Глава 8, в которой герои узнают кое-что о ставке Гитлера (2/2)

Одинок даше с ними

Я сам палачь

Я сам и жертва

Миледи , я знал её как девушку простую с улици

Как молодую красотку

И она легко играет роль

Ей эта роль по зубам

Я палачь отомстить ревнасть , боль ..

Прости , Анна но это я не сам это моя ревнасть .... ?Не то, совсем не то!? - в досаде пробормотал Алексей Егорович. Найденный текст явно относился к мушкетёру Атосу. Но поскольку оный мушкетёр нашёл родственную душу в затонском сыщике, сойдясь с ним на почве любви к коньяку и картам, то об этом открытии журналист решил мстительно умолчать. Пусть, пусть помучается! К тому же, письмена явно не принадлежали к эпохе Второй мировой. Алексей Егорович продолжал скрести с тем же усердием, как в углу скребет мышь. Вдруг что-то упало, звякнуло, разбилось, разлетелось – стена внезапно закончилась и перед завороженными глазами малиновского резидента разверзлась неизвестность.

Затаив дыхание, Ребушинский приблизил зрачок к образовавшейся дыре и заглянул в подпространство. Подпространство в ответ взглянуло на него, и шумно вздохнув, прохрипело:

- Я твой отец, Люк!

Голос ворвался в сознание и дробью отбивал слова.

?Это морзянка?? - озадаченно подумал Ребушинский. Подпространство тянуло к нему длинные руки, покрытые чёрными волосами, с широкими запястьями и ухоженными пальцами по одному перстню на каждую. Алексей Егорыч шарахнулся прочь, неизвестно почему пытаясь пересчитатьв штольманах то ли перстни, то ли пальцы. В воздухе отчётливо запахло резедой.

- Ты не он? – разочарованно спросило подпространство. Рука, упиравшаяся локтем в столешницу, так и застыла, раскрыв пальцы веером.

- Не я! – пискнул Ребушинский.

- Тогда заковыряй обратно!

Проклиная свои ошибки, резидент схватил мочальную кисть и ведро с мелом, спешно замазал дыру на стене и опрометью кинулся прочь. Добытые с таким риском для его бесценной жизни Вернувшись в штаб Сил Альянса, располагавшийся на старой мельнице, Алексей Егорович вновь едва не подвергся атаке ревности. Но поскольку самообладание его было не столь железным, как у Райхенбаха, он впал в отчаянье и едва не сполз по косяку, когда увидел, что Анна Викторовна вернулась раньше него и уже с азартом наносит на план огневые точки противника, которые любезно показал ей командир дивизии. Штольман глядел на неё с тихой нежностью и восторгом и тискал за спиной неведомо откуда взявшийся аленький цветочек.

Но что со Штольмана взять, кроме уголовного дела? Беда в том, что и Штирлиц относился к принесённой девушкой информации весьма благосклонно. - А ещё, Яков Платонович, обратите внимание вот на это. Когда Райхенбах потерял сознание, его дух продиктовал мне: ?Кругом землянки, дзоты, палатки. Бессметное количество немцев?. - Бессметное – то есть, без сметы? – нахмурился сыщик. – А сметы у них составлены в рейхсмарках или в штольманах? Не помните? - В штольманах, - уверенно сказала барышня Миронова. – Я это очень хорошо запомнила. Дело-то, как обычно, в деньгах? - А диспозиция и впрямь какая-то чудная, - Штирлиц склонился над планом, нанося на причудливую линию малиновского фронта дзоты и землянки. – Землянка как новый вид укреплений? - Ну да! – нетерпеливо воскликнула затонская духовидица. – Он их так и называет: ?оборонительные укрепления?. Видимо, у него есть в запасе и укрепления наступательные. А ещё военное положение в каждой землянке. И телепорт – возможно, в одной из них же.

- Да погодите вы! – ворвался в разговор возбуждённый Ребушинский. – У меня!.. я принёс действительно важное! Вот здесь, смотрите! Это же стратегические планы Райхенбаха: он убеждён, что Красная Армия попытается завладеть Никополем и затем дойти до Киева, и готовится отражать наступление! Штирлиц и Штольман потрясённо переглянулись.

Дух Карла Маркса склонился над картой боевых действий и голосом Копеляна произнёс: - Красная Армия, пребывая, в блаженном неведении о стратегических построениях бригаденфюрера, успела полностью освободить Киев к 6 ноября 1943 года совершенно независимо от Никополя, но несгибаемую уверенность Райхенбаха это не поколебало. Штирлиц начинал подозревать, что немецкий генералитет встретил исчезновение военного новатора в пространственно-временной аномалии под Малиновкой коллективным вздохом облегчения. Никополь наши войска освободили только через три месяца после описываемых событий - 8 февраля 1944 года. - Брикеты, полукруглы, оборонительные укрепления, состоящие из дзотов и землянок, фронт, стянутый в одну точку. А Райхенбах – действительно новатор в военном деле! – подытожил Штольман. – Ни одна военная академия мира не учит своих курсантов таким тонкостям. - Теперь я понимаю, почему его спровадили из Италии, едва там запахло порохом, - задумчиво сказал Штирлиц. - Его присутствие на фронте – настоящая катастрофа для любой армии, где он сражается.

- Неясным остаётся одно, - вздёрнул бровь Яков Платонович. – Как с такими талантами он дослужился до бригаденфюрера?

- А это потому, что в ставке Гитлера все малахольные! – жизнерадостно сообщил стратегам Горбунков, появившийся в дверях. - Ну вы откуда знаете? – поморщился Штольман.- Да об этом вся Красная Армия знает, - лицо Горбункова выразило великолепное недоумение, – а мне один авиамеханик сказал. - Во всяком случае,те, кто встречался с Райхенбахом, - пробурчал Штирлиц. - Там это… ребята горючего добыли, - доложил Горбунков. – Будете? - Семён Семёныч! – укоризненным хором откликнулись Штирлиц и Штольман и дружно покосились на Анну Викторовну. Анна же Викторовна просто подошла и отправила Балбеса в нокаут метким ударом сковородки. - Только через мой труп! – воскликнула она. Штольман поёжился, уловив в её голосе металлические интонации маменьки Марии Тимофеевны. Алексей Егорович тоже поёжился и понял, что сегодня он, пожалуй, не будет настаивать, чтобы ему присвоили звание Героя Советского Союза. Барышня Миронова в таком настроении, что это может быть попросту опасно. К тому же, душа журналиста настоятельно требовала немедленно начать лечение водкой. Лишь мысль о сковородке останавливала.