Я думал, что не нужен тебе. Это было неприятно. Я прекрасно помню, как мы мило поговорили, когда ты улетал.

— Тогда я устал. Жутко. От всего. И от жизни. Я не имел права высказывать все тебе, но ты попался под руку. Ты будто высосал меня досуха. Выпил, долил, снова выпил. В юморе мы друг друга дополняем, а в жизни… — Антон тряхнул головой.

— А в жизни? Ты помогаешь мне держаться. Рядом с тобой все не кажется таким уж удручающим.

— Не получается у нас с тобой взаимодействовать нормально. Сил человеческих не хватает. Подпитываемся друг от друга в ноль. В минус. Себе. Для сцены неплохая концепция. Вне сцены ты меня как будто душишь, Арс. Я свыкся, но постоянно так не могу.

Арсений рухнул в кровать лицом. Драматично — актер театра и кино. Антон лежал рядом, пялясь в потолок.

А сейчас пьет бокал за бокалом с чипсами вприкуску. Устойчивость его оболочки к алкоголю порой поражает, конечно. Арсений сидит в своей комнате и не отсвечивает. Признание ему в любви получилось спонтанным и панически нелепым. Реакция — своеобразной. Но если почти семь веков догадываешься или как будто знаешь о чужих чувствах и игнорируешь их наличие, результат предсказуемый. На лицо. Киберканала ТНТ. Грустное.

Антон со вздохом поднимается из-за стола, одевается, шатаясь доходит до взлетно-посадочной полосы и залезает в такси, испачкав пальто. Погода сегодня соответствует настроению — серая и пакостная. Для суицидников благодатная. Но Шаст умирать не хочет, хотя может — встать на край крыши башни ТНТ и красиво пролететь мимо окон Мартиросяна. Интересно, тогда от него отъебутся или на всякий случай сделают пару кадров и тоже пустят в рекламу?Антон выходит в холл сотого этажа и замирает, распахнув глаза. На него как по команде оборачиваются штук десять Арсениев.

— Антон, — говорят они хором.

А дальше гул голосов сливается в приветственные слова и вопросы:— Ты как? Что с тобой? Ты пьян? Я тебя ждал. Я скучал. Надо поговорить. Антон?Антон тупо моргает.

— Жутко, да?Девушка-посланник подходит неслышно.

Антон вздрагивает.

— Ага.— Боюсь андроидов, — она дергает плечами. — Я Мириам. Оболочка другая.

Антон думает, каково же ей видеть сразу с десяток своих командиров перед собой, и отвечает, пьяно затягиваясь на гласных:— Приве-е-ет. Как дела-а-а?— Ты реально бухой? Боже, знаешь, я на тебя немного зла. Ты нас хорошо отделал на крыше того борделя. А тебя трогать было нельзя. Приказ.— Кадмин утопил меня в заливе, воткнув нож в грудь. Мы квиты.

Антон касается сердца. И, шатаясь, отступает на шаг, когда чужая ладонь ложится на затылок.

— Я скучал по тебе, — говорит копия Арсения.

И лезет за поцелуем.У остальных копий вырисовывается кровожадное выражение на лице.— Мириам, пойдем в офис, иначе меня здесь разорвут, — Антон хихикает андроиду в губы и закрывает рот рукой, потому что сейчас блеванет на ковер.Девушка убегает по коридору вперед, не дожидаясь Антона. Он ее полностью поддерживает — копии зловещие.

В офис к Мартиросяну Антон вваливается красиво, падает прямо на пороге, открыв дверь и не удержавшись. Гарик выпучивает глаза. Мириам жалостливо хмурится. Слава рядом невозмутимо отпивает кофе из огромного желтого стаканчика.

— Гарик, я тебя предупреждал, что ему очень плохо.

— Меня сейчас стошнит, — добивает Антон, поднимается на четвереньки, ползет и забирается на стул, цепляясь за стол.

Слава вручает ему три вложенных друг в друга стаканчика.

— Блевать можешь в них.— Спасибо.

— Антон, — начинает Гарик осторожно, — я сожалею, что так получилось. Но у нас не было выбора. Арсений…— Не надо.Антон наклоняется и блюет в остатки кофе чипсами и зеленым соусом гуакамоле. Смесь по цвету получается ядреной.— Господи, — Мартиросян потирает переносицу пальцами, — Антон, послушай меня, мы готовы идти на любые уступки, чтоб ты смог почувствовать себя лучше. Все копии Арсения в холле имеют память предыдущей модели…— Гарик, — одергивает Слава, — ты делаешь только хуже.Антон драматично отворачивается, растекаясь на стуле.— Мне ничего не нужно. Уберите их нахрен. Видеть не хочу.

— Тебе придется сниматься с кем-то из них по условиям контракта.

— Насрать. Ненавижу вас, — шипит Антон. — Просто оставьте меня в покое.

— Если бы не контракт, все что угодно, — Гарик примирительно поднимает руки.

— Хотя бы на неделю отвалите от меня, — шепот переходит в крик.

— Иди протрезвей, потом поговорим.

Мартиросян, судя по напряженной злой позе, еле держит себя в руках.

Антон роняет стул, хватается за стену и вываливается в открывшуюся дверь. Мириам, извинившись, выскакивает за ним.

— Тебя проводить домой? — спрашивает девушка.— Не надо.

— Я настаиваю.

Антон напрягается. Поворачивается к ней, пьяно стекая по стене на жопу, раскручивает шарф, который душил его все это время и стонет:

— Отстань. Мне не нужна помощь.

Мириам гладит его по голове и начинает водить рукой туда сюда около лица, обманчиво спокойно глядя в глаза. Антон только через пару секунд замечает зажатый между пальцев темный волос. Полежал, блядь, на подушке Арсения.— Десять оскаров из десяти, Антон, за впечатляющую игру. Димитрий сейчас у тебя дома, я правильно понимаю?— Кто?

— Кадмин, Арсений, Арс. Или как ты там еще его называешь?

Антон икает. Чужие интонации сочатся чем-то очень похожим на ревность.

— Что? — продолжает тупо спрашивать он, хотя понимает, что уже спалился.

Его грубо хватают за плечо и ставят на ноги, вжимая в стену с неожиданной силой.

— Не прикидывайся, твоей прошлой оболочке свернули шею. Димитрий с тобой не церемонился.

— Вы трахаетесь, — выдает Антон — пьяный мозг отказывается фильтровать информацию и доводит ее до рта.

Девушка его встряхивает, приподнимая над полом.

— Мириам! — голос тихий, но жесткий, командный.Антона бросает в жар. Он поворачивает голову и встречается взглядом с Арсением, идущим к ним по коридору. Но раньше чужого взгляда Антон чувствует запах, который накрывает все тело плотной липкой пленкой. Не отмыться, не оторвать, если только вместе с кожей.

Мириам отпускает Антона и отступает на несколько метров. Они с ней пялятся на Арсения, как на дикого зверя, способного разорвать их на клочки. Способного. Но Антон не понимает, почему боится Мириам.

— Как ты здесь оказался? — интересный вопрос, главный на повестке дня.

— Мириам, подожди нас на крыше, пожалуйста.

— Есть.

Девушка мрачнеет. И с идеально прямой спиной удаляется к лифту, чеканя шаг. Арсений измученно выдыхает. Выглядит сейчас как физическое воплощение героина. Он действительно худой. Сравнение с десятью андроидами в холле явно идет не в его пользу. Понятно, что у них идеальная внешность и недостатки отсутствуют почти полностью, но вид Арсения все равно пугает. Антон только сейчас в полной мере осознает, насколько он хрупкий.

— Так как ты здесь оказался, Арс?— Вышел через дверь, — Антон скептически поджимает губы. Арсений ржет. — Я серьезно. Вчера от нечего делать копался в твоем хламе и нашел паяльник. Старый, который еще от розетки работает. И поджарил ошейник.

— Я даже комментировать это не буду.

— По — гений, конечно. Но против паяльника нет приема.

— По пиздец. И мне, — Антон цыкает, качая головой, и оступается — он все-таки пьян. — Что собираешься делать? Прибьешь меня прямо здесь?

— Хочу позавтракать и поговорить с Мириам. Потом транспортирую твою бухую тушку домой. Я кстати могу еще пожить у тебя? Надоели отели.— А-а-а, — Антон с удивлением замечает голубой отблеск на виске, — у тебя диод?

— Естественно. И вот еще.Арсений оттягивает карман, и Антон с опаской заглядывает внутрь. Испачканные в голубой крови датчики и цепи микросхем поблескивают металлом.

— Ты…— Распотрошил одного из андроидов, ага. Теперь я — он.

— Потрясающе.

— Пойдем завтракать, ты выглядишь отвратительно.

— Кто бы говорил. Ты других андроидов видел?

— Будем считать, что я имитирую очень усталого Арсения, а погоди, я даже не имитирую.

Дверь отъезжает в сторону резко. Арсений оказывается почти лицом к лицу со Славой, и у Дусмухаметова отваливается челюсть.— Добрый день, — мило улыбаясь, приветствует его Арс.

— Добрый, — Слава переводит испуганный взгляд на Антона.

— Такие дела, — Антон разводит руки в стороны и снова оступается, в последний момент хватаясь за локоть Арсения, чтоб удержать равновесие.

За плечом Славы маячит Мартиросян.

Арс прижимает Антона к себе за талию и выдает капризно-обиженным голосом:— Не хочет меня целовать, представляете?— Антон, — мягко говорит Гарик, — он ведь тоже Арсений, постарайся это понять. Мы желаем тебе только добра.

Слава закашливается.

— Антон, пойдем, — Арсений переплетает их пальцы и тянет в сторону лифта.

— Тоже Арсений, — полузадушенно хрипит Антон, делая шаг и впечатываясь в чужой бок. — Слав, я тебе перезвоню. — И тащится за Арсением, который устремляется вперед по коридору.— Антон, я жду тебя в офисе, когда придешь в себя, — кричит вслед Мартиросян. — И ещё, не забудь, что должен присутствовать на благотворительном балу ООН на следующей неделе.

Дождь барабанит по прозрачным стенам лифта и сливается в сплошной поток из-за скорости. Антон опирается лбом о стекло, вцепившись рукой в поручни. Его укачивает взлетающая вверх панорама города. Арсений прислоняется к противоположному углу лифта спиной — отпустил Антона сразу, как они оказались в кабине. Андроиды проводили их кровожадными ревнивыми взглядами.

— Я могу пожить у тебя?

— Можешь. Только объясни, что от тебя ждать в дальнейшем?

— Хочешь узнать, будут ли у тебя проблемы в связи со мной? — Арсений высовывается из открывшегося лифта под дождь, отфыркивается, тряхнув намокшей челкой. — Проблем у тебя не будет. Буду ли я искать андроида? Буду, — он оборачивается, серьезно глядя в глаза. — Других вариантов у меня, уж извини, нет.

Антон отталкивает Арсения плечом и выходит под дождь. Арсений догоняет его через десять метров, накрывая их обоих своим пиджаком. Бесполезное дело, они промокают насквозь, пока добегают до кафе, но забота Антона греет. Мириам поднимается им навстречу с каменным выражением на лице.

— Отвечаю на твой вопрос, Антон. Да.

Антон оттопыривает губу и выдыхает, раздувая прилипшие ко лбу волосы.

— Заметно.— Не подскажете, о чем вы? — интересуется Арсений.— Неважно.

Антон садится на диван, благодатно утопая в подушках. Арс устраивается рядом. Совсем рядом. Касается бедром бедра. Мириам наклоняется вперед, ставя локти на стол.

— Рада видеть тебя, Димитрий.

Антон прыскает.

— Предлагаю нам уточнить ваше имя, мистер Кадмин. А то я поеду кукухой.

— Арсений, — не задумываясь, бросает Арс. — Я тут андроида изображаю, если вы не забыли.

— Замечательно.

— Как тебе копии в офисе… Арс? — Мириам спотыкается на имени.— Пугающе, — Арсений водит пальцем по голографическому меню, — имитируют эмоции хуже самых плохих актеров в театре.

— Я обосрался, — вставляет Антон. — Такие ревнивые. Потрясающе.

Арс поворачивается к нему, скептично подняв бровь.

— Ты в восторге? Не было ощущения, что они тебя разорвут?

— И каждый унесет по кусочку. Тебе надо?Арсений пихает его коленом и довольно больно щипает за бок.— Мне кусочка мало.

— Могу предложить палец?— Один?— Я совсем без пальцев не смогу.— Да ты мне вообще по частям не нужен, поэтому…— А целый? — перебивает Антон.— … соберись, — через паузу договаривает Арсений и замолкает. Как-то растерянно.

Вопрос услышал, но проигнорировал. Залип в меню.— Я отойду, позвоню Славе, а то он в шоке.

Антон не находит ничего лучше, чем перелезть через Арсения, даже пропустить себя не просит. Арс не реагирует.

Мостик-курилка непривычно полон людьми. Антон натыкается сначала на темноволосый затылок копии Арсения, а потом с удивлением на Белого, который что-то ему рассказывает. Копия смеется, растягивая губы в странно неправдоподобном оскале, будто не может совладать с мышцами лица.

— Шастун, — Руслан машет ему рукой.

Антон, не смотря на оклики с другой стороны, подходит к нему.

— Привет. А ты здесь какими судьбами?

— Заставили сниматься в ролике Киберлайф.

— О-о-о, ты же у нас вроде вне политики?— Я — да! Мои обязательства перед ТНТ — нет.

— Сочувствую.Белый окидывает Антона непонятным взглядом и кивает в сторону копии Арсения.

— Я тебе тоже.

Копия продолжает безмятежно улыбаться, поблескивая голубым диодом.

— Выглядишь плохо, — говорит Руслан.

— Я пьяный.

— Я почувствовал. И знаешь, готов признать, что тот Арс, который самый первый андроид, с которым ты… блин, в общем, по сравнению с этими он как-будто живой.

Антон жестом просит Белого отойти подальше от копии. Они выбираются с мостика, проталкиваясь в толпе.

— Разница огромная.

— Он даже смеялся по-человески, а этот скалится, будто не слушает меня или пытается выдать нужную реакцию и не может ее найти в своих программах. Я сочувствую тебе, Шастун. Я в ваши… — Руслан смущается, — промо кампании Киберлайф не лез. Но ты же его… ну…

— Люблю, да, — Антон вздыхает.Белому действительно жаль, хотя и пересекались они не часто. А так среди ТНТшников каких только слухов не ходило. В основном Антона ласково именовали роботоебом. Играется, мол, мальчик, до сих пор не вырос. Кто-то неосторожно упоминал человека Арсения и пытался угадать, ебал ли Антон еще и его, а потом перешел на железяку.— С тобой за столом тоже ведь сидит копия сейчас? — Руслану неловко спрашивать, но просто молчать и курить он, по-видимому, не может. — Руководство впихнуло?— Ага. Съемки по контракту никто не отменял.— Отвратительно. Но эта копия вроде получше, чем остальные. Натуральнее.

Антон ржет.— Бракованная. Что? — он ловит на себе озадаченный взгляд Руслана. — Она сама так сказала.

— Значит сработаетесь.Антон оборачивается на хлопок по плечу.

— Привет, Шаст — Бебур кивает и смотрит на Белого. — Нас внизу ждут.

— Идем. Держись, Шастун, — Руслан пожимает ему руку. — Не раскисай.

— Я спиваюсь.

Спивается. Никогда еще столько поводов не было. Самый главный сверкает злыми голубыми глазами и диодом. Лицо Мириам спокойное, но по напряженной фигуре видно — ей неуютно. Антон кидает Славе сообщение, что все в порядке и волноваться не о чем. Дусмухаметов присылает скептично хмурящийся стикер в виде себя. Антон — блюющий.

Он медленно идет к столику, отвечая на сыплющиеся как из рога изобилия приветствия и успевает услышать конец разговора. Арсений звучит жестко:— Это приказ. Андроид мертв — экспертиза подтвердила. Дальнейшие поиски бессмысленны. Я его уничтожил.

— Тебе нужно было доставить его живым. Трибунал тебя… — Мириам осекается, стреляя глазами в сторону Антона.

— Подвинься, — Антон пихает Арсения коленкой.

Арс отсаживается, но не слишком далеко, Антон еле вклинивается между подлокотником и чужим бедром.

— Я заказал тебе только кофе, еду сам выбирай, — Арсений смахивает голографическое меню по столу.

— Я отойду на пару минут, — говорит Мириам, отпивая чай из чашки.

— Мы не закончили.— Я поняла.

Антон тыкает в меню, выбирая какой-то суп.

— У тебя не забалуешь.

— Как раз наоборот, я достаточно мягок. В корпусе чрезвычайных посланников подобное разрешено. Иначе сложно существовать, когда ни семьи, ни друзей.

— И неуставные отношения процветают.

Арсений скользит ножом по тарелке чуть агрессивнее, чем того требует нарезка мяса.

— Секс снимает напряжение, — невозмутимо отвечает он.

— Да я же не осуждаю, — Антон поднимает руки в примиряющем жесте. — Мне ли тебе что-то говорить о служебных романах.

— Просто секс.

— Ладно.

Арс замолкает, тщательно жует мясо секунд тридцать и вскидывается на Антона, поджав губы.— Что?

— Ты наврал Мириам насчет Арсения.

— Нет. Просто сопоставил имеющиеся факты. Андроид не справился с управлением и разбился. Экспертиза подтверждает, что это он. Какие доказательства еще нужны?

— Но это же не он?

— Нет.— Значит ты солгал.

Арсений со вздохом откладывает приборы в сторону.

— Надейся, что ему хватило мозгов скрыться, я дал ему достаточно времени и даю еще.

— Спасибо.— Антон, я убью его, если найду. Он слишком опасен.Антон перехватывает чужой напряженный взгляд.

— Тебе действительно плевать, что будет со мной, когда он умрет?— Ты переживешь, — зло обрубает Арсений.

Антон качает головой. И Арс бьет ладонью по столу, так что посуда жалобно звякает, нож падает под ноги Антону.

— Мою смерть ты пережил.

— Хочешь посмотреть, как я пережил? Сережа? Дима? Паша? Стас? Как мы оплакивали Оксану? Хочешь? Мой видоизмененный углерод всегда открыт. Тебя ждет незабываемое шоу, Арс, уверяю. Все мои краш тесты новых мотоциклов, передозы, невменяемые выходки за первые полгода? Я угробил пятнадцать оболочек. Сережа — двадцать одну. За полгода.

У Арсения пугающе спокойное выражение лица. Антон наблюдает, боится пропустить хоть какую-нибудь эмоцию.

— А, забей, — говорит Антон спустя минуту и отмахивается, удрученно пялясь в чашку кофе, из которой даже не отпил ни разу.

Арсений резко отмирает. Оглядывается странно. И, не церемонясь, вздергивает Антона на ноги за плечо.

— Вызывай такси, уезжаем отсюда.

— Я не поел.

— Не тупи. Мириам нет больше десяти минут.

— С тобой тяжеловато общаться, я бы минимум на час ушел.

Арсений стремительно шагает в сторону взлетно-посадочной полосы, постоянно осматриваясь. И Антон еле поспевает за ним.

— Ты чего подорвался? Объясни, блядь.

— Антон, — Арс оборачивается, тянется к его локтю и напряженно застывает в таком положении.

Антон чувствует холодное лезвие ножа поясницей.

— Бля, — стонет он.

Его перехватывают в похожем на дружеское объятии и сдвигают нож под пальто, утыкая в ребро.

— Привет, Кадмин.

— Не знал, что на Новую Землю прислали и твой взвод, Джимми.— Вам в помощь.— А где Мириам?

— Спит на унитазе, не беспокойся.

— Не представите нас, мистер Кадмин, — зачем-то вмешивается Антон.— Джеймс де Сото — командир четвертого взвода корпуса чрезвычайных посланников.

— Приятно познакомиться, уберите нож, я боюсь порезаться.

— А ты, я смотрю, на голову отбитый, — де Сото хмыкает.— По профессии.

— Джимми, — Арсений делает шаг в их сторону, — может отойдем поговорить. Без гражданских ушей.

— Поедем. Садись в машину. Он с нами для моего спокойствия.

Арс внезапно пинает де Сото под колено, одновременно выбивая нож из его руки, достает кулаком до виска. Антон отшатывается, чувствуя, как лезвие рассекает кожу, разворачивается и получает в солнечное сплетение. Сгибается, успев увидеть, что Арсения прикладывают головой о багажник. На машине остается кровавый след. Де Сото открывает дверь такси и швыряет Антона на заднее сиденье, Арса кидают следом, предварительно защелкнув массивные железные наручники на запястьях. Антон пристегивает его ремнями, чтоб не болтался по салону без сознания.

— Посиди спокойно, Антон, хорошо? — говорит де Сото, обернувшись.

Позади пристраиваются еще двое посланников.

Машина поднимается в воздух и вливается в поток. На повороте Арсений заваливается на Антона, мазнув кровью с виска по щеке. Антон тянется к его голове, но обрывает движение на середине. Глупо делать вид, что они не друзья, но мало ли. Хотя ремнями Арса уже пристегнул, а себя, блядь, нет.

Де Сото перевешивается через сидение.

— Мне тоже приятно познакомиться. Я смотрю ?Импровизацию?. Редко, правда, времени нет.

— И как вам?

Антон косится на темноволосую окровавленную макушку на своем плече.— Вы талантливые ребята. А когда я его в корпусе увидел, охренел. Звезда работает с нами. Ох, и огребали мы от него за подколы, совсем юмора не понимает. Странно.

— Он ебанутый.

Антон все-таки касается лица Арсения, стирая кровь со лба. Арс распахивает глаза, шипит и зажмуривается. Антон начинает бояться, что его приложили сильнее, чем показалось сначала.

— Лежи, — просит он, перехватывая чужое плечо в полуобъятии.

На лицо де Сото наползает гаденькая улыбка.

— Ты мне пять тысяч кредитов должен, — обращается он к одному из посланников позади и вновь возвращает взгляд к Антону. — Когда ты сосался с похожим на него андроидом в каждой рекламе, мы тут делали ставки, были ли вы любовниками. Я, кажется, выиграл.

Антон чувствует, как напрягается спина под рукой и сильнее сжимает ткань пиджака.

— И это занятно, — продолжает де Сото. — Кадмин, я бы с удовольствием пытал тебя, но приказали почему-то его.Арсений делает рывок вперед, хватая Джимми за шею, и получает ребром ладони в живот. Вторую занесенную для удара руку Антон перехватывает и сам удивляется, что смог.

— На тебя тоже наручники нацепить?— Не надо, — Антон качает головой, разжимая пальцы.

Арсений разгибается, тяжело наваливаясь спиной на его предплечье.

— Обычно способы запугивания посланников сильно ограничены, потому что у нас нет ни родных, ни друзей. А тут любовь, — де Сото прикладывает ладонь ко рту. — Говорю же, занятно.

Антон поворачивается к Арсению, пытаясь перехватить его взгляд, но Арс смотрит четко на спинку сиденья перед собой.

— Знаете в чем фишка, — пробует Антон, хотя понимает, что это его не спасет, — я с ним не трахался, предпочитаю андроидов.

— Джимми, верни кредиты, — орут сзади.— Ну точно отбитый. Ничего личного, ты мне даже нравишься, Антон.

— Но вы меня убьете?

— Хотел бы я тебя просто убить.

— Корпус не имеет права его пытать, — сухо говорит Арсений. — Ты пойдешь под трибунал.— Вряд ли. Я здесь по личной просьбе одного из сенаторов.Арсений бледнеет.

— Де Сото…— Не унижайся, — обрывает Джимми, — бесполезно. Я сам не в восторге. Это же дерьмо. Думаешь, радостно гадить своим же из-за дебильных прихотей зажравшегося мафа? Но стирания я не хочу.

— Что ты будешь делать?— Загрузимся в углерод, а дальше как обычно.

— Его психика не выдержит.

— Я и говорю, что лучше б пытал тебя. Это было бы хотя б честно.

Антон слушает их с каким-то истеричным внутренним спокойствием. Вроде и страшно, а вроде и все равно. Он устал, устал думать, устал решать, устал от Арсения, который сейчас нервно потирает пальцы друг о друга, гремя наручниками, и вообще не смотрит на него.

— Куда мы едем? — спрашивает без особого интереса, просто чтоб не молчать.

— В одну из подпольных клиник оцифровки и хранения сознания в нижнем городе, — откликается де Сото.

В его глазах мелькает жалость, но направлена она на Арсения.

— Такси в нижний город обычно не летают.— Обычно. Сегодня я веду.

— Класс.

Антон пихает Арсения коленом, и Арс прижимает его руку к сидению. Через секунду Антон понимает зачем — вместе с эмпатином сквозь кожу проникает чужое раскаяние и горечь.

— Мог бы и ртом.

— Отсосать? — хмыкает де Сото.

— Ты мне предлагаешь? — Антон раздвигает ноги. — У меня после ваших пыток вообще встанет?Джимми пожимает плечами.

Машина сносит столб. Антон ударяется головой о потолок и ощущает пальцы Арса у себя на щеках и боль в шее, которую пытаются снова сломать. Де Сото бьет Арсения по лицу, впечатывая в дверь такси.

— Кадмин, блядь. Ребят, успокойте его.

Арсению в висок прилетает прикладом бластера, и он заваливается на Антона.— Может хватит его калечить?

— Это уже личное. Давно хотелось дать ему пизды.

Машина хлопает воздушной подушкой, приземляясь. Антона вежливо просят выйти из такси, даже дверь открывают. Арсения, матерясь, закидывает к себе на плечо де Сото. И они медленно доходят до неприметной грязной двери, утопленной в землю на полметра. Окон в здании нет, просто серая бетонная коробка, запорошенная пылью. С крыши вьется черный дымок, распространяя отвратительный запах горелой человеческой плоти. Антон, теряя последние блики солнечного света и надежду, спускается по лестнице вниз и морщится, когда Арсения, не церемонясь, роняют на бетонный пол небольшой комнаты. Женщина за стойкой приветствует де Сото и указывает на коридор позади себя.

— Проходите, Антон, — говорит один из посланников.

Непонятно, зачем они сохраняют подобие вежливости, если собираются его пытать.

Узкие стены смыкаются над головой. Антон идет по коридору к врачу в белоснежном халате, стоящему в лучах яркой, режущей глаза лампы. Паники все еще нет, как и желания выяснять, что с ним будут делать. Эмпатин доносит ощущения очнувшегося Арсения, которому прилетает по ребрам. Антон кривится. Врач просит его лечь на кушетку и тут же брызгает в шею гипоспреем. По телу разливается неприятное холодное онемение. Антон теряет сознание, напоследок услышав полный отчаяния вопль Арсения.

***Арсений забегает в метро, кутаясь в куртку, которую бессовестно снял с какого-то рабочего андроида на улице. Минусы обретения человечности валятся ушатом холодной воды за шиворот. В этот раз даже не фигурально. Капли дождя стекают с волос на шею, морозят спину до несвойственной пластиковому телу дрожи. Арсений давно перестал имитировать реакции на раздражители, он реально чувствует. Боль, холод… любовь. Голограмму Антона, счастливо улыбающуюся с неба, видно сквозь окна метро. Страх за него накатывает удушливыми волнами. Арсений сжимает руки в кулаки и переводит взгляд на свое отражение. Светлые волосы, зеленые глаза, худощавое тело — Арс, сам того не заметив, воссоздал себе оболочку, похожую на Антона.

В метро грязно, земля, занесенная людьми на обуви, смешивается в отвратительную темную жижу. Арсений пальцем зачем-то очищает мысок своих ботинок, хоть и понимает, что это бесполезно. Холод и грязь его коробят. Пульсация живых граффити на стенах входит в резонанс с некоторыми внутренними системами и вызывает головную боль.

Он ныряет к себе в голову, чтоб отстраниться от реальности, серой и безрадостной.

Камски плавает в реке, разгребая руками лепестки сакуры. Увидев Арсения, дружелюбно машет ему и переворачивается на спину. Пение птиц заглушает тихие слова приветствия. Арс садится на берегу у самой воды, задумчиво перебирает мягкую траву, срывает и пробует на вкус. Горько. И ему горько.

— Мистер Камски, вы сказали, что я пойму, где искать Черную сотню. Но я не понимаю.

— Подсказки должны быть везде.

— Помогите мне их найти.

Камски вылезает на берег с другой стороны, выхватывает из воздуха полотенце и смотрит на Арсения как на идиота.

— Я не могу тебе помочь, я ведь человек. Знаки, оставленные андроидами, видят только андроиды.

— Я не вижу.

— Внимательнее будь.

Он тянется к алым плодам сакуры, набирает целую горсть и сует в рот.

— Это несъедобно, — предупреждает Арсений.— Знаю. Так сделай съедобным.

Арс меняет сакуру на привычную глазу вишню. Смеется, когда Камски забирается на дерево и ест ягоды, обливаясь соком.

— Подсказки повсюду, Арсений, перестань их игнорировать. Что у тебя в голове вообще?— Вы.

— А это тогда кто?

Мягкая ладонь ложится на шею и щекочет короткие волоски, лохматит затылок. Тонкие длинные пальцы Антона и его дыхание Арсений узнает сразу, ему даже оборачиваться не надо. Кольца холодят кожу.— Арс, не грусти, все хорошо будет.

— Хочу увидеть тебя в реальности.

Антон опускается на колени перед Арсением и целует его аккуратно. Смотрит нежно, до боли в груди. Идеальная проекция соскучившегося влюбленного сознания.

— Тогда давай поскорее встретимся.

Арсений ухватывает еще один поцелуй и заставляет себя вынырнуть в мрачную реальность. Там Антон тоже улыбается ему. В рекламе его счастливое лицо крутится зацикленным видео. Арсений, кажется, стоял за кадром и пританцовывал в такт студийной музыке. Антон ржал с него. Голограмма мерцает в сером небе, иногда заходясь помехами, и Арсений видит пульсирующую темноту за ней. Четкие края цифр поглощают свет, создается впечатление, что это портал в небытие, черная дыра. 100. Знак действительно сложно не заметить. Арсений даже не столько видит его, сколько слышит — странное чувство скребется в системах. Антон как-то говорил, что в детстве различал вкус у цвета — он пытался объяснить странные человеческие ощущения. Красный — сладость, желтый — соль и горечь. Так Арсений узнал, что Антон ненавидит рыбий жир и что Антон жрал красные салфетки, когда ему было пять. Хотелось посмотреть на Антона в детстве, познакомиться с этим ребенком, поболтать, понять, почему из него получился такой взрослый. Арсений жалеет, что сам ребенком никогда не был.

Черные цифры пульсирует все отчетливее. Арс слышит расходящиеся темнотой лучи, чувствует чужеродную информацию, проникающую в его системы. В сознании мгновенно возникает понимание, где искать Черную сотню.

***Антон приходит в себя от грохота взрыва, сотрясающего стены, штукатурка сыплется с потолка, усеивая пол, забиваясь в глаза и противно щекоча тело. Антон понимает, что раздет догола.

Он женщина. И у него месячные.

Ощущения ужасающие. Тело болит не потому что его били, а просто так. Кожа жирная, будто он не мылся неделю. Грудь ноет. Потрясающе, у него сиськи четвертого размера, завалившиеся в бок, когда он поворачивается, пытаясь встать. Поясница простреливает болью. Копна грязных спутанных волос цепляется за пальцы и путается в предплечьях и подмышках. Антон выдирает клок и вскрикивает.

Чужой видоизмененный углерод в точности копирует, взяв из его памяти, фрагмент омерзительной полицейской операции, когда они с отрядом искали пропавших девушек, похищенных маньяком. И вот сейчас Антон сам на месте этих девушек.

— Как-то раз одна моя подруга, не помню кто, — от безжизненного, тихого голоса Арсения Антон вздрагивает, — напившись почти до бесчувствия, сказала: ?Арс, женщины — это особый вид. Тут не может быть двух мнений. Мужчина — просто мутация, имеющая больше мускулов и вдвое меньше нервов. Машина, умеющая только драться и трахаться?. Мой личный опыт перекрестнополой загрузки в оболочку подтверждает эту теорию. Быть женщиной — испытание чувств, невыносимое для мужчины. Осязание, прикосновение значат гораздо больше, образуя канал связи с окружающим миром, который мужская плоть инстинктивно стремится наглухо закрыть. Для мужчины кожа — защитный барьер. Для женщины — орган общения.[1]— Тебя сильно головой приложили, — замечает Антон, подходя к прикованному к стене цепями Арсению и опускаясь на колени.

Арс не поднимает взгляд и продолжает:— Возможно именно вследствие этого качества у женщин болевой порог гораздо выше, чем у мужчин. Однако раз в месяц менструальный цикл низвергает женщин на самое дно. Поэтому тебя поместили в женскую оболочку. Ты сможешь вытерпеть больше боли, но будешь чувствовать ее острее.

— Понятненько. Вытаскивай нас отсюда, — Антон трясет чужую ногу, схватившись за колено. — Ты же посланник.

Арсений грустно фыркает.— Никогда во мне не сомневаешься.

— Ты и не ошибался никогда на моей памяти.

— Постоянно, ты просто предпочитал не замечать.

— Пора снять розовые очки?

— Антон, я облажался. Прямо сейчас я крупно налажал, — Арсений рычит. — Я не могу вытащить нас, не могу остановить их, единственное, что могу — смотреть и чувствовать отвращение к себе.

— Должны быть какие-то варианты.

— Ты должен попытаться остановить собственное сердце в реальности. Убить себя и перезагрузиться.Арсений потирает рот рукой, звеня цепями.— Очередная фишка из арсенала посланников? Ты так умеешь?— Да. Я умею выныривать в реал и менять чужой углерод. Но сейчас все это бесполезно, вытащить тебя я не могу.

— И долго ты обучался?

— Годы.

— Класс, — стонет Антон. — Предлагаешь мне освоить умения, на которые у тебя ушли годы, за час?— У тебя нет часа. Здесь за это время пройдут сутки, ты сойдешь с ума.

— Блядь.

— Антон, ты уже останавливал свое сердце три раза, после того как мы разбились. Попробуй снова.

— Может вынырнешь и просто убьешь меня в реале?— Я там под седативными и связан.

— Ладно, — Антон бездумно выводит пальцем на полу три буквы чужого имени, замирает на ?с?. Смахивает, но Арсений успевает увидеть, потому что выдыхает громко и рвано. — Ладно. Как мне это сделать?

— Какая у тебя тогда была мотивация умереть? — спрашивает Арсений.— Ты.— Хреновая мотивация.

— Для умереть — самое то.

— Ты бы остался со мной в видоизмененном углероде?— Тогда да! Но сейчас мне нужно спасать Арсения.

— Цепляйся за него. Представь его. Представь, что ты умираешь.

— Сижу представляю, — Антон замирает, хмурится, хлопает себя по колену и ржет. — Нихуя. Плохо объясняешь. Лучше скажи, сильно ли отличаются пытки в реальности от виртуала?— Тебя пытали?— Бывало. Неважно.

— Здесь тебя могут убить десятки раз разными способами. Я вообще не понимаю, почему ты такой спокойный.— Потрахаемся? Я вроде ничего в этой оболочке.

— И шутишь еще, блядь.

— Это не шутка, это предложение. Раздевайся.— Антон.— Что, Антон? Если я сейчас хотя бы на секунду задумаюсь о происходящем, то впаду в истерику.

Арсений наконец поднимает голову, стукаясь затылком о стену. У него затравленный взгляд с горечью на дне зрачков.

— Прости меня. Антон я…— Арс, я заебался, — перебивает Антон и орет во все горло. Собственный тонкий визг режет уши.

— … люблю тебя.

Антон мгновенно осекается и закашливается.— Ой, иди на хуй.

Он поднимается с коленей и оглядывается. Помещение маленькое, тусклый свет дает одинокое окно под потолком. Антон кое-как подтягивается, зацепившись за подоконник — за стеклом белеет чужой непрогрузившийся видоизмененный углерод.

— В чьем мы сознании? Де Сото?— Да. И я не шутил. Я люблю тебя.Антон спрыгивает и потерянно пялится в стену перед собой.— Мне пиздец. Я сегодня умру без возможности восстановления по стеку?

— Нет.

— Тогда я не понимаю, почему ты мне это говоришь.

— Издеваюсь, — честно признаются за спиной голосом де Сото.

Антон вздрагивает и оборачивается. На лице Джимми расплывается гадкая улыбка.

— Извини, заменил Кадмина пару минут назад. А вот и снова он.Арсения выталкивают из воздуха двое посланников, материализовавшихся плывущей сеткой разноцветных пикселей. В следующую секунду Арс оказывается подвешен за запястья к потолку, а Антон, лежащим в кресле, похожем на гинекологическое.

— Ебать, — вскрикивает Антон.— Угадал, — де Сото демонстрирует паяльник в правой руке и газовую горелку в левой. — Ебать тебя будем.

Антон пытается сдвинуть ноги, но ремни, затянувшие лодыжки, не дают. Руки тоже скованы. Кто-то опускает ладонь на грудь, сжимает пальцы, ведет вниз по ребрам и бьет в живот.

— Де Сото, — тихо говорит Арсений, — ты же понимаешь, что я найду тебя и сделаю с тобой все, что ты сейчас сделаешь с ним?

— Разберемся, Кадмин. Пытки лучше, чем стирание в любом случае.

Антон поворачивает голову, Арс тут же перехватывает его взгляд.— Смотри на меня.

Антону всегда казалось странным, что человеческому телу доступен лишь один вид наслаждения — секс. И тот иногда бывает болезненным. Можно еще конечно добавить удовольствие от принятия ванны, массажа, вкусной еды, но по факту все это хрень собачья по сравнению с оргазмом. До оргазма доводят, касаясь, гладя, щелкая, облизывая, щипая, кусая, отсасывая. Собственно и все. Зато количество разных способов причинения боли Антона просто поражает. Забавно, что можно сознательно лишить себя наслаждений, как делают некоторые приближенные к Богу люди, но нельзя уйти от боли. Ты все равно порежешься ножом, обожжешься о горячую сковородку, сломаешь руку, наткнешься пяткой на гвоздь, полюбишь не взаимно. Хотя последнее и не имеет отношения к телу, но ноет все равно где-то за ребрами.

Привыкнуть к удовольствию легко, к боли — нет. Невозможно подготовить себя к тому, что тебе сожгут дотла ноги. Вырвут ногти. Будут гасить сигареты о грудь. Будут засовывать раскаленное железо во все дыры, которые есть в теле. Нельзя подготовить к боли.К унижению.К истязаниям.Раскаленный докрасна металл погружается в тело, прожигая кожу словно полиэтилен. Боль невыносимая, но гораздо страшнее наблюдать за происходящим. Твой собственный крик, в который ты еще совсем недавно не мог поверить, теперь стал привычен слуху. Ты понимаешь, что этим не остановить мучителей, но все равно кричишь, умоляешь…[2]Антон захлебывается. Он терял сознание уже раз пять, но не умер. Даже предположить не мог, что способен столько выдержать. Арсений хрипит ругательства и угрозы, сорвал голос, потому что орал вместе с ним. Дергаясь в опутавших его веревках, стер запястья в мясо. Кровь бежит по рукам до шеи, скапливаясь во впадинах над ключицами. Антон замечает это только потому, что его на какое-то время оставляют в покое, истерзанного и израненного. Дают возможность подумать о том, что с ним уже сделали и, что гораздо важнее, еще не сделали. Лихорадочный бред, наполненный картинами того, что ждет впереди, является почти таким же действенным орудием в руках мучителей, как острые ножи и раскаленное железо.Арс шепчет что-то одними губами. Антон плывущим зрением различает только: ?Господи, пожалуйста?. Сейчас они в камере одни.

— Почему я не умираю? — хрипит Антон.— Ты умер уже двадцать четыре раза.

— Не помню.

— Хорошо. Это хорошо.

— Сколько я еще выдержу, прежде чем свихнусь?— Не знаю.

— Блядь, Арсений, сделай что-нибудь.

— Я не могу, ничего не могу.

— А я должен остановить свое сердце, хуй пойми как? Подойди сюда, я тебе уебу.

Антон манит его окровавленной фалангой указательного пальца, скривившись, когда видит мясо на месте ногтевой пластины.

— Подойди, я знаю, это ты можешь.Веревки с рук Арсения исчезают, но ему даже шага сделать не дают.

— Замри, — предупреждает де Сото и тыкает в нос Антона пока холодным паяльником.Посланники роняют Арсения на колени, заламывая руки за спиной.

— Дернешься, я оболью его бензином и заживо сожгу.

Антона начинает трясти. Он думает, что хуже уже некуда, но вот в него вставляют железо и нагревают медленно, предоставляя возможность осмыслить происходящее. Крик переходит в булькающий плач…— Остановись, я прошу тебя. Я умоляю, де Сото. Я, блядь, готов на что угодно.

— Я не могу остановиться, Кадмин, мне еще не сказали, хватит.

Крылья Арсения пикселями расправляются в воздухе, он сносит посланников, удерживающих его, с ног. Вбивает в стену де Сото, который растворяется пылью и материализуется рядом с Антоном с канистрой в руках. Арсения скручивают снова. Антон находит силы посмотреть в голубые глаза, яркие-яркие на бледном лице. Ощущения оболочки резко меняются. Боль остается только в голове, а у тела, теперь определенно его собственного, мужского, дергается щека и зудят кончики вновь появившихся ногтей.— Ненененене, — Арсений взвывает на одной ноте, голос из шепота уходит в визг.Антон захлебывается выливающимся сверху бензином. Де Сото достает из воздуха горящую спичку.

— Кадмин, не делай хуже, чем есть.Спичка падает Антону на грудь, ярко вспыхнув. Крышу помещения срывает и уносит вверх, и с темного предгрозового неба проливается дождь, прибивая занявшееся пламя.Де Сото удивленно поворачивается к Арсению.— Как ты умудряешься создавать такой детальный мир в моем, блядь, углероде?

Антон думает, что это Арсений даже не разошелся.

Небо прорезает молния и бьет прямо в де Сото.

Разошелся.

— Антон, ты должен хотя бы вынырнуть, — кричит Арсений.

Порывы ветра швыряют потоки воды в лицо.— Да как?

Де Сото появляется позади Арсения, протыкая его грудь ножом.

— Я сейчас убью тебя в реале, — шипит он. — Выпотрошу, сердце вырву, кишки скормлю бродячим собакам нижнего города.Арс падает на колени, и де Сото кровожадно проворачивает нож, бьет наотмашь по лицу.Антон цепляется за последнюю фразу и вдруг четко вспоминает ощущение своего застывшего сердца — куска мяса, переставшего качать кровь, просто потому, что Антон хотел Арсения себе хоть где-то, пусть даже в виртуале.

У его смерти голубые глаза, мягкие руки и родинки, убегающие по щеке вниз на шею, по плечам, спине и бедрам.

— Ты в моей голове. Останься со мной…— Между виртуальностью и жизнью есть одно простое отличие. Здесь тебе кажется, что существование всего поддерживается тобой…— Хватит, — кричит Антон. — Хватит, мать вашу.

Он стремительно приходит в себя. В голове все еще звенят отголоски боли, а руки судорожно ощупывают тело, пытаясь зажать уже несуществующие раны.

— Ой, Антон, тебе сюда нельзя, — говорит Оксана.

Она удивленно смотрит сверху вниз и протягивает руку, помогая Антону подняться.— Почему нельзя?— Если ты попал сюда, значит в реальности умер.— И хорошо.— Нет, — вскрикивает Оксана, — если ты умрешь, Арсений будет плакать.

— Плакать? Никогда не видел, чтоб он плакал.— Я тоже не видела, но слышала. Он часто плачет.Антон прикладывает руку ко лбу и тяжело выдыхает.— Я его убью.